«Огонь под полой недалеко унесёшь», - гласит в пословице народная мудрость. Не смогли скрыть своё истинное нутро и воины Великой армии, включая самого Наполеона.
До оккупации Москвы они могли ещё бормотать что-то о континентальной блокаде, о злой необходимости изъятия у населения продовольствия, фуража и лошадей из-за невозможности быстрой и полномасштабной доставки для армии этих продуктов с европейских баз. Но после Бородинской битвы истинное «я» европейского человека выперло наружу, оформилось в действия и круто изменило весь ход военных действий.
Проиллюстрируем данное положение, продолжив логическую цепочку (динамика войны или ход исторического времени ), начатую заметками Часть I Освободительная миссия? https://cont.ws/@basil-vi/1714...
Часть II Великий марш–бросок https://cont.ws/@basil-vi/1719019
Предыдущую Картину мы закончили описанием не имеющей аналога в истории человечества тысячевёрстной гонки двух огромных армий. Эта гонка имела, во-первых, начало (своё прошлое), во-вторых, продолжительное течение (саму погоню как таковую) и, в-третьих, окончание этой гонки – Бородинскую битву и мгновенный переход системы.
Всё вместе и есть ход исторического времени. Попутно здесь возникает вопрос: «А как же это время связано с календарным временем, то есть с хронологией событий?»
Хронология не лучший способ осознания исторических процессов. Нет слов, она важна, очень заманчиво располагать имена императоров и даты битв на этой связанной с циклами восхода и захода солнца масштабной линейке, но эта линейка не может дать ответы на все вопросы. Как говорится в точных науках, данное условие необходимо, но недостаточно.
Если поместить события 1812 года хронологически, на шкале восходов и заходов Солнца, то эти отметки никак не совпадут с отметками 1941 или наших теперешних годов. Ну, а если воспользоваться историческим временем? Тогда аналогии просто вопиют.
Итак, для любителей хронологии скажем, что столкновение двух армий произошло 26 августа (7 сентября) 1812 года на Бородинском поле. И дата и место во многом случайны, не случаен (обязателен) лишь факт столкновения.
После столкновения русская армия, потеряв более трети своей численности (массы), но в полном порядке и с верой в победу переместилась километров на восемьдесят восточнее поле битвы – в Тарутино, где остановилась приводить себя в порядок, наращивать свою боевую мощь и преграждать дорогу армии захватчиков в сторону богатых, не тронутых войной территорий. Кроме того, русские нависли над путями снабжения Великой армии, грозя перерезать все пути её снабжения. Поражения русских, как и победы французов и в примитивном, формальном смысле не было. Победители и побеждённые не могут вести себя так, как повели себя после битвы обе армии.
Из воспоминаний Коленкура: «Назавтра [после битвы] днём можно было обнаружить уже только казаков и притом лишь в двух лье от поля битвы. Неприятель унёс подавляющее большинство своих раненых, и нам достались только те пленные, о которых я уже говорил, 12 орудий редута, взятого моим несчастным братом, и три или четыре других, взятых при первых атаках…
Русские отступали по-прежнему в таком же порядке, забирая своих раненых и не оставляя ни гвоздя за собой… Наполеон был теперь уверен, что это кровопролитное сражение [Бородинская битва] не будет иметь других результатов, кроме того, что даст ему ещё некоторую территорию. Ему улыбалась, однако, перспектива вступления в Москву, но этот успех не завершал ничего, если оставалась непоколебимой русская армия» ©.
Большую часть лета, напрягая все свои жилы, Великая армия гналась за русскими войсками. Догнав, получила под Бородино сильный ушиб головного мозга. Удар оказался смертельным, но по инерции армия докатилась до Москвы и там испустила свой боевой дух. Внутренняя, психическая энергия, боевой дух русских войск остались непоколебимы.
Так лопнула у Великой армии первая и самая главная силовая пружина войны – боевой дух войска. Без этой пружины оказалась ослабленной и вторая пружина – манёвренность войск и способность их к быстрым передвижениям. Нет настроя – нет дисциплины. Свалки у мостов и гатей,– по-теперешнему сплошные пробки, а не отлаженный поток войсковых колонн. После Бородино французская армия больше не совершила ни одного нормального манёвра.
Вообще же Наполеон зря считал своим успехом занятие Москвы. Другое дело (и дело именно в менталитете европейца), что Наполеон и не мог не занять Москву. Великая армия рвалась богатеть за счёт русских, и её нельзя было останавливать ни в Витебске, ни в Смоленске – только в богатом городе, где только и могла найти счастье вороватая душа фашиствующих европейских мужчин, составляющих основную массу Великой армии.
Много лет спустя, другой захватчик – Гитлер – поступил коварнее: он обещал солдатам землю и рабов, и боевой дух гитлеровской армии держался дольше простого захвата отдельных городов.
Отметим ещё и такой интересный факт: сразу же после Бородинской битвы французы из-за нокдауна на некоторое время как бы потеряли зрение и около 3х недель даже не знали о местоположении русских!
Таким образом, в Москве цели Наполеона и солдат его армии разошлись. Наполеону нужна была победа и слава, солдаты же уже всего достигли. Богатый город был в их власти, вокруг лежали бескрайние поля, где каждый из них мог найти себе лишь смерть. Зачем умирать в сражении, когда самое главное – вывести награбленное к себе домой.
Мало этого! Русские участники событий, воины русской армии, удивлялись, что среди моря трупов солдат Великой армии, оставшихся перегнивать в наших лесах и полях, осталось много женщин, были даже дети. Я думаю, что солдаты Великой армии Наполеона так были уверены в победе, что вызывали из Европы свои семьи, которые с тыловыми обозами беспрерывно подтягивались вплоть до Смоленска, а порой и дальше к Москве.
Солдаты захватчика после Бородино вообще не хотели двигаться, а причину этого в очень мягких, оправдательных тонах озвучил Коленкур: «… [Авангард разведки] мало продвигался за день, что было по вкусу нашим войскам, так как они с неохотой покидали московские погреба и те удовольствия, которыми, как они знали, пользовались воинские части, оставшиеся в Москве, и в которых они ещё продолжали принимать участие благодаря близости города и тому, что пока ещё легко было посылать туда каждый день за припасами». Кое-где у Коленкура прорываются более точные описания: «Если бы неприятель [Кутузов] действовал смело, то это повлекло бы за собой неисчислимые последствия, так как он захватил бы нас врасплох среди беспорядка, вызванного грабежами и спокойной уверенностью в том, что русская армия – согласно донесениям короля [маршала Мюрата] – непрерывно отступает» ©.
По материалам 1812 года создаётся впечатление, что Кутузов хорошо знал грабительскую основу менталитета европейских народов и с учётом этого очень грамотно выстроил свою стратегию. Выслушав пререкания генералов на совете в Филях, он закончил совещание словами: «Считаю своей первой обязанностью сберечь армию, сблизиться с подкреплениями и самим уступлением Москвы приготовить неприятелю неизбежную гибель. Приказываю отступать» ©.
Вообще, с прочтением каждого нового документа у меня росло понимание неординарности личности Михаила Илларионовича Кутузова. Он был очень умён, причём его ум - ум стратега. В стратегическом видении ситуации он превосходил всех царей и полководцев, включая Бонапарта Наполеона. Тактическая организация проведённых им битв такого впечатления не оставляла, но Кутузов отдавал себе отчёт в этой слабости и старался свести количество сражений к минимуму.
Вторая отличительная особенность личности Кутузова – его смелость, и даже выше смелости. Дело в том, что тысячи людей могут храбро сражаться и умереть в бою, то есть быть смелыми, но лишь единицы могут возражать начальству. Кутузов же был не только отчаянно храбр в бою, безразличен к смерти, но и по делу возражал царю, и не только ему. В интересах дела он часто шёл и против общественного мнения. Здесь я говорю даже не об оставлении Москвы. Известны и другие случай.
Так, Александр I в рескрипте от 1 сентября приказывал Кутузову упразднить несколько дивизий, за счёт которых укомплектовать оставшиеся части. Это распоряжение вело к ликвидации многих давно сложившихся полков, имевших свою славную историю. Кутузов решительно воспротивился этому повелению и, идя на прямой конфликт с царём, проводил свою линию
Интуитивно дойдя до этих выводов о характере Кутузова (после прочтения множества воспоминаний), я удивился себе: «А что, сразу ты это понять не мог?
Кутузов был ближайшим сподвижником Суворова, а Александр Васильевич других людей рядом с собой не терпел».
Лишь потом я понял, что составить себе правильное мнение сложно, когда масса «неподкупных писателей», хотя бы тот же А. Никонов, льют тонны грязи на русских деятелей, в том числе и на Кутузова. Используется как прямая ложь, так и доносы, в которых, к сожалению, участвовали и хорошо зарекомендовавшие себя командиры, например, Беннигсен и Барклай-де-Толли, после того как Кутузов объединил две русские армии, отстранив таким образом последнего от командования.
Участвовал в очернительстве и Ростопчин. Имея что-то общее с Хлестаковым, Ростопчин ввёл Кутузова в заблуждение и тот больше не желал видеть болтуна. Отлучённый от штаб-квартиры армии, Ростопчин издалека писал фантастические доносы типа того, что Кутузов ничего не делает, а только пьёт, ест и спит.
Пишут ещё, что Кутузов - хитрейший царедворец. Почему бы нет: где ум, там уж всяко может быть и хитрость: «Какие времена, такие нравы». Но если дело касалось фундаментальных положений, то Кутузов был уже далеко не царедворец, а насмерть (как и Суворов) стоял на своём.
Вообще же «устами младенца глаголет истина». Не младенец, но один из родственников Кутузова по-простецки передал свой диалог с готовившимся выехать к армии полководцем: «Неужели, дядюшка, вы надеетесь разбить Наполеона»? Кутузов, подумавши, ответил: «Разбить? Нет… А обмануть надеюсь…»©.
Итак, полтора месяца солдаты, офицеры, генералы Великой армии и сам Наполеон грабили Москву, а Наполеон так и не смог навести порядок (или не очень-то и хотел?). Барон Дедем де Гельдер вспоминал об этом времени: «Трудно себе представить чисто азиатскую роскошь, коей следы мы видели в Москве. Запасы, хранившиеся во дворцах и частных домах, превзошли наши ожидания. Если бы в городе был порядок, то армии хватило бы продовольствия на три месяца; но дисциплины более не существовало. Провиантские чиновники думали только о себе. <…> Наполеон уехал из Москвы, лелея в душе надежду, что он ещё вернется туда; эту призрачную надежду питали многие французы, которые зарывали награбленные ими вещи в землю, полагая, что вернувшись возьмут всё с собою» ©.
Из Москвы вышло примерно стотысячное французское войско. И здесь практически все исследователи сходятся во мнении, что Великая армия, за исключением гвардии и Пятого польского корпуса князя И. Понятовского, не горела желанием сражаться. Это явно выражалось в упадке дисциплины. Не был выполнен приказ Наполеона сжечь все повозки с награбленным добром, а командиры в конце концов закрыли на это нарушение приказа глаза, тем более что и сам Наполеон вывозил немало сокровищ из Москвы. То есть, солдаты впервые не выполнили прямой приказ Императора.
Получается, что те из французов, кто зарыл награбленное в землю, ошибались. Ошибался и Дедем де Гельдер, думая за императора. Наполеон многое уже стал понимать и не думал возвращаться в Москву, но приказал взрывать Кремль, монастыри и особо значимые здания. Приказал взорвать просто так, походя, безо всякой необходимости.
Это очень важный момент. Никакое образование, наигранное благородство не смогли перебить закладываемую с самого детства в душу каждого европейца мелочную чванливость (то есть тщеславие, пустую горделивость). Это основа менталитета европейца, на этой основе легко вырастает фашизм и жестокость к «низшим» народам.
Я даже не берусь себе представить, какая бы вонь до сих пор шла из Европы, если бы кто-то из русских царей или военачальников приказал взорвать Лувр, собор Парижской Богоматери или ещё что-нибудь. Уже не говорю о более поздних временах, когда адекватной нашей реакцией было бы устройство рукотворного моря вместо Берлина (Гитлером было задумано затопить Москву).
И здесь начинаются странности (вернее продолжаются) в изложении событий многими нашими публицистами и историками ( про иностранных я не говорю – что с них взять).
Эти товарищи упорно обезьянничают, подражая иностранным коллегам и продолжают называть сражения под Бородино и Малоярославцем «поражениями Русской армии». Про Бородино я уже писал и даже цитировал слова Наполеона, сказанные им графу Коленкуру после Бородинской битвы. Может, хотя бы это услышат наши попугаи, если своего ума не хватает.
А что же Малоярославец?
Вместе с награбленным добром армия Наполеона желала идти домой и пограбить по дороге ещё не тронутые русские области. Для этого надо было занять Калугу, но до неё лежал Малоярославец, к которому наперегонки с разных сторон стремились обе армии. При этом русской армии сам Малоярославец был не нужен, стратегическая цель была иной – перекрытие дороги на Калугу, Тулу и далее.
Похоже, что сражение под Малоярославцем Кутузов считал более важным, чем Бородино. Вот что вспоминает об этом Михайловский-Данилевский, находившейся рядом с Кутузовым: «Он был под неприятельскими ядрами, вокруг него свистели даже пули. Тщетно упрашивали его удалиться из-под выстрелов. Он не внимал просьбам окружавших его, желая удостовериться собственными глазами в намерении Наполеона, ибо дело шлo об обороте всего похода, а потому ни в одном из сражений Отечественной войны князь Кутузов не оставался так долго под выстрелами неприятельскими, как в Малоярославце. <…> И хотя армии ещё стояли друг против друга, Кутузов уже был уверен в победе, так как главная его цель — сосредоточить всю армию на путях отхода наполеоновской армии – была выполнена. В конечном итоге борьба шла именно за пути к Калуге» ©.
Почему же, отдав Малоярославец, Кутузов посчитал это генеральной победой и не дал свежие войска своим генералам, горевшим желанием отбить город?
Да потому, что, атакуя заваленные трупами улицы и встречая огонь из каждого здания, русские войска в придачу ещё и нападали бы на французов. Французы же вели, во-первых, оборонительный бой, что легче и, во-вторых, защищали бы награбленные обозы, что могло умножить их силы.
Отступив же от Малоярославца и расположив армию на выгодных позициях, Кутузов вынуждал атаковать французов, причём после значительного перехода и с менее выгодных позиций. А оно французским солдатам надо? Уставать, тащиться неизвестно куда и сколько, да ещё встрять во второе Бородино, имея горы награбленных богатств и не имея моральных сил?
С утра Наполеон ещё надеялся на атаку Кутузова и, не получив её, сразу всё понял и побежал. Это было натуральное бегство до самого Смоленска с потерей половины армии. В Смоленск из 100 тысяч солдат, вышедших из Москвы, пришло лишь 50 тысяч. И, хотя до Смоленска около трёхсот километров, эти десятки тысяч можно считать потерями Великой армии под Малоярославцем.
Никаких морозов ещё не было! Как вообще у товарищей поворачивается язык говорить здесь о победе Наполеона?
Под Малоярославцем армия Наполеона была наголову разгромлена!
А вот позже и русский Дедушка Мороз нанёс Наполеону заключительный удар. Да и не дедушка, а так, начинающий пацан: в редкие дни температура воздуха опускалась до минус семи-десяти градусов – даже реки не замёрзли.
Только на Березине Наполеон вспомнил, что он гений и проявил себя, спасая себя, генералитет и боеспособную гвардию, а это как-никак целых 1,5% от всей вошедшей в Россию и погибшей там Великой армии.
Потом Бонапарт очень гордился этим своим манёвром и говорил, что вывел из России большую часть боеспособных французов. Мол, погибли всякие там поляки, немцы, испанцы, голландцы и прочие. Надо понимать данные слова Наполеона, что эти нации, конечно, выше русских, но тоже людишки так себе(?) Чем не фашизм?
Естественно, при таком менталитете европейцев последовал и 1941 год.
Похожесть 1941 года и теперешнего времени на 1812 год невероятная. Похожи и этапы подготовки (историческое время). Это и разговоры в прессе о богатствах России. И рассказы о русских, как о примитивных, агрессивных варварах. Если прямо и не говорится, что русские недостойны своих богатств (прямо говорить нельзя, капитализм всё-таки, а там право собственности священно), то как бы само собой связь между богатствами и незаконностью владения после всех этих публикаций напрашивается.
Далее, всё повторяется по лекалам Наполеона: в целях внезапности нападения вся подготовка к вторжению французской армии проходила на значительном удалении от русской границы (300—400 километров). Под всякого рода предлогами (борьба с английской контрабандой на побережье Балтийского моря, сохранение внутреннего порядка в оккупированных Наполеоном странах пр.) войска выдвигались к западным границам России. Распространяются слухи о скором вторжении русских армий в пределы Европы.
В самом начале написания этих заметок я хотел провести что-то типа аллегории, мол, оправа европейского менталитета трухлявая, а внутри такие-то и такие достоинства. При таком алгоритме получался какой-то логический разрыв, и сейчас я думаю, что есть медаль, и у неё есть две стороны.
Чванство, мелочность и жадность – это, конечно, труха. Но из этого удобрения вырастают и другие качества. Жадность даёт упорство – многие века европейцы гнут свою линию, даже потеснили нас. Мелочность предполагает качественное выполнение своей работы – по крайней мере, датчики давления они в ракеты ставят правильно. Чванство, пожалуй, питает национальную гордыню безо всяких попыток её критического осмысления.
Ну а мы? Тоже не всё ладно. Вот некоторые примеры.
Австрийцы, будучи союзниками России, обманули царя. Да так обманули, что войска Корсакова были наголову разгромлены, а Суворов едва спасся: Суворов всё-таки. Каков наш ответ? Ответ в следующем эпизоде: «После завершения Швейцарского похода Павел I решил отчеканить специальную медаль, на которой он хотел отразить и «вклад» австрийцев (которые лишь мешали общему делу). Суворов, к которому император обратился с просьбой предложить варианты текста надписи на медали, дал такой совет: сделать медаль одинаковой и для русских, и для австрийцев, но при этом на «русской» версии выбить «С нами Бог», а на «австрийской» — «Бог с вами»» ©.
После войны 1812 года Царь Александр I чем-то очень напоминал своего потомка Горбачёва: ездил по «европам», забыв, что они только что пытались сравнять русских с землёй, и напрашивался на комплименты – так избалованное дома дитя старается понравиться чужим взрослым дядям.
Это ещё бы полбеды, но вот что вспоминает Николай Муравьёв: «В 1816 году, проезжая через город Старую Руссу, я познакомился с городничим Толстым, которому принадлежала мыза Татарки. Он уверял меня, что в 1813 году некому было засевать Бородинское поле, что ни одно зерно не было брошено в землю, но что земля, столь удобренная кровью и животным гниением, дала без всякой работы отличный урожай хлеба. Никакой памятник не сооружён в честь храбрых русских, погибших в сем сражении за отечество. Окрестные селения в нищете и живут мирскими подаяниями, тогда как государь выдал 2 000 000 русских денег в Нидерландах жителям Ватерлоо, потерпевшим от сражения, бывшего на том месте в 1815 году!» ©.
Изменился ли наш характер сейчас? Если не изменился, то такими приёмами мы никогда не завоюем уважение европейских народов, и они всегда будут считать нас холопами. Да и бог с ними, с их уважением и любовью, – самим себя уважать надо, – уважать спокойно, без нарочитых показух и истерик.
Теперь о пленных.
Русские крестьяне не брали пленных, а казнили их, часто мучительно. Французы с сопротивляющимся ограблению народом тоже не церемонились.
Казаки почти не брали пленных, часто отрабатывали на них боевые приёмы. Но казаки – это иррегулярные войска.
Регулярная русская армия к пленным относилась гуманно, а иногда даже слишком (как к своим солдатам). Французы толпами пытались сдаваться армии, но не всегда это получалось. Уж слишком много их было, а брать пленных – значит самим терпеть лишения и уменьшенный паёк.
Последний ветеран Великой армии, Николя Савэн, умер в Саратове в 1894 году на 126 году своей жизни. В 1812 году, после пленения на Березине, русские врачи полгода лечили его от обморожения ног и всё же спасли от инвалидности.
Французская регулярная армия за компанию 1812 года взяла очень мало русских пленных. Отношение к ним было нормальное, но только до отступления Великой армии. Как только из европейцев выползла их истинная натура, дела русских пленных стали плохи. Врач баварской кавалерии Генрих Росс пишет в своих мемуарах: ««Баденским гренадёрам был отдан строгий приказ немедленно убивать всякого пленника, если он утомится и не в состоянии будет идти дальше. Говорили, что Наполеон сам отдал этот приказ; офицеры его штаба голосовали частью за, частью против» ©.
Вспоминает адъютант Бонапарта Филипп-Поль де Сегюр: «Императорская колонна приближалась к Гжатску; она была изумлена, встретив на своём пути только что убитых русских. Замечательно то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова, и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. Было известно, что перед нами шло две тысячи русских пленных и что их сопровождали испанцы, португальцы и поляки. <…> Наполеон хранил мрачное молчание; но на следующий день убийства прекратились. Ограничивались тем, что обрекали этих несчастных умирать с голоду…» ©.
Надо бы было не только каяться за Катынь, но и к польской стороне предъявить свой счёт за военные преступления.
На главной площади города Гжатска (ныне город Гагарин) открыт и освящён знак в память двух тысяч русских пленных, невинно убиенных в октябре 1812 года армией Наполеона. На памятнике две надписи: «Памяти 2000 русских пленных, убиенных Наполеоновской армией в октябре 1812 года в районе Гжатска». И на обратной стороне цитата французского генерала Армана де Коленкура: «Что за жестокость… Это и есть та цивилизация, которую мы внесли в Россию?». Именно так французский генерал прокомментировал те события, которые происходили на его глазах.
Оценили 0 человек
0 кармы