"А ЧТО ВЫ ТАМ ДЕЛАЛИ?": ЧИНОВНИКИ ВОЮЮТ С ДОБРОВОЛЬЦАМИ СПЕЦОПЕРАЦИИ...
ДОБРОВОЛЬЦЫ ДЕД И КОНТРА. ФОТО: ЦАРЬГРАД
Три месяца солдаты батальона БАРС-4 провели с оружием в руках: спали на земле в промёрзлых блиндажах, выносили друзей под градом миномётных осколков, отбивали атаки диверсантов. А когда вернулись в Россию, оказались никому не нужны.
Командиру штурмового взвода Владимиру Литовко 60 лет, и позывной соответствует возрасту – "Дед". Он родом из Челябинска, защищал Донбасс ещё в первую кампанию в 2015 году. И в этом году снова отправился на помощь жителям Новороссии в составе батальона БАРС-4.
БАРС расшифровывается как Боевой армейский резерв страны. В такие батальоны Министерство обороны набирает не кадровых военных, а гражданских, пребывающих в запасе. Бойцам выплачивают жалованье, гарантируют медобслуживание.
Добровольцы БАРС-4 в апреле штурмовали Александровку в Херсонской области. Говорят, что из той страшной мясорубки многие из их товарищей не вернулись.
Я на Украину уехал 12 апреля, – вспоминает Дед. – В ходе первого большого штурма Александровки 18 апреля не справлялись ни Министерство обороны, ни Росгвардия. А добровольцы приехали — и через два дня справились. Нас четыреста "барсов" из Челябинска уехали на фронт, а вернулись, дай Бог, хотя бы двести. И у всех проблемы.
– Какие?
– В госпиталях такое отношение к нам: "Вы кто? БАРС. А это кто? Наёмники?". Ну какие мы наёмники, мы военнослужащие Министерства обороны. У меня люди в госпиталях лечились, так их из списка добровольцев вычёркивали задним числом, чтобы справку о ранении не давать. А без неё никакие выплаты не положены.
"Где вы были 10 дней?"
Доброволец Артём Кондратюк с позывным "Контра" тоже из Челябинска. На фронте его ранило, но кости задеты не были, поэтому ранение квалифицировали как лёгкое увечье.
– А то, что я чуть почку не потерял, что контузило – это мне не написали, так как я в госпиталь попал только через десять дней после ранения. Меня спрашивают: "Что ты там делал?" Я говорю, что не было возможности эвакуироваться, бомбили постоянно, шло наступление, людей не хватало. Моего товарища контузило, его зелёнкой помазали – и дальше в бой. У нас там нет ни нормальной формы, ни нормальной обуви. Взводный получил тепловизоры, а они засвеченными оказались.
Артём рассказывает, как сначала его эвакуировали на вертолёте в Белгород, но там в военном госпитале не приняли:
Потому что я доброволец, и что со мной делать, они не знают. Отправили в Воронеж – там укольчики поставили, и всё. Только в Подольске приняли, в рваной тельняшке, всего в крови. Сказали, что ещё несколько дней, и я был бы уже трупом из-за внутренних повреждений. Вот вам и лёгкое ранение.
Когда Контра вернулся в часть, то встретил там раненых однополчан: кто на костылях, кто перевязан с ног до головы, но продолжают воевать.
– Их в госпитале принять отказались. Чтобы получить хоть какую-то медпомощь, надо доказать, что мы добровольцы, а документов у нас на руках нет. И доказать мы этого не можем.
– А где документы?
Мы подписывали соглашение в одном экземпляре, нам ничего на руки не дали, – говорит Дед. – Ни страховку, ни контракта. Забрали документы, телефоны. А теперь мы вернулись, и оказалось, что мы – никто. Нам также обещали местные выплаты, удостоверение ветерана боевых действий. Ничего нет. Я в Херсоне затрёхсотился (был ранен – прим. ЦГ), три с половиной месяца ездил по госпиталям: семь госпиталей, семь операций, две пластины в левой руке. И до сих пор не получил никаких выплат.
Чтоб не помнили…
Артём рассказывает про своего товарища, который погиб в жестоком бою, и его родственникам следовало бы получить за героя награду. Как говорится, чтобы помнили.
– Знаете, чем всё закончилось? Ему задним числом написали, что он погиб не 28-го, когда был бой, а 26-го. Написали так, чтобы к награде не представлять и не выплачивать ничего. У меня похожая ситуация. Я увидел ксерокопии документов, там написано, что я убыл на лечение 1 июня. Звоню командиру и говорю: мы же с тобой вместе 5 июня в штабе были, а 7 июня ваш медик меня на вертолёте срочно эвакуировал. Как так? Но наши командиры нас просто игнорируют. Либо блокируют в соцсетях, либо просто не отвечают.
"Кто тебе поможет?"
– Мне плевать было на взрывы и обстрелы, я за своих парней горой стоял. Не было воды, продуктов — доставлял, не было медикаментов – находил, – говорит Контра. – Если тебе оторвёт что-то, например, кто тебе поможет? Тот, кому помог ты. А скольких ребят бросали. У нас как-то было трое "трёхсотых". Звоним командованию, мол, надо забрать парней. И ничего. Потом я узнаю, что их списали в "без вести пропавшие". Вот это – отношение к добровольцам, которые на передовой.
"Страшнее, чем на войне"
– Я смотрю на ребят, которым конечности оторвало, они родных не узнают. А в госпиталях, как только слышат, что они добровольцы, сразу отворачиваются. Меня в Подольске волонтёры выручали – приносили еду, одежду, – говорит Владимир Литовко. – В Краснодаре, в Оренбурге, в Москве волонтёры тащили и одежду, и обувь. Я приехал в Севастополь в рваной форме, в тапочках, в каком-то детском покрывале. Так там они меня и накормили, и одели.
Дед замолкает на минуту, прохожие идут мимо, щурясь от солнца. Мы сидим на лавочке в парке. Невдалеке играет музыка, воробьи скачут по тротуарной плитке, ветерок шуршит листвой. Но Дед смотрит куда-то сквозь этот беззаботный субботний день:
Вообще страшно не на войне – страшно в госпиталях. Когда 19-летние мальчишки без руки и ноги кричат посреди ночи от боли. Когда майор морской пехоты плачет тебе в плечо: "Дядя Вова, моих ребят расхлестало..."
"Мне лекартсво нужно покупать"
Артём просит, чтобы мы обязательно поблагодарили Филиппа Венедиктова (легендарный доброволец первой волны), он похлопотал, чтобы барсовцев положили в госпиталь ветеранов боевых действий.
– Но деньги-то мне всё равно нужны. Мне надо сделать 30 уколов, которые дорого стоят. Как мне их оплачивать? Первое жалованье выплатили с горем пополам, думал, получу за ранение. А теперь ранен и ни копейки не увидел.
– Обращались в военную прокуратуру?
– Да. И там руками разводят, якобы по добровольцам в законодательстве ничего не прописано, – говорит Дед. – В дивизии тоже не хотят шевелиться. Ещё 5 июля я им отправил документы, что ранен и нахожусь на лечении, а выплат так и нет.
– А если попросят поехать вас лично вернуться на помощь нашим? Там сейчас люди с опытом очень нужны.
– И я поеду. Вы только дайте то, что обещали. И восстановите мне руку, и я поеду. Я хотел её отрезать, потому что она болталась и мешала мне. Кровь хлестала во все стороны. Перевязать некогда было. А сам я до кинжала не дотянулся – не дали, говорят: "Дед, ты рехнулся?" И вот меня потащили, и впереди ещё одного раненого тянули. Под дождём, по грязи да через заборы. А в это время нам в спину стреляли…
– Может быть, в Кремль написать?
– Да, надо написать. У нас капитана-сапёра на снаряде подорвало, у него пятки раздробило – обе ноги в гипсе. Так его из госпиталя в Краснодаре выпнули без справки через три недели. И ничего доказать не мог. Только когда написал обращение на сайт президента – деньги выплатили. А вот у командира второго взвода рука перебита, как у меня. И он тоже ничего не получил. Из моего взвода бойцы писали обращение на сайте президента. Ждём.
Проблема не новая. Но так и не решённая
О том, что рассказали добровольцы, Царьград писал ещё два месяца назад. Как бойцы, попадая в госпитали, остаются без денежного довольствия и не могут подтвердить свой статус, ведь привезти документы в военкомат по доверенности – неподъёмная задача для раненого. Тогда ещё руководитель медико-социального комитета Союза добровольцев Донбасса Ольга Кулыгина говорила нам, что эту проблему нужно срочно решать. Но чиновники оказались сильнее...
А ведь такое уже было..., когда чинуши инвалидам в лицо кидали...:"Я вас в Афган не посылал...!"
И.., не надо мне в кАмментах писать , что кто то не в теме.., я этих людей лично знаю много лет, и всё ТАК, как они говорят...!!!
Оценили 38 человек
62 кармы