Лукашенко: "...русское — это не только российское, это и наше..."

3 472

Как Литва стала Нерусью. Упадок и дерусификация Великого княжества Литовского                                                                                             

Выступая перед народом 31 марта 2023 года наш друг и союзник Александр Григорьевич Лукашенко заявил такое:

"Белорусское государство также является полноправным преемником исторического наследия Древней Руси. И пора прекратить все инсинуации на этот счет! Великое княжество Литовское, ВКЛ, как мы говорим, было также русским, это значит восточнославянским, то есть нашим. Для тех, кто обеспокоен темой "русского мира" и кто дрожит от упоминания русских, скажу просто: русское — это не только российское, это и наше".

Александр Григорьевич за последнее время исправил немало огрехов в идеологической и исторической политике Белоруссии, накопившихся за прошлое десятилетие. Вот и в данном случае он провозгласил Белоруссию русским государством. А заодно и Великое княжество Литовское, бывшее могущественным соперником Москвы в претензиях на русские земли в XIV-XVI веках.

Это, несомненно, большой прогресс. Раньше Лукашенко и его чиновники поддерживали идеологию литвинизма – мол Белоруссия это продолжение Великого княжества Литовского, которое не Россия и, строго говоря, не Русь.

А теперь он развернул этот подход в другую сторону – мол Великое княжество Литовское – это именно русское княжество, оно, кстати, так и называлось – Литовское и Русское. ...

Но, все-таки, давайте не упрощать. История Великого княжества Литовского – это история утраты русскости, потери русскости, гонения на русскость, сначала политическими лидерами, потом аристократией, духовенством и горожанами. К XVIII веку только русские крестьяне на территории, оставшейся под властью Литвы, сохранили русскую идентичность. Они-то и стали белорусами.А потомки западнорусской знати изменили и народности и вере, превратившись в ожесточенных русофобов, поляков. Об этом много писал великий русский и белорусский историк Михаил Осипович Коялович, труды которого обязательно нужно прочесть каждому русскому человеку, особенно в Белоруссии.

Именно захват Великим княжеством Литовским западнорусских земель привел к тому, что русской идентичности на огромных просторах Руси, именуемых сегодня Украиной и Белоруссией был нанесен очень тяжелый удар. И причиной этого удара было именно то, что русский народ и русские земли оказались во власти иноплеменников – литовских князей. Если часть из них пыталась соединиться с подданными русскими – и сама стать русской и православной, то другая часть литовской элиты стремилась евроинтегрироваться через союз с католической Польшей и утащить русских за собой. Победи первые – Литва может быть и правда стала бы Русью, но победили вторые и это было предопределено именно тем, что Великое Княжество Литовское было господством иноплеменников над славянами и его история шла в направлении все меньшей русскости.

Давайте вспомним в общих чертах как это произошло.

«Все покорено было Богомъ крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому, дѣду его Володимеру Манамаху, которымъ то половоци дѣти своя полошаху в колыбѣли. А литва из болота на свѣтъ не выникываху…» - так говорилось в замечательном памятнике древнерусской литературы Слове о погибели Русской Земли.

И вот настала болезнь христианам – нашествие батыевой орды. И разгромлены были города великие – и Рязань, Владимир, и Чернигов, и Киев. И в те дни Литва на свет выныкнула.

Как Литва стала Нерусью. Упадок и дерусификация Великого княжества Литовского

В XIII-XIV веках Русь оказалась между двух больших огней – с Востока и с Запада. И угрозой с запада были не столько немецкие рыцари, сколько именно литва – воинственный и дикий народ, двоюродные братья славян, научившиеся воинскому делу в бесчисленных сражениях с напиравшими на него тевтонскими и ливонскими рыцарями. Литовцам в их лесах почти нечего было терять, кроме их скудной жизни, а набегами на Русь они могли приобрести богатство и славу.

«Три у Будрыса сына, как и он, три литвина.

Он пришел толковать с молодцами.

«Дети! седла чините, лошадей проводите,

Да точите мечи с бердышами…

Будет всем по награде: пусть один в Новеграде

Поживится от русских добычей.

Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах;

Домы полны; богат их обычай» -

в этом переведенном Пушкиным стихотворении Адама Мицкевича великолепно передана сама суть литовской набеговой экономики, мало, на первых порах, отличавшейся от ордынской.

Впрочем нет. Вскоре она начала отличаться для долгосрочного будущего Руси в худшую сторону. Золотая Орда требовала у русских дань, угоняла пленников, но она не захватывала напрямую русских городов. А вот Литва приступила к прямому захвату русских земель.

Еще при князе Миндовге в XIII веке были захвачены Новогрудок и Гродно. В 1309 году князь Витень подчинил Полоцк и Брест. Его младший брат Гедемин, основатель литовской династии, захватил Витебск, Минск, Туров, Пинск и Владимир Волынский, а главное опутал всю Западную Русь цепями зависимости от Литвы. Сын Гедемина Ольгерд превратил эту зависимость в прямое подчинение – литовскими стали Торопец, Могилев, Брянск, Новгород Северский, Курск, Чернигов, и, наконец, русская святыня Киев. Племянник Ольгерда – Витовт, последний сильный и независимый правитель Литвы, присоединил к ней еще один древнейший русский город - Смоленск, а заодно и Вязьму, Дорогобуж и даже Козельск, прославленный обороной от монголов.

Казалось, что литовский паровой каток, утрамбовывающий русские земли, не остановить. Тем более, что организованного сопротивления ему долгое время не было – в Литве русские города и веси видели надежную защиту от монголов. В отличие от католиков немцев или поляков в них не видели религиозных и культурных врагов – литовские князья были либо язычниками, либо охотно крестились в Православие.

Князь Ольгерд распорядился использовать в делопроизводстве русский язык, был женат на православных христианках – русских княжнах, все его дети были крещены в православие. Возможно был крещен и он сам – хотя это не помешало ему в 1340-х годах казнить трех Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия.

Однако вся русофилия Ольгерда во многом объяснялась его властолюбием – ему хотелось быть единоличным правителем всей Русской Земли. Он подчинил своему влиянию тверских князей, протянул руки даже на Новгород.

В России и по сей день находится немало историков и публицистов, которые твердят о некоей «Литовской Руси», которая могла бы объединить всю страну от Киева до Москвы под властью Гедеминовичей. Мол тогда мы бы раньше освободились от ордынского ига, были бы ближе к Европе, у нас завелось бы гражданское общество, но, при этом, остались бы русскими и православными.

Именно этот фантом Литовской Руси привел к тому парадоксальному факту, что четверо литовских князей Гедемин, Ольгерд, Витовт, Кейстут, из которых первые трое были прямыми оккупантами русских земель оказались на памятнике «Тысячелетие России».

На самом деле все было гораздо сложнее. Литва с первых шагов своей государственности пыталась вписаться в тогдашнее «Европейское сообщество» - Папски-Императорскую систему отношений в римски-католической Европе и стать равноправной участницей этой системы. Именно у Папы Римского литовские князья искали управы на своих ближайших врагов – тевтонских рыцарей.

Князь Миндовг, первый из великих государей Литвы, принял католичество и королевскую корону от папы, скоро, впрочем, горько разочаровался.

С Миндовгом, впрочем, расправилась группа литовской знати во главе с Довмонтом, который в итоге бежал на Русь, принял православное крещение, стал князем Псковским, сражался и с ливонцами и с литовцами и заслуженно прославлен как святой воин. Искренне православных русифицировавшихся литовцев было много, но князья – ни Миндовг, ни Гедемин, ни Ольгерд к ним не относились, а Витовт так и вовсе стремился культурно изолировать природных литовцев от русских. Становиться Русью они совершенно не становились и захваченные русские земли воспринимали как богатое приданое при движении на Запад.

Однако все мечты Ольгерда разбились о стены белокаменного Московского кремля, новопостроенного святителем митрополитом Алексеем и великим князем Дмитрием Донским. Трижды, в 1368, 1370 и 1372 литва приходила на Москву, дважды подходила к кремлю, но в итоге вынуждена была признать поражение и просить о мире. Первенство московского князя в русских делах было признано, а два сына Ольгерда – Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский приняли на стороне Дмитрия Донского участие в Куликовской битве. Той самой битве, на которую не поспел их брат Ягайло, бывший союзником Мамая.

Ягайло жестоко расправился со своим дядей Кейстутом, прославленным полководцем, не раз бившим немецких рыцарей, бросил в тюрьму своего брата Витовта, и… окончательно подписал приговор призраку Литовской Руси.

В 1385 году он женился на наследнице польского трона Ядвиге. Невеста боялась – ей рассказывали, что жених звероподобен и волосат, но во имя интересов польского государства её уговорили. Была заключена Кревская уния – Польша и Литва объединялись под одним королем, поляки получали массу привилегий, литовцы принудительно обращались в католичество, а русским было объявлено, что они являются гражданами второго сорта.

Оскорбление было нанесено сразу же. Ягайло должен был заплатить 200 тысяч червонцев отступного несостоявшемуся жениху Ядвиги – Вильгельму Габсбургу. И он объявил, что сумма будет собрана исключительно с его русских областей. То есть от русских потребовали еще и заплатить за свое грядущее рабство.

Новокрещеным литовцам-католикам было запрещено вступать в браки с православными русскими под страхом порки. Знатным православным было запрещено занимать высшие должности воеводы и каштеляна, заседать в господской раде. Особо изощренной была благодарность русским после Грюнвальдской битвы 1410 года. В ней король Ягайло и Витовт, ставший к тому моменту великим князем Литовским, зависимым от короля, разгромили тевтонских рыцарей во многом благодаря русским стрелкам из Смоленска.

И вот, одно из постановлений Городельского съезда Ягайлы, Витовта и высшей аристократии Польши и Литвы в 1413 году так и называлось

«Соединение земель Великого княжества Литовского с Польским вместе с уступкою со стороны королевства литовцам гербов и прочих известных вольностей, уступленных литовской (за исключением русских) знати».

Православие к тому моменту уже было гонимо на Галицкой Руси, которая была захвачена непосредственно Польшей. К такому грустному результату привела политика великого воина – Даниила, князя Галицкого. Столкнувшись с ордынским нашествием, он решил искать помощи на Западе, от которого еще недавно оборонял свои земли. Заключил религиозную унию с Римским Папой, который провозгласил его королем. Уния, правда, помощи против монголов не принесла, напротив, ордынцы заставили Даниила ходить с ними в походы на Польшу и Литву.

Зато строитель Львова был провозглашен непосредственным основателем украинской государственности и нации. Его часто противопоставляют герою великороссов Александру Невскому, бившему западных рыцарей и покорявшемуся Золотой Орде.

Конечно, никаким «первым украинцем» Даниил не был, но именно с него началось накопление ошибки, которая в конечном счете привела к бандеровщине, майдану, кружевным трусикам и ЕС, дальше кровь и смерть.

«Король Даниил, король Даниил,

О сколько ты бед нам сотворил:

Руси изменял, Орде поклонялся,

Ляхам доверял, Риму предался

За римскую мы корону твою,

Влачим и поднесь недолю свою» - такие горькие строки написал выдающийся галицко-русский поэт Дмитрий Вергун.

Галицкие князья начали родниться с польскими и венгерскими правящими домами и, в конечном счете, их династия пресеклась, а наследство досталось польскому королю Казимиру Великому, а Волынь была захвачена сыном Гедемина Любартом. Казимир немедленно преступил клятву, данную им православным – от греха клятвопреступления освободил его Римский Папа. Для учрежденной во Львове католической епархии был отобран у православных кафедральный собор, превращенный в костел. Подчиненные православные епархии Казимир, тоже идя по стопам наследников Даниила, решил оторвать от русских митрополитов, к тому моменту уже прочно осевших в Москве, и вытребовал для них учреждения отдельной Галицкой митрополии, которую в канцелярии Константинопольских патриархов обозначили формулой: «Микра Россия», так появилось на свет выражение Малая Русь.

Вот по этому намеченному поляками пути наступления на Православие и пошел Ягайло. Городельскими постановлениями, которые никогда не исключались из законов, хотя и не всегда исполнялись строго, было положено начало превращению Польско-Литовского государства в анти-Россию. Эта анти-Россия, во-первых, вынуждена была подавлять русское православное население, какового в Великом Княжестве Литовском по прежнему было большинство.

Преследования и дискриминация православных то обострялись, то ослаблялись, то ужесточались, но всегда оставались нормой. А, во-вторых, Литва вынуждена была со страхом смотреть на усиливавшуюся Москву, которая была православной, русской и управляясь представителями той самой династии Рюриковичей, которая основала Русь, а значит претендовала на всё русское наследство.

Подчинившая Новгород, Тверь, Рязань, скинувшая ордынское иго, принявшая на свой герб двуглавого орла Москва обернулась Великой Россией.

И вот от Ивана III, Государя и Великого князя Всея Руси в адрес короля польского, великого князя литовского Александра Казимира прозвучал приговор:

«Русская Земля вся, с Божьей волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина: и нам ныне своей отчины жаль; а их отчина - Ляшская земля да Литовская; и нам зачем же от тех городов и волостей своей отчины, которые нам Бог дал, в его пользу отступаться? И не то одно наша отчина, которые города и волости ныне за нами: и вся Русская Земля Киев и Смоленск и иные города, которые он литовский князь за собою держит».

Началось то, что на языке современной политологии называется национальной ирредентой, то есть отвоеванием земель, принадлежащих одной нации у государства другой нации.

«Русские не поддаются никакому убеждению… Едва только великий князь литовский начал обращать их, русских, к единству римской церкви, как князья и вожди их с яростью поспешили предаться к московскому великому князю – защитнику их схизмы» - жаловался краковский каноник Иван Сакран.

Русские князья пограничных земель начали массово переходить на службу русскому государю. В ходя вязкой пограничной войны 1487-1494 годов Россия отжала у Литвы Вязьму, Козельск, Воротынск, Одоев, Белев.

Время открытой схватки настало в 1500 году. Русское войско под командованием замечательного полководца Данилы Васильевича Щени наголову разбило у ВедрОши под Смоленском армию великого гетмана князя Константина Ивановича Острожского. Русский православный вельможа Литвы, чей род утверждал, что происходит от самого Даниила Галицкого, попал в плен, ему конечно предложили службу русскому государю, но он воспользовался этим предложением только для того, чтобы перебежать назад в Литву, оказался патриотом анти-России.

По результатам войны в родную гавань на Москве-реке вернулись 19 городов, включая Чернигов, Гомель, Новгород-Северский, Брянск.

В 1508 году на сторону русских перешел влиятельнейший магнат, полудержавный властелин Литвы при Александре Казимире – Михаил Глинский, которому не нашлось места при дворе нового короля Сигизмунда. Когда между Москвой и Вильно началась новая война, Глинский уговорил Смоленск сдаться Василию III. В 1514 году Смоленск стал наш. Глинский, привыкший быть господином в Литве, надеялся, что город сделают его вотчиной, забыв, что в России только один господин – государь, а все остальные его слуги.

Разочарованный Глинский предал русских, выдал важные сведения литовцам, но был пойман и брошен в тюрьму. Однако его счастье повернулось еще раз – племянница Елена стала новой женой великого князя Василия и родила ему сына Ивана, Ивана Грозного. В этот период звезда Михаила Глинского снова встала высоко, но оставшаяся самостоятельной правительницей племянница уморила дядю в тюрьме за то, что он посмел попрекать её любовником.

В ходе войны за Смоленск Константин Острожский в 1514 году нанес русским тяжелое поражение при Орше, юбилей которого торжественно праздновали белорусские и, что еще оригинальней, украинские националисты.

Теплым летним вечером 2014 года я вошел под своды красивейшего Мирского замка в часе езды от Минска. Первое, что попалось мне на глаза, была огромная, увеличенная на всю высоту средневекового потолка старинная картина. Отважно-жантильные рыцари в блистающих латах сражались с какими-то опасными существами, одетыми в стеганые ватники.

Поскольку стеганый ватник — по научному «тегиляй» — самый распространенный в позднем Средневековье тип русского воинского доспеха, я начал что-то подозревать и нажал кнопку аудиогида. «У нас была великая эпоха, — практически рявкнул цельнометаллический голос. — Великое княжество Литовское было государством европейского типа. Но это не нравилось соседям, особенно Москве, начавшей экспансию на Запад. На картине изображена битва под Оршей 8 сентября 1514 года, где войска Литвы и Польши наголову разгромили силы Московского князя».

Главным оружием Ивана III и его сына Василия III в борьбе за возвращение русских земель были не оружие, а позиция влиятельного русского дворянства Литвы. Владетельные князья устраивали заговоры и массами переходили на службу Москве вместе со своими обширными владениями. В ходе войны 1514 года, после взятия русскими войсками Смоленска, в Литве начали схлопываться структуры лояльности. Переход аристократии и населения на сторону Москвы казался предрешенным. Именно поэтому польскому королю Сигизмунду I была жизненно необходима любая победа, которая вдохнула бы в панов и мещан веру, что дело Литвы еще не совсем проиграно.

Сражение под Оршей дало в руки Сигизмунда такую победу, а потому значение ее в польской историографии раздуто до небес. Войска Острожского столкнулись под Оршей с небольшой — 12 тыс. человек — русской армией, задачей которой было прикрыть Смоленск и не допустить его осады поляками. Эта армия состояла преимущественно из дворянской конницы, не имевшей артиллерии, что в конечном счете и предопределило ее поражение. Вторым фактором поражения стали несогласия между русскими воеводами. В решающий момент второй воевода Иван Челяднин не только не помог первому воеводе Михаилу Булгакову, но и отступил. И тем «князя Михаила выдал», как горько замечает Устюжский летописец.

Много русских ратников погибло, главные русские воеводы попали в плен. Польские хронисты радостно отрапортовали о 80 тыс. убитых московитов, что при размерах русского войска в 12 тыс. означает, что каждого русского убили по меньшей мере 7 раз. Впрочем, большинство рассеявшегося войска, разумеется, спаслось.

Однако никакого стратегического перелома в войне битва под Оршей Литве не дала. Понадеявшегося с помощью изменников взять Смоленск Константина Острожского встретили развешенные на стенах города трупы тех самых изменников. Причем некоторые были облачены в собольи шубы, которые Василий III подарил им за присягу Москве. А когда в 1517 году Сигизмунд отправил Острожского на штурм русской крепости Опочка, то потери литовцев оказались сравнимы с потерями русских под Оршей. «Бесова деревня», — ругался на очередной в русской истории «злой город» Сигизмунд. В конечном счете Москва и Литва пошли на перемирие, оставившее Смоленск за Россией. Сигизмунд, впрочем, мелко отомстил, отказавшись от размена пленных.

Не став знаковым военным событием, Орша тем не менее превратилась для Польско-Литовского государства в пропагандистский фетиш. К европейским дворам были разосланы посольства, которые, безбожно привирая и преувеличивая, рассказывали о великой победе под Оршей. Одному из учеников Лукаса Кранаха была заказана роскошная картина — та самая, которая упоминалась в начале. Железнобокая Европа против ватной Азии. Королевская канцелярия бомбардировала зарождавшиеся европейские типографии трактатами о варварстве московитов. Определенный успех эта пропаганда имела: Священная Римская империя, еще недавно настроенная на союз с Москвой против Польши, заколебалась и стала предлагать с презрением отвергнутое Россией посредничество. А главное — брошенные на европейскую почву зерна русофобии начали прорастать и дали пышные всходы, когда всё та же Польша в Ливонской войне скрестила мечи с «сумасшедшим Иваном».

Результативной, увы, была и внутренняя пропаганда. Бегство русских за московскую границу «вместе с землями», столь популярное при Иване III, после Орши если и не сошло на нет, то потеряло прежние масштабы. Русские перестали казаться непобедимыми. Приграничным мещанам начали внушать, что в Московии «никто не владеет богатством иначе как с разрешения великого князя», и они стали голосовать кошельком.

И вот на этом фоне показательно, как своеобразно вознаградило великого гетмана католическое отечество за эту заслугу: когда король Сигизмунд I назначил победоносного Острожского воеводой и членом господской рады – литовского сената, то сенаторы-католики взбунтовались и стали напоминать, что «схизматик», как называли латиняне православных, не имеет на это права. В итоге королю пришлось просить за Острожского, указывать на его особые исключительные заслуги, и чтобы успокоить оппозицию, – издать специальный указ, гарантировавший, что больше никто и никогда из русских православных таких должностей не получит.

Почему же русские православные магнаты, шляхтичи, даже горожане Польско-Литовского государства оказывались такими пламенными его патриотами, а цепочка переходов в Россию после Смоленская прервалась?

По Западной Руси прошелся не только национальный и вероисповедный, но и цивилизационный разлом. По одну сторону была Россия, Москва, государство, пронизанное сверхидеей православного царства и служения государю, которому нужно подчинить всего себя без остатку. По другую сторону – в Польше и Литве была доведена до предела идея феодальной свободы, «золотая шляхетская вольность».

Литовский магнат, в том числе и русского происхождения, был господином огромных земель, превышавшим размерами иные европейские страны. В этих его владениях были не только села и поля, но и города с замками. Служба была для него делом почетным и выгодным, но, строго говоря, не обязательным. Магнат мог заниматься политикой, участвовать в сеймах, попытаться, вопреки запретам городельских постановлений, пролезть даже с сенат. По сравнению с этими богатыми возможностями служба Москве казалась скучной, а порой, в дни государевых опал, еще и была чрезвычайно опасной.

Высшие сословия Западной Руси постепенно становились непохожими на великороссов, хотя в глубине народной и среди православного духовенства еще долго сохранялось чувство единства. Это чувство единства держалось несмотря на усиленное давление польской пропаганды, навязывавшей Европе и жителям самого Польско-Литовского государства точку зрения, что Россия – это некая «Московия», а «Русией» является даже не вся западная Русь, а только подвластная полякам Галиция.

В 1517 году в Кракове вышел «Трактат о двух Сарматиях» за авторством Матвея Меховского, в котором последовательно проведена идея, что «Руссия» — это территория Галиции со столицей во Львове, находящаяся под властью польского короля. Наряду с нею в Европейской Сарматии расположены «Литва», к которой Меховский отнес не только Смоленск, но и Новгород и Псков, и та самая Московия. Но выдержать последовательно линию «Московия это не Руссия» не удалось даже Меховскому: «В Московии одна речь и один язык, именно русский или славянский, во всех сатрапиях и княжествах. Так, даже вогулы и жители Вятки — русские и говорят по-русски».

Убедить народ Западной Руси, что они с «московитами» чужаки было невозможно. Само западнорусское население разделилось на две близкие, но все-таки неидентичные общности – малорусов и белорусов. Причиной этого стала география – между двумя группами лежали практически непреодолимые Полесские болота, обойти которые можно было только по Днепру. К тому же, если белорусское население столетиями оставалось на одном месте среди своих лесов и болот, лишь изредка тревожимое татарскими набегами, то малорусы оказались в чистом поле, под ударами татарских набегов, они по сути заново отвоевывали свою страну у кочевников, после батыева разорения превративших её в пастбище, таковым, в частности, считались окрестности Киева. Столетиями великие князья литовские и польские короли считались данниками крымского ханства «за Киев» и приносили бусурманам вассальную присягу.

А напор России продолжался – начались ливонские войны, в ходе которых Иван Грозный, не только русский царь и отдаленный потомок Витовта, но и внучатый племянник Михаила Глинского взял Полоцк. Русские требовали не только ближние белорусские города и Киев, но и Галицкую Русь:

«А те городы искони русских государей… а зашла та вотчина за государя вашего некими незгодами после Батыева пленения, как безбожный Батый многие грады русские попленил, и после того потому от государей наших… те городы поотошли» - эти безупречные исторические аргументы русских дипломатов подтверждал голос русских пушек.

Россия настолько превосходила в этот момент своими силами Великое Княжество Литовское, что тому не оставалось другого выбора, кроме как полностью сдаться Польше. В 1569 году под давлением короля Сигизмунда II Августа Литва заключила с Польшей Люблинскую унию, по которому государства сливались в единую Речь Посполитую. Подляшье, Волынь и Киевщина были переданы королем из состава Великого Княжества Литовского в состав Польши – по тому праву, что его предки Ольгерд и Витовт когда-то эти земли завоевали, и он волен ими распоряжаться. На русское население этих земель последний Гедиминович-Ягеллон смотрел как на скот.

Парадоксально, но сломить сопротивление сторонников литовской независимости королю помогли русские по происхождению магнаты и шляхта, стремившиеся уравняться правами с польской. Они не хотели в «варварскую Московию», они хотели быть польскими сенаторами и ради этого поддерживали слияние. Теперь на все огромное государство была распространена польская система взаимоотношений. Во-первых противопоставление панов и холопов, которые мыслились панами как бесправные рабы. Во-вторых, презрение польской шляхты к горожанам. В-третьих, польский анархизм, стремление шляхты всеми средствами ослабить власть короля.

Ну а главное – на всю территорию Речи Посполитой распространился польский религиозный фанатизм.                                                                          Егор Холмогоров https://dzen.ru/a/ZFdYIu4BhDrD...


Грядущее мятежно, но надежда есть

Знаю я, что эта песня Не к погоде и не к месту, Мне из лестного бы теста Вам пирожные печь. Александр Градский Итак, информации уже достаточно, чтобы обрисовать основные сценарии развития с...

С.Афган: «В 2025-м году произойдёт крутой поворот в геополитике...»

Нравится кому-то или не нравится, но гражданин мира Сидик Афган по прежнему является сильнейшим математиком планеты, и его расчёты в отношении как прошлого, так и будущего человечества продолжают прик...

Обсудить
  • Слова Лукашенко не стоят ничего. Не знаю, помнит ли он вообще, что раньше говорил. Навряд ли - потому что постоянно сам себе противоречит - сегодня говорит одно, а назавтра совсем другое. Не случайно он сам признавался, что считает себя больше укроиньцем, чем белорусом.
  • В отличие от западных лидеров Лукашенко представитель реальной элиты со всеми вытекающими, то есть определение идеологии и вектора исторического движения народа Белоруссии. Так, что его мировоззрение это очень даже значимо. Ну, а будет, )))что будет. Мы полагаем, а Бог располагает. Как-то так........ Спасибо, интересно.