После достижений Вооруженных сил России в Сирии, побед дипломатии и политических институтов, а также доказанной способности противостоять давлению Запада во главе с США к Москве все чаще стали обращаться государства, ищущие глобальную альтернативу. Первым дорогу к высоким кабинетам Кремля проложили лидеры Ближнего Востока, теперь аналогичные тенденции проявляют и лидеры стран Африки.
Формальный старт для нынешнего беспрецедентного сближения был дан 9 октября 2017 года, когда с осторожной просьбой о военно-политическом сотрудничестве к России на фоне успехов в Сирии обратилась ЦАР. Положительные результаты оказанной помощи принесли плоды и вскоре подвигли руководство соседнего Судана прибыть в Москву с аналогичной инициативой.
Затем, по мере роста авторитета Москвы, география контактов начала расширяться, и уже к весне 2018 года просьбы о направлении российских военнослужащих поступили от целого ряда африканских государств — Чада, Нигера, Мали, Буркина-Фасо и Мавритании, при том, что все это бывшие европейские колонии. Параллельно Москва налаживала диалог с «побережьями двух океанов» — Мозамбиком, Анголой и Эритреей, усиливая контакты и с рядом других стран.
Итогом нескольких лет кропотливой работы стал первый в истории всеобщий панафриканский саммит, открывший свои двери в Сочи 23 октября. На нем России удалось сделать то, что не удавалось никому в XXI веке, — собрать у себя для диалога все государства континента без исключения. Южная «столица» приняла делегации из 54 африканских государств, 43 из которых были представлены руководителями стран и правительств, не исключая действующего главу Африканского союза президента Египта.
По существу, в Африке Россией был повторен дипломатический успех Ближнего Востока — налаживание отношений с полным перечнем традиционно враждующих сторон. А это в свою очередь доказало, что возвращение Москвы на континент сводится не к «интервенции», как преподносят это западные СМИ, а к запросу Африки на глобальную альтернативу.
Региональная нестабильность десятилетиями сохранялась на континенте Западом искусственно — через поддержку вооруженных противостояний между различными племенными группировками, искусственным расколом по конфессиональному признаку, волной противоборств «христианских» и «мусульманских» групп, а также экспортом «идеологии террора», отработанной в Афганистане и странах Ближнего Востока. Кроме того, применялась и финансовая «узда» — кредитная «удавка» МВФ, «рекомендации» для Центральных банков и контроль над эмиссией валют.
Наглядным доказательством вышеописанного может служить пример современной Франции и ее политика в адрес 14 бывших колоний. С точки зрения силового контроля Париж с 1960-х годов провел в «своей» зоне влияния не единицы, а десятки госпереворотов, с точки зрения финансовой стороны — ввел кабальное соглашение о создании западноафриканского и центральноафриканского франка, то есть валюты, которую до сих пор печатают под контролем французского ЦБ.
Участие в соглашении обязывает данные страны передавать существенную часть своих резервов в «заложники» к французским банкам. С 1960-х годов ЦБ обязаны были держать 100% своих валютных резервов на специальном операционном счете казначейства Франции, с 1973 года — 65%, с 2005 года — 50%. То есть половина выручки от экспорта сырья и сегодня зачисляется 14 странами Африки на счета Банка Франции, и, хотя формально резервы принадлежат им, Париж активно инвестирует эти средства в покупку собственного госдолга.
Для того чтобы всегда иметь этот резерв, Франция не позволяет своим «партнерам» изымать из «фонда» больше 20% от прошлогоднего дохода, причем даже эти средства выделяются не в виде перевода, а через кредит с процентной ставкой от 2% до 6%. То есть «бывшие» колонии Африки не просто обязаны спонсировать экономику Франции, но и вынуждены брать собственные же деньги под процент.
Кроме того, решения в африканских ЦБ принимаются единогласно, в советах директоров присутствуют французские чиновники, курс африканского франка привязан к курсу евро, в результате чего ЦБ не только не определяют процентные ставки, не имея возможности проводить девальвацию, но и обречены удерживать низкую цену экспорта в обмен на бедность, поскольку «неправильные» решения на голосовании блокируются аналогом права вето.
Прочие «развитые» страны ведут свою работу на континенте схожим образом, а сам уровень неоколониализма можно оценить на основе двух цитат. Первую произнес Жак Ширак в начале 2008 года, после ухода с президентского поста: «Мы должны признать, что существенная часть средств поступает в наши банки от эксплуатации Африканского континента, без них Франция стала бы страной третьего мира». А вторую произнес Владимир Путин несколько дней назад: «Россия предлагает Африке сотрудничество (и стабильность), Запад — сохранение эксплуатации (и неоколониализм)».
Соединяя вышеописанные точки зрения, становится понятно, почему усиление нашей страны на Африканском континенте и ее способность с точки зрения безопасности обеспечить суверенный курс так пугает Западный мир. Единственной причиной для молчаливого согласия Африки десятилетиями терпеть подобные «нормы» служил распад СССР и безальтернативность однополярного мира, однако с 2012—2016 годов, по мере возвращения России на арену великих держав, роль Москвы в качестве «стабилизатора» и «балансира» также увеличивалась.
Тем не менее, когда Судан решил наладить военно-политическое сотрудничество с Москвой, против лидера страны Омара аль-Башира немедленно был устроен военный переворот. Этим шагом Вашингтон, Лондон и Париж проигнорировали не только международные изменения, но и то, что Башир, как в свое время Каддафи, сдерживал нарастающую волну миграции из Сомали и Эритреи и предпринимал усилия по нейтрализации террористических группировок. Желание помешать Москве стабилизировать ситуацию пересилило риски, и это крайне негативно воспринял регион.
Как следствие, за последние пять лет на фоне действий Брюсселя и Вашингтона в военно-образовательных организациях Минобороны России прошли обучение 2,5 тысячи африканских офицеров. Обучением солдат на местах занимались российские военные инструкторы, а доля экспорта отечественного оружия в африканские государства на 2018 год составила около 30−40% от внешних продаж.
Стремительно укреплялись и дипломатические отношения, страны Африки все отчетливее стали отмечать новый подход в шагах Москвы, значительно более взвешенный, лишенный чуждой континенту идеологии и куда более надежный, нежели методы Европы и США.
Окончательно причины нынешних успехов России становятся ясны на примере Центрально-Африканской Республики. Долгие годы ЦАР была страной тотальной бедности, но не потому, что в ней не было ресурсов, а потому, что монополию на их разработку с колониального периода удерживали за собой западные компании. В случае малейшего намека на проведение национализации или смены курса в стране устраивался госпереворот, подпитывались «гражданские» конфликты или инициировались вторжения.
России же выгодно было нормализовать ситуацию, с тем чтобы напрямую сотрудничать и вести диалог. Поэтому когда в 2017 году президент ЦАР прилетел в Сочи и попросил на встрече с Сергеем Лавровым оказать его стране военную помощь, ему был дан положительный ответ.
Российские дипломаты сумели продавить через Генассамблею ООН частичную отмену эмбарго на поставку вооружений, и в аэропорт Банги стали прибывать первые рейсы военных транспортников. Уже к концу марта президент ЦАР принимал парад первой роты центральноафриканской армии, полностью подготовленной российскими инструкторами, одетой в российский камуфляж и укомплектованной российским оружием.
Личной охраной президента Туадера также занимались «белые охранники», в ключевых министерствах и на военных объектах появились люди «славянской внешности», и в результате неминуемого при других обстоятельствах переворота не произошло. Лидер ЦАР до сих пор жив, вооруженные столкновения в стране сократились, а 28 января 2019 года в Хартуме было подписано соглашение об окончательном примирении.
То есть Россия зарекомендовала себя как уникальный игрок в регионе — мировая держава, способная не только повторить стабилизационный успех Сирии, но и удержать результат при консолидированном давлении Европы и США. Важнейшей мотивацией к поиску Африкой альтернативы стала и роль Китая.
Энергопотребление КНР с начала века увеличивалось в среднем на 13% в год. К 2010 году Китаю требовалось порядка 8,4 млн баррелей нефти в сутки, а спустя еще некоторое время Пекин потеснил с первой строчки сырьевых импортеров США. Суммарно Китай стал импортировать около четверти добываемых в мире ископаемых и топлива, и чем сильнее возрастала потребность, тем важнее становился Африканский континент.
Формально страны Африки были рады китайским вложениям, тем более что КНР активно использовала в популяризации своего присутствия принцип «общности судеб» — тезис о том, что Китай также побывал в зависимости от западных держав. Однако на фоне условно-безвозмездных инвестиций Пекин проникал во все отрасли континентальной экономики, реализовывал кредиты на инфраструктурные проекты руками собственных рабочих и компаний, ввозил для реализации собственную продукцию.
В 2009 году Пекин обнулил ввозную пошлину на большинство сырьевых товаров из беднейших африканских государств, чем еще больше стимулировал расширение «сырого» вывоза. В итоге сложилась весьма своеобразная ситуация: Китай покупал у Африки дешево необработанное сырье и продавал континенту сделанные из него же дорогие товары. И хотя публично все оправдывалось дружбой против колониализма, сама эта схема, по сути, олицетворяла его мягкий вариант. То есть те же Фаберже, только в профиль.
С 2000 по 2012 год торговый оборот африканских стран с КНР многократно вырос, росли и инвестиции, но при этом удельный вес промышленного производства в ВВП континента не увеличивался, а падал с 12,8% до 10,5%. Причем существенная часть последней цифры сводилась к переносу китайских производств для эксплуатации дешевой рабочей силы.
В 1990 году доля промышленности в экономике Африки составляла 27,6%, в 2016 году — 22,3%. Другими словами, помимо плюсов политика Пекина способствовала серьезной деиндустриализации континента, что и было поднято западными СМИ на флаг.
В итоге пик «африканской вилки» — ловушки между страхом перед западным капитализмом и китайской экспансией — пришелся на 2014−2015 годы, и именно тогда на арену великих держав начала возвращаться Россия. За прошедшие четыре года Москва утвердила себя в роли миротворца и в итоге предложила континенту весьма выгодный сценарий сотрудничества.
Но действительно ли это выгодно нашей стране? С одной стороны, товарооборот Африки с КНР (порядка $220 млрд) несопоставим с российским, к тому же за текущие годы Россия простила континенту более $20 млрд советских долгов. Однако, с другой стороны, такой подход позволил получить доступ к совместным проектам, увеличив товарооборот с 2014 по 2019 год с $5 млрд до $20,4 млрд.
В ближайшие пять лет эту сумму планируется удвоить, а учитывая, что к 2050 году ВВП африканских государств прогнозируется на уровне $29 трлн, геополитическая привязка стран к Москве принесет преференции и в дальнейшем.
Кроме того, в настоящее время регион обеспечивает 92% потребностей мировой индустрии в платине, 70% — в алмазах, на его территории добывается 50−70% хромовых руд, 34% мировой добычи марганца, удовлетворяется 15,5% мирового спроса в бокситах, 80% в ванадии, 37% в кобальте, 15% в титане и так далее. Все это может сыграть свою роль не только в плюсах для российской экономики и оборонки, но и в противодействии давлению Европы и США.
Так, например, американская военная промышленность и энергетика более чем наполовину зависят от импорта «африканского» кобальта. То же можно сказать о зависимости Штатов от марганца и прочих «региональных» элементов. Не случайно в большинстве ключевых документов Конгресса США Африка значится как континент «долгосрочного политического, военного и экономического значения».
Аналогично европейское санкционное давление позволит «охладить» влияние на экспорт нефти в ЕС. Нигерия, Ангола, Алжир и Судан, налаживающие отношения с Россией, являются по совместительству крупнейшими газо‑ и нефтедобывающими государствами региона. А открытие залежей в полосе вдоль побережья Гвинейского залива, при том что транспортировка с Западного побережья Африки выгоднее для Европы, чем транспортировка из стран Ближнего Востока, в перспективе также может открыть для нашей страны новые рычаги. Касается это и сторонников при голосовании в ООН.
Другими словами, Россия собирает вокруг себя другие страны, а это не только помогает успешно противостоять попыткам США реализовать политику международной изоляции и давить на Пекин и Москву по отдельности, но и расширяет влияние России.
Сначала для этого использовался Таможенный союз, затем ЕАЭС, укрепление евроазиатских связей через ШОС, БРИКС и другие организации. Параллельно велась работа с государствами Южной и Центральной Америки, с 2015 года в обойму был включен Ближний Восток, а теперь, с укреплением вышеописанных связей — и Африка.
Руслан Хубиев [RoSsi BaRBeRa], специально для ИА REGNUM
Оценили 108 человек
149 кармы