Суд божий

Роман Викторович сидел за столом в ординаторской и, записывая что-то в картах

пациентов, раскладывал их по разным стопкам. И пусть рабочий день был уже закончен, доктор

домой не торопился, он привык уходить с работы только тогда, когда считал, что на сегодня дел

уже больше нет: все истории заполнены, назначения сделаны, всё проверено. Такая манера работы

была очень удобна для его коллег, они всегда могли обратиться к нему если что-то вдруг

случалось. Доктору было за пятьдесят, семьи создать у него не получилось, так как он слишком

предан своей работе. Семьёй для Романа Викторовича стал коллектив его хирургического

отделения. То, как сложилась жизнь, доктора вполне устраивало, и он считал себя вполне

счастливым.

Тишину в ординаторской нарушил звук скрипящих дверных петель. На пороге появился

молодой человек в расстёгнутом плаще, обрызганных ботинках, волосы его были растрёпаны,

рубашка помята. Высокий, худощавый, он, по всей видимости, очень торопился, так как не успел

отдышаться. Звали молодого человека Костей, в отделение он пришёл совсем недавно. Обучаясь на

первом курсе мединститута, он устроился в отделение на должность медбрата, другого места для

него не нашлось. Косте очень хотелось после окончания института устроиться именно сюда,

поэтому даже такая должность его вполне устраивала.

– Ух! Роман Викторович, добрый вечер! Надеюсь,я не опоздал? – улыбаясь и раздеваясь на

ходу, поздоровался молодой человек.

Роман Викторович снял очки, потёр усталые глаза и тихо, спокойно проговорил:

– Костя, вы удивляете меня каждый раз. То вы опаздываете на целый час, то вдруг

прискакиваете раньше на тот же час.

– Ё-моё, да неужели же я прилетел на час раньше? – нервно доставая телефон, пробормотал

Костя.

– Да нет же ! – радостно воскликнул Костя. – Я пришёл вовремя!

Молодой человек с нескрываемым удовольствием протянул телефон Роману Викторовичу,

чтобы тот сам мог убедиться в правоте Кости.

Роман Викторович нехотя взглянул на экран телефона Кости, затем посмотрел на свои часы

и часы, висевшие на стене ординаторской.

– Костя! – вздохнул доктор, – ваше приспособление вам бессовестно врёт.

Выражение лица Кости изменилось, он помрачнел.

– Как так получилось? – уныние лишь на секунду овладело молодым человеком, потом от

него не осталось и следа. – Пришел раньше? Ну, значит так нужно! Давайте чай попьём? Тем

более, что у меня есть целый час. Вера Фёдоровна мне тут на днях такой классный чай

посоветовала, я его с собой на смену принёс, если не забыл, конечно же.

Молодой человек шарил по своему пакету, с которым он пришёл.

Откинувшись на спинку своего стула, Роман Викторович с нескрываемым интересом

наблюдал за суетящимся Костей.

Пока молодой человек наливал воду в чайник, пока доставал кружки, переодевался, он

постоянно о чём-то рассказывал. Через десять минут доктор уже знал, как и в каком настроении

проснулся Костя, чем завтракал, кто ему звонил и ещё много чего интересного.

Вот кружки стоят на дальнем столике, печенье разложено на блюдце.

– Роман Викторович! Что-то вы сегодня молчаливее, чем обычно, – заметил Костя.

– Просто устал, – присаживаясь к столу, где приготовлен чай, ответил доктор.

– Было много работы?

– Скорее, было много болтовни, – ответил доктор.

– Да, я заметил, что вы любите пообщаться с пациентами, – сказал Костя.

– Общение с ними это часть моей работы. От того, насколько хорошо я смогу их

расспросить, зависит точность диагноза, ведь показатели анализов дают лишь небольшой фрагмент

мозаики картины.

Взяв кружку, Костя подошёл к столу Романа Викторовича и внимательно посмотрел на

карты лежащие на столе. – Давно хочу спросить, зачем вы их всегда делите?

– Делите? А, ты про карты. Одна стопка это те, которые скорее всего пойдут на поправку, а

вторая стопка это те, которые, возможно, не пойдут.

Доктор пробовал замечательный чай и внимательно смотрел на студента перебиравшего

медицинские карты в одной и другой стопке.

– Это стопка обречённых? – спросил студент, указывая на ту, что ближе всего была к нему.

– Да, это она самая, – ответил доктор.

– А что здесь делает Смирнов? У него же вроде нет ухудшений, – с удивлением спросил

Костя.

– Ухудшений нет, как и желания выйти отсюда через парадный вход, – вздохнул доктор.

– Не понимаю, – студент посмотрел на доктора, держа карту в руках.

– Я сегодня осматривал его, и у меня сложилось такое впечатление, что он поставил на себе

большой крест и сдался. Дай ему сейчас ложку с водой, он и в ней захлебнётся.

– Ну, кому жить, а кому умирать, это решаем не мы сами, – студент переложил карту в

другую стопку. – Вот увидите доктор, он будет в порядке. Вы верите в бога?

– По поводу веры это в церковь, а не в больницу. Медицина – это наука и здесь о вере речи

не идёт, – спокойно проговорил Роман Викторович.

– Вы вот так говорите, а все же записали Смирнова в смертники, хотя если судить с точки

зрения науки, то он точно выживет. Значит, лукавите, – ехидно улыбался Костя.

– Помимо уровня сахара в крови или кислорода, есть ещё отношение человека самого к

себе. Нередко отношение к самому себе меняет химический состав его клеток, ритм биения сердца

и многое другое. Это мой друг называется – психосоматика, – доктор рассматривал, что написано

на коробке с чаем.

– Ну вот вы сами говорите, что предпочитаете точность и вера это про церковь, а мне

рассказываете про дисциплину, которая вызывает большие разногласия среди исследователей. Там

речь не идёт о точности, – студент продолжал читать, что доктор написал в картах.

– Я накопил некоторый опыт, работая в нашем отделении, и, основываясь на нём, делаю

выводы. Вот, например, у женщин с больной спиной большие проблемы в отношениях с

противоположным полом. Они не умеют любить, часто у них не было отца, тащат на себе все с

самого детства, а потом лежат у нас. Или, например, сделает человек подлость, а потом раз, –

инсульт или инфаркт. О чем это говорит? Переживал много. Человек сам себе самый строгий

судья.

Костя присел на стул рядом с доктором.

– Значит, Смирнов за что-то себя так казнит, что в тридцать лет решил, что ему уже хватит?

– спросил он.

– Он не идёт на контакт от слова совсем. И мы вряд ли узнаем в чём там дело. К

сожалению, мы лишь приглушаем симптомы, а причину вылечить не сможем. Давно мечтаю, если

можно так выразиться, «прикормить» хорошего психолога, но у нас такое невозможно, – вздохнул

доктор.

– У нас – нет, а вот в частной клинике «прикармливайте» кого хотите. Почему бы вам не

организовать частную клинику? К вам бы люди пошли: вас знают, уважают, любят.

– Я врач, а не предприниматель, да и люблю это отделение, эту клинику, всю жизнь здесь

проработал. И вообще, там где начинаются деньги – там заканчивается медицина. Таково моё

мнение.

– Не соглашусь с вами! – возразил студент. – Вон, посмотрите на клиники Германии,

Израиля и другие. Вон, какие случаи они вытаскивают.

– Вытаскивают, это правда, я лет двадцать назад тоже так думал, сейчас я немного

осторожней в суждениях. Я пришёл к выводу, что сложные случаи до этих клиник в основном не

доезжают: тут либо ящик либо рядовой врач успевают решить проблему. Причём врач чаще. Вон, у

нас в глазном, – Филя. Прям от бога. И заметьте, оборудование новое поставили совсем недавно.

До этого он людям зрение возвращал, имея более скромную материальную основу, не менее

успешно. При их уровне развития техники даже криворукий будет давать неплохие результаты.

– Нет, Роман Викторович! У нас все же медицина больше похожа на суд божий, а там

наука, там просвещение… – бурчал студент.

– Ты в медицине без году неделя, а кидаешься судить. У тебя, видишь ли, мнение.

Вдруг доктор замолчал и чуть погодя продолжил:

– Вот про суд божий. Так уж получилось, что у нас некоторые не в одном поколении

лечатся, и некоторые яркие случаи мне запомнились. Удивительную тенденцию заметил: люди

незлобливые уходят быстро, не являются бременем для близких, а у кого прошлое полно злобы,

либо лежат долгие годы, либо потомство их уходит раньше их самих. Бывают, конечно,

исключения, но чаще всего такие исключения подтверждают правила. Хотя? Какой суд божий?

Опять же психосоматика. Как наши поступки отразятся на наших детях, мы не знаем.

Пройдет больше пятнадцати лет и Костя, а теперь уже Константин Дмитриевич, сидя в

большом шикарном кресле у себя в клинике, вспомнит этот разговор. Вспомнит он его потому, что

решит принять в штат психолога в свою частную клинику.