В 1980-е гг. Дэн Сяопин начал свои реформы со стратегией получения в среднесрочной перспективе глобальных инвестиций. Инвестиции пришли (по 100+ миллиардов долларов в год ко второй половине 1990-х гг.), и до сего дня успешно реализовались два глобальных инвестиционных цикла. Это так называемые строительные циклы Кузнеца [1]. И не только в Китае.
То есть инвестиции в инфраструктуру предприятий высокой мощности производств, высокой мощности складирования и транспортировки дали качественный скачок, выведя ряд стран на такой уровень освоения сегментов мирового рынка и международного разделения труда, что конкурировать с этими странами методами ВТО стало невозможно. Так как смешные проценты ставок уже не останавливают их экспорт. Поэтому приходится этот экспорт и влияние стран рассматривать в других стратегиях – попросту через закрытие рынков для их экспорта.
Монетаризм как идеология инвесторов использовал нормы ВТО в полный рост, инвестируя денежную массу в различные производства в странах со сниженной ставкой импортного тарифа для товаров, происходящих из этих стран, поскольку они были развивающимися. А сами страны, называющиеся развивающимися и даже – наименее развитыми, вполне приветствовали инвестиционный поток и обеспечение занятости своего населения и востребованности своего экспорта. Однако всегда это было темой бюрократической и требовало подтверждения «чистоты сделок», а равно – и чистоты критериев происхождения товаров.
Пропорции экономического роста в странах – реципиентах инвестиций глобального Запада были и остаются разными. Эта разница в пропорциях «материнских, донорских экономик» определяла – что нам нужнее – каучук для наших шин или кроссовки для наших спортсменов. Именно приоритетами своего спроса и спроса в мире богатых стран определялся адресат инвестиции. И географический, и отраслевой. Разумеется, инвестору требовался бедный рынок производителя и богатый рынок покупателя его товаров.
Но страны – получатели инвестиций тоже неплохо использовали технологии, которые приходили вместе с инвестициями, организовав у себя ряд производств-клонов для внутреннего потребления. Потому как управлять товарами, поступавшими на экспорт с инвестиционных производств, им никто особо не доверял.
Стоит отметить, что именно пропорции экономического роста и межотраслевые балансы конкретных экономик нивелировались и компенсировались глобальным экспортом. Но рост внутреннего спроса, как, например, в Китае и Индии, требовал новых, собственных ресурсов и частичного отказа от всепоглощающего экспорта. Росла цена внутренней рабочей силы, росла добывающая индустрия и индустрия первичной переработки сырья, менялась конфигурация расчётных курсов национальных валют, и иностранные инвестиции уже не рассматривались в этих странах как нечто главное.
Многолетний статус-кво с минимумом противоречий и фактически поделённым между глобальными брендами глобальным рынком действовал на обе стороны инвестиционного сотрудничества как некая «тёплая ванна». Одновременно потребительские возможности ряда стран расширялись, развивающиеся и небогатые страны и их население богатели, и ресурсы перераспределялись уже под их рынки. То есть китайская или индийская фабрика, отработав заказ для Воллмарта или Клопенбурга, спокойно расширяла свои производства для третьих стран (СНГ, Ближний и Средний Восток, Южная Европа). Конкурировать с такими гигантами было почти нереально, тем более что производитель умел снизить качество и удешевить товар под запрашиваемую цену конкретного локального рынка.
Не сильно интересовало американских и европейских глобальных инвесторов того периода то, что ставка на «внутреннее потребление» Китая и Индии – по миллиарду плюс населением – требовала больше стали, больше энергоносителей, больше дорог и всего-всего. Именно товары для базовых отраслей производства и становились товарами замыкающих цен (это цена товара, которая есть в цене многих других товаров), которых требовалось всё больше и больше. И оттолкнувшись от – грубо говоря – мягких игрушек и футболок на весь мир, получатели инвестиций вдруг заняли первые места в металлургии и кораблестроении, поскольку и корабль, и автомобиль, и вагон, на которых надо везти произведённую продукцию, тоже сделаны из железа, как и контейнер. В результате инвестиции изменили пропорции экономического роста стран-получателей инвестиций, а развитие механизации и автоматизации производств углубило национальную локализацию и добавленную стоимость. Неслучайно, уже 94 процента мировой электроники производится в Гуанчжоу.
Киотские протоколы 1947 г., ставшие основой того, что затем превратилось в ВТО, и последующие многосторонние переговоры со временем, конечно, стали уходить из актуальной повестки вместе с принципами ВТО. Уже странно называть «развивающимися» страны, нашедшие себе место в первых десятках мировой экономики. Более того, если в одних странах национальные отраслевые специализации сохранялись и были неизменно доминирующими все сорок лет (с 1980-х гг.), то другие стали «и житницами, и здравницами, и кузницами». Ряд стран утратил характеристику сырьевой экономики или экономики низкой цены рабочей силы. Соответственно, те регулятивные меры в небольших процентах тарифов уже перестали иметь доминирующее значение в рентабельности их экспорта.
Надо понимать, что раунды переговоров по линии ВТО никогда не заканчивались. Они имеют многосторонний формат, там обсуждаются перманентно возникающие противоречия страновых экономик. Однако всё, что больше 100 процентов в ставке пошлины, – за границами регулирующих методов, и именуется торговой войной.
Задачей торговых войн, начиная с опиумных, было выровнять торговые балансы. Экспорт и импорт. Но сегодняшние технологии локализации производств и размеры получаемой национальной добавленной стоимости и являются причинами грубого тарифного или санкционного воздействия, которые считаются торговыми войнами.
Итак, локализация производств и национальная добавленная стоимость создают пропорции экономического роста. Они же создают и темпы такого роста, но пропорции в нашем контексте важнее. Стоит задача понять – почему.
Пропорции экономического роста перестали «дружить» с темпами, а измерение успешности и правильности экономического курса правительств именно темпами сработало в сторону образования ниш и провалов в международном разделении труда. Более того, нематериальная сфера производства, выход на первые позиции рынка услуг требовали других исходных сырьевых товаров и энергоносителей, а также других производств и целых отраслей. Производство средств производства (станков) стало проигрывать производству, например, компьютеров и средств связи. Многие отрасли стали менее материалоёмкими, менее трудоёмкими, что локально то снижало, то повышало цены (условно) на тонну руды и тонну пшеницы, а то вдруг всем потребовался литий.
Если смотреть системно, локализация производства в Китае взамен Европы или Америки не оставляет шанса быстро вернуть данное производство обратно. Так как национальные ресурсы страны локализации задействуются максимально, привнося максимальную добавленную стоимость, в том числе – выраженную в зарплате и в налоговой массе.
Примечательно, что налоговые льготы в виде особых экономических зон свидетельствуют о том, что в погоне за развитием отраслей и территорий Китай игнорировал даже фискальную составляющую внутренних бизнес-доходов. Так как мультипликативный эффект крупнейших промышленных анклавов выстраивался в межотраслевой рост. С косвенными доходами.
В российском законе «О таможенном тарифе» 1993 г., который сильно заимствован из иностранных аналогичных норм, целью таможенного тарифа указано достижение рационального состояния внутреннего рынка. Именно рационализация, а не протекционизм стали для многих стран основой формирования своего внутреннего рынка, насыщенного товарами и услугами. При этом ввозные пошлины после присоединения России к ВТО стали ниже и отвечали критерию средневзвешенности – в процентах – 9, 7 – к постепенному снижению. Это открыло рынки для импорта, но и для внутреннего производства товаров на базе иностранных инвестиций. Причём инвестиций в виде заводов с высокой степенью локализации производств и национальной добавленной стоимости.
Российский сырьевой экспорт позволил как сохранить нацвалюту, так и добавить к иностранной добавленной стоимости российскую часть, например энергоёмких, да и материалоёмких локализованных иностранных и полностью отечественных производств. То есть наши пропорции экономического роста на базе национальных отраслевых преимуществ сдерживали несущий инфляцию импорт. Но импорт победил и дал девальвацию рубля на долгосрочном периоде.
Россия не стала для Запада крупным адресатом инвестиций, что, собственно, и спасло национальную валюту и национальную экономику после введения санкций и уходов зарубежных брендов.
Более того, Россия не стала объектом торговых войн, которые разворачиваются сейчас в мире. Эффект «тихой гавани» работает.
Аналогично было и в Китае. Только с той лишь разницей, что у них национальная добавленная стоимость формировалась на кратно большем числе экспортоориентированных производств. Как результат – минимальная инфляция и девальвация юаня. И высокие риски сбить пропорции прежнего роста за счёт издержек от торговых войн, ограничений и барьеров.
Во всех сегодняшних процессах застрельщиком являются США. Перезагрузка норм ВТО становится для них уже свершившимся фактом по причине снижения влияния данной международной организации. Такое снижение определяется заменой «режима наиболее благоприятствуемой нации» (это перевод, он не очень корректен по-русски) на двусторонние и многосторонние альянсы.
ЕС, ЕАЭС, НАФТА, АСЕАН и ещё масса режимов свободной торговли поставили под сомнение национальные системы преференций и деление применяемых импортных тарифов по критерию «развитости» страны-экспортёра. Развитые торгуют с развитыми. Цены выше, обороты выше. Инфляционные риски выше, национальная добавленная стоимость формируется на розничной продаже с минимальной локализацией и развитием страны-инвестора. Нонсенс! Именно его хочет убрать Трамп, возвращая производства в США. И в том числе ради восстановления традиционных производственных анклавов США. И тогда мелкие ставки пошлин опять заработали бы эффективно.
Был и второй путь – добавить и укрупнить адресатов инвестиций, чтобы новый ресурс развивающихся экономик всё же сыграл на сдерживание потребительской инфляции в США. В частности, такой могла бы стать группа стран Транстихоокеанского партнёрства, которую наметил Обама, а Трамп на первом сроке прикрыл этот проект. Напомним, что в соответствии с замыслом Транстихоокеанского содружества все его участники получили бы право поставлять свои товары в Штаты беспошлинно. Но это открывало перспективы для европейских и иных (часто суверенных типа скандинавских) инвестфондов, которые лежали без движения с мирового кризиса 2012 г., что усиливало бы евро и другие валюты к доллару США. Это было явно не нужно, и проект завершился, сделав его несостоявшихся участников более податливыми в торговых сделках со Штатами.
Всех, кроме Китая. Китай проявил самодостаточность, и слегка подвинувшись в темпах экономического роста, сохранил его пропорции. Да так, что в один день отказался от американского СПГ в ответ на трамповские пошлины. Это означает, что Китаю есть чем заменить данный продукт. Или то, что этот продукт не особо влияет на пропорции и структуру себестоимости товаров. Даже несмотря на то, что это энергоноситель.
В свою очередь, запретительные ставки таможенного тарифа в самих США пока не дали соответствующего их росту роста цен. Почему? Да просто потому, что пока что действуют старые контракты и старые поставки из запасов. А временной лаг между введением запретительных пошлин и строительством собственных производств или переориентации импорта из других стран займёт около года (с учётом сезонности коллекций одежды и иных товаров). Потом может случиться то, что отдельные товарные подсубпозиции будут видны в импорте и на полке магазина, и по ним отложенный тариф будет продлён. А для других товаров – нет. Это приведёт к сложностям с принятием решения китайскими отраслевыми гигантами – куда вкладывать средства. Но и одновременно насытит внутренний рынок стоками непроданного экспорта. При этом в течение года ряд производств с сырьевыми цепочками будут стагнировать, пока не появится ясность по перспективам экспорта в США их продукции.
В данном аспекте энергетика, руда, газ и синтез, химия (все базовые отрасли) будут в режиме ожидания, и часть из них может оказаться в предбанкротном состоянии в ряде стран. Именно на пропорциях отдельных отраслей, при сохранении высоких темпов китайской экономики в целом. Помимо прочего, данная ситуация пока оставляет Китай крупным инвестором. А значит, причины торговых войн есть, последствий нет, да и самих торговых войн пока нет. Они только намечаются.
Автор: Михаил Берновский, специалист по торговой и таможенной политике
Сноски
[1] Циклы Кузнеца – это волны продолжительностью 15–25 лет, связанные с периодическими колебаниями в строительстве и демографических процессах. Они получили название по имени американского экономиста Саймона Кузнеца, будущего лауреата премии памяти Альфреда Нобеля. Были открыты им в 1930 году.
Источник: globalaffairs.ru
Оценили 13 человек
27 кармы