Лепестки

Моя 17-летняя дочь выросла дурой. Никакой клиники, и в целом она не глупее других своих сверстниц, но она настроена антирусски. Нет, нет, а ввернет какую-нибудь гадость... И вот опять. Едем на вокзал и видим огромный плакат, растянутый на весь торец пятиэтажки. Какие-то солдаты, куда-то бегут с автоматами, а ветеран в орденах и медалях благословляет их на бой с врагами. Снизу приписано что-то незапоминающееся в поддержку спецоперации.

И тут дочь изрекла: "Они бомбят кварталы с мирными жителями". Они - это русские, то есть мы...

Я слежу за новостями и как раз я был под впечатлением сообщения о том, что Кировский район в Донецке засыпали "лепестками" и что на проспекте Семашко какой-то парень 15-ти лет подорвался на таком противопехотном лепестке. В Кировском районе на проспекте Семашко прошли мои школьные годы, вся эта география для меня живая, я каждый угол там знаю... И как раз об этом я вспомнил, когда дочь сказала эту дурь.

Не прекращая следить за дорогой, я начал очень громко разъяснять разницу между неизбежными потерями этой войны и целенаправленным дистанционным минированием жилых кварталов. Повзрослев, я разучился плакать. Когда мне хочется плакать от каких-то гадких слов и дел, я могу дать в морду или еще что-нибудь сделать, но если в морду дать некому и поделать ничего нельзя, то остается только орать. Во всех подробностях и очень громко я разъяснил как действует противопехотный лепесток на человека, на что он похож, что потом от человека остается. Так же я разъяснил, что будет если легковая наедет на такую мину и предложил всем представить, что прямо сейчас лепестки рассыпаны по этой улице. Кстати, если лепесток рванет под бензобаком, то за жизнь пассажиров в легковой я не ручаюсь...

Так мы доехали до вокзала. Россошанский вокзал, площадь Танкистов, названная так в память о дерзком танковом рейде через Россошь на полях операции "Сатурн", площадь плотно запаркована и только с краю было местечко рядом с военным Уралом. Трехосный высоко поднятый, расчереченный запыленными зетами и сам весь пыльный Урал довольно дико смотрелся среди легковушек. В целом Россошь живет достаточно мирно для того, что бы не то что танк, а даже армейский Урал выглядел на ее площади нездешним. А рядом с Уралом были они, те самые, которые по мнению моей глупой дочери, специально "ради зла" воюют в городах. Несколько человек в выгоревших потертых хабешках, даже скорее одетые как придется, в чем-то таком и колхозники в полях работают, но машина военная "мои драгоценные" даже автоматы где-то там под тентом разглядели. Я автоматов не видел, но вне всякого сомнения это были они. Загорелые, худые и жилистые, они старались поменьше смотреть вокруг, между ними и тыловым городом чувствовалось отчуждение. Не мудрено, они приехали оттуда, где города лежат в руинах или вот-вот превратятся в них, а на улицах уцелевших городов рассыпаны лепестки.

Я припарковался и мы пошли на вокзал, на вокзале все также вперемешку с мирными жителями, все также не сливаясь с ними, тоже повсюду были они. Точно такие же как на подбор худые, точно такие же жилистые мужчины лет около тридцати, примерно так же одетые, но уже не совсем как придется, а все же в расчете на то, что придется ехать в общем поезде и даже некоторые слегка шеголовато, как на дембель, то там, то здесь на выгоревших х/б мелькали свежие красные и черные шевроны, один шеврон у парня с костями и черепом, с надписью, которую я не успел прочитать... Все абсолютно трезвые. Наверное в этот день через Россошь шла какая-то ротация, наверное кончились их контракты или еще что-то там. Поезда приходили и уходили, военные прощались друг с другом, как прощаются недавние, но уже съевшие вместе по пуду соли друзья. Я посадил моих "девочек" на поезд и, довольно сухо с ними попрощавшись, пошел к машине. На обратном пути на вокзале встретился молодой майор, совсем не худой и не жилистый, довольно крупный, он сильно отличался от остальных бродивших кругом военных. Штабной или представитель местного военкомата, я боюсь ошибиться, но он не выглядел их командиром и смотрелся вполне в контексте этого мирного городка. Действительно невозможно было понять по делу он здесь или просто мимо идет.

Мимо памятника танкистам по запаркованной площади я дошел до своей машины, Урал стоял все там же. И вдруг на парковку, обогнув Урал, подъехала очередная маршрутка. Из маршрутки выскочил водитель, довольно потрепанный жизнью россошанец с тремя нездоровыми подбородками вместо шеи. И тут же: "Кто у вас водитель! Мне как парковаться! Я тут должен выкручиваться!".

Тебя-то мне и надо! Вскрикнуло мое огорченное сердце. И я довольно громко, глядя прямо на этого дядьку, хорошо выговаривая каждое слово, заорал: "Ты как разговариваешь?! Ты кто такой, что уже водителем здесь командуешь!? Подойди потихоньку спроси, кто старший и что надо порешай. И! Ты должен этим людям ботинки целовать!"

Мужик осекся, переключился на меня и даже подошел ко мне: "Ты сейчас будешь у меня ботинки целовать!"

- Да? - Я закрыл дверь машины, в которую уже собирался сесть и замер в выжидательной позе. Не думаю, что была бы драка, с одной стороны я довольно злой на вид и совсем не слабый дядя, с другой стороны, средь бела дня на людной площади начнешь драться, а потом кто-то побои снимет... Малореальный сценарий, на мой взгляд. Но вдруг я почувствовал их присутствие сзади и рядом, оглянувшись я увидел, что эти парни уже стоят возле меня.

О, Господи! Какое счастье хотя бы вот так постоять с ними рядом, вместо того, чтобы обеспечивать бессмысленную и сытую жизнь своих баб, ну и так далее...

- Не надо ругаться, все на нервах. - Сказал один из них, похожий на старшего.

Мужик, разумеется, отошел в сторонку, ну и мне незачем было задерживаться. Я сел в машину и поехал домой, размышляя о своей глупой несдержанности.

Парни, простите, не надо было внимания обращать. Мужик, ты тоже прости, это не тебе одному предназначалось, на счет того, чтобы ботинки целовать.

Дочь, ты дура.