Где она, Россия?

В быстро ставшей народной былиной поэме Александра Твардовского "Василий Теркин" есть и такие строки:

Шли худые, шли босые

В неизвестные края.

Что там, где она, Россия,

По какой рубеж своя!

А вспомнилось это в связи с развернувшейся дискуссией по поводу очередного высказывания бесстрашного борца с путинской тиранией заслуженного артиста РСФСР и народного артиста Российской Федерации Андрея Макаревича. На сей раз Андрей Вадимович популярно объяснил, что сегодня истинная, настоящая Россия - это "не вы, но мы". То есть, те, кто "выбрал свободу", если воспользоваться старой доброй формулировкой советских диссидентов.

Как-то так у нас издавна повелось, что, когда разговор заходит о "лучших людях России", то лишь в исключительных случаях имеются в виду политические деятели, государственные чиновники или воротилы бизнеса. В подавляющем своем большинстве начинаются перечисления хрестоматийных персонажей из числа так называемой богемы. То есть, литераторов, артистов, художников, музыкантов и прочих общепризнанных "властителей дум". При этом и сами они ничуть не сомневаются в своем праве на манер строгих учителей ставить отметки по поведению любому и каждому "в этой стране". Начиная с президента и вплоть до последнего бухарика где-нибудь в задроченном каком-нибудь Мухосранске.

Здесь попутно можно отметить, что в тех же Соединенных Штатах при всей популярности какой-нибудь Мадонны или Леди Гаги мало кому вступит в голову всерьез прислушиваться к неким их заявлениям политического характера. Зато у нас "муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей", комнатная собачка из тех, что до старости щенок, Максюша Галкин из своего израильского далёка клеймит режим, Путина, извечное нашенское "агрессивно-послушное большинство" и прочие гены холопства, изначально, как ведомо каждой просветлолико2 личности, вживленные в саму природу русского человека.

Вообще, в выступлениях практически всех наших нынешних "отъезжанцев" заметна одна характерная особенность: каждая последующая декларация становится все более жесткой, непримиримой в отношении поминавшейся "этой страны", принимая зачастую прямо-таки клинические формы. Из кого-то, вроде оперной дивы Анны Нетребко, обязательные речитативы такого рода кураторам приходится раз за разом чуть ли не выдавливать, а кто-то, на манер кумира прыщавых подростков Алишера Моргенштерна, само прет, но в общем знаменателе остается все более решительный, категорический, оголтелый разрыв со вчерашней Родиной. Как в немецких айнзатцкомандах желающих встать под знамена Великой Германии из числа русских untermensсh'й сразу вынуждали участвовать в "акциях", чтобы гарантировать от "обратного хода"

Но ведь и впрямь, вот так сразу трудно припомнить, когда в последний раз у нас наблюдался столь массовый исход деятелей из списка пресловутых "селебрити". В связи с этим естественно возникает вопрос: что же их сподвигло столь резко нарушить свой более чем комфортный образ жизни и в большей или меньшей степени, но поставить на карту свое обеспеченное, казалось, до конца дней будущее. И почему на этот раз в добровольное изгнание в большинстве своем ринулись именно те, кого привычно относят к "богеме".

Впрочем, не они одни. Справедливости ради стоит признать, что среди "отъезжанцев" можно увидеть и тысячи более или менее благополучных представителей того самого среднего класса, о необходимости размножения которого нам все уши прожужжали едва ли не со времен незабвенного Михаила Сергеевича.

Самое простое объяснение: они просто испугались. Испугались, что не успеют перепрыгнуть через тот разделительный ров, которым легендарное "мировое сообщество" окапывает границы зачумленной России, отгораживаясь от нас карантинными заставами, колючей проволокой под высоким напряжением и вполне возможной пятиметровой бетонной стеной в итоге. И надо успеть проскочить, просклизнуть в щель закрывающейся двери, вскочить на подножку последнего вагона, перебежать, перепрыгнуть, переползти на ту сторону границы

Так все-таки, где она, Россия сегодня? По какой рубеж своя? Помнится, яростный якобинец Жорж Жак Дантон, когда ему предложили бежать из страны от грозящего революционного трибунала с неизбежной гильотиной в качестве единственно возможного приговора, на все уговоры отвечал фразой, которая стала хрестоматийной: «Родину нельзя унести на подошвах своих сапог».

Собственно, это и есть ответ на поставленный сакраментальный вопрос. Ни "муж своей жены" Максим Галкин, ни народная артистка РФ Чулпан Хаматова, ни народный артист РФ Андрей Макаревич, ни прочие заслуженные и народные не могут на своих элитных подошвах унести Россию ни в Варшаву, ни в Ниццу, ни в Майами или Хайфу.

Это не удалось даже таким людям, как Федор Шаляпин,, Михаил Чехов, Иван Бунин, Сергей Рахманинов, ни даже целому "пароходу философов". Кто-то из них уехал по своей воле, кого-то выпроводили под угрозой расстрела, Про них тоже говорили, что вместе с ними в изгнание ушла и Россия. Но Россия осталась здесь, вот в чем суть. Она, Россия, строила, страдала, творила, сидела по тюрьмам и лагерям, воевала и восстанавливала разрушенное. И росла, набирала силу, становясь супердержавой, без которой или вопреки которой невозможно было решить ни один вопрос мировой значимости.

Сегодня, слава богу, даже в голову не вступит сравнивать Андрея Макаревича с Сергеем Рахманиным, а Чулпан Хаматова при всех своих заслуженных и не слишком регалиях до Михаила Чехова далеко не дотягивает. И даже Анна Нетребко это все-таки не Федор Шаляпин, расторопный Виктор Шендерович не Аркадий Аверченко, а знаток русской истории Григорий Чхартишвили находится в другой весовой категории с Дмитрием Мережковским.

Но главное отличие нынешних "отъезжанцев" от эмигрантов первой волны все-таки в другом. Тогдашний "берлинский пациент" Владимир Набоков написал в 1927 году исповедальное стихотворение "Расстрел":

Бывают ночи: только лягу,

в Россию поплывет кровать,

и вот ведут меня к оврагу,

ведут к оврагу убивать.

Проснусь, и в темноте, со стула,

где спички и часы лежат,

в глаза, как пристальное дуло,

глядит горящий циферблат.

Закрыв руками грудь и шею, —

вот-вот сейчас пальнет в меня —

я взгляда отвести не смею

от круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья

коснется тиканье часов,

благополучного изгнанья

я снова чувствую покров.

Но сердце, как бы ты хотело,

чтоб это вправду было так:

Россия, звезды, ночь расстрела

и весь в черемухе овраг.

А вот никому из нынешних Россия не приснится. Ведь они увезли с собой самое дорогое - не Родину, конечноЖ а номера счетов в швейцарских и прочих банках, где лежит все заработанное непосильным трудом. И само слово "ностальгия" вызывает у всех этих народных и заслуженных разве что саркастическую усмешку по поводу пережитков совкового воспитания. Нет, не приснится. Да оно и к лучшему. Мы уж тут как-нибудь сами, без вас...