СТАЛИН. СЕРГЕЙ КРЕМЛЁВ О СТАЛИНЕ.

Доказательством политической и цивилизационной прозорливости Сталина стала его последняя работа, опубликованная осенью 1952 года, — «К вопросу об экономических проблемах социализма в СССР», а доказательством политической и цивилизационной близорукости и даже слепоты как его формальных преемников, так и народов СССР, стало то, что после смерти Сталина эта его работа — вершина всего предшествующего мирового социального анализа, была тут же в СССР забыта и позднее даже подвергнута осмеянию.

В мировой истории нет другого такого примера, когда один человек, лидер нации, так полно и точно был бы воплощением исторической необходимости. Как о сходной фигуре можно говорить лишь о нашем же Петре Великом, но Пётр, при всей его гениальности, был рождён на троне, он получил высшую власть и возможность преобразовывать Россию по праву рождения.

А Сталин это право обрёл в сложнейшей ситуации подъёма к возможности преобразовывать Россию из самых общественных «низов».

Сталин не родился Вождём, а стал им потому, что сама жизнь показала и доказала, что Сталин безальтернативен, если Россия хочет развиваться и иметь будущее.

В 70-80-е годы Лазарь Моисеевич Каганович, знавший Сталина так, как его знал мало кто, говорил:

«Сталин никогда не заискивал ни перед кем. Это оригинальный человек, между прочим. Причём его надо брать по временам, по периодам, разный он был. Послевоенный — другой Сталин. Довоенный — другой. Между тридцать вторым и сороковым годами — другой. До тридцать второго года — совсем другой. Он менялся. Я видел не менее пяти-шести разных Сталиных.»

И на вопрос — в зависимости от чего менялся Сталин? — Каганович ответил: «От напряжённости работы. От напряжённости обстановки. От напряжённости борьбы».

Каганович очень точно это сказал — о разных Сталиных в разные периоды его жизни. Но вся жизнь Сталина после революции, то есть его жизнь как государственного деятеля, это и есть история СССР. Поэтому надо говорить и о нескольких СССР Сталина, причём нельзя сказать, что СССР был разным в разное время только потому, что менялся Сталин. Нет, напротив, Сталин менялся и был в разное время разным потому, что менялся СССР, хотя страна менялась прежде всего под воздействием идей и воли Сталина.

Но и противодействие этим идеям и этой воле было огромным и весьма опасным постольку, поскольку оно было многослойным: оно существовало как внутри высшего руководства, так и в низовом антисоветском меньшинстве общества.

Говоря о последнем, надо иметь в виду, что это было действительно меньшинство , причём — абсолютное меньшинство, но в огромной стране даже три процента населения — это примерно пять миллионов человек!

Вот как непросто всё было, и коротко можно сказать так.

Когда социализм в СССР окреп, а это произошло тогда, когда в социализм поверило большинство населения, а особенно — молодые, наиболее деятельные поколения, именно Сталин понял, что дальнейшая крепость социализма будет зависеть от того, возникнут ли в обществе устойчивые и эффективные обратные связи между Властью и абсолютным большинством Народа.

Решение он видел в альтернативном характере прямых выборов по новой Конституции СССР 1936 года. Если бы в один избирательный бюллетень с первым секретарём обкома партии обязательно были бы вписаны рядовой инженер, колхозный бригадир и учитель средней школы, а избрать надо было одного, то партийного лидера области избрали бы только в том случае, если бы он пользовался уважением и авторитетом по крайней мере у половины населения области.

В результате «прозаседавшиеся» и зажравшиеся «лидеры» были бы автоматически из Власти удалены, и Советскую власть осуществляли бы и развивали бы только нужные ей и безмерно, искренне преданные ей руководители.

1 марта 1936 года Сталин дал интервью председателю американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Рою Говарду, владельцу и редактору ежедневной газеты «New-York World's Telegram and Sun» и главе крупнейшего газетно-журнального концерна, которому принадлежало большинство акций агентства «United Press». 5 марта 1936 года это интервью опубликовала «Правда».

Среди прочих Говард задал тогда и такой вопрос:

— В СССР разрабатывается новая конституция, предусматривающая новую избирательную систему. В какой мере эта новая система может изменить положение в СССР, поскольку на выборах по-прежнему будет выступать только одна партия?

Сталин отвечал так:

— Мы примем нашу новую конституцию, должно быть, в конце года. Как уже было объявлено, по новой конституции выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными. Вас смущает, что на этих выборах будет выступать только одна партия. Вы не видите, какая в этих условиях может быть избирательная борьба. Очевидно, избирательные списки на выборах будет выставлять не только Коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации. А таких у нас сотни.

А далее, пояснив, как он понимает всеобщие, равные, прямые и тайные выборы, Сталин сказал главное:

— Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я предвижу весьма оживлённую избирательную борьбу. У нас немало учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и все возрастающих потребностей трудящихся города и деревни.

"ПОСТРОИЛ ТЫ ИЛИ НЕ ПОСТРОИЛ ХОРОШУЮ ШКОЛУ? УЛУЧШИЛ ЛИ ТЫ ЖИЛИЩНЫЕ УСЛОВИЯ? НЕ БЮРОКРАТ ЛИ ТЫ? ПОМОГ ЛИ ТЫ СДЕЛАТЬ НАШ ТРУД БОЛЕЕ ЭФФЕКТИВНЫМ ,НАШУ ЖИЗНЬ БОЛЕЕ КУЛЬТУРНОЙ? Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры…"

Это было сказано и подсказано Вождём народу — прямо, внятно, в главной газете страны.

5 декабря 1936 года сталинская Конституция 1936 года была принята, и началась подготовка к первым прямым (ранее они были не прямыми и неравными для рабочих и крестьян) выборам в новый высший орган государственной власти — Верховный Совет СССР.

Летом 1937 года проходил Пленум ЦК ВКП(б), где член образованной 26 мая 1937 года Комиссии Политбюро по подготовке нового избирательного закона Яков Яковлев (Эпштейн), напомнив о том, что выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными, подчеркнул, что выборы — в полном соответствии с уже действующей Конституцией должны быть ещё и альтернативными!

Альтернативными! 

Позднее стало нормой наличие в избирательных бюллетенях только одного кандидата, хотя Конституция допускала их несколько. Тогда же всё начиналось — первые выборы лишь предстояли, а по Конституции 1936 года правом выдвигать кандидатов в депутаты любого Совета пользовались «все общественные организации и общества трудящихся: коммунистические партийные организации, профессиональные союзы рабочих и служащих (а их, если считать отраслевые профсоюзы, был не один десяток! — С.К. ), кооперативные организации, молодежные организации, культурные общества.», а также — общие собрания на предприятиях, в колхозах, совхозах и воинских частях!

Яковлев говорил:

— Конституция СССР предоставляет каждой общественной организации и обществу право выставлять кандидатов в Верховный Совет СССР. Эта статья имеет огромное значение, она внесена по предложению товарища Сталина. Её цель развить, расширить демократию. Эта статья обеспечивает подлинный демократизм на выборах.

И дальше Яковлев конкретизировал общий тезис:

— На окружные избирательные комиссии возлагается обязанность зарегистрировать и внести в избирательный бюллетень по соответствующему округу всех без исключения кандидатов в Верховный Совет, которые выставлены общественными организациями и обществами трудящихся.

При этом уже готовились образцы избирательных бюллетеней с несколькими фамилиями.

РЯД современных исследователей считает, что именно последний факт всполошил влиятельных региональных партийных «лидеров» типа Хрущёва, Постышева и Эйхе, и они-де спровоцировали Сталина на репрессивную операцию 1937 года, которая захватила и 1938 год. В итоге выборы в 1937 году прошли не на альтернативной основе.

При всей правомочности такого вывода его нельзя признать единственным, объясняющим причины массовых репрессий 1937–1938 годов. Он верен, но — неполон, и его надо дополнить, во-первых, в той части, что возможность выдвинуть альтернативного кандидата(ов) не только испугала партийных шкурников, но и активизировала весь спектр антигосударственных и антиобщественных сил — от церковников и бывших кулаков до троцкистов и «правых».

Сталин не мог этого, естественно, не предвидеть, но угроза оказывалась более значимой, чем это казалось вначале, да и разного рода эйхе её, надо признать, раздували.

Конечно, антисоветский Верховный Совет СССР от этой угрозы не становился возможным — абсолютное большинство народа было искренне за Сталина, за социализм и Советскую власть. Но крикливая «оппозиция» новой стране тоже не была нужна — приходило время не дискуссий, а согласованной работы, тем более что уже пахло мировой войной.

Свою роль сыграло, во-вторых, и раскрытие достаточно обширного военного заговора Тухачевского в мае 1937 года. А от этого заговора потянулись нити к троцкистам и «правым», и круг этот всё ширился и ширился — не в вымыслах НКВД, а в реальности.

Думаю, ошеломлённый открывающейся картиной неожиданного предательства вроде бы своих же, Сталин и решился на проведение превентивной репрессивной операции, а она стала вскрывать гнойник за гнойником как в «верхах», так и в «низах».

То есть подлинным «спуском» сжатой «пружины» явились прежде всего военные и штатские Тухачевские, якиры и уборевичи.

А ошибки и перегибы?

Что ж, пусть за меня ответит Молотов. В 1964 году, после снятия Хрущёва, он направил в ЦК КПСС несколько интереснейших и обширных писем, в одном из которых писал прямо:

«Мы рубили лес, и летели щепки.

Были ли ошибки? Ещё раз повторяю, что были. И главнейшей из ошибок Сталина и всего Политбюро того времени я считаю тот непреложный для меня факт, что они переоценили в какой-то мере качество нашего и государственного и партийного аппарата, переоценили нашу собственную революционную сознательность и совесть. Они полагались на нас, а мы, и в немалом числе, оказались заражёнными элементами карьеризма, сведения личных счётов, и, зачастую, самой обыкновенной политической близорукости».

Выше приведены поразительно искренние и точные слова, однако надо не забывать, что Стране Советов тогда было всего-то двадцать лет от роду, и ещё недавно Маяковский писал: «Моя страна — подросток.»

Могло ли только осознающее себя, только создающее, нащупывающее себя общество не ошибаться даже в крайне серьёзных вещах?! И очень показательно в тексте Молотова это смешение «мы» и «они». Ведь под молотовским «мы» нередко надо понимать «они» и, наоборот, под «они» — «мы». А объясняется это тем, что Молотов понимал всю сложность тех процессов, когда порой в одном и том же человеке боролось высокое, идейное и мелкое, шкурное, и далеко не всегда побеждало первое.

При всём при том Вячеслав Михайлович, конечно же, не отрицал неизбежности и необходимости — по словам самого Молотова — «беспощадной и трудной борьбы по уничтожению агентуры капитализма, агентуры войны в нашей собственной стране».

12 декабря 1937 года прошли первые выборы в Верховный Совет СССР. Как уже было сказано — безальтернативные. Идея несостоявшихся альтернативных выборов не стала известной широким массам, однако некий её отголосок прозвучал в речи Сталина на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы 11 декабря 1937 года, на следующий день опубликованной в «Правде».

Он говорил тогда так:

«Яхотел бы, товарищи, дать вам совет, совет кандидата в депутаты своим избирателям. Если взять капиталистические страны, то там между депутатами и избирателями существуют некоторые своеобразные, я бы сказал, довольно странные отношения. Пока идут выборы, депутаты заигрывают с избирателями, лебезят перед ними, клянутся в верности, дают кучу всяких обещаний. Выходит, что зависимость депутатов от избирателей полная. Как только выборы состоялись и кандидаты превратились в депутатов, отношения меняются в корне. Вместо зависимости от избирателей получается полная их независимость. На протяжении четырёх или пяти лет, то есть до новых выборов, депутат чувствует себя совершенно свободным, независимым от народа, от своих избирателей. Он может перейти из одного лагеря в другой, он может свернуть с правильной дороги на неправильную, он может запутаться в некоторых махинациях не совсем потребного характера, он может кувыркаться как ему угодно — он независим».

« Можно ли считать такие отношения нормальными? Ни в коем случае, товарищи! Это обстоятельство учла наша Конституция, и она провела закон, в силу которого избиратели имеют право досрочно отозвать своих депутатов, если они начинают финтить, если они свертывают с дороги, если они забывают о своей зависимости от народа, от избирателей».

По крайней мере, до городов, где жила наиболее сознательная часть избирателей, свежая «Правда» доходила уже наутро, так что речь Сталина оказывалась некой подсказкой людям, собирающимся идти на выборы, прямым советом народу через головы нарождающейся «партоплазмы».

Но тогда не эта «партоплазма» определяла суть процессов, происходящих в стране.

Вторые плановые выборы в Верховный Совет должны были пройти в декабре 1941 года, но в те дни, как и позднее, было не до выборов. Однако сама идея введения реальных обратных связей путём альтернативных выборов Сталиным в архив сдана не была.

К 1952 году широкой политической базы для опасных политических заговоров против Советской власти уже не было — для того чтобы она появилась вновь, врагам России понадобилось около сорока лет кропотливой «селекционной» и подрывной работы внутри СССР.

Однако сформировалась весьма опасная для России « номенклатурная» база, состоящая из той части партийного и государственного аппарата, которая превратилась в чиновников с кувшинными рылами и рыбьей душой. Ведь новое общество было ещё очень молодо, несовершенно, а к тому же во время войны Советская власть лишилась нескольких миллионов молодых, активных и образованных, строителей социализма, и образовавшиеся пусто ты заполняли далеко не всегда достойные.

Сталин видел всю потенциальную опасность ситуации. На XIX съезде партии в октябре 1952 года Сталин — устами своего личного секретаря А.Н. Поскребышева — сказал весьма грозные слова. Вот что говорил на съезде заведующий Особым сектором ЦК ВКП(б):

«Есть у нас, к сожалению, среди партийных и советских работников (sic! Хозяйственные работники не упомянуты. — С.К .) такие, которые почему-то уверены в том, что законы обязаны исполнять не они, а кто-то другой, а что они сами могут обходить законы, нарушать или применять их по своему усмотрению по принципу: «Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло». От такого весьма странного понимания законов всего один шаг к… преступлению. <…> Иные руководители почему-то считают, что критиковать дозволено только своих подчинённых, а подчинённые, видите ли, не вправе критиковать свое начальство. Это. ничего общего не имеет с партийностью. Руководитель., ограждающий себя от критики, заведомо роет пропасть между собой и массами…

Критику и самокритику не уважают лишь люди с нечистой совестью, это либо нарушители партийной и государственной дисциплины, либо презренные трусы, либо жалкие обыватели, недостойные носить высокое звание члена партии.»

Конечно же, Поскребышев — всегда подчёркнуто незаметный, ничего подобного по своей инициативе не сказал бы! А это было не всё — дальше следовали ещё более многозначительные слова (жирный курсив мой. — С.К .):

«Имеются. случаи, когда некоторые вельможные чиновники, злоупотребляя своей властью, учиняют расправу за критику, прямо или косвенно подвергают подчиненных репрессиям и преследованиям.

Но всем известно, как строго карает таких вельмож наша партия и её Центральный Комитет, не считаясь при этом ни с чинами, ни со званиями, ни с прошлыми заслугами .»

Итак, Слово было сказано.

Устами Поскребышева Сталин не угрожал, не пугал. Он предупреждал. Но предупреждал всерьёз, по-сталински. То есть, во-первых, сдержанно — потому он и поручил сказать то, что было сказано, другому. Во-вторых, — весомо, напоминая, что у товарища Сталина за словами следуют дела.

И можно было не сомневаться, что вся шкурная «партоплазма» — и сидящая в зале, и орудующая вне его стен — поняла Сталина верно. Конечно, расстрелы ей теперь не угрожали, но и просто расстаться с тёплым руководящим креслом не желал никто. А дело кое для кого шло именно к тому.

Причём пахло отставкой и для министра ГБ Игнатьева, близкого к Хрущёву, и для самого Хрущёва.

То есть Сталин был обречён — вопрос был лишь в том, когда конкретно хрущёвцы рискнут его устранить. И дату своей смерти определил сам Сталин — в понедельник, 2 марта 1953 года, должно было состояться расширенное заседание Президиума ЦК КПСС, решения которого изменили бы многое и для многих.

Однако 2 марта отравленный Сталин был уже при смерти. Официально его кончина была зафиксирована 5 марта 1953 года.

Сталин пал, и 9 марта состоялись его государственные похороны.

Тогда же и стало очевидным, что и Л.П.Берия обречён на заклание после смерти Сталина ,как его наиболее деятельный и самобытный соратник, не терпящий перекладывателей бумаг любого рода: партийных и советских аппаратчиков, профсоюзных «деятелей», возомнивших о себе высших военных, лощёных «мидовцев» и «внешторговцев», вкусивших «европ» и «америк».

15 МАРТА 1953 года открылась 4-я сессия Верховного Совета СССР, которая утвердила кадровые назначения, проведённые в связи со смертью Сталина.

Перед XIX съездом состав Политбюро ЦК ВКП(б) был следующим:

Андреев, Ворошилов, Каганович, Микоян, Молотов, Сталин, Хрущёв (все — члены ПБ с 22.3.1939 г.); Берия, Маленков (члены ПБ с 18.3.1946 г.); Булганин (член ПБ с 18.2.48); Косыгин (член ПБ с 4.9.1948 г.).

После XIX съезда вместо Политбюро ЦК ВКП(б) был образован Президиум ЦК КПСС, а внутри него — ещё и Бюро Президиума ЦК. В состав Бюро Президиума ЦК, ставшего чем-то вроде упразднённого Политбюро, вошли Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров и Хрущёв.

Андреев, Ворошилов, Молотов, Микоян из высшей руководящей «команды» выпали — их деловой потенциал для Сталина исчерпался.

5 марта 1953 года, когда о смерти Сталина ещё не было объявлено, на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР Председателем Совета Министров СССР вместо Сталина был избран Маленков, а первыми его заместителями: Берия, Молотов, Булганин и Каганович.

Ворошилов стал формальным главой государства, заменив на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР Шверника, «рекомендованного» председателем ВЦСПС.

Молотов был вновь назначен министром иностранных дел СССР вместо Вышинского, Булганин стал вновь военным министром вместо маршала Василевского при первых заместителях маршале Василевском и маршале Жукове.

Микоян вновь возглавил всю торговую сферу в виде объединённого Министерства внутренней и внешней торговли.

Бывший Председатель Госплана СССР Сабуров возглавил новое супер-Министерство машиностроения, а Первухин — объединённое Министерство электростанций и электропромышленности СССР.

Председателем Госплана СССР стал Косяченко.

В сфере руководства партией фактически произошёл возврат к старому Политбюро ЦК, потому что Президиум ЦК сократился с 25 членов при 10 кандидатах в члены Президиума до 11 членов при 4 кандидатах.

Членами Президиума ЦК были утверждены 5 марта 1953 года: Сталин (реально уже умерший), Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров и Первухин.

Фактически партию вместо Маленкова возглавил секретарь ЦК Хрущёв. Было признано «необходимым», чтобы «тов. Хрущёв Н.С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС».

Берия возглавил МВД СССР, объединённое с МТБ СССР. Первым заместителем Берии остался бывший глава МВД, старый — довоенный ещё, «кадр» Берии Круглов. До НКВД он работал, впрочем, в ЦК у Маленкова, так что мог считаться и его «кадром». Бывшего МГБ Игнатьева пригрел у себя в ЦК Хрущёв.

К началу весны 1953 года Сталин уже полностью сложил для себя в нечто единое целое все элементы политической «мозаики» — как внешние, так и внутренние.

Он убедился в том, что «холодная война», провозглашённая Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причём впервые в мировой истории ни одна из сторон не могла перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить — говоря языком более поздних времен — неприемлемый для себя ущерб.

Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть — в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но и без термоядерной (водородной) бомбы Америка по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала сильно обошла. Россию. 16 ноября 1952 года США в испытании «Кинг» успешно взорвали транспортабельную атомную бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в водородной бомбе РДС-6с. Её испытание было намечено на август 1953 года.

Так или иначе, возникал «ядерный пат», и наиболее вероятным и выигрышным для Запада — Сталин понимал это, становился не «горячий», а «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счёт внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне.

«Бомбы» не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские.

Плюс — «пятая колонна».

Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьёзный сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести 2 марта 1953 года.

Лишить врага народов и свободы — империализм, его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путём чисток по образцу 1937–1948 годов, а путём скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства.

Лишить шкурников и барахольщиков возможности влиять на общество — вот каким был замысел этого сталинского удара. Из руководящих кресел должны были быть вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи.

А среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».

Неожиданная смерть Сталина смешала все карты и перекроила все планы как самого Сталина, так и его соратников.

…Мало у нас в руководстве беспокойных… Есть такие люди: если им хорошо, то они думают, что и всем хорошо…

И. В. СТАЛИН в 1947 году, Сочинения, т. 18, стр. 457 

…Мы, старики, все перемрём. Но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела? Кто её понесёт вперёд? Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели…

И. В. СТАЛИН в 1952 году, Сочинения, т. 18, стр. 584 

Из книги С.Кремлёва   " 7 ПОБЕД БЕРИИ. ВО СЛАВУ СССР!"

ИСТОЧНИК.   http://e-libra.ru/read/364771-...