Земля и наша наука
Во многих нововведениях нуждается селекционная наука. Но даже в тех условиях в зерновом хозяйстве у нас выросли неплохие селекционеры. Собственно, и сейчас на них держится сельское хозяйство. Еще до революции имелись хорошие сорта пшеницы. Например, «Украинка» славилась не только на Украине, но и в Канаде.
У этого сорта отличные хлебопекарные качества. Василий Федорович Старченко, прекрасный агроном и человек, мне рассказывал, что до революции помещики так пропагандировали сорт «Украинка»: «Хочешь маты гладку жинку, сей пшеницу “Украинку”». Много отличных сортов вывели после революции, особенно в последние годы. Лукьяненко[906] из Краснодара дал стране пшеницу «Безостая-1» с отменными хлебопекарными качествами и урожайностью. Хорошие сорта пшеницы получил селекционер Ремесло[907], работавший на Мироновской опытной станции.
В «Правде» или в «Известиях» я недавно прочитал статью по поводу юбилея товарища Лукьяненко. Подписали ее Келдыш[908], Мацкевич[909] и Лобанов[910]. С удовольствием прочел перечисление известных мне достоинств этого замечательного селекционера. Некоторые работы он сделал после моего ухода, когда я был уже на пенсии. В своей научной деятельности он неутомим и очень плодовит. Я присоединяюсь ко всем честным людям, которые приветствуют такого замечательного ученого, такого замечательного селекционера товарища Лукьяненко. Я желаю ему здоровья и успехов.
Не хочу принижать его роль, но советская земля богата хорошими учеными, селекционерами, давшими для своих зон замечательные сорта. «Безостая-1» имела очень избирательное применение. Краснодарский край – основной район, где можно было ее сеять. Она не зимостойкая. Уже в Ростовской области она не давала эффекта. Из газетной статьи видно, что Лукьяненко создал новый сорт, который позволяет расширить посевную зону выведенной им пшеницы. Он использовал сорт, созданный селекционером Ремесло, скрестил его с «Безостой-1» и получил новый, более зимостойкий сорт. Не хочу на этом задерживаться, сведения, которые дает статья, невелики.
С каждым годом моя память ослабевает. К сожалению, я уже не могу вспомнить фамилии некоторых людей, с которыми не раз встречался… Естественный процесс. Помню только их внешность. Зрительно представляю себе женщину-селекционера из Саратовской области. Стоят перед моими глазами и селекционеры целины. Я там бывал в научно-исследовательском институте, беседовал с ними. Замечательные люди. И сколько их!
О кукурузе. Кукуруза у нас высевалась на больших площадях. Ею занимались в Одесском селекционном институте имени Лысенко. Не знаю, как он теперь называется. Вел ее селекционер Мусийко[911]. Он вывел хорошие сорта. Особенно в памяти сохранилась «Одесская-10». Почему? Когда я познакомился с американским фермером Гарстом, он мне доказывал преимущества кукурузы. Он умный человек, хорошо знавший свое дело. Я ему порекомендовал поехать в Одессу и посмотреть наши сорта. После этого хотел с ним еще раз встретиться и послушать, что он скажет. Гарст поехал в Одессу и посмотрел эти сорта. Мне потом рассказывали, что, когда ему дали початок сорта «Одесская-10», Гарст поцеловал его и сказал: «Отличный початок».
– Господин Хрущев, – обратился ко мне Гарст при очередной встрече, – я видел сорта вашей кукурузы и считаю, что сейчас вы не нуждаетесь в покупке семян в Америке. У вас имеются свои высокопродуктивные сорта.
Хорошие сорта кукурузы были выведены и на Воронежской селекционной станции. В Днепропетровске тоже имелись отличные сорта. Я знал их автора Соколова[912] и с большим уважением к нему относился.
Одним словом, у нас имелись специалисты, но не было системы. Отсутствовали хозяйства, в нужном количестве выращивавшие, сортирующие, калибрующие и хранящие семена. О калибровании кукурузы я впервые услышал в середине 50-х годов от Гарста. Как у металлиста, у меня с этим словом связано определенное понятие. Это значит обтачивать, калибровать до определенного размера. Калибровка семян кукурузы – это сортировка их по размерам. Мы купили в Америке несколько калибровочных заводов, а потом сами начали их строить, главным образом на Украине и Северном Кавказе. Раньше семеноводство у нас «хромало», каждый «лапотник плел лапоть на свою ногу». А в Америке уже были специализированные хозяйства, обеспечивавшие фермеров высококачественным гибридным семенным материалом. Без этого нельзя вести кукурузное хозяйство на высоком уровне. Мы переняли опыт американцев, сразу получили хорошие результаты и организовали свое гибридное семеноводческое хозяйство.
Встречаясь с Гарстом, я не краснел за селекционеров Советского Союза, ни по зерну, ни по техническим культурам – это замечательный селекционер Кириченко[913] из Одесского селекционного института, он дал новый сорт твердой озимой пшеницы; это Пустовойт[914], который создал лучший в мире подсолнечник; это селекционеры по льноводству, по хлопку и по другим культурам. Замечательным овощеводом слыл профессор Эдельштейн[915]. Я называю только тех, с кем лично встречался.
Наши ученые добились больших успехов в области садоводства, виноградарства. Я тогда следил за этим, и сейчас из печати видно, что мы по-прежнему занимаем неплохое место. От Запада, и особенно от Америки, мы отстаем в области селекции животноводства, птицеводства и свиноводства. Американцы в этих областях добились исключительных результатов. На откорм свиньи мы затрачиваем кормовых единиц, наверное, в два раза, если не два с половиной больше, чем капиталистические хозяйства Соединенных Штатов Америки. То, что я увидел в Америке и что мне докладывали об уровне селекционной работы по птице в Англии, – это для нас в те времена казалось непостижимым.
Я помню выставку птицеводства и птицепродуктов Англии на сельскохозяйственной выставке в Москве и увидел просто удивительные вещи. Американцы вывели породу кур, которая на два с половиной килограмма корма дает килограмм привеса. Это изумительный результат. Представитель фирмы, с которым я вел беседу в свое время, рассказывал, что они продвинулись дальше и уже получили: 1200 граммов расхода корма на 1000 граммов куриного мяса. Сейчас они хотят получить один к одному: на единицу затрат кормов – единицу привеса мяса. Мы купили в Соединенных Штатах технологию производства куриного мяса. Построили фабрику в Крыму. Я бывал в этом совхозе. Там мы потерпели поражение. Где американцы затрачивают два с половиной килограмма кормов на килограмм привеса, мы затрачивали пять. Почему? Не умеем, к нашему сожалению, даже перенести к себе то, что имеется в капиталистических хозяйствах. Есть в мире прекрасные результаты и по яйценоскости кур. Когда я был в 1964 году в Венгрии, то Янош Кадар мне рассказывал, что куры, выведенные из яиц, закупленных в Западной Германии, дают 262 яйца в год. В опубликованном статистическом отчете за 1969 год я вычитал, что у наших кур в среднем получается, кажется, 130 яиц. Мне говорили, что в Америке вывели кур, которые дают около 300 яиц в год. Это невероятно.
Почти каждый день курица откладывает яйцо. Почему же наша социалистическая курица уступает капиталистической? Что, она стоит на позициях капитализма против социализма? Нет! Нет! У нас очень много хвастают, что в научно-исследовательских институтах все новое. Сколько у нас этих «куриных профессоров», кандидатов и докторов, а наша курица значительно уступает капиталистической курице. В этом вопрос. Вопрос в науке, но не в ней одной. На этом я остановлюсь позже. Меня поразил кинофильм, присланный мне в свое время немецким фермером об утиной ферме. Он добился в выращивании утиного мяса затрат кормов 2,5 или 3 килограмма на килограмм привеса. Мы считаем, что содержание уток без воды невозможно, а он на утиной ферме содержал птиц в клетках. Воду им давали только для питья. Это сразу меняет положение: дает большие выгоды в привесах, в организации содержания этой птицы. Украинцы послали к нему своих специалистов. Они там все изучили. Немец добросовестно дал все рекомендации. Я не знаю, сколько это стоило, но украинцы создали свою утиную ферму. Она, видимо, и сейчас существует на озере Супой в Яготине под Киевом. На одном из совещаний по животноводству украинцы хвастались, что Яготинская утиная ферма дает столько-то мяса и затрачивают они пять килограммов кормов на килограмм привеса. Все аплодировали. В сравнении с нашими стандартами это большой прогресс.
– Позвольте, – говорю я, – вы ездили в Западную Германию и купили там эту утиную ферму. Фирма вас консультирует и оказывает помощь. Сколько она затрачивает на килограмм привеса?
Смутился оратор и говорит:
– Три килограмма.
Я говорю:
– Позвольте, как же так, они – три килограмма, а вы – пять. Вы работаете почти в два раза хуже!
Все это вопрос науки, вопрос культуры производства и вопрос приготовления кормов, подбора необходимых элементов, которые дают больший привес. Это вопрос откормочного материала и в селекции свиней. Гибридизация показала отличные результаты как в растениеводстве, так и в животноводстве и в птицеводстве. Мы в этих вопросах отстаем, невероятно отстаем.
Если бы мы, если бы наша наука поднялась до уровня, которого достигли Германия или Соединенные Штаты Америки, то, я думаю, что на таком количестве кормов, которое мы сейчас затрачиваем, можно удвоить производство продуктов животноводства: мяса, яиц, говядины, птицы и прочее.
Молочный скот в Голландии и Дании (я особо выделяю эти страны) дает самые высокие удои, и главное, молоко с высоким содержанием жира, в среднем пять процентов, при нашем едва достигавшем 2,5-3 процентов. На каждый их литр молока нам надо надаивать два!
Еще один пример. Приезжали как-то к нам голландские фермеры, и в Курской области посетили мою родную Калиновку. Они расспрашивали, как колхозники выращивают картофель. Калиновцы, по сравнению с окружающими, находились на довольно приличном уровне, получая около 200, а другой раз и более центнеров картофеля с гектара. «А какое количество картофеля вы высеваете?» – поинтересовались фермеры. «По две – две с половиной тонны семян на гектар», – отвечают. Те изумились. Голландским фермерам это показалось невероятным, и они рассказали, что высевают только пятьсот килограммов семян картофеля на гектар. Урожаи же получают в 300 и более центнеров. Когда я узнал об этом, то просто заболел от зависти. Вот это наука! Вот это действительно система! Оказывается, как высоко в капиталистической стране поставлено семеноводство.
Во время моего визита в Египет президент Насер говорил, что они покупают семена картофеля в Нидерландах, потом выращивают ранний картофель и продают его в Западную Германию и другие страны, потому что там его охотно покупают.
Да, в Нидерландах семеноводство картофеля отлично поставлено. Специальные хозяйства занимаются им и обеспечивают остальных голландских фермеров стандартными клубнями определенного сорта и размера. Потому и получается высокий урожай при крупных клубнях. У нас тоже имеются хорошие сорта картофеля, особенно «Лорх» и «Майская роза», с хорошими вкусовыми качествами. В этой связи я бы хотел вспомнить добрым словом профессора Лорха[916]. Я с ним много раз встречался. Лорх вывел сорт картофеля, распространившегося по всей стране. Ленинградцы вырастили ракоустойчивый картофель. К сожалению, сейчас картофель, который я покупаю в магазине, поражен фитофторой, черной гнилью[917] и другими болезнями. Видимо, недостаточно мы поработали над созданием сортов, устойчивых против болезней.
Мы располагаем большими хозяйствами по выращиванию спиртового картофеля с высоким содержанием крахмала, пригодного только для переработки на винокуренных заводах. Все это не поставлено на должном уровне так, как на Западе. Достаточно напомнить, что в Московской области получают урожай картофеля до 70 центнеров с гектара. В нашей стране нет общей системы выращивания семян. И семена не ценятся колхозами и совхозами. Если же они используют специальный семенной материал, то он годами не меняется. Лишь отдельные хозяйства обновляют семена в нужные сроки, как рекомендует наука.
Когда я вернулся с Украины в Москву, то решил посетить Научно-исследовательский институт картофеля в Раменском районе. Научные сотрудники докладывали мне с большим пафосом о своих успехах. Я задал вопрос: «А какой урожай вы собираете в вашем хозяйстве?» Женщина, отвечавшая за картофель, сказала: «Шестьдесят центнеров с гектара». Эта цифра меня просто убила. «Слушайте, товарищи, как же можно дальше терпеть работу такого института, – не сдержался я, – который на своих полях получает урожай в среднем по шестьдесят центнеров, а соседние колхозы – до ста двадцати центнеров? Кто же станет брать пример с такого института? Он подает ужасный пример!» Женщина, бедняга, не ожидала моей реплики и растерялась, потом заплакала: «Мы вас ждали, радовались приезду, а Вы нам говорите такие слова!» – «А что же мне говорить? Я не могу грешить против своей совести. Такой урожай – бич для сельского хозяйства страны, особенно в Московской области, которая держит огромные площади под посевами картофеля». Это происходило в 1950 году.
Несмотря на все последующие усилия со стороны партии и правительственных органов, урожайность картофеля недалеко ушла от позорной цифры – 70 центнеров с гектара. Конечно, имелись и рекордсмены. Еще в 1938 году в Киевской области одна колхозница получила 500 центнеров картофеля и за это была награждена орденом Ленина. Но каких же трудов ей это стоило! Несмотря ни на какие награды, таких примеров имелось очень мало, они являлись исключением и получались в результате необычайно тяжелого труда и большого вложения навоза в почву. Или рекорд достигался на крохотном участке. Вот колхозница Уткина из Новосибирской области получила около тысячи центнеров картофеля с гектара, но на малой площади. Порою, я знаю, за подобными рекордами стояло надувательство: говорили об урожае, собранном с грядки, и потом его пересчитывали на гектар.
Почему же мы так отстаем от Запада? У нас скверно поставлено дело. Научно-исследовательские институты содержатся на государственном обеспечении и потому работают плохо, раз бюджетом обеспечены, независимо от успехов дела. Противники социализма делают вывод, что условия преобразования жизни на социалистических началах приводят к безответственности, снижают эффективность труда. Поэтому Советский Союз и не может выбраться из трясины, в которой находится. Мой помощник Шевченко[918] как-то беседовал с крупнейшим селекционером Юрьевым[919], возглавлявшим научно-исследовательскую станцию близ Харькова. Когда Шевченко зашел к нему в кабинет, тот сидел, задумавшись. «Видимо, размышляете над какой-то проблемой?» – спросил Шевченко. Юрьев с грустью ответил: «У меня работает доктор сельскохозяйственных наук, но абсолютный бездельник, вот я и думаю, как от него избавиться, но ничего не могу придумать, потому что закон защищает его». Наши законы предусматривают защиту человека от плохих администраторов. Недобросовестные люди оборачивают эти законы против нашей системы. Работа в научно-исследовательских институтах служит нередко кормушкой для трутней. Такие элементы «облепляют» институты, пожирается огромное количество государственных средств, а отдачи нет. Всегда найдутся ура-патриоты, которые вместо того, чтобы искать истинную причину возникновения такой ситуации, расчищать пути для глубокой научной работы, освобождаться от балласта и выдвигать на первые позиции действительно ученых, а не прилипал, продолжают доказывать недоказуемое, кричат о нашем превосходстве. Так нельзя!
Я думаю, разумный человек правильно меня поймет. Говоря об этих недостатках, против которых я всегда боролся, и сейчас вспоминаю о них с большим огорчением и даже раздражением. Я преклоняюсь перед селекционерами и учеными Советского Союза, такими как Пустовойт, Ремесло и другие. Их можно насчитать не один десяток, их, может быть, даже сотни. Гордился и горжусь трудом этих замечательных ученых, которые с большой продуктивностью работали для подъема сельского хозяйства и сейчас работают.
Несколько слов о травопольной теории Вильямса
Я очень уважал этого человека, преклонялся перед ним. Сколько я произнес в его адрес хвалебных речей… Я и лично был с ним знаком. Из академиков он, наверное, одним из первых стал коммунистом. Для меня он был не только близким человеком, но он был НАШ, наш советский ученый. К сожалению, теория его оказалась несостоятельной. Я сейчас не хочу выступать судьей. Это специальный предмет, и он требует более глубокого анализа. Видимо, теорию Вильямса[920] можно применять, но не во всех зонах нашего огромного Советского Союза. А у нас как? Если один крикнул «Ура!», то другие тоже горланят. Вот мы и горланили: «Теория Вильямса! Травопольная система!» Ее ввели во многих районах, краях, областях и республиках, а она не дала должного эффекта. Мы имели большие потери.
Хочу вспомнить историю этого вопроса. Как до революции, так и сразу после нее мы не имели возможности вести сельское хозяйство на должном уровне. Мы не имели машин, семян, минеральных удобрений и прочих необходимых компонентов, а опирались на то, что давала природа. У нас был самый примитивный, экстенсивный способ ведения хозяйства – трехполка.
Затем вместо трехполки стали вводить многопольную систему. Многопольная система мало что давала из-за отсутствия минеральных удобрений. Плохо мы знали эту систему. Началась дискуссия о наилучших способах ведения сельского хозяйства. Вильямс выдвинул теорию травопольной системы. Академик Прянишников доказывал необходимость использования минеральных удобрений. Эти «великаны» жили в одно время. Прянишников[921] убеждал, что пора строить заводы, производящие минеральные удобрения. Он не отрицал посевов клевера и других трав, улучшающих структуру почвы, но главное место в его теории занимали минеральные удобрения. Он считал, что только с их помощью можно поднять сельское хозяйство на должный уровень. Теория Вильямса подкупала тем, что почти не требовала капиталовложений. Она основывалась на травопольном обороте, чем обеспечивалось снятие высоких урожаев. А эти высокие урожаи через травополье закладывали еще более высокие урожаи на будущее. Ну, что может быть увлекательнее, особенно в то время, когда страна не располагала капиталами, не имела ни химической, ни вообще развитой промышленности.
Он предлагал так построить севообороты, чтобы два или три поля были бы заняты под травами, а остальные – под культурами. Таким образом, посевы трав (клевера или люцерны, в зависимости от района, где какая трава лучше произрастает) накапливают азот в своих корнях, создают и улучшают структуру почвы: она не распыляется, а становится комковатой. Улучшается проникновение воздуха в почву, что создает лучшие условия для роста культурных растений. Можно было решать задачу увеличения урожайности без большого количества минеральных удобрений, о которых говорил академик Прянишников.
Победил Вильямс. Все мы тогда были за него. Партия навалилась всем своим авторитетом на внедрение травопольной системы. На Украине травопольная система была внедрена наиболее последовательно. И несмотря на это, мы имели низкие урожаи и зависели от погоды. На юге Украины вообще ничего не получалось. Поля, засеянные люцерной, не давали должного хозяйственного эффекта, там получали плохой урожай. А плохой урожай люцерны – это и мало азотных удобрений в почве, и мало кормов.
К предупреждениям академика Прянишникова, который более трезво смотрел на вещи, не прислушались. Он упорно стоял на своем, требовал производства удобрений и создания почвообрабатывающих машин, не разрушающих структуру почвы: мелких плугов, борон, того, чего нам так не хватало на целине.
Вильямс отрицал полезность бороны при обработке почвы. Борона, по теории Вильямса, «вредительское» орудие производства. Им в принципе отрицалась мелкая пахота, а это неправильно. В зависимости от условий нужно пахать глубоко или пользоваться орудиями мелкой пахоты. На Украине, в засушливых районах в степи применялся так называемый буккер. Это многокорпусный плуг, но мелкий. Один известный профессор Саратовского института упорно отстаивал применение буккера. По-моему, он за это был арестован, осужден и расстрелян как вредитель. И не только он один.
Теория Вильямса господствовала довольно долго. Было принято даже специальное правительственное решение, и все стали за Вильямса. Прянишникова, к счастью, в сталинские грозные времена не репрессировали, после войны он скончался сам. Его теория так и не была признана при его жизни, хотя она подсказывала реальный путь подъема сельского хозяйства. Имелись ли хозяйства с большой отдачей, работавшие по методу Вильямса? В некоторых районах, в специальных условиях, получали высокие урожаи, но в массе его система не давала эффекта. В результате большой вред (я бы употребил даже такое слово) сельскому хозяйству был нанесен принятием травопольной системы академика Вильямса. Несмотря на то, что я долго восхвалял его теорию, я же и взял на себя ответственность за отказ от нее. Жизнь требовала пересмотреть ошибочные решения. Я должен оговориться: для некоторых районов травопольная система, может быть, и подходит.
Мы подвергли критике травопольную теорию Вильямса и сориентировались на Прянишникова.
Из архивов мы извлекли документы умершего к тому времени академика Прянишникова, замечательного человека. Он предлагал более реальные, конкретные методы увеличения урожая. Тут и навоз, и трава, и люцерна, и клевер, но в основе всего лежали минеральные удобрения. Особенно минеральные удобрения. Без них дальше двигаться оказалось просто невозможно. Что такое навоз? Навоз – это те же минеральные удобрения. Растение питается не навозом, а содержащимися в нем веществами, доступными для корневой системы. Химия может дать эти вещества в чистом виде. Может быть, на первых порах не самого лучшего качества. Но не все это понимают.
Не так давно я встречался с отдыхающими из соседнего дома отдыха. Я услышал от них такую обывательскую точку зрения: «Минеральные удобрения хуже навоза. От них в овощах появляются какие-то запахи». Эта точка зрения никуда не годится. Что такое навоз? Это дерьмо человеческое или дерьмо животных. Но когда вы кушаете редиску или капусту, едите щи, вы же не ощущаете запаха, знакомого нам от рождения.
Поле – как шахматная доска
Хочу вернуться к методу квадратно-гнездового сева. Такая мысль впервые возникла в конце 40-х годов у одного приехавшего на Украину проверяющего. Он поделился идеей со мной. Я привлек агрономов, инженеров, и стали приспосабливать сеялки так, чтобы высевать семена строго по квадрату в специальные гнезда. Это позволяло их потом обрабатывать не только в продольном, но и поперечном направлении. Поле начинало походить на шахматную доску с растениями в углах квадратов. Побудила нас к этому плохая и несвоевременная обработка пропашных культур, а от этого зависел урожай.
Все это происходило в конце моей деятельности на Украине. Когда я перешел на работу в Москву, то через какое-то время и здесь возобновили эту работу. Мне подыскали двух инженеров на заводе в Люберцах, и они начали конструировать сеялку. Если на Украине мы занимались кукурузой и картофелем, то здесь основным стал картофель. Потери урожая картофеля под Москвой – большая проблема. Основная причина потерь – несвоевременная обработка, а порой картофель вообще не обрабатывали, не окучивали. Картофель любит двукратное окучивание за сезон. Это минимум. Иначе не получить хорошего урожая. Я видел решение проблемы только в механизации процесса. И надо сказать, трудоемкого процесса. Окучивание трактором обычно делали только в одном направлении, вдоль рядка. Инженеры приспособили имевшуюся машину к нашим требованиям. Потом мы узнали, что такая машина уже создана в Америке, там ею пользовались при обработке кукурузы. Она давала квадратно-гнездовой сев. Наша машина тоже работала хорошо. Эксперименты проводились в одном колхозе Раменского района. Там председатель колхоза оказался очень понимающим человеком. Подобрал двух хороших звеньевых: тогда для выращивания пропашных культур создавались звенья. Один звеньевой был уже немолодым человеком, членом партии с 1917 года. Он мне нравился своей рассудительностью, умом. Провели посев картофеля, получили всходы, они показали идеальный квадрат. Я пригласил министра земледелия товарища Бенедиктова[922] выехать в поле. С нами поехал и Козлов[923], заведующий отделом сельского хозяйства ЦК КПСС. Я в колхозе стал уже своим человеком. Не знаю, сколько раз я выезжал в этот колхоз. Приехавших я спросил: «Как вы думаете, в каком направлении проводились посевы картофеля?» И был очень доволен тем, что они не смогли определить. И в продольном, и в поперечном направлении поле было одинаково ровным, как будто разграфлено линейкой.
На этих полях тогда получили удвоенный урожай. Он сразу окрылил сторонников нового метода. Стали приспосабливать машины для кукурузы. Картофель и кукуруза высеваются по-разному, но размер квадрата один и тот же – 70 × 70 сантиметров между растениями. Кукуруза отлично росла при таком размере квадрата. Она хорошо освещалась и хорошо проветривалась. Высокостебельное растение, кукуруза не терпит загущенного посева. В том же Раменском районе получили прекрасный урожай силосной массы. Поле привлекало внимание не только специалистов сельского хозяйства, но и просто проезжающих по дороге людей. Они останавливались около кукурузы и рассматривали это диво. Кукуруза в то время в таких масштабах в Московской области не сеялась. Правда, на огородах она встречалась давно.
Теперь конструкторы сельскохозяйственных машин всерьез взялись за работу. Они копировали американские машины. Там эту конструкцию давно отработали. Печать стала пропагандировать посев квадратно-гнездовым способом кукурузы и картофеля. Потом в порядке эксперимента мы решили испытать квадратно-гнездовой метод на посеве хлопка. Этим способом пробовали сеять даже сахарную свеклу. Там, где был хорошо проведен сев, проведена обработка в двух направлениях, получали урожай больше обычного, правда, густота стояния растений резко сократилась. При обычном способе ширина междурядья у свеклы 44,5 сантиметра, а в рядке расстояние между растениями – 15-20 сантиметров. Хорошим считалось то хозяйство, где убиралось до 100 тысяч корней, а очень хорошим – где собирали 110 тысяч корней с гектара.
При квадратно-гнездовом способе мы не могли получить столько корнеплодов, иначе трактор не смог бы пройти в поперечном направлении посева. Получали 50-55 тысяч корней. Однако в результате своевременной обработки корнеплоды получались более тяжеловесными, и в сумме их вес не только не уступал, но даже превосходил урожай, получаемый традиционными методами. Квадратно-гнездовой способ превзошел все ожидания. Но дальше экспериментов мы не пошли. Американцы шли таким же путем. Они перешли на квадратно-гнездовой способ возделывания кукурузы и хлопка, а потом отказались от него. При выращивании хлопка американцы делали междурядья шириной около метра, с тем чтобы легко проходила машина. Отказавшись от квадратно-гнездового способа, они перешли на борьбу с сорняками с помощью гербицидов. У нас о гербицидах тогда совсем не знали, поэтому нам приходилось бороться с сорняками только прополкой и окучиванием. Американцы окучивание проводили в продольном направлении, а в рядке уничтожали сорняки гербицидами. Кроме того, если поля не засорены, не требовалось поперечной обработки трактором. Хорошие хозяйства получали высокие урожаи и без квадратно-гнездового способа обработки.
Постепенно на общем фоне подъема культуры обработки пропашных культур у нас стал ослабевать интерес к квадрату. При двух или трех пропашках только в продольном направлении тоже получали хороший урожай. Хозяйства стали отказываться от квадрата, от лишних хлопот. Сейчас в газетах я не встречаю ничего интересного с точки зрения новых методов обработки полей. Одна голая пропаганда.
Продолжение следует.
Предыдущая глава 32 здесь
Оценили 0 человек
0 кармы