ПЛАСТУНЫ – ЭЛИТА КАЗАЧЬИХ ВОЙСК

Ещё один случай. Немцы вытеснили советские войска к самому берегу реки Волга – сто метров отделяло до кромки воды. Русские солдаты, погибая тысячами, но удержали эту полоску земли. Наступила ночь. И если сейчас не расширить свой плацдарм, то завтра их могут выбить в реку. Авиация у немцев господствовала в небе Сталинграда.

В штаб разведки Сталинграда прибыла группа людей – двенадцать человек. У них не было никакого огнестрельного оружия, каждый имел при себе два ножа. Старший группы – пожилой донской казак, и остальные были все казаки с Дона и с Терека. Эти люди владели древним искусством рукопашного боя (бесконтактный бой), который передавался из поколения в поколение. Людей этих называли пластуны. Когда-то, очень давно, их предки умели использовать свою психическую энергию, понимали её значение и предназначение и умели на расстоянии воздействовать на противника.

Дело в том, что в Сталинградском сражении семьдесят процентов боёв проходили в рукопашном столкновении. У всех бойцов были штык-ножи, одним словом холодное оружие. Перед этими пластунами ставилась тяжелейшая задача: надо было в течение ночи освободить как можно большую территорию, занятую врагом.

Стемнело. Пластуны на лодках начали переправляться через реку. Самое трудное, что было для пластунов в этом задании, так это ночное время – противника не видно, а лучше, когда цель видна. Но эти пластуны обладали большими способностями. Лодки достигли берега, их там ждали. Точно показали, где заканчиваются наши позиции и где начинаются вражеские. Здесь же началось накапливание бойцов, хорошо владеющих ножами и умеющих вести рукопашный бой. У немцев также были хорошо подготовленные солдаты, в совершенстве владеющие ближним боем, в том числе разведдивизионы Абвера – это были настоящие головорезы, профессионалы своего дела.

Пластуны посовещались между собой и ползком двинулись к позициям немцев. Не должно произойти ни одного выстрела. Непростая задача – достичь передовых позиций врага. Осветительные ракеты то и дело взлетали в небо, было как днём. И тем не менее казаки, одетые в свои маскхалаты, сумели достичь первых рядов захватчиков. Егорыч – так звали пожилого казака, – когда взлетела в очередной раз осветительная ракета, хорошо видел перед собой двух немцев в десяти шагах: один сидел к нему лицом, а второй боком, они о чём-то переговаривались, лица были напряжены. Немцы были готовы ко всему, они ожидали нападения – здесь уже привыкли к ночным схваткам. Русские были отчаянными до безумства: они гибли, но не отходили назад. И элитные эсесовские и абверовские разведывательно-диверсионные группы – их солдаты – гибли тысячами, но ничего не могли поделать.

Егорыч подполз совсем близко – три метра отделяло его от окопа немцев. И здесь произошло следующее: немец, сидевший к Егорычу лицом, вдруг ткнулся головой в землю и замер, второй немец отшвырнул свой автомат в сторону. В два прыжка Егорыч был рядом с немцами в окопе, в дело пошёл нож. Этот нож ему остался от отца, лезвие было тёмного цвета, никогда не ржавело и не тупилось – это был старый нож пластунов. В окоп за Егорычем влез ещё один казак-пластун – молодой парень Сашка, – но не то, чтобы молодой, но тридцати годов ещё не было. Егорыч приказал: «Ты иди по этому окопу, зачисти его, а я пойду в следующий».

Все двенадцать пластунов рассредоточились и вели зачистку территории от захватчиков. Опасное, трудное дело у них, в каждую секунду можно погибнуть. Захватчики начеку – элитные немецкие головорезы.

Сашка сделал несколько шагов вдоль немецкой траншеи, впереди сидели немцы – пять человек, один из них стоял и всматривался в сторону русских позиций. Казак крепко сжал рукоятку своего ножа, но не нож был главным оружием пластуна, а его психическая энергия. С детских лет его дед учил использовать внутренние возможности человека. Бывало, даже кровь из носа шла, и тогда дед отпускал Сашку и не трогал его несколько дней. А всё-таки ему нравились занятия с дедом, дед много знал всяких историй и рассказывал ему с удовольствием. Сашка тоже хотел стать боевым казаком, да ещё не кем-нибудь, а пластуном – это элита казачьих войск: где простые казаки не могут ничего – пластуны могут всё. И вот теперь перед ним было пять человек; хотя бы три – это было бы просто их уничтожить, но их пять. А делать нечего.

Энергетическим ударом он бросил двух немцев на землю, ещё двух развернул спиной к себе. Тот, что стоял – ничего не понимал, он увидел Сашку и смотрел на него. От удара ножом фашист упал замертво. Всё это происходило в течение нескольких секунд, ещё два захватчика было убито. Те двое, что были сбиты энергетическим ударом, сидели и смотрели друг на друга в полной растерянности и даже панике. И эти два солдата были уничтожены.

С недавних пор у казака Сашки не было больше в душе ни доброты, ни злости, ни жалости, ни агрессии. Был холод в груди и полное безразличие к своей собственной жизни. Он видел, он своими глазами видел лежащую на земле убитую захватчиками молодую мать, а рядом с ней двух-трёхлетних её детей – мальчик и девочка, и они плакали от того, что их мама больше не слышит их, она не прижимает их к себе – она просто лежит и молчит. Они ещё не поняли, что мамы у них больше нет. Он видел разорванные тела детей и женщин осколками снарядов. Он видел тело ребёнка лет пяти, почти напополам разрезанного пулемётной очередью. Как же мог этот немецкий пулемётчик стрелять в ребёнка? И разорвалось Сашкино сердце, и обволокло холодом душу, и жить он продолжал только по одной причине: очистить землю русскую от этих человеконенавистников и настоящих упырей, и будет он рвать этих нелюдей хоть зубами, но очистит свою землю от этой гадости, сделает всё, чтобы этого никогда не повторилось.

У Сашки ещё не было детей, он не смог создать семью – не встретил ту, к которой бы прикипел всей душой, и потому жил одиноким. Но подумывал уже жениться – и женился бы, да помешала война. Не успели казаки после гражданской войны раны залечить, а тут новая война. У казаков свои счёты с советской властью: много страданий и смертей принесли им большевики. Не все казаки стали защищать советскую власть. А он – Сашка – знал, что делает и почему, дед многое ему поведал: «Россия, – говорил он, – а правильно называется Русь – наш дом родной, и другого дома у нас нет. Приходят в этот дом разные люди и, например, говорят, что жить так, как вы живёте, неправильно: царя надо скинуть, и заживёте вы тогда в своё удовольствие, свободными будете, и всё будет принадлежать вам. И многие в это поверили. А что получилось? Полный разор, голод и братоубийство. Теперь пришли другие: эти ничего не говорят, а всех, кто живёт в доме, стали убивать. Хотят они захватить наш дом, а жителей уничтожить. Береги, Сашка, Русь – дом свой – пуще жизни своей, никого не слушай, и тогда душа твоя вечной будет, ибо Род твой тебя поддержит».

Помнил Сашка наказ своего деда и не боялся собственной смерти. Но когда видел смерть детей и матерей, невыносимой болью наполнялось сердце, таким жаром сковывало его, что он не мог сдержаться и стонал.

Покончено ещё с одним вражеским пулемётным гнездом. Сзади он услышал шепот – это к нему на помощь пришёл ещё один пластун Григорий. Вдвоём будет легче управляться с врагом.

Пластуны рассредоточились по линии фронта, каждый на своём участке. Пока выстрелов не было, значит, казаки справляются со своей задачей – задачей непростой. Но разве на войне бывает легко? Смерть подстерегает каждого в любую секунду. Вслед за пластунами пойдут рассредоточиваться в освобождённые окопы штрафные батальоны во главе с опытными разведчиками. Утром фашисты обрушат такой шквал огня на эти позиции, что все эти люди погибнут, и ими будут солдаты из штрафных батальонов. Но штрафники не о жизни думали, ведь они не были предателями – они понимали всё, и биться будут отчаянно за свою русскую землю и за свои семьи. Семь бед – один ответ.

Перед переправой на правый берег со штрафниками вели беседу, объясняли поставленную задачу. Среди штрафников был совсем ещѐ молоденький солдатик. На вид ему было лет шестнадцать, но он сказал, что ему уже исполнилось восемнадцать. Он был белобрысый и щуплый, звали его Иван. Спросили у него:

– Ты ножом владеть умеешь?

– А разве штрафникам другое оружие дают? – спро- сил Иван в свою очередь.

Не засмеялись вокруг сидевшие бойцы, а с грустью переглянулись. Каждый из них понимал, что последние часы им отмеряно жить. Но почему-то этого паренька всем стало жалко.

– Как ты попал в штрафные роты? – спросили его.

– Нас сильно бомбили немецкие самолѐты, – прого- ворил Иван. – Так бомбили, что земля ходуном ходила. Я сознание потерял. Когда очнулся – было тихо, только голова сильно гудела, и глаза не видели ничего – песком глаза забило. Пришѐл постепенно в себя, глаза протёр, вокруг огляделся. Командиров никого нет, оружия тоже, чего делать – не знаю, а голова болит. Потом подтяги- ваться стали кто живой, раненым помогать стали – пере- вязывать. Носилки соорудили для раненых, кто идти не мог, и пошли к своим, чтобы раненых в медсанбат сдать, а себе оружие получить – наше почти у всех вышло из строя после бомбёжки. Медсестры у нас были – две де- вушки молодые, их убило. Ну в общем, идём мы, а тут из кустов вылазят мордовороты с автоматами: «Вы, – говорят, – самовольно покинули свои позиции. Пойдёте под трибунал». А там не разбирались долго. Вот и всё. А я добровольцем пошѐл на фронт. И не трус я совсем, мы просто растерялись, шли к своим, чтобы оружие взять и дальше воевать. И раненые ведь кровью истекали и уми- рали от ран. А оказывается, надо было сидеть там и ждать своей смерти.

И вдруг Ваня встал, он был невысокого роста, и голос у него был не громогласный. Глаза загорелись огнём – не злости и обиды, а огнём справедливости.

– Я маму свою защищаю и сестрёнок младших, и всю нашу деревню. А ещѐ я девушку свою защищаю, я люблю её, она об этом ещё не знает и теперь уже не узнает никогда. И жить мне хочется, мне так хочется жить! Но я не опозорюсь, и долг свой солдатский я понимаю. И завтра свою жизнь задорого отдам.

И этот простой русский мальчик смотрел уверенно и смело. И было понятно: этот не подведѐт.

Начало светать. Немцы, поняв, в чём дело, открыли яростный огонь из всех видов оружия. Иван полз на вражеские позиции вместе с другими – никто не по- мышлял повернуть назад. В руке он сжимал штык-нож. «Хотя бы одного убить», – думал Ваня. В нём не было растерянности – он знал, что делать. Появился задор и желание драться.

Они находились в разрушенном доме. Было видно, откуда стреляют фрицы. «Эх, сейчас бы несколько гра- нат!» Но у них были только ножи. И Ваня бросился на ближнего немца, и в последние секунды своей жизни он закричал самое дорогое слово для каждого человека, это слово – мама! И в этом слове объединились для него весь смысл жизни, все самые сокровенные мечты и вся Ванина любовь.

Фашист успел выстрелить в Ивана – тот почувствовал, как горячий металл впивается в его тело. Иван в по- следнем отчаянном прыжке сбил фрица – он помнил, как его учили пользоваться ножом. Вражеский солдат дёргался в предсмертных судорогах, а Ваня, умирая, думал: «Прости меня, мама! Прости меня, моя любимая! Я сделал всё, что мог...».

--------------

Из книги "Беловодье - Белые Веды", А. Саврасов, серия "Знания Первоистоков"

~~~~~~~~~~

Книги А.Саврасова серии "Знания Первоистоков"

Заказать книги почтой, прочитать полностью: vk.com/znaniya_dolmenov