"Без промышленности вам лучше". Ответ украинскому активисту Касьянову

"100 ракет — это хорошо, но где отечественная промышленность", — вопрошает в украинских СМИ на третий год войны и на 33 году независимости пламенный патриот постмайданной Украины, стоявший за неё на двух майданах и убивавший за неё в АТО, журналист и волонтёр Юрий Касьянов.

Заданный им вопрос можно было бы назвать риторическим, но Касьянов не даёт на него ответ, а лишь критикует Зеленского, хвастающегося производством дронов из китайских компонентов, сетуя на отсутствие у ВСУ авиабомб, которыми можно было бы убивать русских.

Тем не менее, несмотря на всю людоедскую сущность Касьянова, на заданный им вопрос можно и нужно дать ответ. И отнюдь не односложный.

Она мешала

У Украины нет и больше не будет промышленности, так как её руководство совершенно осознанно отказалось от неё, сочтя промышленность лишней.

В 1990-е годы она была опорой "красных директоров", для победы над которыми потребовалось уничтожить тысячи промышленных предприятий под предлогом того, что они не вписались в рынок. Новой власти эти предприятия были интересны лишь как объекты для приватизации или разграбления. Это гарантировало необратимость распада СССР, ослабляло коммунистов и постепенно лишало их социальной базы, позволяя создавать разобщённое постсоветского общество и отчуждённого от государства постсоветского человека. Такого, который не мешал бы делить собственность и решать вопрос о власти.

А ещё этот простой постсоветский хомо сапиенс всё меньше понимал, зачем ему государство. С начала "нулевых" экономическая обстановка в стране стала нормализовываться, общий уровень благосостояния рос, привлекательные для олигархии активы перешли под её контроль, а в стране сформировались два полноценных олигархических клана. Параллельно с ней вызрела и "пятая колонна" из тысяч НКО и активистов, которые пока не сказали своего слова. Польза от государства была неочевидна — в стране всё более-менее работало, включая инфраструктуру жизнеобеспечения, — а вред был понятен. Дела шли в гору, а государство с его бюрократией выглядело тормозом: без него было бы легче находить "темы" и "поднимать" деньги.

Но в 2004 году таким людям повезло: не сумев решить вопрос о власти так, как ему хотелось, уходящий президент Леонид Кучма, породивший олигархию, заварил такую политическую кашу, которая привела к гибели украинской государственности в тот момент, когда реальной силой в стране оказались НКО, а внутренние субъекты покорились воле извне. Гибель государственности обыватель не заметил — ведь для него принципиальных перемен не произошло, а олигархии так было даже лучше, ведь решать "вопросы" без государства легче. Тем более, было с чем сравнивать: в Белоруссии олигархия как класс не сформировалась, а в России стала исчезать с первых лет правления президента Путина, превратившего олигархов в просто богатых людей.

И если в России разрозненные промышленные предприятия, не вошедшие к тому моменту в различные бизнес-структуры, стало собирать государство на базе создаваемых госкорпораций, то на Украине этим никто не занимался. То, что вписалось в рынок и приносило деньги, кормило олигархию, а остальное выживало само по себе и ценности для бюрократов, назначаемых в ходе расторговок олигархии между собой, не представляло.

А если что-то не имеет ценности, то оно не имеет и будущего. Так много чего оказалось лишним. Что-то недосмотрели, что-то разменяли в переговорах с корпорациями или иностранными правительствами, лоббирующими интересы своей промышленности. А кому нужна своя "Славута" если есть импортный Volkswagen? У Украины за 33 года так и не появилось вменяемой аграрной политики, хотя страну позиционировали в качестве житницы Европы, куда уж там до комплексной защиты интересов национального автопрома?

Ей пожертвовали

Мало того, вся эта промышленность вновь и вновь тяготила, так как её тянуло к России как ближайшему и максимально понятному рынку сбыта, для входа на который не требовалось выполнения особых требований.

Олигархам, которые сколотили состояние на приватизации, никакая интеграция не была нужна — Россия воспринималась как конкурент на рынке угля, металла и удобрений. Любому украинскому олигарху хотелось быть первым парнем в своём селе, а не вторым-третьим в Москве. Да и зачем было интегрироваться с Россией если та сама желала стать частью Европы от Лиссабона до Владивостока? В этой логике имела смысл максимально быстрая интеграция с ЕС и мировой рынок.

Украина туда скоропостижно интегрировалась. Сперва в ВТО, затем в ЕС через соглашение об ассоциации. А после даже ратифицировала соглашение о госзакупках в рамках ВТО.

И даже в этих условиях Россия пыталась спасти украинскую промышленность, об утрате которой горюет Касьянов. Россия предлагала кооперационные проекты вроде "зернового ОПЕК", заправляла кооперацией в авиапроме, покупала украинские запчасти и двигатели. Даже в декабре 2013 года Россия была готова спасти практически умершее судостроение Николаева, заказав там десятки газовозов, которые в итоге пришлось строить самостоятельно, уже на дальневосточной верфи "Звезда". России была нужна украинская промышленность — она работала в кооперации с российскими заводами. России была нужна и белорусская промышленность — ей также предлагали углубление кооперации, что в итоге и произошло.

В 2014 году постмайданной власти хотелось победить в инициированной ею гражданской войне и навредить России, поддержавшей республики Донбасса. Украина стала вредить, разрывая кооперационные связи и уничтожая свою же промышленность. Касьянов в этом принимал активное участие, сражаясь за киевскую власть против тех, кто как раз олицетворял собой промышленность и рабочий класс.

Остальных же убедили в том, что заводы не нужны. Кто-то поверил в Запад и постиндустриальные экономики, у которых есть iPhone в отличие от России. Кто-то покинул страну, уехав работать на европейские заводы по биометрическому паспорту в рамках безвизового режима. А кому-то деваться было некуда, и он остался работать в деиндустиализованной постмайданной Украине.

Она вернётся

Вплоть до 2022 года постмайданной власти и активистам не нужна была промышленность — им хорошо жилось без неё. В 2024 году она понадобилась лишь потому, что неизбежность проигрыша Украины стал очевидной для всей этой публики. Она в ужасе от грядущих перспектив и единственное, что ей остаётся, так это уповать на чудо.

В 2022 году этим чудом для неё была помощь Запада. В 2023 году была вера в контрнаступление и мятеж Пригожина. В 2024 году остаётся лишь верить в то, что куда-то денется Путин или он по какой-то причине согласится на заморозку конфликта по линии фронта, чтобы потом у киевской власти была возможность вновь обмануть русских.

Промышленность людям по типу Касьянова понадобилась лишь для того, чтобы иметь возможность убить как можно больше русских, у которых есть бомбы и снаряды. Но промышленность не энергия: она не берётся из ниоткуда, но может исчезнуть в никуда. И чтобы иметь возможность производить бомбы и снаряды, нужно было сохранить промышленность, прилагая для этого усилия в мирное время. Касьянов же делал всё, чтобы эта промышленность исчезла.

И в этом заключается парадокс. Плохо, что Украина осталась без промышленности — это одна из причин её мутации в то, чьей единственной целью является убийство как можно большего количества людей. Хорошо, что у постмайданной Украины больше нет промышленности — так она убьёт меньше людей, не имея возможность выпускать снаряды и бомбы, включая атомную.

Промышленность на Украину вернётся. Сперва в виде бомбы и танка Т-90, которые на "Уралвагозаводе" собирают 37 рабочих династий, у каждой из которых общий трудовой стаж превышает 300 лет, а у отдельных и вовсе приближается к 700 годам, а затем в виде заводов и фабрик. Вот только это будет уже не Украина, что, впрочем, не может не радовать.

Иван Лизан