Люди Ярославля: «Делай что можешь, и будь что будет»

Есть в нашей газете постоянный и незаменимый автор — Александр Михайлович Богатырёв.

В 14 лет он получил травму позвоночника, вследствие чего был прикован к инвалидному креслу. Несмотря на это, ему удалось добиться многого: несколько высших образований, работа с шестью языками, должность главного редактора газеты «Ярославский инвалид» и пост заместителя председателя Ярославской областной организации Всероссийского общества инвалидов. Кроме того, Александр Михайлович ещё и творческая личность: поэт и прозаик.

- С учетом маломобильности вы поразительный человек, для меня во всяком случае… Журналист, поэт, носитель нескольких языков, заместитель председателя областной организации Всероссийского общества инвалидов… возможно, я что-то упустила? Расскажите, что еще вам удалось освоить? Кем побывать?

- Вообще-то по диплому я "преподаватель английского языка". Окончил Ярославский пединститут. Заочно, естественно. Но самое смешное, что именно английский мне пригодился меньше всех прочих. Просто потому что в Ярославле и в советское-то время переводчиков с английского было как собак нерезаных. Реально переводить больше всего пришлось с итальянского в конце 70-х, когда "Машприбор" строили. Они меня как-то там отыскали, и я много чего тогда напереводил, потому как к тому времени кончил курсы при Московском институте им. Мориса Тореза. Вообще же многообразие интересов объясняется сугубо утилитарно и приземлённо: в моём положении приходится не выбирать, а заниматься тем, что тебе подвёртывается. Скажем, я двадцать лет проработал в отделе оформления НИИ асбестовых изделий на должности, как официально значится в моей трудовой книжке, «машинист на пишущей машинке». Мне страшно нравится, кстати, это словосочетание именно потому, что мало у кого такое есть в официальном документе. Был пресс-секретарём и переводчиком в компании сотовой связи, первой в нашем городе. Диспетчером на телефоне в одной печально на всю Россию известной финансовой компании. Менеджером по продаже, рекламным агентом. Модератором с дюжины сайтов. Писал дипломы и курсовые для всяческих соискателей дипломов. Подрабатывал в предвыборных кампаниях — от администрации сельского поселения до губернаторских выборов и Госдумы РФ. Даже привлекался к уголовным и административным разбирательствам — слава Богу, в качестве свидетеля. Случалось, работал в пяти-семи местах одновременно. И могу заверить, что жить гораздо интереснее, когда ни на что не хватает времени. А когда делать нечего — начинаешь себя жалеть, сопли пускать. И тогда надо или спиваться, или удавиться. Но водку в одиночку пить скучно, удавиться самостоятельно не получится. Так что остаётся излучать оптимизм и занимать время отпущенного существования всем, что в данный момент может быть востребовано. «Делай, что можешь, и будь, что будет» — вот, пожалуй, наиболее мне понятный и близкий принцип.

- Чем вы занимаетесь сейчас?

- Да по-прежнему. То есть, чем придется. Вернее, на что спрос есть. В смысле, что предлагают, то и делаю. Если могу, конечно. Из постоянных занятий можно помянуть разве что сайт "Культурная эволюция" Юрия Владимировича Спиридонова. О котором, кстати, "Колокол" как-то уже рассказывал, потому что человек он достаточно в Ярославле известный. Это целиком его личный проект, ну, а я там вроде все того же привычного "машиниста на пишущей машинке", просто размещаю материалы. Можно сказать, что для души, потому как у Юрия Владимировича все работают на голом, что называется, энтузиазме. Зато дает некое ощущение своей причастности хоть в какой-то мере к "культурному процессу": вот, мол, вношу свой посильный вклад в культурно-просветительскую деятельность. Типа, волонтер, как сейчас вдруг стало модно. Ну, а еще, если поступают какие-то предложения от тех или иных изданий или интернет-порталов для них что-нибудь сотворить на злобу дня, что называется. то с радостью клинического графомана откликаюсь.

- В чем ваша мотивация продолжать писать? Сочинять? Самосовершенствоваться?

- Вот о чем в жизни никогда не думал, так это о том, чтобы озаботиться "самосовершенствованием". Во-первых, всегда считал, что и без того совершенен так, что дальше некуда. Во-вторых, как говорил Портос: «Дерусь… просто потому, что я дерусь!» У меня с писательством примерно так же: пишу, потому что пишу. Когда пишется. Это в равной мере относится и к художественной, если можно так выразиться, литературе, и к тому, что именуется публицистикой. То есть к тем самым материалам на злобу дня. Писать мне всего интереснее в смысле профессиональном, чисто техническом, ремесленном. Выстраивать сюжет, характеристики персонажей, придумывать отличительные особенности, запоминающиеся детали — это самое увлекательное. Ничего не внушая и не проповедуя, не выводя мораль, стараюсь рассказать некую историю так, чтобы было интересно. Прежде всего себе самому. Вообще в отношении своих творений я такой патологический эгоист. То есть готов выслушать любое мнение, но никогда не вступаю в дискуссии по поводу их достоинств или недостатков. Потому что мне не слишком интересно, как их воспринимают другие. На всех не угодишь. Если уж Лев Николаевич Толстой Вильяма нашего Шекспира считал бездарностью, а Пётр Ильич Чайковский Людвига ван Бетховена ни во что не ставил как композитора, то почему бы и какому-нибудь Василию Сидоровичу Пупкину любого, в том числе и меня, тем более не оплевать? Не то чтобы я добру и злу внимаю равнодушно… Скорее, понимаю, что, во-первых, я все-таки не Вильям Шекспир а, во-вторых, и Лев Толстой может ошибаться.

- На вашем журналистком пути было два инцидента: анекдот и пьеса о наших губернских реалиях, после которых вам сразу же «показали на дверь». С учетом этих случаев, и статей сейчас в газете «Колокол», складывается чувство, что вам ничего не страшно. От куда у вас смелость писать, чуть ли не вызов верховенству? Стоит ли молодым журналистам стремиться писать также?

- Ну, не такой уж я бесстрашный. Просто пишу так, чтобы, во-первых, было интересно. Прежде всего, самому себе. Во-вторых, чтобы нравилось в чисто художественном, то бишь стилистическом отношении. Но главное, я никогда себя не считал профессиональным журналистом, даже когда состоял в Союзе журналистов. То есть, это всегда было, да и остается, скорее увлечением. Что называется, для души. а не для того. чтобы на жизнь заработать. Понимаете, это как-то раскрепощает. На дверь мне показывали неоднократно, но это никогда не становилось трагедией. Поэтому никогда не кину камень в тех, кто вынужден, скажем так, "оглядываться" на те или иные жизненные обстоятельства. Легко быть смелым, когда за тобой не семеро по лавкам, а значит, если тебе под зад коленом хозяин дат, то на хлеб тебе хватит в любом случае. Что до каких-то отеческих напутствий и пожеланий "молодым журналистам", то сразу на память приходит гоголевский городничий с его легендарным: "Не по чину берешь!". Вот и мне "не по чину" лезть с советами или, упаси боже, раздавать оценки. Могу лишь высказать сожаление тем, что в Ярославле на удивление много просто замечательных журналистов, которые остаются либо вовсе невостребованными, либо вынуждены пробавляться какой-то поденщиной, когда работа идет по извечному нашенскому принципу "забивать гвозди микроскопом". Если все же высказывать какие-то претензии собственно к "молодым журналистам", то, во-первых, многим из них, уж извините, элементарно грамотешки не хватает. И это чувствуется, даже при наличии "вордовских" корректоров. Во-вторых, хочется все-таки "лица необщее выраженье". Чтоб журналист узнавался "по почерку". Чтоб я, читатель, уже к середине второй фразы признавал руку автора. Чтоб потом именно его искал. Или плевался при одном его имени - тоже своего рода признание. Собственный читатель и есть высшая категория для любого литератора, в том числе и журналиста.

- Если бы у вас было место в пьесе губернских реалий, кем бы вы там были? Может ли обычный житель губернии что-то изменить? Если писать пьесу о настоящем времени.

- Знаете, мне одна знакомая, ныне, к сожалению, покойная, как и и большинство друзей, еще достаточно давно сказала примечательную фразу: "Заладили "Путин такой, Путин сякой... Ссать в лифте не надо, вот и хватит с тебя для начала". Есть в этом, думаю, своя сермяжная правда. Она же, как известно, посконная, домотканая и кондовая. У нас сегодня слишком много всей душой болеющих за Россию, но при этом способных бездумно нагадить в том же лифте, причем в собственном, заметьте, подъезде. Или среди той самой родной природы, от созерцания которой у него после третьего стакана сопли умиления течь начинают. Гневно клеймить продажных властителей, разоблачать своекорыстных депутатов и прочие творящиеся вокруг безобразия бескомпромиссно обличать и одновременно со спокойной душой родную мать в богадельню сплавить. Это не значит, что следует прикинуться ветошью и удовольствоваться библейским "Несть бо власть, аще не от Бога". Или как маменька учила сына Егорушку в комедии А. Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты": "А когда вырастешь большой, люби своих начальников". Просто за свою жизнь прежде всего отвечаешь ты сам, вот и все. Ты сначала сам для себя пойми и реши, что тебе в этой твоей жизни по силам. Понимаете, подавляющее большинство "обычных жителей губернии" живет заботами не о судьбах родины, а о хлебе насущном. Не скажу, что мне это нравится, но это нормально. Им не до высоких материй, им детей кормить надо. И мне в голову не вступит их за это клеймить, именовать послушным стадом, холопами или еще как. Да мне много чего не нравится и в стране, и в области, и в городе, и даже в родном дворе, но я четко понимаю границы своих возможностей. И не собираюсь лезть на стенку из-за невозможности изменить то или другое. Если я что-то могу сделать, я сделаю. При этом понимая, что другие моего мнения о происходящем могут и не разделять.

- Думаю, в 18 веке вы бы встали в ряд с известными сатириками. Как сложился стиль ваших журналистских работ? Возможно, кто-то или что-то повлияло на вашу личность в целом?

- Ага. Знаете, в одной дурацкой песенке в 90-е было что-то вроде: "Триста лет назад тебя б сожгли на площади...". Что же до стиля, то понятия не имею, как он, этот самый стиль, сложился. Опять же, никогда об этом не задумывался. Мне нравится складывать слова в более или менее удобочитаемые фразы. Присутствует, конечно, эдакое авторское тщеславие, когда, что называется, твою руку узнавали и выделяли из прочего мутного потока расплодившихся графоманов. Что до каких-то влияний на мою "личность", то наибольшее, конечно, всегда оказывало окружение, то есть люди, с которыми доводилось встречаться. В основном всегда вспоминаешь о встречах с людьми, чем-то поразившими. В моей жизни было мало событий, но много встреч… Я и родился, как уже говорил, и потом жизнь провёл в определённой среде — процентов на девяносто офицерской. Сначала, лет до девяти, меня окружали фронтовики Великой Отечественной. Сейчас даже трудно представить, какие это были, кроме всего прочего, красивые люди. Тем более в глазах маленького пацана. Мужики за сорок, в форме — отчасти по бедности, но больше оттого, что ею гордились: каждый при более или менее полном «иконостасе» орденов-медалей. На них не то чтобы хотелось быть похожим — какой-то другой жизни, вне этой среды, я себе и для себя не допускал… Потом пришёл черед офицеров Советской Армии. Причём офицеров, оказавшихся инвалидами первой группы. Служивших от Алжира и Кубы до Вьетнама, Египта, Анголы, ну и Афганистана, конечно. Но основная масса — «свои», то есть ставшие инвалидами в результате каких-то аварий, катастроф, да и боевые действия ведь тоже были: и на острове Даманском, и позже. У большинства встреч была одна особенность: никогда не знаешь, сможешь ли ещё хоть когда-нибудь увидеться с этим человеком. Потому что ни ты, ни он не можете взять и приехать друг к другу... Бывало так, что наше общение и длилось-то с неделю, и потом уже и не довелось нам встретиться, но помнишь того знакомого всю жизнь… Всё происходило как-то быстрее и воспринималось острее. Иногда такие сюжеты возникали, что если бы не с тобой самим, то и не поверил бы. Скажем, попадает тебе в соседи по палате маленький, толстенький, кругленький, лысенький дедушка, дурацкие анекдоты рассказывает, смеётся — такой надоедливый старый хрен. Отношения у вас вполне корректные, даже водку периодически совместно пьянствуете в нарушение санаторного режима, но особых симпатий никаких ни у него к тебе, ни у тебя к нему. А потом случайно узнаёшь, что это, на минуточку, Герой Советского Союза, на счету под двадцать сбитых немецких самолётов и так далее. Невольно и на других окружающих начинаешь иначе смотреть. И приходишь к открытию, о котором тебе до того все уши прожужжали, но воспринимал его как-то, что ли, потусторонне, мимо, как что-то из обязательного набора прописных истин: люди-то, каждый человек может быть по-своему интересен, неповторим и на других не похож.

- Приоткройте немного планы на будущее. Возможно, вы сейчас работаете над каким-то проектом, пишите? Или помогаете кому-то в том, что, действительно, несет весомую значимость не только для вас, но и для общества?

- Тут странный парадокс. С одной стороны, мне нравится писать именно то, что подразумевается под художественной литературой. С другой — я как-то не привык писать бесцельно, для себя или, как это в протоколах именуется, для неопределённого круга лиц. Мне нужен «заказчик». Причем дело не в гонораре или сумме прописью, но в том, что я "органически" не способен просто вот взять и "что-нибудь такое". Мне нужно конкретно знать, что, о чем и к какому сроку. Иначе буду тупо глядеть в пространство и по капле вымучивать из себе именно "что-нибудь эдакое". Потому что в голове неотвязно вертится: "Оно мне надо?". Прежде всего это относится, конечно, к материалам на тему дня, но и к моим потугам в литературе тоже. Скажем, вообще первые два моих рассказа появились благодаря новому тогда, в начале двухтысячных, областному ярославскому журналу, главред которого Е. Ф. Чеканов попросил меня написать "что-нибудь в прозе", просто потому, что надо было раздел соответствующий заполнить. Кстати, именно Евгений Феликсович в свое время что-то там во мне углядел и взял в свою газету. К моему большому удивлению. В этом наверно и есть талант редактора. Вот и на этот раз у меня как-то оно пошло, чему, опять же, сам поразился. Но вскоре один союз писателей сделал всё, чтобы журнал прекратил существование — в его редколлегии главенствовали представители другого писательского союза. В итоге область лишилась толстого литературного журнала. Обычная, к сожалению, история. С тех пор никто больше с меня ничего «не требовал», поэтому я и не писал лет десять, что ли. Могу сказать, передразнивая А. С. Пушкина, что я ленив, но любопытен. Поэтому мой идеальный герой не Шерлок Холмс, который с лупой по помойкам лондонским шарится, а Ниро Вульф, который просто сидит себе в кресле и размышляет. В перерывах между завтраком, обедом и ужином.

Печатная версия материала опубликована в свежем номере газеты «Колокол» от 01.06.2020 г.