"В наш госпиталь поступил генерал. Его поместили в отдельную комнату в школе, во дворе под окнами стоял легковой автомобиль, в котором постоянно дежурили шофер и адъютант.
При очередной бомбежке я слышал, как генерал кричал в телефонную трубку: "Где "Яки", где "Яки"?» Самолетов действительно не было видно в небе, надо полагать, их сбили вражеские истребители.
Однажды объявили: во дворе госпиталя в обеденный перерыв состоится суд военного трибунала, будут судить двух дезертиров. Я пошел посмотреть и послушать.
Один из дезертиров был явно психически больной, на все вопросы членов трибунала он бесконечно повторял: "Когда немцы начали бомбить и открыли суррогатный огонь..." Ему на вид было лет сорок. Второй солдат лет 25 говорил мало, не оправдывался. Обоих приговорили к расстрелу, приговор привели в исполнение немедленно, конечно, не во дворе госпиталя, а где-то за городом.
В последних числах августа, когда немцы потеснили наши войска, госпиталь перебрался в г. Андриаполь, однако вскоре и отсюда пришлось убраться, последовательно побывав в Охвате, Пено, Селижарове, Кувшинове...
Немецкие солдаты, взятые в плен в районе Великих Лук. Калининский фронт.
Меня назначили начальником штаба ППГ-572 с месячным денежным довольствием 550 рублей. До этого как солдату мне выплачивали 8 рублей в месяц. Я немедленно послал жене денежный аттестат на 300 рублей в месяц, а затем продлил его на весь 1942 год.
Поскольку я был на офицерской должности, мне присвоили звание техник-интендант второго ранга. Жили мы вместе с начальником финчасти Поскоковым три месяца в одной деревенской избе.
До декабря госпиталь находился в резерве 22-й Уральской армии. К этому времени немцы захватили Ржев, Сычевку, Старицу и на две недели - Калинин, а на севере вышли на Октябрьскую железную дорогу, окружили Ленинград.
Дот в Оленинском районе Калининской области.
В начале декабря получили приказ выехать в район Ржева. Колонной двинулись к реке Волге, но тут выяснилось, что немцы образовали сплошной фронт от Селижарова до самого Ржева, закрыв выход нашим частям. Мы остановились в какой-то маленькой деревушке в ожидании нового приказа.
Наконец части Красной Армии прорвали на этом участке фронт фашистов и, наступая через Бахмутово, Ельцы и Селижарово, освободили г. Андриаполь. В этих боях отличились лыжные батальоны.
Когда вы въехали в город, на улицах его валялось много трупов немецких солдат, специальные команды свозили их на площадь, обливали бензином и поджигали.
Отсюда госпиталь отправился в Нелидово, расположились в 30 километрах от линии фронта. Сам город находился в руках немцев, советские войска предпринимали попытки освободить его - туда двигались колонны тан ков, "катюши", войска. Мы стояли в деревне, принимали раненых.
Дот в Оленинском районе Калининской области.
Хотя на фронте запрещалось вести записи, я имел дневник, в него вносил все увиденное, мысли, раздумья, разные эпизоды. Политрук Алабужев пользовался большим авторитетом у личного состава госпиталя, был со всеми доброжелателен.
Это стало не по душе комиссару Маколкину и он постарался выжить его - добился, что того откомандировали в действующую армию. Такая же участь постигла и начальника штаба (фамилию забыл), на его место назначили меня.
Недостойно вел себя и начальник госпиталя Иванов: он соблазнил в одной из деревень, где мы находились несколько недель, жену офицера, находившегося в армии, обещал ее зачислить в штат госпиталя, но обманул, оставил в деревне. За такой поступок я возненавидел Иванова. Верно, вскоре его отозвали из госпиталя, на его место прислали Баширова.
Дот на ул. Новой в п. Селижарово Калининской области.
Главный хирург Стерхов жил с медсестрой Некрасовой, он даже написал своей жене, чтобы не ждала его, так как влюблен в другую. Имелась сожительница - операционная сестра Кулигина - и у хирурга Анкудинова. По их вине одному раненому офицеру перелили не ту группу крови, и тот скончался. Расследовать этот случай приезжал врач из вышестоящей организации. Виновных перевели на передовую, в медсанбат.
Мои дневниковые записи каким-то образом попали комиссару Маколкину. Я за это, конечно, поплатился. Утром пришел ко мне связной и передал приказ явиться к комиссару. С тревогой подумал: зачем? Тот без предварительных объяснений вручил мне пакет за пятью сургучными печатями и сказал, что меня переводят в 231 запасной стрелковый полк, стоявший около Нелидово.
Дот на наб. Кирова в п. Селижарово Калининской области.
Добрался до города на попутной машине. Он был сильно разрушен, всюду вместо домов торчали печные трубы. В центре города находился памятник Ленину без головы.
Полк был расквартирован в дер. Шиздерово. Его командир выслушал меня, не задал ни одного вопроса, послал к начальнику финчасти Абрамову.
Угнетенное состояние командира полка было не случайно. С наступлением весны немцы активизировали боевые действия на этом участке фронта, намереваясь захватить Нелидово и окружить здесь большую группировку нашей армии.
Полк был вооружен слабо, в основном винтовками и несколькими пулеметами. В соседних же полках имелись "Катюши". Командовал группировкой наших войск генерал Масленников.
Ленинская палатка. Калининский фронт, лето 1942 г.
Так началась моя новая служба. Обстановка на участке фронта становилась все тревожнее. Однажды наша пожилая хозяйка дома сообщила, что немцы заняли соседнюю деревню Александровку, продвигаются к нашей.
Наконец, мы получили приказ оставить деревню и двигаться всем полком в сторону Буковского леса. Мы с начфином погрузили на повозку все имущество части и тронулись. При выезде из Шиздерова попали под сильный минометный огонь, который вела, как нам говорили, танковая часть венгров.
Тут появился в воздухе самолет, он начал обстреливать бегущих к лесу людей. А после возобновился обстрел поля и леса. Короткими перебежками, прячась в ложбинках, добежал до леса, укрылся в воронке от снаряда.
В воронке я провел всю ночь. На рассвете на небольшой высоте показался наш самолет - кукурузник, он приземлился на опушке леса, из него вышел человек, направился в сторону леса. В тот же момент около самолета разорвалась мина, затем вторая...
На протяжении следующих двух дней немцы интенсивно обстреливали лес, а также сбрасывали с самолетов листовки, призывая советских солдат и офицеров прекратить сопротивление и сдаться.
Выдвигаются на позицию. Калининский фронт, лето 1942 г.
Через дер. Синицино тащат танк. Калининский фронт, лето 1942 г.
Лишь на третий день стало относительно спокойно. Около леса бродили десятки лошадей в седлах, у многих во рту были железные мундштуки. Ясно, что седоки их - советские кавалеристы - погибли.
В лесу я увидел множество трупов военных и гражданских, разбитых повозок с различным грузом, тут же были трупы лошадей. Кое-где дымились костры - это уцелевшие солдаты, среди которых было немало раненых, готовили пищу, в частности, варили конину.
С убитого солдата снял автомат и подошел к одной из групп у костра. Это оказались офицеры разбитой кавалерийской части. Разговорились. Они обсуждали вопрос, как перейти линию фронта, соединиться со своими. Я согласился идти с ними.
В освобожденном п. Погорелое Городище. 1942 г.
Автомашины на одной из дорог фронта, май 1942 г. Калининский фронт.
В путь двинулись ночью, держа путь на северо-восток, в сторону Ржева. Часто натыкались на немецкие посты, которые время от времени пускали осветительные ракеты, дававшие нам надежный ориентир, и мы благополучно обходили засады.
Однако немцы не оставляли в покое тех, кто живым выходил из Буковского леса - обстреливали их. Как-то очередная автоматная очередь угодила в пень, за которым я прятался. Прижавшись к земле, я уж считал секунды, когда разрывные пули коснутся моего тела. Но все обошлось благополучно.
Среди отступающих я узнал односельчанина, это был красивый парень из Петропавловского по фамилии Фролов. Мы говорили неохотно. Я знал его как комсомольца-активиста, который недоброжелательно относился к нашему брату - раскулаченным.
Советские военнослужащие у землянки. Позиции на Калининском фронте в 1942 году.
Подготовка саней для эвакуации раненых с поля боя. Калининский фронт 1942 г.
Вышли на большую дорогу. По ней мчались автомобили и мотоциклы, медленно двигались конные упряжки, слышалась немецкая речь.
Посовещавшись, решили напасть на вражеский обоз с целью захвата продуктов и боеприпасов. Засаду устроили у крутого поворота. Трое расположились по одну сторону, остальные по другую. Все предстояло сделать быстро, за 2-3 минуты. У меня были автомат ППШ с полным диском патронов и две гранаты.
На большой скорости пронеслись две автомашины с ящиками в кузовах, затем проскочил мотоциклист. Потом из-за поворота показалась группа повозок, на каждой сидел ездовой с автоматом, несколько солдат шло сзади.
Мне были готовы к операции, как вдруг показались еще две подводы в сопровождении четырех солдат. Подождали, когда и они поравняютсяс нами, а затем по сигналу старшего открыли стрельбу.
Я, признаться, немного растерялся - выскочил на дорогу и не знал, куда стрелять. Мои более опытные товарищи быстро расправились с охраной, кинулись к повозкам. Я за ними, набрал в полевую сумку крупы пшено, несколько банок консервов и побежал обратно в лес. Там опять собрались все вместе.
Пленные немцы. Калининский фронт, 1942 г.
Мы знали, что немцы, услышав стрельбу, кинутся искать нас. Так оно и было. К месту нападения вскоре прибыла группа немецких солдат и стала беспорядочно обстреливать лес из автоматов и минометов. Но вот опять стало тихо. Мы потерь не понесли, снова стали решать, куда двигаться дальше.
Мне было стыдно перед товарищами за то, что в схватку вступил последним, не сделал ни одного выстрела, но зато первым кинулся к повозке, набрал продуктов и быстрее всех убежал в лес. Ведь я пошел на войну необученным, а мои спутники по несчастью - кадровые офицеры, кончали училища и успели повоевать - словом, имели опыт.
Наверное, они понимали мою растерянность и потому не упрекали. Успокоившись, мы первым делом хорошо пообедали. Кстати, в качестве трофеев нам попался немецкий хлеб в обертке выпечки 1939 года.
Оставаться в лесу было опасно. Стоял жаркий июльский день. Осторожно вышли из леса, и вдали на косогоре увидели мужчину и женщину, которые косили траву, справа от них виднелась деревня, как после узнали, Желтавцы.
Мои спутники сказали, что тут должно быть минное поле, установленное еще в 1941 году, когда здесь проходила линия фронта. Ставили мины и немцы и наши. Двоих послали на разведку. Вскоре они вернулись.
Местные жители рассказали им, что, действительно, на поле подрываются лошади и скот, но по их же словам, через минные заграждения есть безопасная тропа. Было решено еще раз сходить в деревню Желтавцы и более подробно разузнать, где та тропа. Выбор пал на меня.
Подготовка кадров. Выпускники военной школы передают винтовки курсантам. 1942 г. Калининский фронт.
Когда снова появились косари, я подошел к ним. Те ничуть не испугались человека с автоматом, сказали, что таких тут бродит много. Крестьяне сообщили, что в соседней Ивановке находится немецкий штаб, а в ихней деревне немцы появляются временами.
Косари показали мне, где начинается тропа через минное поле. Я подошел туда и, действительно, увидел следы людей, примятую траву. Значит, тут ходят. Я вернулся к своей группе, рассказал, что узнал. Решили идти ночью.
Ночь выдалась ясная, звездная. Я шел первым, остальные держали дистанцию друг от друга метров 7-8. Казалось, ничего не предвещает плохого. Начало светать, вдали показались дома, еще немного - и мы вне опасности.
Мои спутники явно спешили, нарушили дистанцию. Да и я волновался, хотелось как можно скорее выйти на край поля, где виднелась рожь. Я подумал: если немцы обнаружат, укроемся во ржи... Вдруг позади меня сверкнуло, будто вспышка молнии, и сразу грохнуло. Я потерял сознание...
Когда пришел в себя, не сразу понял, что со мной, где я. Ощупал себя. На лице и руках засохшая кровь. Под головой лежала моя полевая сумка. Приподнял голову и тут же опустил ее. Она сильно болела, в ушах стоял шум и звон, мне казалось, что стены избы (их я явственно видел) то наклоняются, то поднимаются - словом, качало, как на корабле в море.
Поняв, что нахожусь в избе, подумал, как попал сюда и где мои шесть спутников. Может, погибли от взрыва? Очевидно, кто-то из них задел ногой натяжное устройство противотанковой мины, она сработала и рванула. Но кто же меня принес сюда?
Повернул голову в сторону - около меня стояла пожилая женщина, что-то говорила, я не понимал ее. Затем она подала какие-то лепешки, а мне хотелось пить. Она поняла и принесла в солдатском котелке воды.
Я несколько раз принимался пить, затем намочил носовой платок, стер с лица кровь и грязь. Стало немного легче. И почувствовал свое безысходное положение. Без посторонней помощи мне, конечно, не встать, не смогу идти. Вспомнились дом, жена, маленький сын. Потом стал думать, где же мои товарищи? Что с ними? Да и где я - среди своих или?
Через некоторое время в избу вошла девушка с белой повязкой на рукаве, внимательно и подозрительно долго смотрела на меня, затем быстро вышла и вскоре вернулась...вместе с немецким автоматчиком. "Предала!"
Тогда ко мне подскочил немец, затем подошла девушка. Они помогли мне подняться на ноги и вывели на улицу. Я решил, что меня сейчас расстреляют. Остановились. На дороге стоял взвод солдат и около них верхом на лошади сидел офицер. Меня подвели к нему. На ломаном русском языке спросил меня:
- Официр?
Я ответил, что техник-интендант второго ранга.
- Где служил? - спросил переводчик. - Дивизия? Полк?
- В полевом госпитале.
- Гошпиталь, гошпиталь, - пробормотал офицер.
Затем переводчик спросил:
- Доктор?
Я соврал, что доктор. И это, думаю, спасло мне жизнь. Меня доставили в деревню Ивановку, в штаб немецкой части. Конвоировал, очевидно, солдат - чех или словак.
Пленные красноармейцы. Операция "Зейдлиц", Калининский фронт. июль 1942 г.
В ходе операции "Зейдлиц" советские войска Калининского фронта потерпели крупное поражение. Важный и выгодный плацдарм в глубине ржевско-вяземской группировки противника был утрачен, что повысило её устойчивость в обороне. Противник восстановил движение по кратчайшим дорогам из Смоленска в Оленино, значительно улучшив снабжение своей 9-й армии.
На ночь меня поместили, вероятно, к немецкому фельдфебелю. Русского языка он не знал и потому знаками показал, чтобы я умылся, даже подвел к умывальнику сам, а после приказал солдату принести мне ужин - кашу с мясом, кусок хлеба и стакан какой-то сладкой жидкости.
Фельдфебель предупредил меня, чтобы без разрешения я не выходил на улицу, в противном случае могут шиссен (расстрелять). На следующий день повели на допрос к гауптману (капитану) - командиру части.
Переводчиком, судя по выговору, был тоже чех. Вопросы были те же, что и накануне задавал немецкий офицер. Я дополнил свой рассказ, что наш полевой госпиталь был уничтожен в Буковском лесу около деревни Шиздерово.
- Участвовал ли ваш отец в первой мировой войне на немецком фронте?
- Не участвовал.
- Может, ваш отец был казак и служил в кавалерии?
Я объяснил, что мой отец был единственный сын у отца - матери и по законам того времени освобожден от воинской повинности.
- Откуда родом?
Я сказал, что родился в Сибири.
Офицер оживился:
- Сибирен, Сибирен! А какие там морозы?
Потом спросили, электрифицирована ли железная дорога на Урал, еще о чем-то. В конце допроса предложили мне папиросу. Я отказался, сказав, что не курю.
18 июля 1942 года меня отконвоировали в лагерь для военнопленных на станцию Оленино. С этого же дня начался отсчет моей жизни как узника немецких лагерей.
Операция "Зейдлиц". Лето 1942 г.
Из Оленино нас перевели в г. Ржев, где находился пересыльный пункт. Здесь стали сортировать по национальному признаку. Украинцам и крымским татарам предлагали вступить в немецкую армию, добровольцам обещали обмундирование и паек. Кое-кто клюнул на такую приманку.
Поскольку части Красной Армии начали наступление на Ржев с северо-востока, то город подвергался обстрелу. Как-то один из снарядов угодил в группу казахов-военнопленных, собравшихся на обед, многие были убиты и ранены. Вскоре нас отправили в Оршу, где находились всего 22 дня.
По прибытии выстроили в одну шеренгу, пришел щеголевато одетый немецкий офицер с тросточкой и, продвигаясь вдоль строя, каждого рассматривал в лицо. Остановился около одного, крикнул:
- Хинозе? (Китаец?).
Пленный ответил, что он русский. Переводчик, сопровождавший офицера, спросил фамилию у "китайца".
- Джусунбаев, - ответил тот.
- Откуда родом?
- Из Джамбула.
Подошел к следующему:
- Иуда?
- Нет, я украинец.
Узнав его фамилию, офицер продолжал путь дальше. Словом, из строя тогда вывели несколько человек, ночью их расстреляли. Немцы искали евреев и комиссаров Красной Армии. Они даже обещали пленным вознаграждение, если те укажут евреев и комиссаров.
Советские военнопленные в лагере Цайтхайн.
Было это за несколько месяцев до Победы. Нас вывели из бараков, построили и объявили, что с нами будет говорить офицер Власовской армии (РОА).
И вот он перед нами. Рассказал об успехах РОА, в которой якобы миллионы бывших советских солдат, и которая в скором времени разгромит Красную Армию, освободит все народы России и других республик от коммунистического гнета.
В конце он призвал нас вступить в Русскую освободительную армию, рассказал о себе. Он москвич, окончил столичный университет, даже назвал свой московский адрес (все это не удержалось в моей памяти).
Он напомнил нам, что Сталин не признает военнопленных, всех их считает изменниками Родины, и если он победит, то всех нас сошлет на Урал и в Сибирь. Нам обещали немецкие пайки и обмундирование, разные блага.
Однако никто всерьез не принял путанной речи, никто не пожелал вступить в ряды РОА. Поняв, что акция проваливается, нас распустили по баракам, а затем стали вызывать поодиночке или небольшими группами в контору лагеря и там продолжали агитировать. Применялись угрозы и насилия. Но и это не дало желаемых результатов, и представитель Власова уехал ни с чем.
В нашем лагере побывало до пяти тысяч пленных офицеров, из этого количества умерло от голода не менее 3500, ко Дню Победы осталось в живых до 1500 человек, из них 400 неходячих, изнуренных, измученных до крайней степени. Я, например, весил всего 47 килограммов - немногим более половины своего обычного, нормального веса." - из воспоминаний техника-интенданта 2-го ранга (лейтенант) В.М. Беляшова.
Оценили 19 человек
23 кармы