Тренер Владимир Юрзинов: «Успокаиваю себя, что мне не 80, а два раза по 40»

В свои 80 лет он всё ещё выходит на лёд, но если вдуматься, этот человек помнит, как пережил такие моменты, которые давно стали частью истории.

Почти полвека назад Владимир Юрзинов принял московское «Динамо» в качестве главного тренера из рук самого Аркадия Чернышёва. Юрзинов видел Боброва, был другом Харламова, а Рагулин прогонял его с тренировок Тарасова, потому что... Однако слово юбиляру.

                                  «Это не 80, а 2 раза по 40»

Инесса Рассказова, «АиФ»: Владимир Владимирович, признайтесь, вы внутренне содрогаетесь от слова «юбилей»?

Владимир Юрзинов: Я себя немножко успокаиваю. Тем, что это не восемьдесят, а два раза по сорок. Сам себя веселю! Хотя, конечно, я никогда не думал, что это так много... Но самое главное для меня — то, что я по-прежнему занят, я при деле, я консультант сборной команды. Для меня очень важно, что я нужен, мои знания нужны, я участвую в подготовке молодых тренеров, молодых игроков, и меня это как-то приподнимает.

— Вы так и не узнали, что такое быть пенсионером?

— Ну как же не узнал? Формально я давно на пенсии, но на самом деле я просто никогда не останавливался. С 1974-го начал тренировать сборную, а сейчас у нас какой год, 2020-й? Вот представьте себе, сколько лет я сконцентрирован, сосредоточен, постоянно в действии, рядом с молодыми. Ведь тренеры сборной, если брать последние годы, — это чаще всего мои игроки. Олег Знарок, Витолиньш, Илья Воробьев, Алексей Кудашов. Они мне звонят: «Дядя Володя, приходи, помоги!». Это дает мне тонус, дает мне жизнь.

— Ваш отец тренировал заводскую команду, ваш сын тренирует уже четверть века. Три поколения тренеров в одной семье. Что передается по наследству?

— Тренерская кровь! Правда, в то же время, мы все очень разные. Помню, отец мне как-то сказал: «Сынок, я услышал, как ты кричишь на игроков! Да как ты можешь, сынок? Надо их, наоборот, хвалить...» Отец у меня был без образования. Простой, рабочий человек. Но таким было его внутреннее содержание. Оно и ко мне перешло, и к сыну. Но мы, повторюсь, совершенно разные тренеры. У нас и стиль разный. Я ещё из нашей школы, советской, диктаторской. А сын (сейчас Юрзинов-мл. — главный тренер челябинского «Трактора» — Ред.) принадлежит к другому поколению. Поэтому он меня о помощи никогда не просит, принципиально работает сам.

— Вы говорите — диктатор, но что удивительно: ни разу не приходилось слышать о том, чтобы кто-то из ваших игроков всерьёз обиделся на вас, отказывался у вас играть. Такое нередко случается. Но не с вами.

— Они же, ребята, всё чувствуют. Помню, как в «Динамо» обо мне говорили: «Он на нас ругается, а нам не страшно!». Не было у меня злобы, злопамятства. Никогда.

— Какой подарок вам на восьмидесятилетие никто так и не догадался подарить?

— Мне давно уже не нужны подарки. Я сказал: «Приходите просто так, без цветов — те, кто хочет прийти». Самое для меня ценное — это то, что ни отнять у меня невозможно, ни подарить. То, что всегда со мной. Мои воспоминания. О ребятах, с которыми я когда-то играл и которых давно уже нет... Я же с Писцовой улицы. Вырос рядом с «Динамо». У нас там на улице Бебеля жили все! Анатолий Владимирович Тарасов (моя родная тетушка с ним в одном классе училась), там же Веня Александров гонял голубей. С Сашей Альметовым мы учились вместе. Ещё я люблю говорить, что я — с «Восточной» трибуны. А что это означает? Хоккей на морозе. Мы, мальчишки, видели всех! И Боброва, и Бабича... Я помню тот страшный день, когда разбилась команда ВВС (7 января 1950 г. в авиакатастрофе погибли 13 членов сильнейшей хоккейной команды, в том числе брат Анатолия Тарасова — Юрий — Ред.). И потом вдруг на лёд выходят играть совершенно другие люди! Как? Почему? О трагедии молчали газеты, но болельщики уже знали всё, собрались, взволнованно говорили об этом...

                           «Ненавижу слово «совок»

— Известно, что, закончив играть, вы стали приходить на тренировки Тарасова в ЦСКА, чтобы учиться у него.

— Я был молодым тренером, мне хотелось у всех учиться. В том числе и у Тарасова. И был такой эпизод. Стою я с блокнотом, вдруг подъезжает Рагулин к бортику и шёпотом: «Уйди, прошу. Уйди немедленно! Пока он тебя не заметил». Я не понял вначале, чем мешаю и почему должен уйти. Тем более немедленно. Но оказалось, даже одного зрителя достаточно, чтобы Анатолий Владимирович превратил тренировку в спектакль и зрелище. После которого игроки пойдут в раздевалку, с трудом переставляя ноги от дикой усталости.

— Каким был Харламов? Даже сегодняшнее поколение 40-летних никогда не видело его игры собственными глазами, а молодые люди уже ориентируются на образ, созданный в фильме «Легенда номер 17». Для вас же он был близким другом.

— Прежде всего очень светлым человеком. Настолько светлым, что могу сказать: за свою долгую жизнь я встречал лишь несколько подобных людей. Он очень выделялся: как пел, как танцевал. Жизнелюб настоящий. В нём русская натура соединилась с испанской, и всё это вылилось в поразительную радость жизни и радость игры. Мне посчастливилось с ним играть перед чемпионатом мира-1969. Я тогда толком ещё его не знал, но он как выскочит на площадку, как помчится, как он нас всех сразу завёл...

До сих пор стоят перед глазами некоторые его голы — это были шедевры! В Квебеке во время второй Суперсерии с канадцами, когда он подхватил шайбу в своей зоне, прошёл соло через всю площадку и забил так, словно он был на льду один и никто не мешал ему! («Слезы на глаза наворачиваются, это один из лучших голов, которые я видел за всю свою жизнь», — произнёс тогда в эфире канадский комментатор. — Ред.). Или на чемпионате мира в Праге, когда Валера бросил из-под защитника, и шайба влетела в ворота канадцев настолько незаметно, что вратарь поехал к судье разбираться: «Гола не было!» А он просто не увидел эту шайбу, представляете?

— Не совсем. Валера на тренировках ЦСКА появлялся на льду первым. Для него тренировка начиналась игрой с детской командой, и он в одиночку обыгрывал их всех, каждый день... Так отрабатывались его сольные проходы, которые потом восхищали мир. Но главное — это огонь в его глазах, азарт. И Саша Мальцев был таким же.

Мне Борис Павлович Кулагин рассказывал, как и почему он выбрал 14-летнего Харламова, когда тот пришел к нему на просмотр (Кулагин на тот момент был вторым тренером в штабе Тарасова — Ред.). Валера был самым маленьким, самым худым в толпе мечтавших о хоккее ребят. Но то, что он мыслит нестандартно, его азарт решили всё. Кулагин сказал: «Завтра приходи на тренировку». И всю жизнь этим гордился. Что сразу же увидел в Харламове — Харламова. Очень он любил Валерку...

— Что, на ваш взгляд, самое главное в хоккее? Вот этот харламовский азарт? Или что-то ещё? Без чего успех невозможен?

— Без саморазвития. Постоянного. Этим отличалась наша советская школа. Чернышёв, Тарасов, Кулагин, Эпштейн, Костя Локтев, я уж не говорю о Витюше Тихонове. Он впитывал всё, учился каждую минуту, развивал себя. Позднее я видел это у Фетисова.

— Вы с такой гордостью сказали «советская».

— Я ненавижу слово «совок». Мне жаль, что мы порой как-то не очень умеем радоваться своим достижениям. Историю нашу мы ни в коем случае не должны забывать.                                                                                                                                                                                                                                                                        Инесса Рассказова.АиФ.