Дети писателя Астафьева: внебрачные и неродившиеся

Родительские чувства

То, что у Астафьева есть две внебрачные дочери – Ася (Анастасия) и Вита (Виталия), стало многим известно лишь после его кончины. Хотя, подозреваю, некоторые особо рьяные фанатики «секты» под условным названием «Пресвятой Петрович» до сих пор не желают слышать о систематических адюльтерах их «идола». Фанатизм – это не столько тупость ума, сколько трусость психики. Фанатик боится воспринимать всё, что может разрушить его информационный пузырь радужных иллюзий... Впрочем, не буду отвлекаться на особенности сектантской психологии. Моя задача – дополнить правдивыми штрихами парадный портрет исторической личности.

Но сначала попытаюсь разобраться в общих чертах – какие чувства питал Астафьев к своим детям и внукам. Разумеется, в основном позитивные: любовь и родительскую ответственность за судьбу молодого поколения. Но, поскольку нервная система Виктора Петровича, как мы выяснили в предыдущих исследованиях, была неустойчива, то и отношение к потомству временами менялось. И не в лучшую сторону.

Про то, что Астафьев не считал зазорным материться при малолетних детях и как испортил свадьбу сыну Андрею, учинив при гостях скандал из-за отказа сына пить спиртное, я уже упоминал раньше, опираясь на цитаты из автобиографической книги жены писателя «Знаки жизни». Однако в письмах Виктора Петровича (которые добрые люди после смерти литератора собрали вместе и опубликовали) местами запечатлены откровенные признания доверенным адресатам. В отличие от своих постсоветских сочинений, где он вдохновенно извращал клеветой и невежеством военную тематику, в некоторых очень личных письмах Виктор Петрович был предельно честен.

(Попутно в скобках выскажу недоумение: зачем надо было выставлять на всеобщий обзор интимные подробности астафьевской жизни – вплоть до геморроя? Ведь эти письма изначально не предназначались для посторонних глаз, физиологические особенности человека интересны только медикам, и афишировать их тысячными тиражами, по-моему, неэтично... Впрочем, благодаря фанатичности добрых людей мы можем через физиологию поглубже заглянуть и в психологию).

Полистав сборник «Нет мне ответа. Эпистолярный дневник 1952–2001», мы обнаруживаем там письмо Астафьева 10 мая 1997 года дочери Асе, с которой он до сей поры не удосужился увидеться:

«Я привязчив, но не ко всем. Ко внукам, ко взрослым теперь, не смог привязаться (Польке 14 лет, Витьке – 21 год) – они мне чужи не только по дурному эгоизму, а просто чужи, и всё, чем они больше вырастали, тем более отдалялись от меня или я от них, или то и другое. Сейчас ничего, кроме раздражения, они во мне уже не вызывают, и я не могу быть с ними вместе. Ещё и поэтому зима была тяжёлой, я только и ждал, как бы скорее уехать в деревню и побыть без них, безо всех (с М. С. тоже мне стало трудно)».

Краткое пояснение. Внуки Полина и Виктор – дети «официальной» дочери Ирины, которые после внезапной кончины матери жили в красноярской квартире деда и бабушки Астафьевых. М.С. – это инициалы Марии Семёновны, супруги и по совместительству секретарши, перепечатавшей (порой неоднократно) на пишущей машинке абсолютно все тексты, вышедшие из-под пера Виктора Петровича в виде весьма некаллиграфического почерка. Отсюда мы получаем дополнительное доказательство, что жена тоже периодически утомляла писателя на протяжении всей их совместной жизни.

Но главная «ценность» этого откровения в другом. Первое: автор прекрасно осознаёт свой «дурной эгоизм» (что подтверждает мой вывод о закоренелом эгоизме из прежнего исследования под названием «Семейная жизнь писателя Астафьева»). Второе: признаётся в капризном своеобразии своих привязанностей – родных внуков с детства не смог полюбить, а потом они и вовсе стали источником раздражения. На этом фоне уже не кажется удивительным стойкое нежелание Астафьева общаться со своими внебрачными детьми.

*

Здесь категорически нельзя пройти мимо ещё одной темы: тех детей, которые могли бы родиться, но их методично убивали абортированием. Достоверно мы знаем лишь об абортах Марии Семёновны. А сколько их было у подруг Виктора Петровича по внебрачным связям – то навсегда покрыто мраком тайны. Ведь появление ребёнка утаить невозможно, а непоявление – скрыть элементарно (как гласит русская поговорка: «Не уличёна – не гулява»)... Впрочем, не будем вторгаться в область недоказуемого и задрапируем очевидную логику презумпцией невиновности, допуская маловероятное, что тайно ликвидированные зачатия от писателя на стороне отсутствовали.

«Днями жена и родная тётка чуть не погибли на Камском море. Опрокинулась лодка. Моторист утонул, а их еле откачали. Состояние её очень неважное, а она должна ехать на аборт (на 21-й в своей жизни)». Это из письма А.М. Борщаговскому 6 мая 1967 года.

Получается, в свои 47 (неполных) лет Мария Семёновна загубила больше двадцати несостоявшихся душ. Скорей всего, этот счёт окончательный, так как после полувекового возраста женская фертильность обычно заканчивается. У мужчин же репродуктивный период значительно дольше (что Виктор Петрович блестяще продемонстрировал, когда перед своим 60-летним юбилеем стал отцом «незаконнорождённой» дочери).

Кстати, сын Андрей появился на свет вопреки родительскому желанию. «В начале беременности я чего только не предпринимала, чего над собой не делала, чтоб только избавиться от зародившейся во мне жизни, – исповедуется Мария Семёновна в своей книге. – Я даже разведённую извёстку пила. Я даже водку с дрожжами пила...» Однако все предпринятые ей самоиздевательства по искусственному прерыванию беременности оказались тщетными. Народные рецепты не помогли, и Андрей 13 марта 1950 года таки родился.

Причины такого «детоненавистничества» просты и грубы. И ясно высказаны в упомянутой книге. Во-первых, сам Астафьев был против: «Муж нет-нет да и ударит словом-упрёком <...>: куда в такое тяжёлое время, при такой-то жизни ещё плодить нищету». Во-вторых, женщина не была уверена в будущей помощи мужа: «Я решила, что пусть лучше снова останусь одна с ребёнком, теперь уже с двумя, но буду делать и предпринимать всё, что только от меня как от матери, вынашивающей плод во чреве своём, зависит».

Эти строки недвусмысленно свидетельствуют о том, что вероятность окончательного ухода Виктора Петровича из семьи была очень высока. Ведь он отсутствовал дома и при рождении дочери Ирины (19 мая 1948 года), намекая в письмах супруге о разводе. Мария Семёновна просто боялась остаться без мужа с двумя маленькими детьми. Не одна, конечно, осталась бы – она жила со своими родителями, но всё же...

И ещё совершенно непонятно для восприятия здравомыслящего человека упорное, граничащее с шокирующей тупостью наплевательство четы Астафьевых на средства предохранения. Может, контрацептивы в те суровые времена были дефицитом? Или стоили слишком дорого? Не знаю, эта тема мной не изучена. Но ведь для избегания нежелательной беременности есть простой, бесплатный и безопасный способ: мужской финал (лишь несколько секунд!) производить бесконтактно. Существует, наконец, определение по персональному календарю «опасных и безопасных» дней. Любая женщина это знает. Даже не шибко умная.

Ну ладно, Астафьев, согласно его собственному признанию – эгоист, ему было всё равно, как потом супруга будет избавляться от неугодных последствий совокупления. Но почему Мария Семёновна с покорностью стадной овцы раз за разом гробила своё здоровье хирургическими операциями по уничтожению плода? Притом надо понимать, что с 1936 по 1955 годы аборты в СССР были запрещены, а подпольным акушерам грозило уголовное преследование.

Значит, жена Астафьева до середины 50-х решалась на криминальные аборты вне больницы (в её книге описан один такой эпизод). То есть рисковала не только здоровьем, но и жизнью. Ради чего? Объясните мне, бестолковому! Только ради того, чтобы её супруг наслаждался любовью без малейших неудобств для себя? И без всякой ответственности за близкого человека. Или невежество в половой сфере было настолько дремучим, что наступать каждый год (!!!) на одни и те же «грабли» было для Марии Семёновны нормой? Стопроцентная необучаемость или патологический оптимизм?

...У меня больше нет приличных слов и адекватных предположений на сей счёт. Я в полном одурении, замешательстве и потрясении. При иных обстоятельствах я бы сейчас корпел над эссе «Двадцать пять детей писателя Астафьева». Но увы.

Мария Семёновна за примерно двадцать лет сделала 21 прерывание беременности от Астафьева. И прожила после этого 91 год. Русская нация непобедима. У неё нержавеющая упёртость и несокрушимое здоровье.

Анастасия

Анастасия Викторовна родилась в Вологде 27 июля 1975 года. С детства носила фамилию матери, но в юности (с одобрения отца) взяла себе фамилию Астафьева. Её мать – Нина Веселова – молодая (тогда) журналистка, закончившая Ленинградский госуниверситет и приехавшая в Вологду по распределению, где её зачислили корреспондентом областной молодёжной газеты «Вологодский комсомолец».

И вот 24-летняя девушка Нина встречается с 50-летним писателем, который ничем с виду не привлекателен: ростом не высок, лицом не пригож, характером не устойчив. Притом уже слегка обрюзгший и пузатый («автопортрет» Астафьева из повести «Царь-рыба», 1976 год: «По причине ли сидячей работы, оттого ли, что курить бросил, тётки уверяют – в прадеда удался, прадед пузат был, – тучен я сделался, стеснялся себя такого...»).

Зато – знаменит на всю читающую советскую страну. И рассказчиком он был замечательным. А женщины, как известно, любят в основном ушами. И в конце 1974 года тесная творческая связь Веселовой и Астафьева дала материальные плоды. Точнее, один реальный плод в виде нечаянного зачатия, завершившегося через девять месяцев рождением ребёнка.

Виктор Петрович в письме к дочери поведал о сближении с Ниной Веселовой более прозаично. Я бы сказал: как циник и сплетник. Процитирую фрагмент этого письма из сборника «Нет мне ответа. Эпистолярный дневник 1952–2001»:

«Ася! Я не знаю, как и когда мама твоя объяснила тебе причину твоего явления на свет, но одно время она коллекционировала знаменитостей местного круга, и в этот круг по слабости мужицкой, пагубе плотской попал и я. А передо мной был Василий Макарович. Ни любви, ни даже банального ухажёрского периода или топтания возле дамы не было...»

Дескать, Нина была дамочкой вольготного поведения, сама под него легла, даже без традиционной букетно-конфетной прелюдии. А упомянутый Василий Макарович, надо полагать – Шукшин, который за год до этого снимал в окрестностях Вологды свой фильм «Калина красная».

По-человечески Астафьева понять можно: его жене тогда было 54, стадия сексапильности давно миновала, а журналисточка на 26 лет младше писателя, соблазнительная и отзывчивая. Почему бы и не проявить с ней «слабость мужицкую»? Печально лишь, что ответственность за «пагубу плотскую» Виктор Петрович нести не хотел.

И дочери Асе он никак не помогал. А впервые (и единственный раз!) увидел только в её 22-летнем возрасте. Хотя до отъезда из Вологды в Красноярск (1980) дочка не только родилась, но уже бегала и говорила. Какова причина такого поведения? Конспирация? Наплевательство? Обида на партнёршу за неумение предохраняться? Сие нам неведомо.

*

Контакт с дочерью состоялся исключительно по инициативе Анастасии. Сначала она (в шестнадцать с половиной лет) напомнила забывчивому папаше о себе письмом. Он написал ответ. Но как-то не очень красиво. Среди нудного повествования о трудностях своего бытия («сил не хватает, дела одолевают») и пессимистичных рассуждений о судьбе страны («самосознание народа нашего ещё никогда не было так низко, и никогда он ещё не сближался так близко со скотом») «великий пророк и сердцевед» наконец-то вспоминает об отцовском долге: «Что я должен сделать, чтобы помочь тебе? Чем? Когда? Как?» Собственно, этим вопросом его помощь тогда (февраль 1992 года) и ограничилась.

Причём в том письме Виктор Петрович ещё и лжёт: «В Вологду я приехать не могу». Мол, там умерла Ирина, его старшая дочь, и якобы её смерть в 1987 году навсегда закрыла ему дорогу туда. Однако после похорон Ирины Астафьев Вологду всё-таки посещал (о чём известно из его другого письма, отправленного иному адресату).

Через пять с лишним лет Анастасия потревожила отца очередным письмом. И Виктор Петрович снова ответил. А своё длительное молчание обосновал не очень убедительно: «Затерялись твои письма, и адреса у меня не было. В Вологде же нет таких людей, чтобы я мог у них доверчиво спросить адрес...» Ну да, ну да. Родной сын (Андрей) в Вологде живёт, не считая массы знакомых. Разузнать нужный адрес известному писателю никак невозможно... Разумеется, если этим вообще нет желания заниматься.

Впрочем, ничто человеческое писателю было не чуждо. Сошлюсь на исследования одного критика:

«Справедливости ради заметим, что всё же в 1999 году Астафьев попытался помочь дочери устроиться на работу. Проснулись ли в Викторе Петровиче отцовские чувства, или он сделал это по необходимости, держа в уме тот факт, что Анастасия может в любой момент наговорить лишнее? На данный вопрос затрудняемся ответить».

*

На своём сайте в разделе «Биография» Анастасия рассказывает: «В пятнадцать лет я написала свою первую книжку – сборник современных сказок». В 2000 году её приняли в Союз российских писателей. В тот самый, либеральной ориентации, где числился и сам Астафьев с коллегами по антисоветской пропаганде (есть ещё другое литературное объединение, схожее по статусу: Союз писателей России, считающееся условно патриотическим, но на детальных различиях этих Союзов мы здесь заостряться не будем).

По примеру отца девушка в начале нашего века поступила на двухгодичные Высшие литературные курсы при Литературном институте имени Максима Горького (Виктор Петрович учился там сорока годами раньше). В 2012 году окончила Санкт-Петербургский государственный университет (ныне институт) кино и телевидения по специальности «киноведение».

С 2014 года проживает в деревне на Новгородчине (между прочим, её мать Нина Павловна также в деревне живёт, и уже давно, только другой – в Костромской области; по-прежнему творчески активна и даже в свои 74 года легко садится на шпагат – есть свежее видео). Средства на существование Анастасии приносит, по её словам, работа по «удалёнке», в частности – сотрудничество с постоянным международным кинофестивалем «Послание к человеку». Не исключено, что получает кое-что от переиздания книг Астафьева как наследница (но это лишь моя версия).

В октябре нынешнего (2024) года на свой страничке «ВКонтакте» анонсировала открытие литературной мастерской. Поскольку «возникло желание преподавать, делиться своим писательским опытом». Стоимость – 500 рублей за один урок. То есть это не столько заработок, сколько занятие для души.

Никаких сведений о её семейном положении я не нашёл – видимо, ни мужа, ни детей у неё нет (или крайне успешно шифруется?).

«И всё-таки главным делом своей жизни я считаю литературу», – признаётся Анастасия Викторовна. В общем, первая «незаконнорожденная» дочь Астафьева тоже избрала себе основным направлением деятельности писательскую стезю, как папа и мама. Генетика помогла определиться, наверное.

Виталия

Внимательно процеживая факты из биографии Астафьева и связанных с ним людей, я не раз натыкался на ошибки, допущенные (по торопливости или халтурности) авторами текстов про писателя и растиражированные по интернету. Даже чрезмерно разрекламированная «Википедия» местами привирает. Например, последнего ребёнка Виктора Петровича, дочь Виту, называет «Викторией». Что неверно (надеюсь, после моего замечания эта ошибка будет исправлена).

Итак, Виталия Викторовна Белякова родилась 7 марта 1984 года в Дивногорске Красноярского края. А зачата была в деревне Овсянка стараниями Виктора Петровича Астафьева и Клавдии Ивановны Беляковой. Ему тогда было почти 60, ей – почти 31. Возрастная разница – 29 лет. «Любви все возрасты покорны», однако.

Подробности их знакомства, случившегося в 1979 году, запечатлены в публикации газеты «Аргументы и факты» 31 августа 2005 года.

«В тот день она [Клавдия] и её сестра-близняшка Татьяна сидели перед окном и готовились к сессии. Неизвестный мужчина подошёл к их дому в Овсянке и остановился напротив окон.
– Мы спросили, кто он, – вспоминает Клавдия Ивановна. – Виктор Петрович представился. Рассказал, что пришёл на место, где родился. Оказывается, дом наш стоит там, где был когда-то участок его семьи <...>. С этого дня началась наша с ним переписка.
В 1980 г. Астафьев купил в Овсянке дом и переехал в Сибирь. Однажды в дверь дома Клавдии позвонила его тётка и с порога объявила: «Витя умирает!» Он сбежал из больницы с тяжелейшей пневмонией, а сестёр позвал, чтобы попрощаться».

*

Здесь для пущей ясности следует вкратце коснуться биографии Клавдии Беляковой. После восьми школьных классов она училась в Красноярском медицинском училище № 1 и закончила его в 1972 году по специальности «фельдшер». До 1975 года работала фельдшером на Центральной подстанции скорой помощи в Красноярске. Затем поступила в Красноярский госуниверситет на биологический факультет. После успешного окончания университета три года трудилась в Саяногорской больнице врачом-лаборантом. А в 1983 году вернулась на родину. Вот тогда-то всё и произошло...

Получается, что ведущей причиной сближения Клавдии с Астафьевым была её причастность к медицине. Ведь писателя, находившегося в предпенсионном возрасте, регулярно атаковали всякие недуги, а Клавдия (как и её сестра-близнец) была врачом, проживавшим по соседству. Медицинский надзор за именитым литератором, надо полагать, ничуть её не тяготил. Скорей всего, даже воодушевлял. Да и Виктора Петровича не могло не вдохновлять общение с молодой, незамужней и весьма привлекательной «докторшей».

Жена Астафьева в этом плане ничуть не была помехой, ибо деревню не любила и почти её не посещала. Причину такой антипатии Мария Семёновна пояснила в своей книге. В Овсянке она всегда испытывала дискомфорт, потому что:

«Там Виктора Петровича будто подменяют, и он быстро, прямо на глазах, только успеет приехать, уже делается грубым, бесчувственным, увы, неприлично себя ведёт, и жизнь моя там сводится к тому, что я вроде сторожа – дом караулю, а он то по родне пойдёт, то гулять и явится то в «особом» настрое, то вообще наутро».

Судя по этим воспоминаниям, в деревне писатель максимально расслаблялся и предавался всем доступным удовольствиям. А также отключал чувства ответственности и сопереживания.

«Телеграмму о кончине брата шофёр привёз в деревню. Я заплакала и засобиралась ехать на похороны последнего брата. А Виктор Петрович спокойно сказал, мол, ну, езжай, а я вот досмотрю футбол, погуляю, потом лягу... И как же мне было больно и горько в квартире, где я кругом одна, ни билета на самолёт, ни утешительного слова, ни помощи... А потом не встретил, мол, у меня же народ, разве не видишь?» (Мария Корякина-Астафьева, «Знаки жизни»).

Впрочем, душевные и психические особенности Астафьева я подробно разбирал в других своих публикациях, а тема этого эссе иная. Вернёмся к связи Астафьева и Клавдии Беляковой.

*

«Об их отношениях говорила вся Овсянка, – повествует статья из упомянутого выше номера «АиФ». – Порвала с ним отношения сама Клавдия, когда ворота её дома измазали дёгтем. Не объясняя причин разрыва, уехала в Дивногорск. Тогда она была на шестом месяце беременности. Расставание сопровождалось громким скандалом».

Про своё очередное отцовство писатель узнал лишь на следующий год, встретившись в Овсянке со своей возлюбленной и дочкой Витой. С этого времени, говорят, отношения между Виктором Петровичем и Клавдией Ивановной возобновились.

При поисках скудной информации о Виталии мне в интернете попался материал из газеты «Комсомольская правда», опубликованный 28 апреля 2004 года:

«Вита не может говорить об отце, отводит в сторону глаза – светлые, как енисейская вода. Она понимает, но не принимает причин, по которым папа не осмелился рассказать о ней миру, почему он ограничивался материальной помощью – квартира, дача, деньги, – ещё редкими визитами и звонками по телефону».

Что помогал деньгами – правильно и похвально. Но при этом трусливо скрывал свою причастность к рождению Виты. Оправдывая свой страх широкой огласки какой-то мнимой «катастрофой»: «Тебе следует любить и жалеть девочку за двоих, ибо я не смею сближаться с нею... Катастрофа получится не только для меня...» (из письма Астафьева Клавдии 15 октября 1996 года). Боялся повредить своей репутации «непогрешимого моралиста», надо полагать.

Кстати, вот размышление Виктора Петровича об участи дочки из того же письма:

«Дорогая Клава!.. Вспоминаю прошедшее лето, а оно хорошо было тем, что ты его не очень портила своим несносным характером...
Всякое нарушение естественного хода жизни в чём-то изменяет самоё жизнь... Это я и о девочке нашей – наскочили, сотворили, грех совершили и живём вот, не всегда сознавая, что уже в чём-то ограбили жизнь будущего человека, наделили его недоумением, обидой и болью, которую она до глубины ещё пока не осознаёт, но чувствует же, перемогает и тоску, и непонятную неразгаданную печаль... Девочке будет всегда, всегда (!) не хватать любви отцовской и ласки мужской».

Оказывается, писатель воспринимал сотворение новой жизни как грех и литературно раскаивался в письме. Очень удобно, чего уж там. Дескать, обстоятельства сильнее нас, воспитывай ребёнка сама, без отцовской заботы.

Фраза про «несносный характер» Клавдии проливает свет на то, почему их отношения были далеки от идеала. Ведь характер Виктора Петровича, как мы знаем, был ещё «несносней».

А вот что якобы говорила Клавдия Белякова корреспонденту «АиФ»:

«Наши отношения всегда были на грани любви и смерти. Я чувствовала, когда ему плохо. Ведь у нас была духовная связь. Лечила его, отдавала всю свою энергию, а потом сама падала без сил. Между тем всегда знала своё место. Прекрасно понимала: я для него – натурщица».

Жена, безусловно, знала об этой «тайне». И в последние годы жизни писателя всячески препятствовала общению мужа с «незаконной» семьёй. После инсульта, уже тяжело больной, Астафьев слал в Дивногорск письма тайно, под чужой фамилией. Иначе бы они не дошли – Мария Семёновна проявляла неусыпную бдительность. И, по свидетельству автора из «АиФ», даже не допустила последней встречи Виктора Петровича с Витой: «Когда почувствовал, что уходит, попросил позволить ему попрощаться с дочерью. Но Виту перед смертью он так и не увидел».

*

В отличие от сводной сестрёнки Анастасии, Вита никогда не стремилась использовать популярность отца для обустройства личной жизни. Фамилию не меняла, в СМИ не пиарилась, в литературные круги не лезла. Поэтому сведения в интернете о ней весьма скупы, и свежая информация к нынешнему году отсутствует.

Однако доподлинно известно, что в 2007 году закончила Красноярскую государственную медицинскую академию (которая раньше называлась медицинским институтом, а теперь именуется медицинским университетом). Училась на лечебном факультете. Затем работала врачом на станции скорой медицинской помощи в Советском районе Красноярска.

Сейчас ей 40 лет. Скорей всего, по-прежнему проживает в Красноярске и трудится на том же месте. Хотя поглядывает в сторону Москвы (на заброшенной страничке Виталии «ВКонтакте» есть подписка «Аренда жилья в Москве»). Никаких сведений о муже и детях не имеется. В недавней шумихе по поводу папашиного столетия замечена не была. Скромная. А ещё умная и красивая. Внешностью выдалась в мать – та в юности тоже была симпатичной. Отзывы о профессиональной деятельности: «Белякова В.В. входит в ТОП 10 лучших (6 место) врачей скорой помощи Красноярска по мнению пациентов, посетивших наш сайт». Значит, врач хороший. Дай бог ей счастья и благополучия.

Эпилог

Любопытно, что обе дочери во многом повторяют судьбу своих матерей. Все четверо – не замужем (и, вроде, никогда не были). Нина Веселова, мать Аси, – журналист, писатель, училась на курсах сценаристов и режиссёров кино; Анастасия – писатель и киновед. Мать уехала на постоянное жительство в деревню – и дочь в деревню переселилась. Клавдия Белякова, мать Виты – фельдшер скорой помощи (а впоследствии – преподаватель Дивногорского медицинского техникума); Виталия – врач скорой помощи. Только вот дочери не обзавелись своими детьми.

Но есть и различия. Анастасия унаследовала в основном черты отца, а Виталия – внешность матери. Первая обладает напористостью и стремится к известности, а вторая лишена тщеславия и не любит массового внимания к себе. Однако обе добились определённых успехов в своих профессиях.

Но внебрачная ветвь на родословном древе писателя Астафьева не имеет будущего. Поскольку не даст уже новых отростков.