Недавно Ватикан открыл историкам свои архивы и сразу выяснилось множество неприятных вещей. Как подтвердилось, Святой Престол отлично знал о сущности нацистского режима, но не пошевелил даже пальцем, чтобы его хоть как-то осудить. Даже осторожно, иносказательно.
И здесь неплохо бы вспомнить о знаменитом письме митрополита Шептицкого папе Пию XII от августа 1942 г., в котором он наиподробнейшим образом описал жизнь при нацистском режиме и даже сравнил его с большевитским. Письмо было известно и раньше, но с открытием архивов Ватикана подтвердилось, что оно тогда дошло до адресата. Как оказалось, Папа со спокойной душой прочитал и проигнорировал его, сбросив в свой архив. А ведь от описанного в письме у любого нормального человека волосы встанут дыбом. Но, как видно, не у Папы Римского...
Насколько я со скепсисом отношусь к Шептицкому, но здесь он оказался на высоте. Так метко и хлестко описать реальность мог только незаурядный и очень трезвый человек. А ведь еще за год до письма Пию он написал самому Гитлеру, где выражал ему свою благодарность за "освобождение" от большевистского гнета. Прошло всего полгода — и вот он уже пишет Гиммлеру, требуя не набирать во вспомогательную милицию украинских хлопчиков, из которых потом делают убийц, используя их в бойнях Холокоста. Дескать, что же с ними будет, когда они привыкнут так легко убивать и вернутся "на гражданку"?
Надо признать, что это было достаточно смело и дерзко. Как сегодня известно, Гиммлер был тогда в шаге от того, чтобы отправить Шептицкого в концлагерь. Лишь холодный прагматизм и нежелание спровоцировать недовольство и партизанскую войну на западной Украине не дали ему сделать это. И вот, спустя еще полгода, неугомонный митрополит пишет на французском Папе Римскому, где описывает такое, от чего легко можно было потерять голову. Так что и в этом его шаге была определенная смелость. Он откровенно рисковал.
Читая полный текст письма Шептицкого ниже, помните, что при советской власти у него были расстреляны родной брат и множество других родственников, поэтому он отлично знал, о чем писал и что с чем сравнивал.
Итак, далее полный текст письма без купюр.
***
Наисвятейший Отче,
Не писал Вашему Святейшеству, с тех пор как мы живем под немецкой властью, поскольку до сих пор не было достаточной уверенности, что это мое письмо не попадет в руки тех, кто не должен его читать. Имея, однако, надежду, что в недалеком будущем случится добрая оказия, пишу эти несколько слов на пробу, в надежде, что дойдут они до Вашего Святейшества.
После освобождения немецкой армией из-под большевистского ярма мы ощутили некоторое облегчение, которое, однако, продолжалось не более чем месяц или два. Постепенно немецкое правительство установило действительно невероятный режим террора и коррупции, который с каждым днем становится все труднее и невыносимее. Сейчас в нашем крае консенсус, что немецкий режим по сравнению с большевистским, пожалуй, на одну степень хуже, почти дьявольский.
Уже по крайней мере год нет дня, в который бы не совершались отвратительные преступления, убийства, кражи и грабежи, конфискации и принуждения. Первыми жертвами стали евреи. Количество евреев, убитых в нашем небольшом крае, наверняка уже превысило 200 тысяч. По мере продвижения армии на восток количество жертв возрастает. В Киеве на протяжении нескольких дней убито около 130 тысяч мужчин, женщин и детей. Все небольшие местечки Украины были свидетелями подобных побоищ, а длятся они уже свыше года. Сначала власть стыдилась таких несправедливостей и старалась обеспечить себе документы, которые могли бы удостоверить, что виновниками этих убийств являются массы населения или члены милиции. Со временем евреев начали убивать на улицах, на глазах всего населения и без тени стыда.
Очевидно, значительная часть христиан, и не только крещеных евреев, но и "арийцев", как они говорят, пала жертвой беспричинных убийств. Сотни тысяч арестованы, чаще всего несправедливо. Молодых людей расстреливают толпами без единой разумной причины. Для сельского населения внедрена система невольничества, а сверх того сельская молодежь подвергается заключению, и ее заставляют выезжать в Германию на работу на заводах ли на полях. У крестьян забирают почти все, что они произвели, и уже начинаются требования удвоить это производство. Объявлено, что будет наказываться смертью продажа или покупка чего-нибудь непосредственно от производителя. Многократно обещано возвращение частной собственности, но эти обещания никогда не исполняются. Наоборот, власть неограниченно пользуется всеми конфискованными большевиками имениями и провозглашает, что вся земля является собственностью Рейха. Нередко украдкой повторяется, что имущество отдельных лиц является военной добычей. Немцы и дальше применяют, расширяют и углубляют большевистскую систему.
Несомненно, среди руководства встречаются и порядочные люди. Иногда даже можно встретить добрых католиков, но в преобладающем большинстве все присланные к нам члены правительства — это люди без чести и веры, которые позволяют себе просто невероятные злоупотребления. К крестьянам они относятся, как к неграм в колониях. Их без всякого повода бьют и издеваются над ними; конфискуют у них пищу, которую они несут, скажем, детям в город. И все это совершается с таким отсутствием человеческого чувства, что просто тяжело поверить в существование таких людей. Но они на самом деле существуют. Знаю от верного свидетеля, что, скажем, один из шефов округа имеет страсть отбирать и бросать в реку все, что найдет в корзинах крестьян, которые направляются в город. А совершает он это во времена настоящего голода, который обостряется во многих селах перед новым урожаем. С ним ничего невозможно сделать, так как, как говорят, он имеет высокую протекцию.
Достойный доверия свидетель рассказывал мне, что лично видел, как молодой офицер СС издалека прибежал, лишь бы не упустить возможности поиздеваться над умирающим мужчиной, неизвестным, убитым полицией за то, что хотел сделать что-то, что ей не понравилось.
Не буду умножать подобные примеры, им несть числа.
Выглядит это так, будто банда безумцев или бешеных волков набросилась на наш несчастный народ. И не только простые крестьяне или простой люд обречены на пощечины и унижение. Самый низший чиновник, если только он немец, имеет в два-три раза большие полномочия в сравнении с высоким чиновником не-немцем и разрешает себе давать пощечины, скажем, уполномоченным (прокурентам). Полицейские бьют резиновыми палками людей на железнодорожных вокзалах, даже на улицах. Случается, что они спускают на людей полицейских собак. Иногда у этих псов есть намордники, но иногда и нет.
Не считаясь с неоднократными просьбами, чтобы упорядочить дело маленьких, сельских приходских хозяйств, которые при большевистской власти были "де-факто" конфискованы, но не "национализированы" (как говорилось), мы не добились ничего, а обеспечение клира почти исключительно ограничивается приношениями убогих людей. С большой признательностью я здесь должен вспомнить о помощи, которую нам оказывают немецкие католики при посредничестве общества, призванного помогать немцам вне границ Рейха. Украинское духовенство получает, правда, от Правительства то, что называется "eіne freіwіllіge Unterstuetzung" ("добровольная поддержка") — 50 рейхсмарок ежемесячно — но это скорее политическое действие напоказ, чем настоящая помощь. К тому же мы надеялись, что не придется платить с них 25% налога.
К нам еще не применяют антикатолических законов Рейха. Священникам разрешают учить детей катехизису в школах. Власть не слишком вмешивается в проповеди и управление приходами. Она имеет намерение урегулировать заключение браков законным путем, но не в антиканоническом смысле. Власть старается преследовать духовенство, как и прочих граждан, обращаясь к предписаниям о паспортах и ко всем, какие только себе можно вообразить, предписаниям, которыми ограничены гражданские свободы. Но она также разрешила, скажем, открыть семинарию. Наша семинария и теологическая академия действуют почти нормально. Однако, как Дамоклов меч, над нашими председателями нависает опасность настоящих преследований. Мне разрешают ежемесячно печатать официальный диоцезиальный орган, а значит, и публиковать пастырские письма и инструкции. Их конфискуют по малейшим поводам. Тем не менее, я сумел издать шесть довольно полных номеров, по 32 страницы каждый. Я сумел созвать диоцезиальный синод, который с большими перерывами длится уже почти год и дает мне возможность тесно общаться с духовенством диоцеза. Монастыри постепенно реорганизуются. Все это, однако, слишком маленький противовес той неописуемой деморализации, которой подверглись люди простые и слабые. Они учатся воровству и преступлениям; они теряют чувство справедливости и человечности. В пастырских письмах, как правило, конфискуемых, я протестовал против человекоубийства; однако их сумели четыре или пять раз перечитать собранию духовенства. Я объявил, что убийство человека ведет к отлучению от Церкви, которое может снять только Ординарий. Я также протестовал в письме к Гиммлеру и старался предостеречь молодежь от записи в милицию, где можно низко пасть.
Все это, однако, абсолютное ничто в сравнении с разрастанием моральной грязи, которая заливает всю страну.
Мы все предвидим, что система террора будет разрастаться и обернется в значительно большей мере против украинских и польских христиан. Негодяи, привыкшие к убийству евреев, тысяч невиновных людей, привыкают к виду крови и жаждут крови. Поскольку уже сейчас немцам все разрешено, надо полагать, что большинство из них не будет сдерживаться, и никакая сила не способна будет навязать им хоть какую-то дисциплину. Поэтому мы предвидим, что вся страна будет затоплена реками невинной крови, если только какой-либо чрезвычайный случай не остановит ход вещей.
Единственное утешение, какое может быть в эти страшные времена — что ничего не может произойти без воли Отца нашего Небесного. Думаю, что между уничтожаемыми евреями есть множество душ, которые обращаются к Богу, поскольку никогда еще в той мере, как сейчас, они не стояли перед лицом верной смерти, и часто они ждут месяцами, пока это станет действительностью. Судьба христиан, сотни тысяч которых умерли или умирают без таинств, также находится в руке Божьей. Как болезненно видеть этих несчастных инакомыслящих, которые умирают с голоду или гибнут в концентрационных лагерях, а мы ничего не можем для них сделать. Так как, по сути дела, то, что мы можем для их сделать — ничто. Обычно нам не разрешают обслуживать ни госпитали военнопленных, ни концентрационные лагеря, в которых каждый день умирают сотни, а на продолжении нескольких последних месяцев — подавляющее большинство узников. Я располагаю гнетущей и страшной статистикой и списками. Нашим священникам не разрешено обслуживать наших верующих, очень многочисленных в великой Украине. Дело объединения Церквей вызывает у них опасение. Любое согласие вызывает страх, поскольку если уж какая-то система пользуется широко и тщательно основой "Dіvіde..." (имеет ввиду "разделяй и властвуй"), то наверняка это та система, жертвы которой суть мы. Я не дополняю здесь критики системы, которая Вашему Святейшеству известна хорошо, лучше, чем все нам. Это система вранья, обмана, несправедливости, грабительства — карикатура всех понятий про цивилизацию и порядок. Это система эгоизма, доведенного до абсурда, абсолютно сумасшедшего национального шовинизма, ненависти ко всему, что порядочно и прекрасно, она столь непривычна, что, вероятно, первое впечатление, которое возникает при виде этого чудовища — остолбенение. К чему приведет такая система немецкий народ?
Лишь к вырождению, которого еще не знала история. Дай Бог, чтобы при падении она не потянула за собою тех частей Католической Церкви, которые, может, еще не ощутили отголоска этого адского влияния.
Если преследования приобретут форму людомора за религиозные действия, возможно, это станет духовным спасением для тех стран. Существует огромная потребность добровольной жертвы крови, как епитимьи за пролитую преступниками кровь. Ваше Святейшество отказали мне три года назад в апостольском благословении, которым бы в силу своей апостольской миссии отметил бы меня и предназначил к смерти ради спасения моего диоцеза. Я не настаивал — в убеждении, что Ваше Святейшество видит дальше, чем я; мне кажется, что под большевиками я утратил наилучшую и, быть может, единственную возможность. Однако эти три года научили меня, что я еще не достоин такой смерти. Я также понял, что жертва моей жизни имела бы, вероятно, меньшую ценность пред Богом, чем молитва, высказанная ребенком. Сегодня я прошу только о специальном благословении для моих молитв и моих самоотречений. Значительная часть этих самоотречений предназначена для соборной Католической Церкви, а малюсенькая частица пусть останется для моего диоцеза и моего народа; однако эти самоотречения будут плодотворными только по благословению Вашего Святейшества и по милости Божьей, которая это благословение нам вымолит.
Поэтому, припадая к ногам Вашего Святейшества, прошу ласково преподать апостольское благословение моему бедному народу, бедному духовенству моего бедного диоцеза и мне никчемному.
Львов, 29-31 августа 1942 г.
Вашему Святейшеству — Наипокорнеший слуга в Господе Нашем
+ Андрей Архиепископ Львовский
Оценили 6 человек
13 кармы