Волчья река

Весна в этом году пришла рано. Тёплое майское утро наполнено щебетанием

птиц, песчаный берег реки чист. На этом берегу сидят двое мужчин: один лет

тридцати и второй лет пятидесяти. Тот, что помоложе, – высок, хорошо одет, на нём

прекрасная укороченная куртка, обувь совсем новая, золотые часы на руке.

Пройдясь в одну и в другую сторону по берегу, молодой остановился совсем

недалеко от кромки воды, и было хотел расстегнуть ремень.

– Только попробуй! – вдруг резко прервал молчание тот, что был постарше.

– Ты что? – удивился тридцатилетний.

– Ничего! Кустов вокруг тебе мало, что ли? – мужчина медленно повернулся и

взглянул на молодого так, что желания перечить больше не возникало.

Тот, что старше, был одет в старую удлинённую куртку, спортивные штаны и

большие резиновые сапоги. Из-под куртки виднелся чёрный джемпер. Некогда

чёрные, а теперь полностью седые волосы были коротко острижены.

– Ну, чё ты взъелся? Вон смотри на том берегу вообще машину моют и ничего,

а тут я всего лишь… – молодой говорил неуверенно, быстро и его тут же прервали.

– Они – придурки. Я о тебе был другого мнения, но чувствую, что ошибался.

Там вон ниже по течению люди живут, наверняка купаются в этой воде, а вы… –

мужчина закурил.

– Кончай нудить, тоже мне, – тихо проговорил молодой.

– Эх, мудаки вы мудаки! Не понимаете… У реки ведь душа есть, а вы в неё

гадите, – мужчина второй раз подкурил погасшую сигарету.

– Ну какая душа, ну чё ты гонишь, – с кривой улыбкой проговорил молодой.

– Я гоню? Неет. Сколько живу здесь, а всё удивляюсь душе этой реки. Вот

бывало ребёнок подойдёт, только ногу чуть засунет, а его река тут же и забирает. А

иной ребёнок вот уже и по уши залез и практически захлебнулся, а река его на берег

выносит. Иной взрослый вон пойдёт воды зачерпнуть, хоп – и нет его. А иной с моста

по пьяни сиганёт, переломается в трёх местах, а река его и не берёт как падаль

ненужную. Неет, у этой реки есть душа. Она часто решает – кому жить, а кому нет. А

вон ещё бывали случаи когда мужики иного ненужного в проруби притопить

пытались, а не получалось, сами в полынью попадали и не выплывали, а ненужный

выбирался и ничего, – мужчина то и дело затягивался и выпускал огромные клубы

дыма.

Молодой слушал нехотя, но внимательно.

Немного помолчав, старший продолжил:

– Я вот каждую весну прихожу на берег этой реки и здороваюсь, желаю ей

здоровья. И уж сколько раз мне представлялся случай не выйти из воды, а всегда

выходил, в какой бы омут меня чёрт не тянул, а выходил.

– Кириллыч, ты крещёный, а это шаманство какое-то! – улыбался младший,

присаживаясь на корточки и опуская руку в воду. – Холодная ещё.

– Ты, Илюха, тридцатник разменял, а ума как у пятнадцатилетнего и бравада

всё та же. Выглядишь на рубль, а душа копеешная.

– Бабы модных любят, – Илюха прищурился и посмотрел на стоящего над ним

Кириллыча.

– Бабы разных любят, – Кириллыч засунул руки в карманы и направился к

своей машине.

Пока Кириллыч поднимался на высокий и крутой берег, Илюха не вынимал

руки из воды, он о чём-то серьёзно задумался. Только звук заработавшего двигателя

Лендровера Кириллыча вернул Илюху в лоно реальности.