Нововведение в редакторе. Вставка видео с Rutube и VK

Из немецкого концлагеря в фильтрационный лагерь ГУЛАГа.

4 5271

В 1942-1943 годах были организованы первые спецлагеря НКВД СССР ( 20 февраля 1945 года приказом №00100 НКВД СССР переименованные в проверочно-фильтрационные лагеря, куда «СМЕРШ» направлял всех без исключения советских военнослужащих, бежавших из плена либо освобожденных Красной Армией или союзниками. Там они находились в распоряжении следователей «СМЕРШ», и после долгих месяцев проверки их направляли в места отбытия наказания, продолжения службы , в рабочие батальоны или на свободу. Некоторых приговаривали к смертной казни «за измену Родине».

Проверка находящихся в специальных лагерях военнослужащих Красной Армии проводилась отделами контрразведки «СМЕРШ» НКО СССР при спецлагерях Народного комиссариата внутренних дел Советского Союза.

В приказе N00315 НКВД СССР и ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР от 18 апреля 1945 года под пунктом №8 значилось предписание :

 Провести в двухмесячный срок фильтрацию всех арестованных, вывезенных в лагеря НКВД. По результатам фильтрации полагалось лиц, не являющихся шпионами, диверсантами, радистами, сотрудниками германских карательных органов, активными членами фашистских партий, переводить в рабочие батальоны, а больных и инвалидов — отправлять домой.

Военнопленному Дмитрию Ломоносову не повезло — на фронте он находился с сентября 1943 года и был радистом, точнее радиотелефонистом ( в кавалерийском полку не было раций) , то есть подпадал под пункт номер восемь.

В армию попал как и многие другие , крайне истощенным — пайки для гражданских были минимальны и для многих спасением было записаться в РККА, где кормили нормально. Он хотел стать командиром, но из-за истощения и физической недоразвитости комиссия не приняла его на командирские курсы.

13 января 1944 года Ломоносов был ранен и оказался в немецком плену , где чудом выжил — 29 апреля 1945 года он был освобождён из располагавшегося в 8 км. от городка Бремерверде международного лагеря военнопленных — шталага Х-В Зандбостель англичанами, которые в соответствии с договорённостями , обязывающими содействовать возвращению советских пленных в СССР, перемещали их под контроль американцев или передавали советской военной администрации.

В своих мемуарах , законченных в 2012 году ( после нескольких посещений Германии весной 2003, 2010-11 гг. — там 29 апреля ежегодно отмечается очередная годовщина освобождения лагеря Зандбостель) , потомок революционерки Катерины Самуиловны Вакс и вознесшегося благодаря революции выходца из кантонистов начальника экономического отдела Уральского губернского правления Потребсоюза Ломоносенко , бывший радист Дмитрий Ломоносов вспоминал :

«в мае 1945 года нас — пленных с незалеченными ранами и больных — вывозили на английских санитарных автобусах в лазарет, помещавшийся в городе Хемер» [ в 300 км. от ж.д.станции Бремерверде и лагеря Зандбостеля — на территорию, подконтрольную американцам, в шталаг VI А ].

«В середине мая меня доставили сюда на английском санитарном автобусе и поместили в лазарет. Впервые за все время после мобилизации я лежал в настоящей кровати на простынях, укрывшись одеялом. Естественно, раны мои на ногах начали быстро зарубцовываться, и я начал передвигаться на костылях.

На главной площади лагеря все время толкался народ: искали земляков, товарищей по пребыванию в разных лагерях. Нередко разыгрывались дикие сцены: вдруг опознавали бывшего полицая, который пытался скрыться, замешавшись в толпе пленных. Если не успевала вмешаться администрация, таких беспощадно уничтожали.

Для меня особенное место в воспоминаниях занимает этот лагерь потому, что здесь произошла кардинальная смена состояния: от бесправного «хефтлинга» к свободному человеку. Я буквально наслаждался тем, что в любой момент я могу встать и пойти «куда глаза глядят»... не ожидая окрика или даже выстрела конвоира.

Начав здесь передвигаться с помощью костылей, я вышел за ворота (вот они-то выглядели тогда совсем иначе и находились, как мне кажется, в другом месте). От часового-американца, пожелавшего меня остановить, я попросту отмахнулся, а он больше и не пытался мне препятствовать. Впрочем, далеко на своих костылях я проковылять и не мог...

...В последующие дни ситуация в лагере полностью повторила знакомую мне по Зандбостелю. Изголодавшихся советских военнопленных невозможно было удержать в пределах ограждения, не применяя силы, чего американские солдаты не могли себе позволить. Через проделанные многочисленные дыры в ограждениях они вырвались в город, где стали добывать себе продовольствие, не считаясь с «требованиями этикета», в подвалах близлежащих домов. Мародерство доведенных до отчаяния голодом военнопленных продолжалось несколько дней, несмотря на попытки американской военной полиции им препятствовать. Когда было налажено нормальное снабжение и питание в лагере, мародерство само собой прекратилось.

Я поневоле пытаюсь представить себе: возможна ли была такая цивилизованная процедура передачи лагеря на советско-германском фронте?

Теперь здесь казармы бундесвера [в шталаге VI A расквартирован панцербатальон ; SS] . Металлические ворота закрыты, около них прохаживается часовой. Через ограду видны знакомые мне 3-этажные здания казарм, в которых размещались когда-то советские военнопленные...


 На снимке -- ворота лагеря IV В. Примерно так же могли выглядеть ворота шталага VI A


...Те же здания из светлого кирпича, та же площадь, по которой когда-то бродили тысячи бывших пленных, собираясь вокруг тех, кто мог сообщить какие-либо новости о том, чего все с нетерпением ожидали: условия и сроки возвращения на Родину. Кое-кто успел уже получить письмо от родных и рассказывал о жизни в России. От таких «счастливцев» требовали, чтобы он прочитал письмо, и он делал это в сотый раз, пропуская интимные части текста. Услышанное бурно обсуждалось и комментировалось.

С трибуны, установленной на этой площади, украшенной портретами Сталина, Рузвельта и Черчилля, выступали представители советской комиссии по репатриации, призывая возвращаться на Родину, «которая ждет вас и встретит как героев». Несмотря на соглашение между союзниками о том, что все советские «перемещенные лица» должны быть переданы советской администрации независимо от их желания, среди пленных расхаживали агитаторы, приглашавшие приехать в Канаду, Австралию и другие страны, обещая хорошо оплачиваемую работу и отличные бытовые условия. Раздавали красочные рекламные буклеты.

Однако тяга домой у всех была настолько непреодолимой, что никакие блага земные не соблазняли. Даже просачивающиеся слухи о том, что дома не только не ждут как героев, а, напротив, направляют в специальные лагери, где допрашивают «с пристрастием», не могли поколебать страстного желания вернуться домой к родителям, женам, детям... »


В книге по истории шталага VI А рассказывается о передаче лагеря его охраной американским военным :

«В марте 1945 года американские войска форсировали Рейн, и к концу месяца германские дивизии, которыми командовал генерал-фельдмаршал Модель, численностью около 325 тысяч солдат и офицеров, оказалась в так называемом «Рурском окружении». В результате успешного наступления союзников части III армейского корпуса генерал-лейтенанта Байерлайна вынуждены были отступить в район городов Изерлон — Хемер. Вопреки требованию фельдмаршала Моделя Байерлайн считал дальнейшее сопротивление окруженных войск бесполезным. 12 и 13 апреля Байерлайн посетил шталаг VI А, убедился в бедственном положении находившихся в нем военнопленных и попытался наладить снабжение продовольствием. Он распорядился, чтобы была подготовлена организованная передача лагеря союзникам. Командующий танковым батальоном капитан Эрнст провел прямые переговоры с американским полковником Китцем о прекращении огня и беспрепятственном отступлении его батальона. В результате 14 апреля города Хемер и Изерлон и шталаг VI А были заняты американскими войсками без боя...»


***

После передачи войсками союзников в советскую зону , Ломоносов пребывал на излечении в военных госпиталях, дислоцировавшихся в Польше. Для приема репатриантов советская администрация выделила в Германии и Польше бывшие лагеря «остарбайтеров» и другие сборные пункты, в большинстве своем обнесенные проволокой и охраняемые, хотя в некоторых местах приток заключенных достигал таких размеров, что обеспечить охрану было просто невозможно и случались побеги.

После выписки был направлен на спецпроверку в фильтрационный лагерь, находившийся в пригороде польского городка Торунь. В декабре 1945 года из фильтрационного лагеря под Торунью был по собственному желанию был отправлен  для дальнейшего прохождения службы в Азербайджан в так называемый рабочий батальон — стройбат...



В лагерях для военнопленных «СМЕРШ» быстро организовал «внутренний круг» агентов и информаторов во главе с «комиссарами». Информаторы составляли «черные списки» тех, кто не желал репатриироваться, сообщали о планируемых побегах. Иногда этих действительных или мнимых пособников «СМЕРШ» убивали. Были и покончившие с собой уставшие от пыток. И были вот такие (возможно активисты?) с повязками на руках. Надпись на повязке — "Мл.лейтенант"


__________________________________________________


ФИЛЬТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ


Автор — ДМИТРИЙ БОРИСОВИЧ ЛОМОНОСОВ, 22.11.1924 - 13.03.2015. , инвалид войны.


***

Режим в лагере [ под Торунью ] был довольно свободным. Трижды в день —столовая, питание не обильное, но вполне достаточное (по крайней мере – для моей комплекции). В конце дня — час политинформации, которую проводил подполковник, замполит начальника лагеря. По очереди (один-два раза в неделю) – наряды – на кухню, дневальство в бараках, уборка территории.

        Я, как и все мои товарищи по лагерю, понимал, что пребывание здесь («фильтрация») должно завершиться каким-то результатом. Каким он может быть?

           В лучшем случае, как мне казалось, будет направление в войска для продолжения воинской службы. Учитывая необратимые последствия ранения и отморожения, возможна и демобилизация. Но тогда возникает неразрешимая проблема: куда отправиться в этом случае? У меня, в отличие от большинства моих соратников, на родине нет ни дома, ни родственников, которые могли бы меня приютить хотя бы временно. Мама – все еще в лагере где-то в Новосибирской области, ей тоже некуда деться после ожидаемого освобождения.

        Мне ни разу не приходила в голову возможность оказаться обвиненным в «измене родине»: я не совершал поступков, которые можно было бы назвать предательством. Довольно частые случаи, когда в очередной раз вызванные на допрос, оттуда уже не возвращались, меня не очень настораживали: были, как я думал, для этого какие-то основания. Обстоятельства моего пленения раненым не давали повода для обвинения в добровольной сдаче в плен, и большую часть пребывания в плену я провел в «инвалидных» бараках.

         В то же время, мне были известны многочисленные примеры того, как людям приписывались поступки и поведение, которых они не совершали. Например, ранее упоминавшийся мною, инженер Петров, руководивший самодеятельным хором в торуньском госпитале. Не призванный в армию, как работник оборонного завода, он, оказавшись на оккупированной территории, был арестован и принужден работать в литейном цехе какого-то восстановленного немцами предприятия. Ему было предъявлено обвинение в добровольном сотрудничестве с врагом, и след его потерялся в ГУЛАГе.

         Так что я накануне встреч с органами дознания, находился в состоянии тревожного ожидания.

         И вот, наконец, настал день, когда меня вызвали в спецчасть. Молодой вежливый капитан долго расспрашивал меня об обстоятельствах моего пленения, подробно записывая мои слова в протокол. Детально записал также в каких лагерях я побывал в плену, с кем встречался и кто может подтвердить мои слова.

        Тогда в моей памяти сохранялись имена или клички соседей по баракам и сотрудников по рабочим командам, и я спокойно ссылался на них, будучи уверенным в том, что их показания, если удастся их получить, мне не навредят.

           После этого меня вызывали еще несколько раз, как к этому уже знакомому капитану, так и к другим офицерам СМЕРША. Перечитывая при мне ранее записанные показания, задавали уточняющие вопросы. Называли фамилии и имена, спрашивали, знаю ли их и что могу о них сказать. Пару раз встречались знакомые имена, и я сообщал, что мне о них известно. Скрывать было нечего, все те с кем я общался, не могли быть замараны связями с немцами или с власовцами. Вероятно, кого-то из допрашиваемых так же спрашивали обо мне, и их отзывы были приняты во внимание при оформлении моего «досье».

         Почти все следователи вежливыми, внимательными и корректными, за исключением старшего лейтенанта, вызвавшего меня в последний раз. Он начал с того, что заявил:

           - Ну что, трус и предатель, будешь продолжать врать, или начнешь, наконец, рассказывать о том, как сотрудничал с немцами и власовцами? Ни одному слову из того, что ты здесь наговорил, я не верю!

         Трудной была эта беседа, если можно ее так назвать. Мне казалось, что уже не выйду на свободу. Зато, если лица его коллег, до него меня допрашивавших, в памяти не сохрнились, то его физиономия, вооруженная очками с толстыми стеклами, обрамленная «профессорской» бородкой и толстыми красными, как будто поддутыми щеками, видится до сих пор вполне рельефно. Вот только фамилии его не помню.

Иногда формировались группы отправляемых на Восток, как говорилось «для продолжения службы». Но со временем стали ходить тревожные слухи. Откуда проникали эти сведения неизвестно, но говорили, что вместо продолжения службы некоторые вновь попадали в руки уполномоченных СМЕРШ и затем пополняли собой многомиллионное население ГУЛАГ’а. Говорили, что кто-то получил письмо от родственников, разыскивавших уехавшего на Восток и пропавшего бесследно.

         Среди солдат и офицеров действующей армии, с которыми часто приходилось встречаться, многие, особенно те, кто не успел еще повоевать (больше полгода прошло после окончания боев), встречались враждебно настроенные по отношению к нам, бывшим военнопленным. Часто вспоминался мне жест офицера, встретившего нас при пересечении демаркационной линии. О том, что сотни тысяч солдат и офицеров, ранее считавшиеся пропавшими без вести, возвращались из плена, молчали газеты, как будто этой проблемы не существовало.

            Меня крайне настораживали эти слухи. После пережитого мне совсем не улыбалось вновь попасть за решетку, да еще к своим. То, что я, к тому же, являлся сыном «врагов народа», (и мать и отец погибли в сталинских лагерях) добавляло мне беспокойства. Я вновь пожалел, вспомнив об этом, что отказался остаться дослуживать в армии при госпитале.

         Однажды объявили: желающие отправиться служить в строительные войска на Кавказ, могут записаться для оформления. Не долго раздумывая, я записался и стал ждать команды на отправку. В декабре 1945 года объявили посадку в эшелон теплушек, следовавший на Кавказ.

            Я прошелся последний раз по улице, прилегающей к станционным путям, мимо форта XVII, ворота которого были наглухо закрыты, и, как только последовала команда, занял место на нарах товарного вагона.


Drang nach Osten

Поезд тронулся, медленно миновали Торунь и поехали по Польше, часто останавливаясь на станциях. Навстречу шли поезда с войсками, состоявшими из только что мобилизованных на службу солдат под командой молодых лейтенантов, одетых так же, как и солдаты, в ботинки с обмотками.

           Шли на Запад и эшелоны с немцами, переселяемыми из Польши и Восточной Пруссии. На них, бывших врагов, было жалко смотреть. На станциях они высыпали из вагонов, исхудавшие, голодные, радовавшиеся каждому куску хлеба, который протягивали им бывшие военнопленные и «остарбайтеры», работавшие на них в качестве батраков еще совсем недавно. Поневоле вспоминалось: часто ли встречался мне во время плена немец, предложивший кусок хлеба? Такого встречалось отнюдь не часто.

        Эшелон очень долго шел через Польшу. Была длительная остановка в правобережной части Варшавы Праге. Здесь в развалинах пристанционных построек был убит один из наших, выскочивший ночью из вагона набрать воды в котелок из-под крана.

           Чем дальше на Восток, тем больше ощущалось неприязненное отношение к нам поляков. Вспоминая общение с ними в Холме, Торуне в Габловицах (Gabelndorf), при котором не только не было враждебности, а скорее были вполне дружественные отношения. я не мог понять причины этого. Только через много лет я смог предположить этому объяснение.

           В одном из вагонов была полевая кухня, так что во время пути нам ежедневно на остановках выдавали горячий обед, помимо сухого пайка и хлеба. Так что мы не только не испытывали голода, но и делились с тоже едущими на Восток, возвращающимися из Германии ранее угнанными туда женщинами.

          Уже в начала 1946 года пересекли границу. Сразу бросилась в глаза страшная нищета и разруха. На станциях поезд встречали женщины и дети, одетые в лохмотья, в надежде встретить кого-нибудь из своих. Расспрашивали нас, в тщетной надежде узнать что-либо. Несмотря на брань сопровождающих нас офицеров, подсаживали к себе в вагоны едущих куда-то попутчиков и подкармливали их.

          Слушали их рассказы о начинавшейся в колхозах мирной жизни - о заработанных за лето трудоднях, на которые ничего не причиталось: весь скудный послевоенный урожай отобран. С приусадебных участков, единственных источников существования, требовалось уплатить натуроплатой огромные налоги, да еще и добровольно-принудительна подписка на заем ...

           Большая часть бывших военнопленных в вагоне были в прошлом крестьяне, на них эти рассказы действовали угнетающе. Была очевидна огромная разница в уровне жизни и быта в победившей России по сравнению с побежденной и частично разграбленной Германией, освобожденной и тоже разграбленной Польшей.

           Ехали через Украину, Ростовскую область, всюду разрушенные станции, временно восстановленные мосты.       Проехали и Ростов, но стоянка была всего несколько минут. Успел увидеть только разрушенный вокзал, разбомбленные пристанционные хорошо знакомые постройки, взорванный знаменитый подъемный мост (рядом был возведен временный на деревянных опорах). Долгий многодневный путь по транскавказской магистрали, мимо Махачкалы, далее по побережью Каспия вдоль возвышающихся с правой стороны пути высоких гор. Миновали знакомую станцию Баладжары и прибыли, наконец, в Баку уже в начале февраля или конце января. Здесь уже пахло весной.


Из книги «Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946»


___________________________________________________


***

В Азербайджане Д.Б.Ломоносов стал солдатом сначала 97-го отдельного мостостроительного, а затем - 91-го отдельного дорожно-строительного батальонов.

Демобилизован в 1947 году.


В конце войны в задачи «СМЕРШ» вошла проверка многомиллионной «армии» советских граждан, возвращавшихся из плена. Английские и американские разведслужбы, стремясь скрупулезно выполнить свои обязательства перед союзником (об обязательном возвращении граждан в страну проживания), участвовали порой в варварских репатриациях. Многие из миллионов советских граждан, которых зачастую против их воли вернули в лапы коммунистов, сменили гитлеровские концлагеря на советские. Как завуалировано признавала даже советская официальная история, «СМЕРШ» «с недоверием» относился к более чем миллиону советских военнопленных, переживших ужасы немецких лагерей. В течение всей войны советские пленные рассматривались как дезертиры — благодаря подлейшему приказу Сталина № 270 от 16 августа 1941 года , по которому официально все сдавшиеся в плен объявлялись «изменниками Родины» и их предписывалось «уничтожать всеми средствами», а семьи репрессировать — ниже приведу две выдержки оттуда :

 «Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образцы смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя... Трусов и дезертиров надо уничтожать…»

— под этими словами поставил свою подпись И.Б.Сталин , ни одного дня в своей жизни не проведший на фронте под пулями и снарядами. А за 23 года до того, весной и летом 1917 года будучи редактором большевистской газеты "Правда" [2] , он размещал в ней призывы Ленина к солдатам русской армии брататься с немцами и дезертировать с фронтов Германской войны (!).

И особо иезуитски выглядят строки о необходимости репрессировать семьи попавших в плен :

 «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».

А ведь всем известно, что в начале войны в плен попал сын Сталина — артиллерист Яков Джугашвили ( которого немцы не расстреляли сразу как еврея и коммуниста) [3] . Так вот, по этому сталинскому приказу № 270 , самому Сталину надлежало застрелиться , чтобы избежать позора. Ведь как известно — с больших людей и спрос больше. Но у евреев нет не только совести (как сообщил во всеуслышание раввин Лайтман), но и стыда. А может Джугашвили-старший посчитал — «что дозволено Юпитеру, недозволено быку»?

                                                   

Примечания и дополнения : 

[1]. 29.12.41. вышел приказ наркома обороны №0521 ( ЦХИДК. Ф.1/п. Оп.23а. Д.2. Л.27. ) под названием «Формирование армейских сборно-пересыльных пунктов» — но они работали немного в другом направлении. Работа этих пунктов обеспечивалась прифронтовыми отделениями комендатур и временными постами, укомплектованными военнослужащими НКВД , в чью задачу входило собрать отступавших и заблудившихся красноармейцев и направить на СПП , где их сортировали и формировали новые подразделения , а подозрительных передавали в спецлагеря НКВД , созданные решением ГОКО №1069сс от 27.12.41. для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, находящихся в плену или окружении противника ( подчинялись Управлению по делам военнопленных и интернированных НКВД Союза ССР до июля 1944 года. 19 июля 1944года они были переданы в ведение ГУЛАГа. Заместителем начальника ГУЛАГа по спецлагерям НКВД был назначен полковник госбезопасности Г. М. Грановский. 28 августа 1944 года на базе отдела спецлагерей ГУЛАГа был создан самостоятельный Отдел спецлагерей НКВД Союза ССР (начальником назначен Шитиков.Н.И.) , зимой 1945 года переименованный в Отдел проверочно-фильтрационных лагерей (ОПФЛ) НКВД Союза ССР, начальником которого остался Н. И. Шитиков.

[2]. Сразу же после отречения Николая II большевики стали печатать в Петрограде газету «Правда» тиражом около 200 тыс. экземпляров — ежемесячно на ее издание они расходовали 150-200 тыс. рублей./ ГАРФ, ф. 1826, д. 5, л. 56. ; из статьи "Ленин и евреи предали и продали Россию"-   https://cont.ws/@artads/801104

[3]. Яков Джугашвили в немецком плену — "Фото(19шт.) из личного альбома немецкого генерал-фельдмаршала люфтваффе Вольфрама фон Рихтгофена" : https://cont.ws/@artads/643068

По теме : https://cont.ws/@artads/109310... -"Сталинская война против собственных войск".

SS. 14.10.2018.

Невоенный анализ-59. 18 апреля 2024

Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари порно» не снимаюсь, ...

Пропавший шесть лет назад и признанный погибшим немецкий миллиардер нашелся в Москве

Просто забавная история со счастливым концом для всех: Немецкий миллиардер, владелец и директор сети супермаркетов Карл-Эриван Хауб шесть лет назад был признан на родине погибшим. Он загадочно ...

Обсудить
  • вот еще и поэтому война - самое распоследнее дело!
  • Да...уж...! Кому война- кому мать родна...
    • SS
    • 18 октября 2018 г. 00:16