Ещё живы в Германии те немцы, которые использовали советских граждан в качестве рабов. Натуральных, классических рабов, полностью зависящих от хозяина, вещью которого они являются. И было это рабство на уровне государственной политики крупнейшего европейского государства.
Известный российский историк А. Р. Дюков пишет:
« …Для тех же, кого довозили в Германию, настоящим шоком — возможно, даже большим, чем все предыдущие издевательства, — становилось понимание, что их просто не считают за людей.
Все начиналось сразу после прибытия в Германию. Третий Рейх — это не дикая большевистская страна, здесь существует частная собственность. Привезенных с Востока рабов выставляли на продажу. Крупные фирмы: Круппа, Сименса, Юнкерса, Геринга — закупали остарбайтеров десятками тысяч — оптовыми партиями. Но фюрер позаботился, чтобы и простой немец мог купить себе рабочего, а то и несколько.
«Моя соседка на днях приобрела себе работницу, — писала фрау Бок своему воюющему на Востоке сыну Вильгельму. — Она внесла в кассу деньги, и ей предоставили возможность выбирать по вкусу любую из только что пригнанных сюда женщин из России».
…Конечно, эти русские дикари мрут как мухи — но ведь всегда можно приобрести новых. «Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт, — писали из дома обер-ефрейтору Рудольфу Ламмермайеру. — Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала русскую. Покончила та с собой, вероятно, в минуту отчаянья. Мы утешали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу…».
«…В среду опять похоронили двух русских, — писала другому солдату его невеста. — Их теперь здесь на кладбище похоронено уже пятеро, а двое уже опять при смерти. Да и что им жить, следовало бы их всех перебить…»
«Я со своими русскими разговариваю только ногами», — хвастался один немецкий хозяин. «Если бы я хоть на минуту представил, что это люди, я б с ума сошел», — признавался другой, и даже немецкие дети, увидев русских рабов, бросали в них камни. Это немецкое чувство расового превосходства бывшие рабы германского Рейха помнили до конца жизни; как кошмар в памяти воскресали, казалось, прочно забытые сцены.
«…Нас гонят по улице небольшого рурского городка. Только что мы носили мебель в какое-то здание, и полицейские, сопровождающие нас, даже довольны нами. По тротуару идут две нарядные молодые женщины с нарядными детьми. Дети кидают в нас камни, и я жду, когда женщины или полицейские остановят их. Но ни полицейские, ни женщины не говорят детям ни слова».
Конечно, далеко не все немцы были одурманены идеями расового превосходства. Были те, кто делился с остарбайтерами пищей, кто закрывал глаза на проступки и даже саботаж, помогал им работой или просто — добрым словом или улыбкой. Но как мало было таких немцев! И как хорошо, что они все-таки были…
Но хороший человек не пойдет покупать себе раба; привезенные в Германию остарбайтеры видели совсем другие лица.
«Один за другим к нашему строю подходили респектабельные господа. Присматривались, выбирая самых крепких, сильных. Ощупывая мускулы, деловито заглядывая в рот, о чем-то переговаривались, ничуть не считаясь с нашими чувствами. Я был маленького роста, хилый и остался среди десятка таких же нераспроданных заморышей.
Но вот высокий покупатель в потертой куртке презрительно оглядел нас, что-то пробурчал себе под нос и пошел в контору платить деньги. За всех оптом».
«Ох, и скрупулезно они отбирали себе рабов, особенно те, кому нужно было мало людей, человек по 10–15. Одна фрау раза три требовала выставить в ряд человек 50 и выбирала. Сразу отобрала тех пятерых девчонок из Бобруйска, которых я видела на вокзале у вагона. Они были чистенькие, явно городские, сопровождал их немецкий офицер. Чьи они были дети, что пережили до этого и как сложилась их судьба после — Бог весть. Одна из них прижимала к груди подушку и вытирала об нее слезы. Лицо этой девушки я запомнила надолго.
Я приметила немца, который стоял в сторонке и спокойно ждал своей очереди. Мне показалось, что лицо у него доброе и неплохо было бы попасть к нему. Так и вышло — он забрал всех, кто остался, человек 200, и повез в сопровождении охранников в небольшой лагерь в городе Бланкенбурге… Уже по дороге мы поняли, с кем предстоит иметь дело. Мое первое впечатление «о добром шефе» оказалось ложным. На правой руке у него висела резиновая дубинка, и она то и дело прохаживалась по нашим спинам, когда кто-то позволял себе заговорить чуть погромче».
Военнопленных не выставляли на торгах; их покупали оптом по крайне низким ценам. Имперское угольное объединение даже добилось того, что цена, которую предприятия отрасли уплачивали государству за труд военнопленных, оказалась ниже той, которую запрашивал Гиммлер за работу узников своих лагерей. Естественно, что столь дешевую рабсилу использовали «на износ».
Оценили 80 человек
91 кармы