В ситуации отсутствия контроля со стороны России над черноморскими проливами (Босфор и Дарданеллы) Чёрное море стало для неё полу внутренним водоёмом, что с геополитической позиции резко ограничивает возможности России использовать Черноморский флот в решении не только тактических, «черноморских задач», но и стратегических в более широкой географии.
Утверждение России с 18-го века как черноморской страны автоматически поставило перед нашей державой объективную необходимость «открыть» и удерживать проливы для свободного и беспрепятственного выхода военных кораблей Черноморского флота в Средиземное море и далее в мировой океан, вне всяких договоров на сей счёт с третьими странами, включая в их число и Турцию.
Владение черноморскими проливами значительно увеличило бы геополитическое влияние России на Ближнем Востоке, на Балканах, да и во всём Средиземноморье.
Именно отсутствие в своё время со стороны России контроля над черноморскими проливами позволило военной коалиции в составе Британии, Франции, Турции и Сардинии осадить Севастополь в 1854-1855 гг., разрушить его до основания и уничтожить Черноморский флот.
Именно отсутствие со стороны России контроля над черноморскими проливами в новейшей истории, то есть сегодня, создаёт реальную угрозу всему югу России, особенно в складывающейся ситуации вокруг проведения СВО на Украине и нарастающего военного противостояния с НАТО.
В разные исторические периоды правители России относились к пониманию проблемы черноморских пролив, порой, диаметрально противоположно.
Например, Император Николай I в первой половине 19-го столетия, то есть до начала Восточной (Крымской) войны, был уверен, что присоединение Константинополя к России – ослабит её.
В итоге же с разрушением Севастополя, как Главной базы Черноморского флота, и уничтожением самого флота ослабла как раз именно Россия.
Но уже его внук, Император Александр III в начале 80-х годов 19-го столетия, был категоричен в своём видении захвата Константинополя силой и «закрытия» проблематики проливов в окончательную пользу для России раз и навсегда.
Однако силового решения захвата проливов по совокупности внешнеполитических обстоятельств и внутренней неготовности со стороны России в 19-ом веке не последовало.
Россия шла путём дипломатическим.
По Ункяр-Искелесийскому договору от 1833 года России, как союзнице Турции на тот момент, позволялось проводить военные корабли через проливы.
Очередное обострение так называемого Восточного вопроса привело Россию к подписанию Лондонских конвенций 1840-1841 годов. Эти конвенции устанавливали международный контроль над проливами, сохраняя над ними суверенитет Турции.
Принцип же закрытия проливов был закреплен статьями Парижского трактата 1856 года и Лондонской конвенции 1871 года.
После победы России в войне с Турцией в 1877-1878 годах и на последовавшем за ней Берлинском конгрессе от 1878 года вопрос о проливах не поднимался – были лишь подтверждены предыдущие международные постановления, закреплявшие существовавший режим функционирования проливов.
Естественно, такое положение вещей не устраивало Россию.
Тем более что Турция, географически владея проливами, политически всегда шла в фарватере антироссийской политики запада.
В этой связи посол от России в Константинополе Александр Иванович Нелидов предлагал, в случае необходимости, самые решительные меры по обеспечению интересов России в вопросе о Константинополе и проливах, а именно – силовой захват Босфора.
А. И. Нелидов
Особое совещание в Петербурге, имевшее место быть 23 ноября 1896 года, в целом согласилось принять предложения А. И. Нелидова, однако с оговоркой, что прежде необходимо использовать влияние на Османскую империю всех заинтересованных держав для определения статуса проливов в интересах России.
Но влияние может быть разным и, например, интересы Англии – этого «вечного друга» России – всегда носили диаметрально противоположный характер к её интересам. Как и Германии, как и Франции тогда, так и всей объединённой Европы сегодня.
В Первую мировую войну Турцию вступила на стороне Германии. Проливы для России были закрыты.
В августе 1914 года в турецких водах появляются германские: линейный крейсер «Гебен» (под турецким флагом – «Султан Селим Явуз») и легкий крейсер «Бреслау» (под турецким флагом – «Мидилли»), а уже 16 октября «Гебен» обстреливает Севастополь...
26 июня 1916 года Александр Васильевич Колчак производится в вице-адмиралы и получает назначение вступить в командование флотом Чёрного моря.
А. В. Колчак
После назначения Колчак встречается с Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего генералом М.В.Алексеевым и Верховным Главнокомандующим Государем Николаем II-м. Перед Колчаком ставится (среди прочих) задача по подготовке силами Черноморского флота десантной операции непосредственно на Босфор. По плану в распоряжение Колчака поступает ударная дивизия под командованием генерала Генерального Штаба Свечина (начальник штаба дивизии – полковник Генерального Штаба Верховский). Дивизию предполагалось усилить частью орудий Севастопольской крепости. Задача дивизии – захватить плацдарм и обеспечить место высадки второго эшелона войск. Проведение самой операции планировалось на весну 1917 года. Увы, государственный переворот и последующее затем разрушение большевиками Российской Империи с уничтожением части Черноморского флота в Новороссийске – закрывает для России тему проливов вплоть до... Великой Отечественной войны.
Понимало ли советское руководство – прежде всего в лице Сталина – значимость Черноморских проливов для СССР?
Да, бесспорно, понимало...
Например, Сталин настаивал на пересмотре Конвенции 1936 г. в Монтрё о статусе проливов, из которой следовало, что Турция вправе возводить оборонительные сооружения на берегах проливов и во время войны закрывать их для судов всех воюющих иностранных государств. Сталин же настаивал на пересмотре соответствующих статей Конвенции и предоставление права кораблям советского Военно-Морского флота проходить через Босфор, Мраморное море и Дарданеллы, как для выхода в Средиземное море, так и для захода в Чёрное море вне каких бы то ни было пожеланий турецкого властей, а исключительно по надобности советского руководства.
Но никакого пересмотра статей Конвенции в интересах СССР не последовало.
Во время Второй мировой войны Турция занимала позицию нейтралитета, но подвергалась сильнейшему давлению, как со стороны Германии, так и со стороны антигитлеровской коалиции стран – вступить в боевые действия в союзничестве с одной из сторон.
Для Германии Турция обусловливала своё вступление в войну на её стороне лишь после взятия гитлеровцами Туапсе.
Для союзников же из антигитлеровской коалиции Турция исполняла «танец живота» без вразумительного и однозначного ответа на их предложение.
В связи с этим 20-ть советских дивизий стояли на границе с Турцией в самые критические моменты начала Великой Отечественной войны периода 1941-1942 годов.
Дивизии стояли не только в советском Закавказье, но и в Иране, в районе города Тебриза.
Туапсе немцы не взяли, Турция против СССР на стороне Германии в войну не вступила.
Но в феврале 1945 года – дабы не оказаться вне возможностей что-то отхватить себе при разделе «имущества» третьего рейха – Турция объявляет войну Германии и... Японии.
Впрочем, войска Турции в боевых действиях так и на приняли никакого участия.
Вообще политические зигзаги Турции были впечатляющими: 19 октября 1939 года Анкара заключает договор о взаимопомощи с Великобританией и Францией; 18 июня 1941 года Анкара заключает договор «О дружбе и ненападении» с Германией, в рамках которого Турция поставляет в Германию, например, хромовую руду и другое стратегическое сырье, а также пропускает германские и итальянские военные корабли через Босфор и Дарданеллы в Чёрное море.
Понимал ли Сталин, что с таким партнёром, как Турция, черноморские проливы, являющиеся своеобразными ключами от Средиземноморья для Черноморского флота – при любых конвенциях и статусах проливов – всегда будут в чужих руках?
Понимал.
Был ли Сталин уверен в победе СССР над нацистской Германией?
Да, был уверен.
Думал ли он о необходимости силового захвата проливов?
Да, бесспорно, думал.
И отдавал себе отчёт в том, что захват проливов возможен только десантной операцией с моря силами кораблей Черноморского флота: как десантирующих, так и прикрывающих десант.
Вся территория Турции Сталина не интересовала.
Сталин не думал о точных сроках десантной операции на Босфор, а исключительно о принципиальной необходимости её осуществления.
Сроки могли варьироваться. В том числе и самой Турцией. Вступи она в войну на стороне гитлеровской Германии против СССР (а к этому были все предпосылки в 1942 году, возьми немцы Туапсе), Сталин получал неоспоримое право в краткосрочной или долгосрочной перспективе самым серьезным образом наказать агрессора – взять Босфор.
Самому объявлять войну нейтральной Турции и превращать в глазах всего мирового сообщества СССР в агрессора – Сталин не мог.
Оставалось ждать.
И прилагать максимальные усилия для сохранения корабельного состава Черноморского флота.
Из-за такой позиции Сталина относительно Черноморского флота становится совершенно понятными более чем – мягко говоря – странные действия флота при трагическом финале обороны Севастополя в 1942 году и при его же освобождении в 1944 году.
В Великой Отечественной войне наши и немцы в Севастополе оказались совершенно в «зеркальном положении», относительно событий июня-июля 1942 года для нас и апреля-мая 1944 года – для них.
Как же действовал Черноморский флот в июне-июле 1942 года?
Черноморский флот не предпринял никаких глобальных действий для эвакуации из Севастополя бойцов и командиров Приморской армии и частей береговой обороны Черноморского флота.
Никакой эвакуации силами всего, что могло держаться на плаву и под прикрытием корабельной группировки Черноморского флота – не было.
Хаотичные же попытки начать эвакуацию согласно приказу С. М. Будённого (командовавшего Северо-Кавказским фронтом) от 1 июля 1942 года (за 3-и дня до официального объявления о сдаче города с формулировкой «...наши войска оставили Севастополь...», хотя войска в Севастополе как раз то и остались), отданного им заместителю командующего флотом контр-адмиралу И. Д. Елисееву, в частности: «...все находившиеся в строю катера МО, подлодки и сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно направлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов...» подтверждает, что штаб Черноморского флота не имел никакого плана эвакуации войск на случай возникновения критической ситуации.
И не флот в том был виновен.
Ибо приказа из Ставки на подготовку эвакуации армии флот не получал.
Совершенно же запоздалая и скомканная так называемая «организация» эвакуации защитников Севастополя – была всего лишь суетливой штабной импровизацией.
Потому что заданное просто общее направление идти куда-то плавсредствам «в направлении» Севастополя, без чётко спланированной координации взаимодействия кораблей с моря и сухопутных частей с суши – это авось и небось: авось – кого-нибудь подберём, небось – где-то отшвартуемся.
А ведь у Черноморского флота был опыт по проведению во всех смыслах блестящей эвакуационной операции Приморской армии из Одессы в октябре 1941 года, когда из-под носа у противника было эвакуировано в общей сложности более 80 000 человек.
В качестве справки: «В эвакуации участвовали 37 торговых и военных, крупных, средних и малых транспортов. Всего в операции принимали участие более 80 кораблей, судов и катеров. За период с 1 по 16 октября было вывезено 86 тыс. военнослужащих с вооружением и 15 тыс. человек гражданского населения. Из них в последнюю ночь, с 15 на 16 октября, было эвакуировано 38 тыс. человек. Было вывезено 570 орудий, 938 автомашин, 34 танка и 22 самолета…».
В Севастополе всё было совершенно по иному.
Что означала фраза командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. П. Октябрьского: «...Не дам больше топить корабли...», сказанная им в дни обороны, и её более развёрнутая редакция, прозвучавшая на проходившей военно-исторической конференции в мае 1961 года в Севастополе, посвященной 20-летию начала обороны: «...Если эвакуировать армию, то были бы потеряны армия и флот, оказавшийся сильно уменьшившимся из-за потерь в боях.
В конечном счете, была потеряна армия, но сохранён флот...»?
Означает ли высказанное личную позицию Октябрьского, или озвучивает устную рекомендацию, полученную «сверху», а именно – сохранять флот любой ценой?
Скорее – озвучивает.
В стране был один «хозяин» – Сталин.
В том числе и над Черноморским флотом.
Точно также необходимость сохранения Черноморского флота любой ценой озвучивает и С. М. Будённый своей директивой от 28 мая 1942 года в адрес командования СОР (Севастопольский оборонительный район), в которой одним из пунктов значилось: «...Предупредить весь командный, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет».
Приказать подобное без согласования со Сталиным Будённый не мог.
Фактически же данная директива означала смертный приговор обороняющимся, ибо надежда на эвакуацию и спасение, которая, как известно, умирает последней – этой директивой убивалась наповал.
Этот приговор тяжёлой могильной плитой лёг на умы и души защитников города.
Отступление не всегда означает поражение, а порой является необходимостью: как тактической, так и стратегической.
Тактически Приморская армия и войска Береговой обороны приносились в жертву стратегическому сохранению флота.
И данное решение принимали не Октябрьский и не Будённый.
В качестве контр аргумента часто можно слышать и другой вариант объяснения, почему Приморская армия и береговая оборона в Севастополе приносились в 1942 году в жертву для сохранения флота.
И звучит этот аргумент так: флот, якобы, был необходим для противодействия десантной операции немцев на черноморское побережье Кавказ во фланг Северо-Кавказскому фронту.
Только это – не аргумент, это – «кривая» попытка оправдания.
Потому что подобная операция немцев была возможна только при одном условии, а именно: при наличии на тот момент у немцев на Чёрном море военно-морского флота, превосходившего бы по корабельному составу флот Черноморский. Но такого корабельного соединения у немцев, вместе с итальянскими, болгарскими и румынскими союзниками – не было.
Например, в составе ВМС Румынии перед началом Второй мировой войны входило: 2 вспомогательных крейсера, 7 миноносцев и эсминцев, одна подводная лодка, 19 канонерских лодок... А в составе ВМС Болгарии – 4 эсминца, 5 торпедных катеров... Все корабли – устаревших проектов.
Да и задачи у немцев на Кавказе были иные – нефть Грозного и Баку, а не пляжи Адлера или Гагр.
У Германии и её союзников на Чёрном море не было никакой возможности проводить хоть какие-нибудь морские операции: ни десантные, ни блокирующие порты черноморского побережья Кавказа.
А вот переброска эвакуацией имеющих боевой опыт и обстрелянных частей из Севастополя была бы более чем уместна.
И Черноморский флот, невзирая на неизбежные потери, подобную эвакуацию осуществить мог.
Другой аргумент, типа, что флот никого бы не спас в июне 1942 года из Севастополя – ложь.
И эту ложь подтверждают действия немцев в более сложном для их 17-й армии положении в мае 1944 года под Севастополем.
О чём будет сказано ниже.
Кстати, о директиве Будённого, о которой сказано выше.
Она прозвучало ровно за два месяца до приказа Народного комиссара обороны СССР И. В. Сталина от 28 июля 1942 года за № 227, более известного как: «Ни шагу назад!..».
Впрочем, в Севастополе за спиной – море.
Захочешь – не шагнёшь, только вплавь по зыбким волнам.
Но защитники города «шагать вплавь» на кавказский берег без приказа и не собирались.
Они доказали это своим мужеством и героизмом в боях за город в июне-июле 1942 года.
После захвата города ни одного боевого знамени не попало в руки противника.
Мужество и героизм одних – это непрофессионализм, предательство или холодный расчёт других.
Прежде всего – командиров.
Любых уровней, полномочий и рангов.
«...лес рубят – щепки летят...».
Но одно дело щепки, а другое – люди.
Н. Г. Кузнецов (на тот момент Нарком ВМФ СССР) в своих мемуарах о событиях в Севастополе июня-июля 1942 года говорит совершенно невнятно, а именно: «Эвакуация оставшихся войск после третьего штурма Севастополя ещё ждёт объективного, исторического анализа...».
При такой-то должности Кузнецову необходим чей-то посторонний анализ?
Сам он не в состоянии проанализировать действия, в том числе и свои же?
Почему?
Типа – вообще не в курсе был и ничего не знал?
Вряд ли...
И в курсе был и знал.
Но в мемуарах явно что-то умалчивает.
Почему?
Можно только предполагать...
И что же в итоге?
В итоге – десятки тысяч убитых и попавших в плен наших бойцов и командиров, брошенных на произвол судьбы.
Причём брошенных в прямом смысле этого слова.
Выглядело это так: старший командный и политический состав Приморской армии и Береговой обороны флота приказом отзывается с передовой, где идёт бой... на совещание. Где до них доводят приказ, что назад в части они более не вернутся и будут эвакуированы.
«Капитаны» первыми оставляют ведущий сражение корабль.
По команде сверху дружный и организованный «капитанский драп» осуществлялся на глазах у подчинённых.
И происходит то, что неизбежно должно было произойти – полностью теряется всякое управление войсками.
В результате подобным действием армию превращают просто в массовку из вооружённых людей, действующих уже на свои страх, риск, совесть и своё личное отношения к присяге и воинскому долгу.
Остаётся низко поклониться памяти тех десятков тысяч бойцов и командиров, дравшихся, в отдельных случаях, до середины июля 1942 года на развалинах Севастополя.
Именно их, шагнувших в бессмертие своей стойкостью и самоотверженностью, командующий флотом Октябрьский в телеграмме на имя Будённого и Кузнецова от 30 июня 1942 года, испрашивая для себя разрешение эвакуироваться под прикрытием пары-тройки сотен «ответственных работников» назвал «...дрогнувшими...».
Вот текст телеграммы, отправленный лично Октябрьским, без согласования с Военным советом: «Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, что в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолётами 200-250 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя, генерал майора Петрова».
(Генерал-майор И. Е. Петров, Командующий Приморской армией, убыл следом – суток не прошло с момента «героической» эвакуации Октябрьского...).
Из первой части телеграммы совершенно не логичен вывод о необходимости командованию разбегаться... Войска, якобы, дрогнули, но большинство(!) героически продолжает драться!.. То есть положение очень сложное – но устойчивое. Почему же командир считает правильным выскочить из окопа и нестись в тыл, когда его подчинённые об этом и не помышляют?!
Уличный бой?
Но при уличных боях немцы теряют преимущество в артиллерии, авиации и механизированной технике – потому что слишком близко, фактически на расстоянии «вытянутой руки», происходит уличный бой. Если «нажмёшь» именно авиацией и тяжёлой артиллерией – можешь положить своих.
«Мы» продёржимся?
Но Октябрьский со всеми вместе держаться и не собирается – он смотрит не в сторону противника, анализируя его действия и предпринимая встречные, а смотрит в сторону кавказского берега.
Октябрьский не требует разрешить ему принять все возможные меры, прежде всего именно силами флота под своим командованием, для эвакуации защитников Севастополя – он во второй части телеграммы просит «индульгенцию» на эвакуацию... самого себя.
И вот из Ставки (то есть от Сталина), но за подписью Кузнецова, получено добро: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд на Кавказ Ставкой разрешены. Кузнецов» – особо «ценные кадры» улетают и уплывают: и по воде, и под водой...
Ответственные командиры, как их представляет в телеграмме Октябрьский – это командиры бригад, дивизий, полков, заместители Октябрьского «по» артиллерии, авиации, береговой обороне в целом и т. д. – более не отвечают за организацию и управление обороной.
Они толпятся в подземных казематах 35-ой бронебашенной береговой батареи, расположенной на обрывах в районе мыса Херсонес, готовясь к эвакуации...
И в это же время на расстоянии 10-12 километров от «эвакуирующихся» в районе ж/д вокзала, Английского кладбища, Малахова кургана и т. д. ещё сражаются их подчиненные в ожидании: подвоза боеприпасов, вывоза раненных, указаний о перегруппировке и занятию новых рубежей обороны. Но все их ожидания – тщетны... Над дерущимися до последнего патрона и снаряда рядовыми и младшими командирами старших командиров, владеющих всей полнотой складывающейся обстановки и обязанных продолжать управлять войсками в бою – более нет.
Старшие командиры толпятся на погрузку.
Юридически – все честно...
Им приказали – они выполнили приказ по оставлению частей и соединений в, возможно, переломный момент схватки за город.
Для Манштейна, командующего 11-й немецкой армией, штурмующей Севастополь, это бесценное – во всех смыслах! – обрушение противником своего фронта по причине собственноручного развала управления войсками – подарок, на который он и не рассчитывал.
В своих мемуарах «Утерянные победы» Э. Манштейн недвусмысленно говорит о том, что в связи с сильными потерями в войсках (в некоторых полках у него оставалось всего лишь по 400-500 человек) и с утратой по этой причине пробивной мощи в атакующих порядках войск, он был готов прекратить штурм. Немцы тоже несли потери. И немалые. А на начало штурма они не имели даже двукратного превосходства в людях над обороняющимися: на подступах к Севастополю немцами было сосредоточено чуть более 200 000 солдат и офицеров, против до 120 000 наших.
Манштейн пишет: «...С другой стороны, нельзя было не признать, что, даже если резервы противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе.
В эти недели я ежедневно, до и после обеда, находился в пути: в штабах корпусов, у артиллерийских командиров, в дивизиях, полках, батальонах и на артиллерийских наблюдательных пунктах. Поэтому я слишком хорошо знал, как обстояло дело в наших частях и соединениях. Полки насчитывали по нескольку сот человек. Мне припоминается донесение одной снятой с переднего края роты, боевой состав которой исчислялся 1 офицером и 8 рядовыми. Как можно было с этими растаявшими частями и подразделениями завершить бой за Севастополь, когда 54 ак (армейский корпус) стоял перед бухтой Северная, а 30 ак (армейский корпус) предстояли тяжелые бои за захват позиций на Сапунских высотах?...».
Немцы вышли на весь северный берег Северной бухты (на южном берегу бухты, собственно напротив них, находился сам Севастополь...) 28 июня и этим же днём вышли на правый берег реки Черной в районе ее впадения в Северную бухту, то есть в районе Инкермана.
Да, немцы в своих после военных мемуарах часто грешили, мягко говоря, неточностями. Но в данном случае слова Манштейна объективно подтверждают сами события.
То есть 28 июня для Манштейна взятие города не представляется очевидным!
Скорее – наоборот.
Для форсирования водной преграды (бухты) непосредственно в город у Манштейна нет достаточного количества плавсредств.
Да и в случае удачного форсирования немецкие подразделения увязнут в уличных боях без возможности эффективной их поддержки со стороны артиллерии и авиации...
По сути – патовая ситуация.
Тогда Манштейн принимает авантюрное решение попробовать ударить во фланг нашим позициям на Сапун-горе (плато Карагач), форсировав узкий участок бухты в районе Георгиевской и Сушильной балок с атакой господствующих над ними высот «в лоб».
Потому что другое решение, а именно – организация фронтальной атаки наших позиций на Сапун-горе 30-м армейским корпусом со стороны Федюхиных высот, требовало переброски ему в помощь артиллерии от 54-го армейского корпуса с Северной стороны. Что, однако, было возможно только через Ялту. Потому что на тот момент пригодных для этого дорог в окрестностях Севастополя не было. Подобная переброска артиллерии заняла бы 3-4 дня... Манштейн предполагал, что эту переброску обнаружат наши и, без сомнения – должны будут перегруппироваться...
Тем более что 8 воздушному флоту немцев под командованием Рихтгофена уже отдан приказ о передислокации из-под Севастополя в первых числах июля под Сталинград.
Тогда Манштейн решает продолжать штурм там, где задумал, пусть и авантюрно – на резиновых лодках через самый узкий участок бухты.
Это его решение не находит поддержки и понимания в его же штабе.
Но приказ есть приказ – немцы атакуют там, где задумал командующий 11-й немецкой армией.
А командующий севастопольской обороной Октябрьский уже 28 июня для себя решает более не обороняться и готовит себя к эвакуации.
И пакует чемоданы.
Манштейн отдаёт приказ своему штабу на штурм...
Октябрьский отдаёт приказ своему штабу на драп...
По различным оценкам из разных исторических источников на начало немецкого штурма Севастополя 7-го июня 1942 года (практически за месяц до катастрофы) личный состав СОР составлял около 120 тысяч человек...
На 1-ое же июля 1942 года это количество определяется от 75 000 до 80 000 человек.
4-го июля Совинформбюро объявляет об оставлении нашими войсками Севастополя...
Но войска не оставили Севастополь – это их в Севастополе оставили.
На кавказский берег: на катерах, подводных лодках и подобранных ими с плотов и шлюпок доставили чуть более 2 000 человек... Линкор, крейсера, эсминцы, находящиеся в составе флота, на спасение остающихся в Севастополе людей, не вышли...
Информацию об обороне Севастополя в воспоминаниях и мемуарах в основном отписали старшие офицеры. Но все эти воспоминания как-то туманно, невнятно и скудно рассказывают о последних трагических днях, когда оставленные ими бойцы и младшие командиры входили в бессмертие своим массовым героизмом.
Редкие воспоминания оставшихся в живых этих бойцов и младших командиров рисуют совершенно трагическую картину последних дней обороны Севастополя.
Из воспоминаний старшины 2-й статьи 7-ой бригады морской пехоты С. В. Ерошевича: «Приказа на отход к мысу Херсонес мы ни от кого не получали. Просто нечем было удерживать ранее занимаемые позиции. Прибыв на рассвете 1 июля (1942 года – прим.) на мыс Херсонес, мы с остатком батальона комбата Бондаренко расположились у самого уреза воды, где до нашего прихода отдыхали лётчики. В течение последующих дней занимали оборону в районе 35-й батареи и отражали нападение противника и дальше. А ночью ждали прихода кораблей…».
Из воспоминаний лейтенанта 92-го армейского инженерного батальона Н. Т. Кашкарова: «День 1 июля был характерен движением мелких групп военных в направлении бухты Камышовой и мыса Херсонес. К середине дня этот поток усилился… В этом потоке движения всё перемешалось. В группах держались около младшего командира или командира, самое большое до капитана. Всё большое начальство, как испарилось, как не было его…».
Подобных воспоминаний не так много от чудом оставшихся в живых защитников Севастополя, но смысл всех их воспоминаний сводится к одному, а именно: оставленные без всякого командования и управления войска на всём протяжении линии боевого соприкосновения были вынуждены откатываться под усиливающимся давлением гитлеровцев, полностью перехвативших инициативу в свои руки, которую им отдало командованием Севастопольским оборонительным районом.
Из воспоминания члена группы особого назначения ЧФ В. Е. Гурина, командира взвода автоматчиков: «Внизу у берега моря бойцы роют лунки для поступления в них солёной воды, которую они пьют, утоляя жажду. Пить таким образом опреснённую воду неприятно, но другого выхода нет. Раненых скопилось более 18 тысяч. Несмотря на все трудности бойцы упорно дрались, и никто не проявлял трусости. Бойцы поднимались на оборону с воспалёнными глазами. Сотни трупов погибших свои и немцев убирать было некому, зловоние в летнем раскалённом воздухе стояло страшное…».
Старший лейтенант, командир радиовзвода 456-го пограничного погранполка Н. И. Головко после войны с горечью вспоминал: «Я считаю, что мы могли ещё держать оборону, если бы не дрогнуло командование, которое должно было уходить последним…».
Старшина 2-й статьи, пулемётчик отдельного батальона дотов О. П. Григорьев отметил: «Будь мы в окопах, только последний солдат Манштейна дошёл бы до Херсонеса».
Среднее, большое и самое большое начальство никуда, как отметил лейтенант Кашкаров, не испарилось – оно ещё 28 июня в ночь в лице около двух тысяч старших командиров и политработников оставило позиции, ушло в тыл и находилось в ожидании спасения.
Но спасалось только самое большое начальство.
Около часа ночи 1 июля 1942 года командующий Севастопольским оборонительным районом Октябрьский, член Военного совета Кулаков, начальник тыла Приморской армии Ермилов и другие самые большие начальники под охраной автоматчиков особой группы на глазах огромного количества людей, как военных, так и гражданских лиц, в том числе и раненных, собравшихся возле взлётно-посадочной полосы аэродрома на мысе Херсонес – прорвались(!) в количестве 232 человек к 16-ти самолётам ПС-84 (Дуглас) и улетели в эвакуацию.
Причём Октябрьский был одет в гражданский плащ, мотивируя это в своих опубликованных после войны мемуарах тем, что немецкая агентура охотилась за ним.
Оставим этот пассаж на совести Октябрьского.
Если немецкая агентура и охотилась за ним, то только для того, чтобы наградить в плену «железным крестом» за развал обороны.
И «прорвались» – это не фигура речи.
Потому что эвакуация очень больших начальников происходила в условиях открытия огня со стороны охраны поверх голов людей, обступивших самолёты, и раненных, лежащих у края взлётной полосы аэродрома.
Согласно решению Военного совета СОР (Севастопольский оборонительный район) за подписью Октябрьского эвакуации в первую очередь на 2-х подводных лодках и самолётах подлежал только высший и старший комсостав от командира полка и выше.
На подводной лодке Щ-209 ушёл Военный Совет Приморской армии со штабом армии в составе 63 человек, а подводная лодка Л-23 приняла на борт 117 человек руководящего состава СОРа.
Если эвакуировали очень большое начальство – и это получалось! – то, без всякого сомнения, можно было организовать и массовую эвакуацию частей, защищавших Севастополь.
Но такой организации со стороны очень большого начальства не было.
Когда большое начальство «испарилось» на Кавказ, десятки тысяч бойцов без воды, еды и практически совсем без боеприпасов продолжали драться ещё на подступах к городу и в его развалинах.
Многие уже с трофейным оружием.
А потом дрались и погибали, прижатые к морю.
И с надеждой всматриваться в горизонт в ожидании подхода наших кораблей.
Но корабли Черноморского флота не пришли.
Пройдут годы.
Те, кто остался жив, и пока хватало здоровья, приезжали в Севастополь на те клочки скалистого берега над морем от мыса Фиолент до мыса Херсонес, где стойкостью и мужеством вместе со своими павшими боевыми товарищами ковали будущую победу в Великой Отечественной войне и завоёвывали для Севастополя звание Города-Героя:
«…Небо корчилось здесь на отвесных обрывах,
в бухты пáдала смерть красной лавой огня,
на дыбы поднималась земля от разрывов
и металась над степью, сгоревшей дотла...
Грохот боя стихал летней ласковой ночью,
с моря бриз приносил запах крови и скал,
и лежал Херсонес, с грудью порванной в клочья,
в сталь гранаты вложив свой последний запáл.
Фляжка горькой воды... пол-обоймы патронов...
небо звёздный шатёр... лунный след в горизонт...
только шелест волны... только раненых стоны...
Погибающий? Да... Но дерущийся фронт!
Херсонес, Фиолент... Это доблесть и воля.
Это мужество душ. Это злоба врагов.
Это вечная скорбь. Это страшное горе.
Это Слава России и наших бойцов.
Снова степь, снова зной, снова те же обрывы,
на плечах не тельняшка – цивильный пиджак…
Мы вернулись сюда – ВСЕ!.. кто пáли и жúвы,
помолчать в тишине, сжав до боли кулак...».
Указание Сталина выполнялось – флот сохранялся.
Но – для чего?
Может быть, для пресечения эвакуации частей немецкой 17-ой армии, румынских подразделений, «хиви», татарских охранных батальонов и т. д. в апреле-мае 1944 года, оказавшихся в Севастополе в абсолютно аналогичной ситуации, в которой были наши войска в июне-июле 1942 года?
Нет, никакого пресечения не было.
Итак, 17-ая немецкая армия в Севастополе прижата к морю. Гитлер категоричен – никакой эвакуации, драться до последнего солдата.
На 9 апреля (то есть ровно за месяц до освобождения Севастополя) 1944 года на довольствии в 17-ой армии вермахта в Крыму состояло почти 230 000 человек.
Однако уже с февраля месяца немцами планируется (начальник штаба 17-й армии генерал фон Ксиландер докладывал по этому поводу свои соображения начальнику штаба сухопутных войск генералу Цейтцлеру), а затем осуществляется операция эвакуации войск из Крыма.
8 апреля 1944 года ударами с двух направление: силами 4-го Украинского фронта с плацдарма за Сивашом и частями Отдельной Приморской армии со стороны Керчи в общем направлении на Симферополь и Севастополь начинается освобождение Крыма.
9-го апреля из немецкого штаба группы армий «А» в штаб 17-й армии поступает разрешение на проведение операции «Адлер» – отвод войск в Севастополь.
С 10-го апреля немцами начинается эвакуация тыловых служб, транспортных подразделений, румынских частей, власовцев, военнопленных и т. д. – вплоть до тел погибших немецких солдат.
Хотя 12-го апреля Гитлер отдаёт приказ оборонять Севастополь «...до конца...», но командование 17-ой армии принимает энергичные меры по подготовке эвакуации войск из Севастополя.
В Констанце (Румыния) создаётся «штаб дальнейшего управления» поступающих подразделений 17-ой армии, эвакуируемых из Крыма-Севастополя.
Наше наступление развивается стремительно: 13-го апреля освобождены Феодосия, Евпатория и Симферополь; 14-го апреля освобождён Бахчисарай; 15-го апреля войска 4-го Украинского фронта уже на подступах к Севастополю. Командование 4-го Украинского фронта принимает решение, не дожидаясь подхода войск Отдельной Приморской армии, взять город с ходу.
Но попытка не удалась...
Начинается подготовка к штурму города.
А что же немцы?
А немцы проводят эвакуацию войск.
В ходе боев во время отхода в Севастополь их потери составили не многим более 13 000 человек, румын – до 17,5 тысяч.
На 18-ое апреля личный состав 17-ой армии составляет уже только 125 000 (На 9-ое апреля, как мы помним, числилось около 240 000). То есть более 60 000 были эвакуировано до 20-го апреля. И это – при полном господстве нашей авиации в воздухе! Именно такое господство имела немецкая авиация в июне-июле 1942 года...
504 самолета авиации дальнего действия должны был массированными (преимущественно ночью) ударами нарушить работы портов Галац, Севастополь и Констанца – особенно пирсы, причалы, склады; наносить удары по транспортам на коммуникациях...
8-ая воздушная армия под командованием генерал-лейтенанта авиации Т. Т. Хрюкина, действовавшая в поддержку сухопутных частей, включала в свой состав более 700 самолетов, из которых имела 215 штурмовиков и 147 бомбардировщиков...
Несли немцы потери в корабельном тоннаже и в людях от ударов нашей авиации?
Несли... но эвакуацию продолжали.
На 5-ое мая 1944 года немцы имели в боевом составе: солдат и офицеров — уже 72,7 тыс.
5-го мая начинается генеральное наступление наших войск на Севастополь...
7 мая начинается штурм Сапун-горы – здесь наносится главный удар наших войск.
В бухтах Севастополя немцами были дополнительно сооружено более 50 причалов. Из Румынии и Болгарии к Севастополю отправляются все, что держится на плаву вплоть до плашкоутов, то есть несамоходных (буксируемых) грузовых судов. Крупнотоннажные суда располагались на внешнем рейде – вне зоны поражения нашей полевой артиллерией – и на них эвакуируемые части подвозились баржами и катерами. Другие суда, имеющие соответствующую небольшую осадку, подходили к причалам: командиры немецких подразделений, вплоть до командиров рот, знали точку побережья, куда им надо выходить на погрузку. Знали об этом и капитаны судов: где и какое количество людей они должны забрать...
Вот выдержки из документов штаба немецкой 17-й армии:
«...Из Приложения № 2 к приказу по штабу 17-ой армии от 9.05.1944 г.
1. Для посадки на корабли предусмотрены:
а) Группа Беме:
Бухты: Камышовая — запасный берег, Казачья.
…Запасные возможности: берег по обе стороны от маяка Херсонес.
б) Группа Райнгарта:
Бухты: Круглая, Камышовая — восточный берег.
2. Группа Беме и группа Райнгарта обязаны на своих участках:
а) Организовать подвоз войск к причалам.
б) Предусмотреть детали для посадки на корабли.
в) Обеспечить последний этап отхода.
г) Обеспечить связь во время посадки на корабли.
3. Тоннаж для посадки определяет морской комендант на причалах.
4. Инженерно-понтонные части обеспечивают подвоз людей на корабли, стоящие на рейде, по приказу морского коменданта. Соответствующие инженерно-понтонные батальоны с 10.05 устанавливают связь с группами Беме и Райнгарта. Окончательный отход последнего нагруженного понтона определяет командир инженерно-понтонного полка по приказу морского коменданта. Для снятия подрывников дается 20 минут после отхода последнего судна. Забрать их легкими катерами...».
Из офицеров Кригсмарине (ВМФ Германии) на быстроходном катере был создан так называемый плавучий штаб для координации взаимодействия между флотом и сухопутными частями.
Фактически между Констанцей и Севастополем действовала непрерывная транспортная коммуникация под постоянными ударами нашей авиации.
9-го мая Севастополь полностью очищен от войск гитлеровцев.
Немцы отходят на специально оборудованный, так называемый аварийный рубеж обороны – для прикрытия эвакуации войск.
По личному приказу гросс-адмирала Денница на спасение частей 17-ой армии в море выходят дополнительно к уже имеющимся судам ещё около 190 немецких и румынских транспортов, катеров, буксиров, самоходных барж...
И всё это происходит под непрерывными ударами нашей авиации и полевой артиллерии, полностью простреливающий всю территорию мыса Херсонес.
10-11 мая в море разыгрывается сильнейший шторм. Многие немецкие конвои поворачивают назад. Капитаны некоторых судов, наблюдая берег в огне и дыму, посчитав, что всё уже закончено, поворачивают обратно...
12 мая планируется последний конвой для эвакуации последних частей 17-ой армии. В ночь с 11-ое на 12-ое мая немцы оставляют последний рубеж обороны, осуществляя отрыв от соприкосновения с нашими войсками и устремляются на причалы.
Но кораблей нет.
Основная масса с 2-х до 4-х часов ночи 12-го мая загружается на баржи и катера.
Тем не менее, по немецким источникам, несмотря на сильное воздействие противника за трое последних суток эвакуации удалось вывезти в Констанцу 25 697 военнослужащих и 6 111 чел. раненых.
С целью недопущения дальнейшей эвакуации последних частей 17-ой немецкой армии по приказу генерала Ф. И. Толбухина начинается ночной штурм обороны противника...
Днём 12 мая 1944 года оставшиеся на мысе Херсонес немецкие подразделения начинают сдаваться.
По нашим документам в ходе боёв за севастопольский укрепрайон с 7 по 12 мая потери противника составили до 20 000 убитыми, пленено немногим более 24 000 человек.
С убитыми – понятно.
Но вот в пленении солдат и офицеров 17-ой немецкой армии Вермахт обвинил Кригсмарине.
В частности командующий группы армий «Южная Украина» генерал Шернер в журнале боевых действий записал: «Он лично убежден в том, что флот оказался не в состоянии организовать вывоз последних войск, многие суда проявили полную неспособность к действиям, многие суда вернулись порожняком».
Вермахт потребовала расследование по действиям флота 11-12 мая 1944 года во время эвакуации войск из Севастополя.
Было проведено следствие, были допрошены свидетели.
Немцы выясняли причины, почему эвакуация прошла не до конца, по их мнению, успешно, и кто за это несёт ответственность из командования Кригсмарине...
Генерал Шернер требовал капитанов тех судов, которые не нашли цели (то есть причалы и места посадки) и возвратились пустыми, ссылаясь, например, на технические причины – придать суду военного трибунала.
Генерал-майор Рейнгарт: «...Во время отрыва от противника войска действовали как часы и в полном порядке дисциплинированно прибыли на места посадки. Противник это заметил только в 24.00. Военно-морской флот в последние часы не выполнил своих задач полностью. Соответствующие инстанции ВМФ – единственные и полностью ответственные в том, что тысячи лучших бойцов остались в Крыму».
И т. д.
Немцев понять можно...
А что же наш Черноморский флот, имевший в своём составе в мае 1944 года: 1 линейный корабль (линкор), 4 крейсера, 6 эсминцев, 3 канонерских лодки, 1 монитор, 113 «малых охотников», 27 тральщиков, 47 торпедных катеров, 27 бронекатеров, 29 подводных лодок?
И способный полностью перерезать немецкий караванный транспортный путь из Севастополя в Констанцу, не имеющий практически никакого корабельного прикрытия?
Ничего, никаких масштабных действий Черноморский флот не предпринял.
Немцев находились в полнейшем недоумении. Они понимали, что воздействие Черноморского флота сорвало бы эвакуацию 17-й армии полностью.
И потери были бы для них абсолютными.
Из окончательного доклада Адмирала Чёрного моря Бринкмана от 23.05.1944 г. об эвакуации крепости Севастополь:
«...Действие противника во время эвакуации.
Противник обладал единственной в своём роде возможностью, имея превосходство в силах, своим флотом атаковать наши караваны во время эвакуации, но он этой возможностью не воспользовался. При энергичном и умелом тактическом руководстве, имея в своём распоряжении эскадренные миноносцы и быстроходные крейсера, противник мог наносить страшные удары по слабо прикрытым нашим караванам, которые курсировали между Севастополем и Констанцей...».
Расстояние от Севастополя до портов Румынии составляет около 215-230 морских миль (непосредственно до Констанцы 216 миль), и оборот караванов составлял 36 часов.
Но, тем не менее, немцы эвакуацию проводили, хотя с ужасом ожидали удара по караванам транспортных судов корабельной группировки Черноморского флота.
Но удара не было.
И приказ на такой удар не отдал Сталин.
Он отдал другой приказ.
Директивой Ставки Верховного Главнокомандования (то есть – Сталина) от 11 апреля 1944 года главная задача Черноморскому флоту и его командующему вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому (с 10 апреля – уже адмиралу) ставилась так: «Систематическое нарушение коммуникаций противника на Чёрном море от Варны и Констанцы до Севастополя». И для этих целей было выделено… 31(!) катер на ближних подступах к Севастополю и 13 подводных лодок – на дальних».
И… всё.
Сталин Черноморский флот оберегал и сохранял.
Ценой Смерти наших бойцов и командиров в Севастополе в 1942 году и спасенными жизнями гитлеровских бойцов и командиров из Севастополя в 1944 году.
Приказ Ставки звучал однозначно: «Большие надводные корабли в операции не участвуют, их следует тщательно готовить к морским операциям, которые будут, при изменении обстановки…».
А разговоры о невероятности произвести эвакуацию наших войск в июне-июле 1942 года, мол: …нельзя было никого эвакуировать…, не получилось бы…, и т. д., упираются в очевидное, а именно – почему же немцам это было можно и у них это получилось в более сложных условиях?
Почему более сложных?
Потому что если в июне-июле 1942 года так и не организованной эвакуации наших войск из Севастополя могла воспрепятствовать только авиация 8-го немецкого воздушного флота и полевая артиллерия немецкой 11-ой армии, то в случае организованной немцами эвакуации из Севастополя в апреле-мае 1944 года своей 17-ой армии – при аналогичном абсолютном господстве нашей авиации в воздухе и артиллерии на суше – им могла, но не противостояла мощная корабельная группировка Черноморского флота, которая одна могла пресечь эвакуацию…
Как говорится, на корню.
Почему же Черноморский флот отстаивался в пунктах базирования на Кавказе?
Потому что боевые корабли не привлекались к операции по разгрому 17-ой немецкой армии на морских караванах по прямому указанию Ставки (Сталина). Более чем очевидно, что их берегли и не рисковали ими для подготовки других военных операций на Чёрном море – по иной ситуации и при изменении обстановки.
Со временем…
Для каких операций?
В 1944 году причерноморскими странами, кроме СССР, были еще: Румыния, Болгария и... Турция.
Советские войска входят в Румынию в августе 1944 года...
В сентябре 1944 года планировалась десантная операция в болгарские порты Бургас и Варна... Но проведена не была: в Болгарию входят соединения 3-го Украинского фронта, в Болгарии происходит смена власти и новое правительство объявляет войну уже Германии...
Таким образом, две причерноморские страны, а именно: уже бывшие союзники Германии – Румыния и Болгария – нейтрализованы.
Остается... Турция.
И сохраненный Черноморский флот для... «...подготовки других военных операций на Чёрном море...».
Однако с Турцией Сталину сложнее.
Явного, прямого и легитимного повода провести «...другую военную операцию на Чёрном море...» только против Турции и только десантом на Босфор – нет.
Турция в нейтралитете.
А в феврале 1945 года она вообще становится формальным союзником СССР, объявляя войну Германии...
Черноморский флот для проведения десантной операции был сохранён.
Но против Турции применён не был.
Был ли прав Сталин, всячески оберегая Черноморский флот?
Сложный вопрос, на который каждый вправе иметь свой ответ.
С точки же зрения Верховного Главнокомандующего, мыслящего стратегически далеко вперёд, Сталин считал свои действия правильными. Ввяжись Турция в войну на стороне Германии, только сохранённый Черноморский флот, по мнению Сталина, мог осуществить то, что являлось и является жизненно необходимым для России Имперской, России Советской и России современной, а именно – взять черноморские проливы в свои руки.
Турецкий же военно-морской флот периода Великой Отечественной войны имел в своём составе: 1 линейного крейсера, 2 лёгких крейсеров, 2 канонерок, 3 тральщиков, 8 эсминцев, 12 подводных лодок, 3 торпедных катеров, 5 минозаградителей.
И с этим Сталину, выстраивавшему свои планы «на Босфор» – приходилось считаться.
Но не сложилось тогда у Сталина «взять проливы».
Пришлось действовать дипломатически.
Однако – безрезультатно.
19 марта 1945 года советское правительство денонсировало советско-турецкий договор о дружбе от 1925 года. В мае Турция предложила проект соглашения, при котором в случае войны гарантировался бы свободный проход армии и флота СССР через турецкую территорию. Однако, советский нарком иностранных дел В. М. Молотов в июне 1945 года в Москве, во время встречи с послом Турции в СССР Сарпером, настаивал на внесении в турецкий проект пункта о создании в Черноморских проливах советской военно-морской базы и совместного с турками контроля над проливами. Турки предложение отклонили и в 1952 году поспешили… вступить в НАТО.
Таким образом, «проблема проливов» для России всё ещё остаётся актуальной и требует своего разрешения в интересах России.
Андрей Ерошевич
Оценил 1 человек
1 кармы