Портрет писателя Астафьева на фоне объективности

Пролог

Биографиями знаменитых людей, ставших известными благодаря своим талантам и трудоспособности, увлекаюсь давно. Не только из простого любопытства, но и с некоторой прагматической целью: у таких личностей всегда есть чему поучиться. Ну и, разумеется, иногда они совершали поступки, служащие для нас отрицательным примером и своего рода предостережением: как делать категорически не надо. Целесообразней учиться на ошибках других, нежели на собственных.

Виктор Петрович Астафьев тоже попал в круг моего исследовательского интереса. Помимо внимания к его литературным достижениям я интересовался и его общечеловеческими качествами: характером, манерами, семейными отношениями. И, как обычно, объёмный портрет писателя весьма отличается от плоского портрета, на котором запечатлены – причём местами сильно преувеличенно – лишь безусловно положительные качества изображённой натуры.

Ничего не имею против таланта Астафьева. Он действительно внёс достойный вклад в русскую литературу и заслужил там определённое почётное место. И Национальный центр в Овсянке под Красноярском в честь столетия писателя, вероятно, отгрохали не зря. Пусть сибиряки гордятся тем, что их земляк обогатил русскую культуру добротно скроенными текстами.

Однако истина, как известно, многогранна. Она состоит из разных, порой кажущихся несочетаемыми, правд. И если кому-то достаточно замечать только одну-две правдивые грани, то мне такое миросозерцание скучно и даже оскорбительно. Предпочитаю рассматривать интересующий меня объект в полном объёме.

Ограничиваясь лишь плоскостным портретом (личности или явления, принцип один), человек зачастую дорисовывает остальные, невидимые стороны наблюдаемого (предмета или бытия) своей фантазией. А если фантазии не совпадают с реальностью и скрывают элементы действительности – то эти фантазии однозначно вредны. Ведь когда наблюдатель существует в мире своих иллюзий, он и свою жизнь планирует криво, и окружающим доставляет неприятности.

Недавно я публиковал эссе, где наглядно – как полагается, с цитатами из достоверных источников – показал, что личностью Астафьев был, мягко выражаясь, далёкой от идеала. Подозреваю, что именно критика недостойных поступков Виктора Петровича побудила некоторых моих виртуальных френдов из соцсетей, где я размещаю своё публицистическое творчество, дистанцироваться от меня. Ну и ладно, пусть продолжают игнорировать отрицательные эпизоды из жизни своего кумира, пусть тщатся пребывать в охраняемом мирке их ограниченности. Пусть своё подцензурное невежество считают добродетелью, если им так легче.

А я по-прежнему не стремлюсь нравиться всем. И своё мировоззрение традиционно буду строить в объёмном пространстве, а не в плоском. Мне противно, если люди чрезмерно превозносят заслуги кого-либо и одновременно игнорируют его неблаговидные черты. Знаете, как это называется? Да, лицемерие. Когда по губе почитателя течёт слюна умиления от восхвалений какой-то персоны, но тут же он готов брызгать злобной слюной в сторону тех, кто пытается нарушить его эйфорию полноценной информацией о персоне – это выглядит отнюдь не гармонично. Презираю лицемеров, уж извините меня за эту слабость.

Надеюсь, умным понятно, что я не зловредный критикан, маниакально выискивающий негативные крупицы на дне позитивного моря и радостно вытаскивающий их на поверхность. Я всего лишь стараюсь бороться с однобокостью коллективного восприятия, дополняя перекошенную картину мира недостающими оттенками красок. Мир разнообразней, чем стереотипные установки, которые навязывают доверчивой общественности сомнительные авторитеты и продажные СМИ.

Несомненные достоинства Астафьева так подробно и широкомасштабно расписали везде задолго до меня, что мне просто нет смысла повторяться, ибо ничего нового я тут не скажу. А вот некоторые личные свойства и старательно не афишируемые эпизоды биографии писателя приоткрылись мне только после того как я захотел узнать о нём чуть подробней и заглянул за типовые кулисы дежурного славословия.

Поэтому мои заметки – лишь ДОПОЛНЕНИЕ к объёмному портрету, а не очернение писателя. Повторю: его литературное наследие советского времени – бесспорно ценное украшение нашей культуры.

Оценка деятельности Астафьева

Своё место в литературе Виктор Петрович оценивал адекватно. Вот цитата из автобиографической книги «Знаки жизни» его жены, Марии Семёновны:

«Витя вдруг горячо заговорил о своих ко мне чувствах... Что он знает себе цену как писателю – он ходит не в первых, но и не в последних, а в третьих или четвёртых рядах. Но может ничего этого не быть, если мы не будем вместе».

То есть писатель хорошо осознавал, что в своей профессии он даже не среди вторых, а среди третьих или четвёртых. Тем не менее это великолепный результат, весьма впечатляющий, учитывая стартовые условия Виктора Петровича: всего 6 классов средней школы да полгода учёбы в ФЗО (школе фабрично-заводского обучения), фронтовые ранения, бедность, отсутствие собственного жилья и даже лишней бумаги для записей.

Почётного статуса в литературе Астафьев добился благодаря своему основному качеству: редкостной усердности, стимулирующей умственную работоспособность. Его успех, как мне видится, на три четверти состоял из воли и усидчивости. Талант здесь был не главным (но, разумеется, необходимым!). Именно длительный упорный труд за письменным столом отшлифовал изначально скромный алмаз писательского таланта, превратив его в высоко оценённый и щедро оплачиваемый бриллиант.

В подтверждение процитирую фрагмент из текста красноярского литератора Сергея Кузнечихина о похоронах Астафьева, где про покойного вспоминал его давний пермский друг Роберт Белов:

«...главное, что у него была железная жопа, потому и стал классиком. А мы не стали. Про жопу Витька сам не раз говорил...»

Усидчивость, ещё раз усидчивость и огромное желание стать хорошим писателем сделали из бывшего второгодника-недоучки и неквалифицированного пролетария заметную личность, попавшую в анналы русской литературы.

*

Любопытна характеристика литературного итога всей своей жизни непосредственно Виктором Петровичем, данная в газетном интервью незадолго до кончины.

Корр: – Когда читаешь ваше собрание сочинений, поражаешься: сколько же за всем этим стоит труда, таланта, жизни...

Астафьев: – Из 15 томов наберется томов 10 добра… А так... там говна много, ой, много.

(«Экспресс-газета», 6 декабря 2002 года).

Вопрос – зачем же вы, любезный, соизволили обнародовать свои, на ваш самокритичный взгляд, творческие неудачи? – остаётся открытым.

Была эта самооценка искренней или всего лишь неуклюжей рисовкой перед читателями столичной прессы – нам неведомо. Но что опубликовано вчера, то не прогонишь нынче со двора. Что сказано – то сказано. Будем иметь в виду: одну треть астафьевских творений смело можно не читать. Причём по рекомендации самого автора.

А за цитирование грязных слов прошу мне претензий не предъявлять. Штрихи к объективному портрету должны быть точными. Вполне очевидно, что журналистка «Экспресс-газеты» ничего не перевирает. Наоборот, она подобострастно умиляется сквернословию мэтра: «Он употреблял ненормативную лексику и в своих книгах, и в жизни, и даже на официальных заседаниях, с трибуны... Ему можно».

Ну да, только культурные люди этого себе не позволяют, интеллигентишки всякие. А уважаемому писателю из народа можно без стеснения демонстрировать собственные недостатки. И на людях, и дома супругу регулярно матюгами потчевать (горькая ирония, как вы догадались)... Про отношения Астафьева с женой у меня есть отдельное повествование, поэтому вернёмся пока к суждениям его коллег.

*

Владимир Бушин, тоже фронтовик и писатель (только менее «раскрученный»), так характеризовал своего коллегу в интервью 2012 года:

– Астафьев – в чистом виде оборотень! В чистом! В советское время он говорил одно, потом стал говорить другое. У меня было опубликовано открытое письмо, ему адресованное. Ещё тогда, при жизни. Астафьев имел возможность ответить. Но не ответил. Например, я предъявлял ему следующее: «Витя! Раньше ты описывал какое-то военное событие и говорил, что соотношение потерь было десять к одному в нашу пользу. Теперь же ты пишешь прямо противоположное: воевать мы не умели, завалили трупами... Ну, и как тебе после этого верить?»
...Он промолчал. Потому что возразить было нечего. А потом написал свою «Прокляты и убиты». Ну что тут скажешь? Люди меняются. И человек, который раньше говорил какие-то хорошие, правильные вещи, вполне может измениться и стать негодяем.

Интервьюер (Игорь Шушарин) удивлённо спросил:

– Не совсем понятно, как может человек, за плечами которого уже почти целая жизнь, вот взять и сходу поменять свои идеалы, убеждения на строго противоположные. Должна же быть какая-то серьёзная причина, мотивация?

На что Бушин конкретно и доходчиво ответил:

– Ну что вы! Выгода! Обыкновенная выгода! Горбачёв сделал Астафьева Героем Соцтруда, Ельцин дал средства на издание собрания сочинений в пятнадцати томах. Обыкновенная шкурная выгода! До кучи примешалась якобы обида... дед у него, дескать, был раскулачен. Но в советские годы это как бы забылось, а теперь вот, очень кстати, вспомнилось. При желании всегда можно найти огромное количество аргументов. Но в большинстве своём аргумент один – шкурник! За это выгодно платят – вот и всё!

По мнению Бушина получается, что Астафьев после отмены советской власти показал себя как оборотень-шкурник. Синонимы этого определения: приспособленец, перевёртыш, ханжа. Увы.

*

А вот мнение Юрия Павлова, доктора филологических наук, публициста, члена Союза писателей России:

«В "поздней" прозе Астафьева огромное количество элементарных арифметических, физиологических, литературных, исторических, природоведческих и иных ошибок. Ошибок кричащих, анекдотичных, умом не постижимых...»

И в конце публикации делается вывод:

«Количество и качество фактологических ошибок, допущенных автором повести "Весёлый солдат" и романа "Прокляты и убиты", не позволяют говорить ни о какой солдатской правде Астафьева. Писателя отличают редкая предвзятость, мировоззренческая и личностная заданность видения, вопиющая некомпетентность во многих вопросах, неспособность фактологически точно, логически убедительно, эпически объективно изображать человека и время».

Разумеется, Юрий Павлов подробно, длинно и методично, с учёной занудностью (он же ещё и заслуженный деятель науки Кубани) доказывает свои «обвинения». Желающие могут ознакомиться с этим исследованием на сайте газеты «Завтра» (выложенным 3 ноября 2020 года). А несогласные могут написать аргументированное опровержение. Но, конечно же, не мне, а доктору филологических наук. Я ведь не доктор, анатомированием астафьевских текстов не занимался. Какой с меня спрос?

Угасание интереса к книгам Астафьева

В прошлом веке Виктор Петрович действительно был в фаворе и в почёте. Но сейчас настала другая эпоха. Появились новые писатели, привлекательней и современней. Они оттесняют «старую гвардию». Конечно, Лермонтова, Достоевского, Булгакова и прочих столпов литературы оттеснить невозможно, их творчество – на века. А вот популярность Астафьева в грядущем, по моим прикидкам, никак не просматривается. В скором будущем рассказы и повести писателя будут известны лишь редким любителям деревенской прозы.

Почему? Во-первых, пропал всеобщий народный интерес к его произведениям. Особенно у молодёжи. Ведь Астафьев, в сущности – однобокий бытописатель. Несомненно, его проза познавательна в плане изобилия реалистичных деталей и отображения духа времени. Но не более того. Для пущего понимания и наглядности сравним творчество Виктора Петровича с наследием двух Толстых.

Очевидно, Лев Толстой стилистически писал заметно хуже, красота слога у него практически отсутствует. Зато какой уровень философской мысли – наше почтение! У Астафьева такой глубины нет даже близко, рассуждения о жизни – заурядные.

Алексей Толстой поражает широтой тематического охвата: сказки (один «Буратино» чего стоит!), театральные произведения, фантастические, исторические... А у Астафьева лишь две темы в узком диапазоне реализма: война и деревенский быт с его рыбалкой, охотой и местными нравами. Ну да, у Виктора Петровича есть одна пьеса – но не оригинальная, а как адаптация для сцены собственной «военно-госпитальной» повести («Звездопад»), есть рассказы для детей. Но всё равно это несопоставимо с разнообразием тем Алексея Толстого.

Резюмируем: Астафьев не обладает ни глубиной, ни широтой творчества своих предшественников. Я бы причислил его к условной категории с неформальным названием «русский чукча». То есть это писатели, не выходящие за рамки метода «что вижу, о том и пою (пишу)». Таким, к примеру, я считаю Ивана Бунина. Только Бунин – стилист от бога, камертон изящной словесности, по которому рекомендуется настраивать языковое чутьё (хотя как человек он был дерьмо, но для литературы это никакого значения не имеет). А Виктор Петрович – стилист от усидчивости, поэтому сильно проигрывает коллеге.

Во-вторых, в интернете мною замечены провокационные вбросы панического содержания: «Из школьной программы в России уберут "Гарри Поттера" и частично Астафьева». Журналисты ссылаются на Министерство просвещения РФ, которое в нынешнем году сгенерировало проект приказа, предполагающего внесение изменений в программы школьного образования.

Я, просмотрев упомянутый проект, никаких особенных «притеснений» Астафьева не обнаружил. Разве что некоторые сочинения писателя из перечня обязательных перешли в список рекомендованных. И учитель литературы будет сам решать: обратить на них внимание учеников или пройти мимо.

Если я не ошибся и такая тенденция действительно появилась, то она, скорей всего, продолжится. Школьная программа всё-таки ограничена, а количество писателей постоянно увеличивается, и среди них неизбежно (хотя крайне редко) возникают очень одарённые сочинители.

Да и школьная «обязаловка» – непременно читать утверждённые сверху произведения – абсолютно неэффективный способ прививания детям любви к литературе. И раз у юного поколения нет естественного интереса к трудам Виктора Петровича, то насильственно он уже никогда не появится.

*

Впрочем, охлаждение к творчеству Астафьева замечено не только у молодёжи. Приведу пример из личных наблюдений.

Два десятилетия назад я был редактором ведомственной газеты при банно-прачечном предприятии Красноярска. Перед днём 8 Марта генеральный директор собрал управляющий персонал в актовом зале, поздравил женщин с праздником и подарил им всем... собрание сочинений В.П. Астафьева! То самое, пятнадцатитомное, выпущенное красноярским издательством «Офсет» в 1997-98 годах на деньги, которые выделил Госкомиздат при содействии Б.Н. Ельцина.

Представляете? Каждой сотруднице вручили по увесистой стопке в 15 тёмно-бордовых книг! Мужчины, пыхтя, заносили в зал связки томов и ставили возле ног одариваемых работниц. Однако я почему-то не наблюдал радости от презента на женских лицах. Будто бы им дарили не книги, а катки для укладки асфальта.

После собрания одна дама попросила меня доволочь подарок до своего кабинета, поскольку ей было тяжело, ведь кипа книг действительно весила много килограммов. По пути женщина вздыхала: «И куда мне теперь эту груду девать?» Слово «макулатура», конечно, не звучало, но недвусмысленно сквозило в тоне риторического вопроса.

Как я предполагаю (не исключено, что ошибочно, тем не менее – логично), 10-тысячный тираж собрания сочинений за несколько лет после выпуска вовсе не был расхватан читающей публикой. Вероятно, большая часть тиража пылилась на складах, а в книжных магазинах народ не налетал и торопливо не раскупал это издание. Вот нашего директора и попросили хоть как-то поспособствовать в реализации залежавшегося товара.

То есть на всю многомиллионную Россию – а также ещё и на русскоязычное население СНГ – тираж в 10 000 экземпляров оказался чрезмерно избыточным. Для сравнения: двухтомник сочинений Лермонтова, выпущенный в 1990 году, был напечатан тиражом 14 миллионов экземпляров. И без проблем «рассосался» по домашним библиотекам.

С тех пор собрание сочинений Астафьева больше не издают. И, полагаю, издавать не планируют. Сейчас ведь капитализм, изготовление книг мотивируется только последующим получением прибыли. А прибыль возможна лишь при активном спросе народа на продукцию. Похоже, коммерсанты своей развитой чуйкой совсем не улавливают выгоды от переиздания всех книг Виктора Петровича. Следовательно, никаких многотомников уже не ждите.

Астафьев – активный пособник развала СССР

В октябре 1990 года в Риме была проведена конференция представителей советской и эмигрантской творческой интеллигенции. Для чего она была организована – поведал в своих заметках поэт и публицист Станислав Куняев:

«Цель, которую она преследовала, была ясной: расколоть ряды патриотической интеллигенции, получить от неё одобрение на развал «империи» [СССР] и, естественно же, скомпрометировать известные всему народу имена Астафьева, Залыгина, Солоухина <...>. К сожалению, ни один из них не разгадал этот замысел, и все они попались в коварную ловушку, когда вместе с такими русофобами, как Иосиф Бродский, <...> Владимир Буковский, подписали позорное "Римское обращение"».

Что же содержалось в том обращении? Цитирую главные предложения (выделенные мной из обрамляющего их суесловия):

«...заканчивается существование одной из величайших империй в истории человечества, и на её территории возникают новые государственные образования... основой решения национального вопроса в СССР, как во всём мире, является реальное право на самоопределение путём референдума... Мы считаем желательным, чтобы государства, которые возникнут в результате этого процесса, добровольно налаживали экономическое сотрудничество».

Для особо тупых, кто не способен разглядеть за витиеватостью высокопарных строчек суть этого текста, «Википедия» даёт краткое пояснение: «В обращении признавалась необратимость распада СССР».

Так наши «передовые» писатели с умным видом играли роль марионеток в руках западных кукловодов.

*

Но ведь одной подписью под деструктивным документом Астафьев не ограничился. В последнее десятилетие своей жизни он старательно поливал грязью всё советское прошлое. Писатель Владимир Личутин однажды прямо спросил его:

– Виктор Петрович, а за что вы так не любите русский народ?

Из заметок Станислава Куняева:

«От выступления к выступлению слова и мысли Астафьева становились всё более жёсткими, он с каким-то сладострастием пинал побеждённых, не щадил и бывших друзей по деревенской литературе. Его именем, как тараном, как в своё время именем Солженицына, демократическая пресса разрушала устои прежней жизни. Рвение его хорошо поощрялось новой властью, даже более щедро, нежели властью советской...
Весна 1993 года... Астафьев, давно «уставший от борьбы» [слова в кавычках – ирония Куняева], нашёл силы и энергию для нескольких энергичных заявлений. "Ничего другого не остаётся, как идти и голосовать за президента Ельцина – в нём пока единственная надежда на мир в России". "Если президент и его правительство будут и дальше действовать уговорами, увещеваниями, анкетами, восторжествует самая оголтелая, самая тёмная сила".
В октябре 1993 года пророчества Астафьева наконец-то сбылись. "Тёмная сила" действительно восторжествовала. Но... танки и бронетранспортёры расстреливали сотни русских людей по воле Ельцина и его опричников, а не по воле Зюганова и Лимонова... а некогда любимый мною писатель Виктор Петрович Астафьев угодничеством перед кровавой властью опозорил свои седины в канун своего семидесятилетия...
После победы Ельцина [на президентских выборах–1996] общество всё-таки за последние два-три года как-то протрезвело, люди поняли, что наломали дров по глупости своей да по доверчивости, на глазах умнеть начали. Но с Виктором Петровичем происходит нечто обратное. То ли от предчувствия греха лжи, в который он впал, то ли это возрастное, но читаешь всё, что он говорит в последние год-полтора, и другого слова, кроме как «деградация», на ум не приходит».

Напомню, что «Письмо сорока двух», одобряющее расстрел защитников Дома Правительства РФ в 1993 году, Астафьев тоже подписал. И никогда впоследствии об этом не раскаивался. Почитатели астафьевского таланта и наши потомки не должны забывать, каким «великим гуманистом» был Виктор Петрович, обгаживая историю нашей Родины и радуясь смерти соотечественников только потому, что они оставались верными социалистическим принципам.

О пятнадцатитомном собрании сочинений

Труды Астафьева в 15-ти томах увидели свет исключительно благодаря протекции Б.Н. Ельцина. И тут необходима краткая ретроспектива, поясняющая, с чего это Борис Николаевич «вдруг расщедрился».

Дело в том, что перед президентскими выборами 1996 года Ельцин повышал свой сильно упавший рейтинг всякими популистскими телодвижениями. В том числе изображал неизбывную заботу о русской культуре. И за месяц до выборов наведался в Овсянку к Астафьеву. Вот печатное свидетельство (точней, его фрагмент) самого писателя о том визите, поскольку Астафьев ничуть не стыдился высокочтимого содействия:

«...президент приостановился и спросил меня: "А что у вас с собраньем сочинений, Виктор Петрович?" – "А ничего, лежит. Денег нет <...>". – "Ну, как же так, отчего же не обратились в правительство, ко мне, наконец, у нас же есть федеральная программа по культуре, мы бы вас туда включили". <...> – И на ходу уж указание управделами: "Записать!"».

Обычная схема прагматических отношений: «Ты – мне , я – тебе». Астафьев голосует за Ельцина, Ельцин платит Астафьеву. Баш на баш, и все довольны.

*

Малоизвестный, но всё-таки писатель Сергей Макаров, публикующийся под псевдонимом «Шаманов», решил прокомментировать первые тома этого собрания сочинений. Приведу выдержки из его анализирования. Полагаю, мнение писателя будет немного авторитетнее моего, неписательского.

«Это очень слабая книга... Тем, кто Астафьевым всерьёз не увлекается, <...> я бы первый том читать не рекомендовал. Пропустите его. Ваш литературный багаж ни на йоту не обеднеет».

Между прочим, предваряет многотомник большая вступительная статья автора «Подводя итоги». Каково суждение о ней Сергея Макарова-Шаманова?

«Она больше похожа на черновик, на какие-то спонтанные наброски на полях, нежели на саму статью. Её трудно читать...
Несмотря на название, никаких итогов там особенно не подводится. Зато много нездорового потока сознания, путанных умозаключений, противоречий, русофобии, ругани всего и вся».

Сергей, удивляясь моральному перерождению своего бывшего кумира и признаваясь, что ему «непонятна патологическая русофобия Астафьева», несколько абзацев посвятил доказательству очевидного факта: без коммунистов, которых Виктор Петрович обзывает «фашистами», и без заботы социалистического государства о народных талантах Астафьев никогда бы не реализовался как литератор.

«Представим, что вот он – малограмотный молодой вахтёр колбасного завода живёт сейчас в 20** году в процветающей и свободной от идеологии коммунизма России... Какая районная газета будет несказанно рада напечатать его творение?.. Кто сейчас будет возиться с вахтёром, исправляя его рассказы? Кто напечатает сборник <...> и (это невообразимо!) заплатит гонорар?»

Вопросы риторические. Сегодня Астафьев так и остался бы никому не известным алкашом и не обогатил бы русскую словесность. Без вариантов. Но ему советская государственная система долго и старательно помогала стать писателем, за что он впоследствии поливал её жирным слоем иррациональной злобности. Такова бывает человеческая «благодарность».

Разумеется, Шаманов подробно разобрал и зрелые вещи писателя, прокомментировал его удачные литературные приёмы. Но задача моего исследования, как вы помните, отыскать в биографии Астафьева те элементы, которые обычно скрываются за шумовыми эффектами дифирамбов. Поэтому я не акцентируюсь на общеизвестных похвалах – они всегда на виду.

Кстати, меня порадовал подход Сергея к исследуемой теме: диалектический, без того максимализма, коим страдает (или наслаждается) большинство. Когда одни дежурно и показушно восторгаются образом Виктора Петровича, но ничего не хотят слышать о тёмных пятнах на его репутации. А другие, заклеймив Астафьева в предательстве и продажности, требуют сбросить всё его творчество с «корабля современности».

Я же и такие конструктивные люди как Сергей Шаманов ведут себя адекватно: предлагают осудить лишь «послеперестроечную» деятельность Астафьева (и литературную, и общественно-политическую), однако по-прежнему ценить и хвалить его добрые произведения, созданные им в «здравом уме» при расцвете социалистической эпохи.

*

Недавно я нашёл в интернете сей 15-томник в электронном виде и полистал его. Литературоведческим словоблудием я здесь заниматься не намерен, оставлю это поле для вспашки филологам и для унавоживания критикам. Однако не могу пройти без замечаний мимо двух последних томов, куда вошло примерно четыре с половиной сотни писем.

В 14-м томе в дополнение к письмам опубликованы 16-страничный материал из журнала «Литературное обозрение» за авторством Леонида Бахнова и очерк Николая Волокитина «Соприкосновение» на 77 страниц (хотя по содержанию он больше похож панегирик: какой Виктор Петрович замечательный и выдающийся во всех отношениях). Правда, очерк обильно сдобрен цитированием астафьевских писем, адресованных Волокитину, из-за чего непонятно, следует ли считать Астафьева соавтором очерка или нет.

Но в целом к авторству этих произведений Астафьев отношения не имеет. И больше половины писем тоже написаны не им, а – ЕМУ.

А в 15-м томе вообще две трети писем принадлежит разным отправителям! Астафьев причастен к появлению лишь трети посланий.

Что же получается? Под обложкой «Собрание сочинений Астафьева» среди образцов эпистолярного жанра собственно писем автора наблюдается меньше, чем на один том! Большинство писем создано другими людьми. По-честному надо было и озаглавить заключительные тома как «Собрание сочинений разных авторов».

Ладно, это шутка, но таки с долей непонимания. Если у Астафьева за всю жизнь не набралось собственных писем, достойных тиражирования и увековечивания, даже на один полновесный том, зачем было пыжиться и раздувать объём публикации чужими эпистолярными текстами до двух томов? Для солидности? Даже у Михаила Булгакова полное собрание сочинений состоит лишь из 10-ти томов. Дескать, кто из нас, классиков, класснее?

По-моему, есть в этом что-то неприличное: публиковать массу читательских писем, восхваляющих твои заслуги, притом под обложкой собственных сочинений. Тщеславие – такой порок, который осуждается и современным обществом, и Библией...

Хотя с Библией Астафьев раньше не церемонился: заключительную главу повествования «Царь-рыба» он завершил цитатой из Ветхого Завета, из Книги Екклесиаста: «Всему свой час и время всякому делу под небесами...» – и далее по тексту. Причём ни кавычек, ни намёка на то, что это прямое извлечение из Библии, в повествовании нет. Мол, кто знает, тому достаточно.

Однако «Царь-рыба» появилась в середине 70-х годов, при развитом атеизме в СССР. Большинство советских людей Библию не читали и доступа к ней не имели. И многие из них наверняка подумали, что это Астафьев такой мудрый, такие умно-красивые перлы выдал. А это просто хитрый плагиат, замаскированный под невинное заимствование.

Эпилог

В оправдание недостатков Виктора Петровича можно сказать, что в детстве он недополучил многого: родительской ласки, должного воспитания, достаточного образования. Так немилосердно распорядилась судьба, что его мать утонула, отца за растрату (по пьянке) посадили в тюрьму, а после освобождения он, женившись вторично, сыну надлежащего внимания не уделял, мачеха тем более пасынком не занималась, и Витю отдали в детский дом...

Однако некоторые «провалы» зависели только от него самого. К 17-ти годам, когда Астафьев покинул детдом, он одолел лишь 6 классов средней школы. Нормальные советские школьники к этому возрасту, вообще-то, заканчивали 10 классов. А Виктора несколько раз оставляли на второй год из-за проблем с арифметикой. Вряд ли детдомовским детям предъявляли завышенные учебные требования, грузили высшей математикой. Получается, школьная программа по арифметике была слишком трудна для его ума. Считал Астафьев плохо, зато писать потом научился лучше многих.

Относительно «солдатской правды» Виктора Петровича (особенно в «послесоветских» сочинениях) следует учитывать тот факт, что непосредственно на фронте Астафьев был всего полтора года: с весны 1943-го до сентября 1944-го. Причём в звании рядового, то есть он никем не командовал, а только исполнял приказы старших по званию. Затем был ранен, подлечен в госпитале и переведён в нестроевые части – поодаль от линии фронта.

Значит, своими глазами он видел не так уж много войны: и по времени, и по широте охвата. Поэтому сколько правды из личного фронтового опыта запечатлено в произведениях Астафьева и каков там процент художественного домысла, а также предвзятого вымысла – пусть выясняют честные астафьевоведы. С учётом этих реалий уже можно не удивляться, откуда в военной прозе Астафьева столько нестыковок, ошибок и несуразностей.

Как утверждал писатель Владимир Бушин, Астафьев «малограмотный в военном деле был человек». И вспоминал такой эпизод:

«Кажется, в 1989-м проходило совместное совещание историков и писателей, пишущих о войне. Астафьев на нём выступал. И, в частности, вещал: вот, дескать, посмотрите на карты в наших книгах о войне – там красных стрелок в десять раз больше, чем синих. Это означает, что наше численное преимущество было десятикратным.
Представляете? Это же глупость несусветная! Всякий мало-мальски сведущий человек знает, что стрелка – это направление удара. А какими силами удар? Это может быть и полк, и дивизия. Может быть армия. А Астафьев на голубом глазу считал, что каждая стрелка – это обязательно армия...»

...Так вот, в оправдание Виктора Петровича отметим: несмотря на тёмные стороны этой интересной личности, Астафьева мы ценим не за особенности характера и вывихи мировоззрения, а за добротные литературные произведения, оставленные им в наследство русской культуре.