Помню потрясение, каким для многих стали в конце 1980-х гг. прорвавшиеся в печать рассказы о "черных досках". Пожалуй, именно они (как и правда о голоде на Украине) впервые открыли в завершенном своем виде систему организованного, хорошо продуманного уничтожения народа – в данном случае казачества. Из свидетельств очевидцев стало яснее ясного: вовсе не о коллективизации как таковой думали вожди страны советов 70 лет назад!..
Не вполне поначалу понятные слова из прошлого отцовской станицы – "голодомор", "саботаж" – я слышал давно. Бессознательно они воспринимались как что-то страшное и полузапретное в разговоре вне дома. Чаще всего поминал их мой дядя, Петр Михайлович, у которого я жил, приезжая в станицу. После долгих бесед на ночь этот самый "саботаж" представлялся не словом в обычном значении, а как что-то большое, черное, душное. Словно явление стихии, спускавшееся на пустые станичные улицы…
Нашу Новодеревянковскую в 1932 г. обрекли на вымирание. Сегодня, если походить по ней, бросится в глаза странность планировки: на параллельных друг дружке улицах дома стоят где тесно, один к другому, а где от дома до дома и сто, и двести метров, поросших бурьяном, проклятой амброзией. Особенно велики пустыри, прогалы застройки в историческом центре станицы. Но ведь не так же все было некогда! И здесь стояли дома, жили люди. Но они исчезли! Целые кварталы, целые семьи, фамилии.
Сегодня в станице с хуторами – около 8 тысяч человек. Меньше трети от ее населения в 1920-е гг. Да и много ли нынешних станичников козацкого рода-племени?! По числу жителей после русских и украинцев идут армяне, белорусы, мари, цыгане, мордва, чуваши, молдаване, езиды, удмурты, табасаранцы, и еще десять этносов (менее 25 человек от каждого). Большинство – потомки переселенцев из других областей. Как следствие – культура и традиции, самое название станицы исчезают из обихода. Все чаще говорят "Новая Деревня"; так и в автобусном расписании значится. Кажется, и старики, сначала считавшие такое "переименование" оскорблением, смирились. Да и сколько их осталось – тех, кто помнит подлинную станичную жизнь? А из тех, кто помнит 1920-30-е гг. – не все решаются рассказывать.
Происходившее тогда в России наглядно иллюстрируют фотографии тех дней – особенно если сравнивать их с прежними, дореволюционными. На фото до 1917 г. – спокойные, благородные лица. Лица людей, еще уверенных в завтрашнем дне. А вот 1920-е гг.: лица осунувшиеся, напряженные. Какая там уверенность… На снимках нашей семьи до 1917 г. – казаки в черкесках, казачки в нарядных платьях; затем – резко, сразу! – совсем другая жизнь. Черкесок, нарядов нет. Больше нет хозяев – себе, своей земле. В глазах ожидание, предчувствие расставания…
Помню, дядя просыпался по ночам, что-то спешил записать. Утром рассказывал, что вспомнил – из прошлого станицы, или что сам видел. Если бы не он, я бы никогда, наверное, не мог сказать про Новодеревянковскую – "наша станица". Ведь ни дед мой, ни его сестры не могли прежде говорить – как убили их отца, как они ушли к белым… Они и фотографии родительские до середины 1980-х гг. не показывали… Но все, что мы знаем – благодаря им. Благодаря решившимся рассказывать (в статье – лишь малая толика их свидетельств). Наша задача сегодня – не забыть ничего и никому, и то же завещать идущим вслед.
Репрессии, обобщенно и емко называемые "расказачивание", задуманы были революционерами задолго до 1917 г. И вовсе не в мифическом подавлении казаками "народных выступлений" дело (казаков советские историки обычно "путали" с конной жандармерией). Консерватизм взглядов, зажиточность, свободолюбие, любовь к родной земле, грамотность казаков неизбежно делали их врагом большевиков.
В России до 1917 г. довольно компактно жило более 6 миллионов казаков. Идеологи "мировой революции" объявили их "опорой самодержавия", "контрреволюционным сословием", "народом-помещиком". Как писал Ленину один из таких "теоретиков", И. Рейнгольд – "Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо рано или поздно истребить, просто уничтожить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и заигрывание с казачеством: ни на минуту нельзя забывать, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица – вооруженный лагерь, каждый хутор – крепость".
Первые карательные акции были организованы большевиками сразу после октябрьского переворота – силами "интернационалистов" (особенно латышей, мадьяр, китайцев), "революционных матросов", горцев Кавказа, иногороднего (т.е. неказачьего) населения казачьих областей. А уж затем это насилие вызвало участие казаков (до того пытавшихся соблюдать подобие нейтралитета в общероссийской сваре) в Белом движении.
Происходившее тогда напрямую коснулось и нашей семьи. Мой прадед – Григорий Кириллович Кокунько, основатель станичного Ссудно-сберегательного товарищества (банка) – был убит на его крыльце красными в их первое же появление в Новодеревянковской – за то, что отказался отдать ключи от сейфа с деньгами станичников…
В Терской области сразу после переворота большевики, не добившиеся особых симпатий среди казаков, в попытке захвата власти сделали свою ставку на чеченцев и ингушей. Последних агитаторы величали не иначе как "авангардом горских народов". И именно ингуши стали опорой Советской власти (не допуская при том появления ее в своих аулах!). Пользуясь сложившейся ситуацией, они грабили всех соседей – грабили дружно, организованно, с большим размахом. Пользовались тем, что подавляющее большинство казаков было на фронтах – в то время как весь Северный Кавказ был наводнен буквально солдатами-дезертирами, ненавидящими казачество и готовыми охотно присоединиться к грабежам и насилию.
Руководителем местных большевиков был Самуил Буачидзе – как сказано в журнале "Вопросы истории" (1993. N 10), "грузинский еврей, начавший свою революционную деятельность еще в 1905 г. ограблением Квирильского казначейства…". Совдепами снаряжались целые экспедиции для разоружения станиц, вслед за чем следовало полное их истощение реквизициями, насилиями и убийствами.
Как писал в 1918 г. в газете "Народная власть" (Владикавказ) член Кавказского краевого комитета РКП(б) С. Кавтарадзе: "Здесь национальная борьба почти совпадает с классовой… И правильна политика Советской власти, если она опирается, а если и не опирается, то должна опираться на ингушей и чеченцев".
Еще в ноябре 1917 г. вместе с чеченцами ингуши приступили к вытеснению казачьих станиц Сунженской линии, для чего, в первую очередь, подожгли со всех сторон и разрушили станицу Фельдмаршальскую. В своих воспоминаниях А.И. Деникин отмечал: "в конце декабря чеченцы с фанатическим воодушевлением крупными силами обрушились на соседей. Грабили, разоряли и жгли дотла богатые, цветущие селения, экономии и хутора Хасав-Юртовского округа, казачьи станицы, железнодорожные станции, жгли и грабили город Грозный и нефтяные промыслы".
В мае 1918 г. Совнарком т.н. "Терской советской республики", по инициативе ее наркома внутренних дел Я.И. Фигатнера и Г.К. Орджоникидзе, принял решение о выселении казаков из станиц Сунженской линии и передаче их земли ингушам. А в августе большевики организовали нашествие ингушских банд на станицы Аки-Юртовскую, Сунженскую, Тарскую и Тарские хутора: казаки из них были выселены поголовно (до 10 000). Безоружные, они потянулись на север, гибли и мерзли по дороге, подвергаясь постоянным нападениям горцев.
Согласно документам, у казаков было отобрано имущества на сумму 120 миллионов золотых рублей. Только за несколько дней 1918 г. было истреблено около 12 000 казаков – в основном женщин, детей и стариков, а 70 000 были изгнаны из своих домов. Ряд станиц (большая часть которых находится сегодня в Пригородном районе Северной Осетии – это их "возврата" требуют сегодня ингуши!) превратились в "аулы".
После передачи части казачьих территории ингушам Терский Совнарком (его возглавлял Ф.Х. Булле) по предложению Орджоникидзе обратился с подстрекательским воззванием теперь уже и к осетинам: "Целый ряд казачьих станиц вклинивается в Осетию. И если казаки не согласны добровольно и по постановлению Пятигорского съезда уступить вам принадлежащие по праву революции земли, то с оружием в руках, подобно братьям ингушам, предложите станицам, осевшим на нашей родной земле, разоружиться и выселиться".
На Дону и Кубани о событиях поздней осени 1917 – зимы 1918 гг. свидетельствуют многочисленные "акты о злодеяниях большевиков", которые составлялись специальными следственными группами после освобождения этих районов добровольцами и казаками. Вот один из эпизодов – события в Новочеркасске: "14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек в 50, частью пьяных, прибыли вместе с подводами к лазарету N 1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжело раненых и больных. Большевики ворвались в палаты и, нанося раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был морозный и ветреный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: "Незачем, все равно расстреляем", – причем ударили одного раненого по переломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у большевиков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения…"
Красные бандиты насиловали, грабили и убивали буквально без разбору – генералов и боевых офицеров, гимназистов и чиновников, стариков, женщин и детей. И не удивительно, что вскоре против них поднялись те самые казачьи полки, которые еще пару месяцев назад в массе своей отказали в поддержке как формирующейся на Дону Добровольческой армии, так и собственному атаману Каледину!..
В ходе Гражданской войны казаки ненадолго вернулись в родные станицы. Был и такой эпизод: против красных восстал Владикавказ. Несмотря на численный и технический перевес, коммунисты не могли ничего поделать с восставшими. Бронепоезда бежали от плохо вооруженных отрядов повстанцев, и вновь выручили красных ингуши – они начали истреблять беззащитное население близлежащих к Владикавказу станиц, и казакам пришлось, бросив Владикавказ, спешить выручать свои семьи.
После поражения белогвардейцев начался настоящий террор – большевики и "ландскнехты революции" (так Троцкий называл ингушей и чеченцев) без разбору, без всякой вины убивали казаков, женщин, детей, издевались над ними, жгли живьем. Жертвами геноцида стали даже семьи тех казаков, что сражались в Красной армии.
Однако террор против казаков достиг первого пика еще в ходе Гражданской войны – оформившись известной директивой Оргбюро ЦК ВКП(б) (Создано для решения оперативных вопросов на заседании ЦК ВКП (б) 16.01.1919 г. в составе Я. Свердлова, Н. Крестинского и М. Владимировского) 24 января 1919 г. Речь в ней шла о репрессиях против всего казачества!
Помимо массовых расстрелов, были организованы продотряды, отнимавшие продукты; станицы переименовывались в села, само название "казак" оказалось под запретом!..
В своем исследовании событий 1919 г. на Дону "К истории расказачивания" В. Данилов обратил внимание, что в архивах сохранились обращения от 18 и 21 января 1919 г. Ф.К. Миронова к Троцкому и бойцам своей Объединенной группы войск – с предостережениями относительно того, что вскоре получит название "расказачивание". Были обнаружены и документы, проливающие свет на разработку политики расказачивания на Дону. Все они датированы 12 января 1919 г – это доклад Донского бюро в ЦК РКП(б) проекты трех секретных инструкций самого Донбюро окружным бюро, местным комитетам РКП(б), а также сопроводительное письмо члена Донбюро А.А. Френкеля Свердлову. На каждом документе имеется пометка "т. Свердлову". Содержание этих докладов и инструкций, переданных Свердлову 15 января 1919 г., сводилось к откровенным предложениям по истреблению значительной части казаков и насильственному расказачиванию остальных.
Едва ли можно сомневаться, что эти предложения согласовывались с политическим руководством задолго до 15 января, никакой импровизации здесь быть не могло! Вопрос о ситуации на Дону рассматривался Оргбюро ЦК и раньше – в частности, 20 октября 1919 г. И, если не сохранилось свидетельств, кто из высшего большевицкого руководства присутствовал на заседании 24 января, об участниках предварительного обсуждения будущей людоедской директивы мы знаем. Среди 12 членов высшего руководства РКП(б) были Крестинский, Стасова, Дзержинский…
Как пишет в своей статье В. Данилов, "Я.М. Свердлов играл особую роль в решении казачьих вопросов, причем выясняется, что его решения многих вопросов оказывались намного радикальнее даже тех, которые предлагало руководство Донбюро РКП(б). 23 января 1919 г. В.С. Ковалев передал в ЦК РКП(б) доклад о Донском правительстве, в котором настаивал на том, что "победить казаков нужно не пулей", но и силой убеждения, и своей правотой по отношению к ним. Этим мы их заставим перейти на нашу сторону. Если не перейдут на нашу сторону, то это будет не победа, а военный успех, и произойдет оккупация". Он предлагал создать Донское правительство с участием представителей казачества, конкретно называл при этом Ф.К. Миронова.
Донбюро РКП(б) в заключении от 25 января 1919 г. решительно отклонило предложения В.С. Ковалева. Но и первоначальные предложения Донбюро о создании хотя бы назначенного Донисполкома, который взял бы на себя работу по организации управления на местах и восстановление народного хозяйства, были отклонены Свердловым: "Временно никакого Донского исполкома не создавайте. Общее руководство пока должно остаться за Ревсоветом фронта". Это означало создание военного оккупационного режима на неопределенно длительный срок…"
Заметим здесь, что директива Свердлова дополнялась и развивалась разного рода постановлениями по всем казачьим областям. Так, "Проект административно-территориального раздела Уральской области" от 4 марта 1919 г. предписывал "поставить в порядок дня политику репрессий по отношению к казачеству, политику экономического и как подобного ему красного террора… С казачеством, как с обособленной группой населения, нужно покончить".
Но вернемся пока на Дон. 3 февраля 1919 г. появился секретный приказ председателя РВС Республики Троцкого, 5 февраля – приказ N 171 РВС Южного фронта "О расказачивании". Тогда же директива Донбюро РКП(б) прямо предписывала – а) физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, т.е. от 18 до 50 лет; б) физическое уничтожение так называемых "верхов" станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимающих участия в контрреволюционных действиях; в) выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области; г) переселение крестьян из малоземельных северных губерний на место ликвидированных станиц…
Мало того – Донбюро и Реввоенсовет требуют неукоснительного исполнения на местах своих директив, спуская по инстанциям документы подобного типа: "Ни от одного из комиссаров дивизии не было получено сведений о количестве расстрелянных… В тылу наших войск и впредь будут разгораться восстания, если не будут приняты меры, в корне пресекающие даже мысли о возможности такового. Эти меры: полное уничтожение всех, поднявших оружие, расстрел на месте всех, имеющих оружие, и даже процентное уничтожение мужского населения". Подписал сей документ, между прочим, будущий "страдалец" И.Э. Якир (тогда член РВС 8-й армии).
8 апреля 1919 г. – очередная директива Донбюро: "Насущная задача – полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества…"
На очередном своем заседании, 22 апреля, Оргбюро ЦК приняло новые "предложения т. Сырцова", суть которых сводилась все к тому же: "По отношению к южному контрреволюционному казачеству проводить террор; заселять казачьи хутора выходцами из Центральной России; – мобилизовать, вооружив крестьян"
Это решение, правда, уже трудно было осуществить – ибо в результате репрессий казачество восстало, продвижение Красной армии на юг уже к июню сменилось отступлением.
Как писал в приказе-воззвании в августе 1919 г. Ф. Миронов (сам своим сотрудничеством с большевиками увлекший на предательство и гибель тысячи казаков): "Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса… Восстания в казачьих областях вызывались искусственно, чтобы под этим видом истребить казачество". Сам председатель Донбюро С. Сырцов, говоря о "расправе с казачеством", его "ликвидации", отмечал – "станицы обезлюдели". В некоторых было уничтожено до 80% жителей. Только на Дону погибло от 800 тысяч до миллиона человек – около 35% населения.
Еще свидетельство – посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: "Партийное бюро возглавлял человек… который действовал по какой-то инструкции из центра и понимал ее как полное уничтожение казачества… Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые едва волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60-80 человек… Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать! И заселить Донскую область пришлым элементом…"
Другой московский агитатор, К. Краснушкин: "Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали… Люди расстреливались совершенно невиновные – старики, старухи, дети… расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30-40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…"
Именно осуществление директивы Оргбюро привело к восстанию на Верхнем Дону 11 марта 1919 г. Вешенское восстание было подготовлено политикой расказачивания, принудившей население станиц и хуторов поголовно взяться за оружие – и это при том, что совсем недавно они отказывались воевать против красных! – а их первоначальные лозунги были "За Советы против коммуны и расстрелов!" Причем первой восстала та самая станица Казанская, что незадолго до этого чуть ли не хлебом-солью встречала большевиков!..
Побывавшие в восставшей Вешенской летчики Бессонов и Веселовский докладывали Войсковому Кругу: "В одном из хуторов Вешенской старому казаку за то только, что он в глаза обозвал коммунистов мародерами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер. В ст. Каргинской забрали 1000 девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы и, когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны вперед окопов и расстреляны… С одного из хуторов прибежала дочь священника со "свадьбы" своего отца, которого в церкви "венчали" с кобылой. После "венчания" была устроена попойка, на которой попа с попадьей заставили плясать. В конце концов батюшка был зверски замучен…"
После прорыва конницы генерала Секретева Донской армии к восставшим (это произошло 7-8 июня) началось, по существу, наступление Добровольческой армии на Москву, вполне успешно развивавшееся на территориях бывших казачьих областей, то есть там, где население подвергалось красному террору. Захлебнулось оно только осенью, столкнувшись с превосходящими силами противника, и – уже в крестьянских областях России…
После новой оккупации красными юга России репрессии прокатились по областям Кубанского и Терского войск. За один лишь прием были вывезены на север и расстреляны 6 тысяч кубанских офицеров и чиновников.
К концу 1920 г. остатки Кубанской армии – преимущественно рядовые казаки, – сложив оружие, расходились по домам. Казалось бы, реальный шанс для большевиков добиться замирения. Однако советская 9-я армия лишь усиливала репрессии. В одном из ее отчетов учтены карательные акции за время с 1 по 20 сентября: "Ст. Кабардинская – обстреляна артогнем, сожжено 8 домов… Хутор Кубанский – обстрелян артогнем… Ст. Гурийская – обстреляна артогнем, взяты заложники… Хут. Чичибаба и хут. Армянский – сожжены дотла… Ст. Бжедуховская – сожжены 60 домов… Ст. Чамлыкская – расстреляно 23 человека… Ст. Лабинская – 42 чел… Ст. Псебайская – 48 чел… Ст. Ханская – расстреляно 100 человек, конфисковано имущество и семьи бандитов отправляются в глубь России… Кроме того, расстреляно полками при занятии станиц, которым учета не велось…" И вывод штаба армии: "Желательно проведение в жизнь самых крутых репрессий и поголовного террора!.. "Ниже – зловещая приписка от руки: "Исполнено".
При т.н. "конфискациях" у казаков порой выгребались все имевшиеся вещи, вплоть до женского нижнего белья!..
Член Коллегии защитников Кубанской области в 1920-30-е гг. Н. Палибин вспоминал позже (в своей книге "Записки советского адвоката") случай, очевидцем которого ему довелось стать в 1920 г. В станицу Старо-Джерилиевскую на Кубани вошел отряд ЧОН. Собрав на станичной площади митинг, чоновцы стали выкрикивать фамилии станичников, поочередно спрашивая – "Хороший это человек? Кто за, подымите руки!" "Присутствующие не подозревали, что они выносят смертный приговор… Им казалось, что, чем больше они подымут рук, тем сильнее будет защита подозреваемого. Они голосовали за честных порядочных людей, домовитых хозяев, тружеников-хлеборобов. Через час после наступления темноты люди, получившие подавляющее большинство голосов, со связанными руками были заперты в сарае… А в предрассветных сумерках 21 мужчина и 4 женщины были выведены за станицу и порублены шашками…"
Одновременно развернута была кампания обоснования террора в большевицкой печати. Например, в феврале 1919 г. газета "Известия Наркомвоена" (выходившая фактически под прямой редакцией Троцкого) писала: "У казачества нет заслуг перед русским народом и государством. У казачества есть заслуги лишь перед темными силами русизма… По своей боевой подготовке казачество не отличалось способностями к полезным боевым действиям. Особенно рельефно бросается в глаза дикий вид казака, его отсталость от приличной внешности культурного человека западной полосы. При исследовании психологической стороны этой массы приходится заметить сходство между психологией казачества и психологией некоторых представителей зоологического мира…"
Мало того, получается по мнению командования РККА, что казаки – "царские сатрапы", так они еще что-то навроде вредных насекомых! Ну, а раз так – к ногтю их! "Российский пролетариат не имеет никакого права применить к Дону великодушие… На всех их революционное пламя должно навести страх, ужас, и они, как евангельские свиньи, должны быть сброшены в Черное море!"
Вспоминая события тех лет, даже убежденный коммунист М.А. Шолохов пишет (письмо А.М. Горькому от 6 июня 1931 г.): "Я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию; причем сознательно упустил такие факты… как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков (б[ывшие] выборные хуторские атаманы, георгиевские кавалеры, вахмистры, почетные станичные судьи, попечители школ и проч[ая] буржуазия и контрреволюция хуторского масштаба) в течение 6 дней достигло солидной цифры – 400 с лишним человек…"
Схожие события происходили и на Тереке. В 1920 г. здесь снова объявился член РВС Кавфронта Орджоникидзе. В разговоре по прямому проводу с председателем Терского областного ревкома В. Квиркелия он прямо подчеркнул: "Политбюро ЦК одобрило постановление Кавбюро о наделении горцев землей, не останавливаясь перед выселением станиц…"
Весной опять были насильно вывезены станицы Аки-Юртовская, Тарская и Сунженская. Сопротивление казаков жестоко подавлялось. Как заявил Орджоникидзе: "Если поднимется против Советской власти хотя бы один казак в одной станице, вся станица будет в ответе… вплоть до расстрела, до уничтожения". И это были не просто слова – вскоре в одном из приказов Орджоникидзе читаем: "Первое – станицу Калиновскую сжечь; второе – станицы Ермоловская, Закан-Юртовская, Самашкинская, Михайловская – отдать… всегда бывшими преданными Советской власти нагорным чеченцам: для чего все мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север для тяжких принудительных работ; стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться в хутора и станицы на Север…"
Разъясняющее этот приказ распоряжение исполнявшего обязанности командующего Кавказской трудовой армией А. Медведева требовало казачьи земли "отдать беднейшему безземельному населению, и в первую очередь всегда бывшим преданным Соввласти нагорным чеченцам".
Как сообщал командующий трудовой армией И. Косиор: "выселению подлежало 9000 семей, значительная часть казаков была направлена на принудительные работы".
При выселении станиц Калиновской, Ермоловской, Самашкинской, Романовской, Михайловской, Асиновской красные горцы убили 35 000 стариков, женщин и детей (и вселились в опустевшие станицы).
Отчаяние заставило казаков вновь взяться за оружие. В середине 1920 г. на Тереке снова развернулось повстанческое движение, успешно действовавшее затем в течение трех лет. Особоуполномоченный ВЧК по Северному Кавказу Ланде опубликовал обращение к населению, в котором предлагал немедленно арестовать и выдать Советским властям всех белогвардейских вожаков и агитаторов; разоружить бело-зеленые отряды и сдать все оружие; выдать в семидневный срок скрывающихся офицеров и подозрительных лиц. В документе говорилось: "Станицы и аулы, которые укрывают белых, будут уничтожены, взрослое население расстреляно, имущество конфисковано, все люди, оказывающие то или иное содействие белым бандам, будут подвергнуты расстрелам; у большинства находящихся в отрядах белых остались в городах и станицах родственники, все они взяты нами на I учет. В случае продолжения бесчинств и выступлений белых все взрослые родственники сражавшихся против нас будут арестованы и расстреляны, I имущество конфисковано, малолетние высланы в Центральную Россию. В I случае массовых выступлений отдельных станиц и городов мы будем вынуждены применить в этих местах красный террор: за каждого убитого красноармейца или советского работника поплатятся жизнью сотни лиц, принадлежащих к буржуазным слоям".
"Съезд народов Кавказа" во Владикавказе под руководством Орджоникидзе принял решение о "ликвидации чересполосицы" – то есть о выселении казаков вглубь России и передачи их земель горцам, главным образом тем же чеченцам и ингушам (против выступила только осетинская делегация).
Геноцид терцев санкционировал лично Ленин, написавший проект соответствующего постановления Политбюро ЦК РКП(6) от 14 октября 1920 г. Как с удовлетворением объявил Орджоникидзе: "Мы определенно решили выселить 18 станиц с 60 тысячным населением по ту сторону Терека"; в результате – "станицы Сунженская, Тарская, Фельдмаршальская, Романовская, Ермоловская и другие были освобождены от казаков и переданы горцам ингушам и чеченцам".
Как происходило это "освобождение", видно из свидетельства современницы: "Нашу станицу разделили на три категории. "Белые" – мужской пол был расстрелян, а женщины и дети рассеяны, где и как могли спасаться. Вторая категория – "красные" – были выселены, но не тронуты. И третья – "коммунисты". Включенным в первую категорию никому ничего не давали, "красным" давали на семью одну подводу, на которую можно было брать все, что желали. А "коммунисты" имели право забрать все движимое имущество. Дворы всей станицы поступили чеченцам и ингушам, которые и задрались за наше добро между собою".
Даже Сталин признавал, что политику большевиков "горцы поняли так, что теперь можно терских казаков безнаказанно обижать, можно их грабить, отнимать скот, бесчестить женщин". Впрочем, и сам он также несет персональную ответственность за репрессии, что видно из следующей секретной телеграммы: "РВС Терской группы. Копия РВС Комфронта Грозный. 30.10.20. Предписывается Вам произвести в срочном порядке переселение казаков Асиновской станицы за Терек…" – за подписями Сталина и Орджоникидзе. Несколько ранее (26 октября 1920 г.) Сталин докладывал Ленину: "Несколько казачьих станиц наказаны примерно…". Из другой телеграммы Сталина (30 октября): "Выселено в военном порядке пять станиц. Недавнее восстание казаков дало подходящий повод и облегчило выселение, земля поступила в распоряжение чеченцев…"
Из телеграммы члена РВС Кавказской трудовой армии Врачева Сталину и Орджоникидзе от 1 ноября 1920 г.: "Выселение станиц идет успешно… Сегодня у меня происходило совещание с чеченцами – представителями аулов. Настроение чеченцев превосходное, они рады до бесконечности…"
На территорию, принадлежавшую ранее казакам, переселилось 20 000 чеченцев, которые получили в свое распоряжение 98 000 десятин земли…
Выселение казачества на том же Тереке продолжалось и дальше – люди бежали от постоянных бандитских набегов горцев: "Со стороны Чечни и Ингушетии… отмечены частые нападения на их станицы и массовые угоны скота. На этой почве две станицы Терской губернии, потеряв весь скот, выселились" (из письма А.И. Микояна в ЦК РКП(б) 25 января 1923 г.). В коллективном письме представителей терского казачества в то время отмечалось, что "жизнь русского населения всех станиц стала невыносима и идет к поголовному разорению и выживанию из пределов Горской республики". В письме отмечалось также, что "русское население обезоружено и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки лет 12-13 вооружены с ног до головы, имея и револьверы, и винтовки".
Любопытно при этом, что, по признанию заведующего отделом землеустройства Управления НК.З – "земли казачьих станиц Михайловской, Самашкинской, Закан-Юртовской и Ермоловской были свободны более 3-х лет после выселения и фактически никем не использовались" – то есть землепашеством горцы заниматься не хотели, грабить было куда сподручнее и легче!
Активное истребление казаков шло до 1924 г., после чего наступило некоторое затишье. Конечно, аресты продолжались, приутихла лишь волна бессудных расправ. Советская власть, изображая "гражданский мир", добивалась возвращения эмигрантов (дабы окончательно ликвидировать угрозу с их стороны). Первое время "возвращенцев" не трогали…
В результате, например, на Дону, где к 1 января 1917 г. проживало 4 428 846 человек (из которых собственно казаков было менее половины), на 1 января 1921 г. осталось лишь 2 252 973 человека. К 1926 г. на Дону оставалось не более 45% прежнего казачьего населения, в других войсках – до 25%, а в Уральском – лишь 10 /о (оно чуть ли не целиком снялось с места, пытаясь уйти от большевиков). По сути, был "вырезан" каждый второй.
Было уничтожено и выброшено из страны много казаков старше 50 лет – хранителей традиций.
Собственно говоря, еще в конце Гражданской войны большевики, понимая, что для прекращения вооруженной борьбы на юге России необходимо как-то договариваться с казачеством, решили созвать "Всероссийский съезд трудового казачества". С его трибуны М.И. Калинин растолковывал казакам: "Конечно, советская власть нравственно обязана расказачивать казачество, и она будет расказачивать, но в каком отношении? Расказачивать – это не значит снимать или срезать красные лампасы с брюк – обыкновенное украшение, которое привыкло носить все казачье население. Расказачивание состоит не в этом, а в том, чтобы в казачьих областях были проведены железные дороги, чтобы женщина-казачка поднялась на высший культурный уровень, чтобы с казачьего населения были сняты особые воинские повинности. Если вы только подумаете, в чем состоит сущность этого расказачивания, то вы увидите, что оно должно приветствоваться всем казачьим населением". Однако в дальнейшем эти слова всероссийского старосты больше никогда не включалась в сборники его работ. Для нас на фоне рассуждений о лампасах как украшении важно, что большевики не отказывались от политики расказачивания – они лишь временно брали передышку, меняли тактику.
Кстати говоря: заканчивая разговор о периоде массового расказачивания, считаю необходимым особо подчеркнуть роль в его организации Ленина. Сегодня мы знаем – изуверская директива Оргбюро вовсе не готовилась в тайне от "вождя мирового пролетариата", без его ведома. Ленин не только знал о происходящем, но и лично участвовал в выработке политики большевицких властей по отношению к казакам. Достаточно вспомнить ленинскую телеграмму Фрунзе по поводу "поголовного истребления казаков".
Автор Г.Кокунько.
Источник : http://rys-arhipelag.ucoz.ru/p...
13.04.2018.
Оценили 77 человек
95 кармы