В условиях свободы вероисповедания люди могут верить во что хотят. Но силовые структуры – это особый вопрос. Когда государство доверяет людям оружие или, тем более, власть над подчиненными, становится совсем не все равно, во что люди верят – и с кем они себя идентифицируют.
На днях патриарх Кирилл – уже не в первый раз – обратил внимание на опасность неоязычества. Во время заседания Высшего церковного совета он, в частности, сказал:
«Война порождает к жизни деформированные формы духовности. Например, неоязыческие идеи нередко получают почву для развития среди военных, потому что в этих неоязыческих идеях важное место принадлежит, как вы знаете, насилию, силе. А армия – это место, где проявляется человеческая сила, поэтому есть большой риск того, что невоцерковленных, далеких от православия военнослужащих может привлекать риторика неоязыческих проповедников...»
Комментаторы в Сети по-разному отнеслись к этим словам. Кто-то увидел банальную конкуренцию между «поставщиками религиозных услуг», кто-то удивился, что такое, видимо, маргинальное явление воспринимается как серьезная угроза.
Однако неоязычество – действительно реальная и серьезная проблема. И тут нам понадобится сделать небольшой экскурс к корням этого явления.
Австриец Гвидо фон Лист (1848–1919) считается основателем ариософии (или арманизма) – оккультно-расовой доктрины, которая приписывала германцам, «арийцам», фантастическую древность, когда они обладали сказочным могуществом, «тайными знаниями» и исповедовали древнюю религию вотанизма, жрецами которой были германские аристократы (поэтому Гвидо Лист и приписал себе дворянскую приставку «фон»).
В конце XIX века фон Лист издал книгу «Мистериальный язык индо-германцев», в которой утверждал, что нашел в германской традиции следы духовности предков, обитавших в древности на континенте Арктогея. Столица этой древней земли называлась Туле.
«Ариогерманцам» противостоят неарийские расы и христианская Церковь.
В том же духе рассуждал и другой видный «ариософ» эпохи, друг Листа – Ланц фон Либенфельс, монах-отступник, который тоже приписал себе дворянскую приставку «фон».
«Минуточку, – может заметить внимательный читатель, – я где-то уже слышал про Арктогею, истинную традицию, древние знания и духовность предков, которую погубила злая Церковь, только речь шла, кажется, о славянах».
Действительно, арманизм стал источником вдохновения, если не прямого плагиата, для наших неоязычников. Это, несомненно, привело бы в бешенство обоих самозваных «фонов», для которых ненависть и презрение к славянам была одной из несущих опор их идеологических построений.
Но нам-то что за дело до этой парочки городских сумасшедших?
Беда в том, что иногда сумасшествие становится заразным. Сегодня, читая о завиральных построениях «ариософов», большинство из нас усмехнется – какая-то помесь оккультного фантазерства в стиле Елены Блаватской с озлобленным немецким национализмом. Но в то время оба автора приобрели огромное влияние и послужили одним из идейных источников созревавшего национал-социализма. Не самые глупые (и не последние в немецком обществе) люди воспринимали их построения совершенно серьезно.
В итоге миллионы людей отреклись от наследия своей блестящей христианской культуры, давшей миру Баха и Моцарта, и переписались в «арийцы», выдуманную общность с выдуманной историей.
Так бывает – люди воспринимают ложную идентичность и начинают действовать исходя из нее. Идеологи и мифотворцы, удачно попавшие в струю, объясняют людям, кто они такие «на самом деле» – и люди, увы, верят.
В наши дни легко подумать, что современное неоязычество – это что-то слишком фэнтезийное, слишком несерьезное, чтобы быть реальной проблемой. Увы, но фантастические верования вполне могут мотивировать людей на поступки в реальном мире.
Неоязычество предлагает человеку другую идентичность, которая порывает с реальной Россией. Россия святых Дмитрия Донского и Александра Невского, Сергия Радонежского и Серафима Саровского – уже не его страна.
«Деревянные церкви Руси» – знак чужого, навязанного, отвергаемого христианства. Вся русская культура, выросшая из православной веры – иконы преподобного Андрея Рублева, музыка Рахманинова и Чайковского, книги Достоевского и Пушкина – ему чужая.
Его преданность в этом случае принадлежит фэнтезийным «древним русам», которые к реальным древним славянам имеют не больше отношения, чем «арийцы» к реальным древнегерманским племенам.
А вот все отвержение приходится на реальную Россию с ее реальной культурой и историей.
Конечно, теракты и вооруженные нападения на этой почве носят единичный характер, а в условиях свободы вероисповедания люди могут верить во что хотят.
Но силовые структуры – это особый вопрос. Когда государство доверяет людям оружие или, тем более, власть над подчиненными, становится совсем не все равно, во что люди верят – и с кем они себя идентифицируют.
С реально существующей Россией или с фэнтезийной «языческой Русью».
Оценили 10 человек
18 кармы