Эпический разрыв между Дональдом Трампом и Илоном Маском, закончившийся взаимными публичными обвинениями и угрозами, потряс американскую политику. Последствия этого разрыва для обоих участников будут носить долгосрочный характер – слишком много сора было вынесено из избы, чтобы спустить этот скандал на тормозах.
Политический развод между двумя наиболее яркими фигурами нынешней правящей администрации был неизбежен, просто потому что не может быть двух солнц на небе. Однако в том, что он примет характер жёсткой публичной перепалки и сжигания мостов, перехода отношений в жёсткий публичный антагонизм, автор этих строк сомневался до конца.
За время президентской кампании прошлого года отношения Трампа и Маска приняли во многом симбиотический характер. Маск действительно имеет основания считать, что без него у Трампа было бы гораздо меньше шансов на победу. Ключевым фактором победы стала даже не финансовая поддержка кампании, а предоставление Трампу и его сторонникам открытого медиапространства в виде социальной сети X и политического ресурса – в виде открытой поддержки Маском республиканского кандидата. Фактор Маска помогал склонить к поддержке Трампа немалую часть избирателей, которая голосовала за республиканцев по экономическим причинам. Если кандидата поддерживает богатейший бизнесмен Америки, значит с экономикой у него должно быть лучше, чем у предшественников.
Открытое вовлечение в политику принесло определённые дивиденды и самому Маску. Его близость к администрации стала восприниматься как важный элемент оценки его бизнес-активов, причём как в благоприятную сторону, так и в негативную. После результатов ноябрьских выборов акции ключевой компании Маска – Tesla – взметнулись до фантастических высот, достигнув 17 декабря пика почти в 480 долларов за штуку. Падение началось вскоре после инаугурации, на фоне массового бойкота продукции Tesla, сжигания автомобилей и роста негативного образа Маска, чему, надо сказать он поспособствовал лично. В марте стоимость акции автомобильного концерна Маска упала до 222 долларов. Tesla, и ранее отличавшаяся волатильностью, стала раем для спекулянтов.
На этом фоне уже в апреле Маск начал вполне зримо уходить в тень, создавая меньше информационных поводов и стараясь меньше ассоциироваться с администрацией. Трамп прекратил систематически хвалить DOGE, а Маск стал реже появляться в Белом доме. В прессе заговорили об охлаждении отношений, но двум гигантам удавалось поддерживать образ конструктивного сотрудничества, без проактивной публичной роли Маска, которую он играл в январе-феврале, сразу после инаугурации. Это позволило снизить хейтинг в отношении бизнесмена, продажи автомобилей и котировки акций снова поползли вверх.
Такой подход был выгоден и администрации. Активная публичная роль Маска после победы на выборах не могла не вызывать раздражение и ревность у известного своим эгоцентризмом Трампа. Тем более что после победы ценность Маска для трампистов резко снизилась, он стал стремительно превращаться в медийное и политическое бремя. Трансформируйся Маск в теневого донора, рассчитывающего на определённые дивиденды со стороны правящей администрации, его отношения с Белым домом вполне могли бы принять конструктивный характер.
В какой-то момент казалось, что так и произойдёт – Маск будет просто публично дистанцироваться от администрации, сохраняя протоптанную дорожку, – тактика, которой придерживались и другие бизнесмены и крупные компании. Избавляясь от Маска, Трамп формально оставил эту дверь открытой, публично объявив, что доволен деятельностью своего союзника и рассчитывает на дружбу. Такие напряжённые отношения «конструктивной холодной войны» у Трампа выстраиваются со многими крупными донорами и бизнесменами. Примером могут служить отношения между Трампом и промышленниками Кохами – другими крупными донорами Республиканской партии. Их личные отношения с Трампом находятся в глубоком расстройстве, политика администрации умеренно критикуется поддерживаемыми Кохами «фабриками мысли» (например, по вопросу о тарифах), но в публичное противостояние эта напряжённость не переходит. Демократы и прогрессивные либералы для них всё равно общие враги.
Однако, в случае с Маском история приняла другой оборот, очевидно, ввиду гораздо более серьёзных расхождений, но прежде всего в силу столкновения личных амбиций, коих у обоих сторон этого противостояния немерено.
Вложивший колоссальные ресурсы в поддержку Трампа Маск, по-видимому, рассчитывал на деятельное участие в принятии всех ключевых политических решений. Между тем администрация, судя по всему, стремилась локализовать его деятельность в DOGE. Так, острая критика тарифной политики со стороны Маска говорила о том, что это важнейшее решение с ним согласовано не было. Оттёрли его и от являющихся предметом интереса кадровых решений – речь идёт прежде всего о снятии кандидатуры соратника и друга Маска Джареда Айзекмана на должность главы НАСА. Наконец, серьёзным ударом стал и «большой, красивый закон о бюджете» – текст закона прошёл мимо DOGE и самого Маска, то есть по ключевому вопросу, который косвенно является сферой непосредственной деятельности Маска в администрации, с ним не посоветовались и не пожелали получить даже формального кивка. Свёрстанный бюджет перекрыл все усилия DOGE и низвёл деятельность Маска с политической (разгром бюрократии и снижение дефицита) до технической (выявление отдельных злоупотреблений и неэффективных трат и сокращение некоторого количества бюджетных средств). Более того, с высокой степенью вероятности Маск и его департамент использовались трампистами в качестве пугалки для заключения теневых сделок с демократами.
Видимо, это было воспринято как личное оскорбление, и команда Трампа (да и автор этих строк) явно недооценила личные амбиции и самооценку Илона Маска, его неготовность мириться с обстоятельствами. Отодвигая Маска, Трамп видимо исходил из того, что тот либо стерпит, руководствуясь прагматичными соображениями, либо присоединится к сонму критиков (включая особую категорию уволенных из администрации), но не будет пересекать «красных линий». В принципе, даже острая критика бюджетного закона не носила для администрации критического характера – негативно о бюджете высказывался, например, и сенатор либертарианских взглядов Рэнд Пол, что не мешало ему (и не будет мешать) солидаризироваться с сопартийцами по многим другим вопросам.
Открытая взаимная вражда Трампа и Маска деструктивна для обоих, причём по многим показателям для последнего – в большей степени.
В ходе пикировки Трамп немедленно и на словах, и на практике напомнил об огромной зависимости ключевых компаний Маска от государственной поддержки и отношений с правительством. Выбить Трампа из Белого дома в оставшиеся 3,5 года вряд ли удастся, а вот нанести реальный ущерб бизнесу Маска Белый дом действительно может.
Чем может ответить Маск? Первая и ближайшая подсечка, которую он теоретически может сделать администрации – это голосование за бюджет в сенате. Едва ли ему удастся сорвать процедуру, но осложнить с помощью публичной активности и расшатывания монолитности в республиканском кокусе он может. Республиканское большинство в сенате невелико (53 против 47), и заигрывание с консерваторами может заставить последних проявить строптивость. Голосование в сенате за бюджет может послужить лакмусовой бумажкой на предмет серьёзности намерений Маска в плане его политического крестового похода. Если голосование в сенате пройдёт без существенных осложнений, значит у Маска нет либо желания, либо нужных рычагов, которыми он кичится.
Стратегически, если Маск действительно хочет оппонировать администрации Трампа, ему придётся создавать собственную политическую платформу. Её создание внутри Республиканской партии – наподобие нового «Движения чаепития» – маловероятно из-за слишком скандального разрыва между Маском и являющимся номинальным лидером партии Трампом. Это было возможно до заявлений о решающей роли Маска в выборах, теперь же проникновение и создание политических проектов под эгидой республиканцев будут встречать острое сопротивление правящей администрации, с которой профессиональные, уже находящиеся на должностях сенаторы и конгрессмены не захотят ссориться.
Однако Маск обозначил перспективы создания третьей партии, что выглядит достаточно любопытно. Исторически в США были периоды трёх и более партий. И даже сегодня система формально является многопартийной, просто множество мелких партийных проектов не играет в политике значимой роли. Появление третьей партии периодически обсуждается в экспертной среде с начала XX века, то есть с появления так называемой «партии Лося», или Прогрессивной партии, прожившей, правда, всего один электоральный цикл. Последним третьим кандидатом, оказавшим заметное влияние на выборы, был Росс Перро, в 1996 г. получивший 8 процентов голосов. Последующие попытки создать интригу на выборах за счёт третьей силы особых успехов не имели.
Впрочем, как раз сейчас, на фоне политических пертурбаций и кризиса доверия со стороны избирателей в отношении старых политиков и партий, создание третьей партии гипотетически может иметь успех. О возможности появления третьего политического проекта говорили, например, в связи с осложнением отношений между Трампом и Республиканской партией в конце его предыдущего правления. Трампу с тех пор, конечно, удалось подмять республиканцев под себя, но возможность раскола и ухода какого-то их количества (а также выдвижения молодых политиков) на другую платформу полностью исключать нельзя.
Победы Маску это не даст – политическая суть третьей политической силы всегда техническая, но испортить президентскую кампанию 2028 г. такая политическая активность сможет. Впрочем, большой вопрос, нужно ли это всё американскому бизнесмену, филантропу и мечтателю.
Может, лучше на Марс?
Автор: Дмитрий Новиков, заместитель руководителя департамента международных отношений Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», ведущий научный сотрудник Института Китая и современной Азии РАН.
Источник: globalaffairs.ru
Оценили 14 человек
24 кармы