Больше не пьем! Меньше тоже?

Великий реформатор России Петр I сделал для государства многое. Во-первых, на ингерманландских болотах построил город Петербург, в котором разрешил размножаться всевозможным шинкам, трактирам, кабакам и прочим веселящим народ питейным заведениям. Во-вторых, позволил торговать в них крепкими заморскими суррогатами, которые быстро вытеснили с прилавков традиционную российскую медовуху, брагу, пиво и прочие, хоть тоже алкогольные, но не такие термоядерные напитки. Когда работный люд начал повально спиваться, сам активно друживший с Бахусом император задумался…

                                               Спасайте кто может

Задача перед ним стояла непростая: кабаки давали огромные деньги в казну, что для развивавшейся и воюющей России было крайне необходимо, но при этом бесконтрольно бухавший народ стал массово вымирать, что для развивавшейся и воюющей России было катастрофично.

Уравнять эти две национальные противоположности было крайне сложно, но необходимо (в той или иной форме пытаемся до сих пор – авт.)

«Всешутейшие и всепьянейшие» ассамблеи Петра, на которых самим императором вельможам и гостям было запрещено поднимать чарки без высочайшего на то соизволения, превращались в похабные вакханалии.

Для нестойкой челяди, приближенной к венценосцу, Петр повелел чеканить особые знаки «За пьянство». Медаль весом в 7 кг вешали на шею тем, кто не выдержав схватки с зелёным змеем, прямо во дворце падал дворянским челом в закуску. Носить сей позорный знак слабаку надлежало целую неделю, не снимая даже на ночь. Впрочем, хитроумное крепление было сделано так, что самостоятельно расстегнуть его было невозможно. В принципе, это была хоть и пробная, но первая модель будущего «домашнего ареста»…

Агитка работала слабо: над номинантами громко смеялся и император, и подобострастная челядь. Прислуга опасливо хихикала в кулачок. Впрочем, после окончания срока император «всемилостивейше» на очередной пьянке подносил «штрафную» бедолаге и все начиналось сначала.

Простой люд спивался иначе, массово пропивая свои гроши в кабаках. Когда кончались деньги, тащили туда же все, что можно было вынести из избы. Напивались до бесчувствия. Тогда Петр своим указом и повелел при всех трактирах и харчевнях для голытьбы оборудовать «комнаты трезвости». Таковые оборудовались в неотапливаемых подвалах, куда перепивших гостей до полного отрезвления хозяева питейных заведений и запирали. Так в России появились первые вытрезвители со вполне гуманными правилами: в подвалах стояли лежаки, а поутру проснувшихся ждал целебный огуречный рассол. Собственно, с тех времен уже и за советскими КПЗ и вытрезвителями прочно закрепилось название «холодная». Но пьянство как социальное явление эти «ноу-хау» в России, увы, не укротили.

Наверное, еще и потому, что в империи все взрослое мужское население из «простых» с определенного возраста приписывалось к местным кабакам, где мужики были обязаны(!) потребить за свои же кровные «государеву норму», что давало бесперебойную прибыль казне. Кабатчики, имея такую благодатную государеву «крышу», конечно задирали цены, как хотели. Уклонявшихся от обязательной чарки строго наказывали. Терпение простого люда подошло к грани: сеять, убирать, содержать хозяйства становилось просто некому, рушились семьи. Грянули бунты.

                                  И третьим не будешь, и первым!

Во многих российских селах и городах мужики с одобрения священников стали объявлять бойкоты местным питейным заведениям. Кабатчики, испугавшись разорения, стали снижать цены. Не помогло. Тогда решили ввести «бесплатные» дни в трактирах, когда желающие могли испить привычную норму вообще бесплатно. Тоже не прижилось. Хуже того, мужики начали массово громить шинки, еще вчера бывшие им вторым домом.

Середина XIX века ознаменовалась в России всеобщей народной «борьбой за трезвость», что до сих пор является загадкой и для историков, и для медиков. В 1858 году лишь в Саратовской губернии почти пять тысяч жителей без гипнозов и заклинаний отказались от посещения кабаков. Более того, сами мужики стали создавать народные пикеты для присмотра за теми земляками, кто этот запрет решался нарушить. Провинившихся тут же наказывали. Могли избить, чаще – прилюдно секли. Вчерашние собутыльники враз становились врагами. Эту стихийную волну противления активно поддерживала церковь. Не мешали и местные помещики, чей уют и благополучие тоже зависели от трудоспособных крестьян. Всего цунами народных «трезвых восстаний» лишь за 1858-1860 годы накрыла 32 губернии, что в любую минуту могло превратиться и в противление самой государственной власти, чего та, конечно, допустить не могла. Началась самая настоящая война с народом, пожелавшим всего-то бросить пить.

В губернии, уезды, деревни вводили войска. На улицах появились вооруженные казачьи разъезды и патрули, которым величайшее было разрешено применять и оружие. Во всю заработали суды и жандармские отделения. Лишь за пару лет на каторгу было отправлено более 11 000 человек. Были конечно убитые и раненые… Удивительное дело: в мирное время люди гибли лишь за то, что … не хотели спиваться!

Впрочем, власти быстро поняли, что такими жесткими мерами навести и удержать в империи стабильный порядок они не смогут и пошли на другую хитрость: обложили высокими акцизами всех виноторговцев, по сути обязав тех выкупать у казны право … продолжать спаивать свой народ. В общем, все как в известной песенке: «И в борьбе с зелёным змеем побеждает змей!» И государство…

                                           Против винца нет молодца!

Дмитрий Менделеев, во время своих химических опытов случайно изобретший водку, по сути, снова сделал Россию верным заложником своего изобретения. В казну опять потекли деньги. На улицах снова спотыкались, травмировались и замерзали люди. Государство снова задалось вопросом «что делать?»

Так в 1902 году в Саратовской губернии появился первый официальный бесплатный медвытрезвитель, названный «убежищем для алкоголиков». Полицию в приказном порядке обязали подбирать на улицах и кабаках перепивших граждан и аккуратно доставлять в эти заведения «до полного отрезвления». Опыт прижился и стал распространяться по стране. Появились и женские отделения, так как «слабый пол» частенько не только не отставал, но и легко перепивал пол сильный. По описаниям тех лет, эти заведения скорее напоминали санатории, нежели злобные темницы.

При них были оборудованы обязательные медицинские посты, для мужчин и женщин различные. В комнатах для «отдыха» стояли заправленные кровати, для прибывших «клиентов» работали кухня, души и туалеты. За порядком присматривал дежурный полицейский. Среди таких заведений были и свои «передовики»: например, тульский «приют для опьяневших». Секрет был прост: его директором был профессиональный медик Федор Архангельский, по курьезному совместительству известный в губернии ещё и как … запойный пьяница.

Именно это обстоятельство помогало Архангельскому знать всю проблему «изнутри» и относиться к своим пациентам ещё и как к товарищам по несчастью. В губернии его простой люд любил, а власти уважали.

                                       Гуляй, рванина, от рубля и выше!

После ленинского переворота в 1917 году дорвавшиеся до «всеобщего равенства и братства» рабочие и крестьяне, дорвались таки и до заветных винных погребов. Воткнув штыки в землю, «победители царизма» стали упиваться не только победой, но и всем, что в тех погребах булькало. Улицы Петербурга, ставшего Петроградом, снова заполонили шатающиеся матросы и солдаты, в подворотнях бухие пролетарии гонялись за кисейными барышнями из Смольного института, ушлые урки, принявшие «на грудь» для «фарта», деловито отнимали у вчерашних графинь пухлые ридикюли. В общем, все были при деле.

Новая власть не сразу поняла, что напрасно выпустила нетрезвого джина из бутылки: вакханалии на улицах могли легко перерасти и в новый бунт, но уже – против нее самой. Сначала с разгулом перепившихся революционеров боролись по-военному: многих арестовывали, кого-то и к стенке ставили. Потом, видимо осознав, что так недолго и вовсе остаться без сынов революции, ВЦИК в 1918 году принял декрет  о запрете самогоноварения. За найденный самогонный аппарат Советская власть грозила отправить ослушников туда, где не растет пшеница и картофель аж на 10 лет. Отправляли, но народ все же пил по-черному. Ко всему, в свободном доступе в молодой республике появился и кокаин, что здравомыслия людям тоже не добавляло. При этом и стаканом, и марафетом стали нередко баловаться и сами блюстители порядка. Тогда власти вспомнили о царских «приютах для опьяневших»…

Так изобретение еще Петра I снова вернулось на питерские улицы: в 1931 году в Ленинграде под оркестр и красную ленточку любезно распахнул двери первый советский медвытрезвитель,  присматривать за которым надлежало Наркомздраву. Потихоньку этот опыт стал распространяться и на провинции, где призывы партии «меньше пить, но больше работать» звучали не очень отчетливо… Так как в Наркомздраве работали ещё не полностью перебитые чекистами врачи дореволюционного образования, то условия в «медаках» были более-менее гуманными: очухавшихся утром клиентов фельдшеры подчевали горячим бульоном, нянечки за ночь очищали от уличной грузи их пролетарские портки, изъятые деньги возвращали все до копейки, что позволяло вышедшим на улицу тут же снова бежать в ближайший кабак за опохмелкой.

Игра в демократию быстро надоела: вытрезвители из Наркомздрава передали в ведение НКВД, врачей-либералов в теплушках развезли по негостеприимным окраинам России, а кого-то и к стенке поставили. После расстрела окончательно спившегося и свихнувшегося в «борьбе с трезвостью» главного чекиста РСФСР Николая Ежова, надзирать за моральным обликом страны стал Лаврентий Берия.

Теперь с клиентом не церемонились: грузили вповалку в кузова, сваливали штабелями в приемном покое, там всех без разбора (мужчина или женщина) раздевали, окунали в холодные ванны и разносили по комнатам, удивительно похожими на  тюремные камеры. Тех, кто некстати вспоминал ленинские обещания о «равенстве и братстве», некорректно пинали сапожищами, а то и наручники надевали. Но самое неприятное очухавшихся, помимо похмелья, ждало утром: вместо вчерашнего аванса им возвращали листок-квитанцию с уведомлением об изъятии такового «за медицинское обслуживание». Вместе с деньгами странным образом где-то в недрах «медаков» исчезали и их часы, и меховые шапки, и авоськи с продуктами. Жаловаться никто и не думал: в противном случае на работу в завкомы, месткомы и прочие парткомы летели грозные «телеги» на зловещих бланках. Далее – собрания, громкое осуждение вчерашними же собутыльниками, сарказм и искреннее пролетарское презрение от собственных жён. В общем, тяжкое, тяжкое похмелье…

                                    Выпил грош, а на рубль – дебош

Политическая ориентация любого государства, как показала жизнь, на известный вопрос «пить или не пить?» никакого влияния не оказывает. В России пили и при проклятом царизме, и при Временном правительстве, и при большевиках. Частенько пример подавали и сами люди с заветными партбилетами у сердца. Простой люд, помня, что «партия – наш рулевой», тоже не отставал от старших товарищей. Так же затем идеологически немотивированно падал на улицах лицом в грязь, травмировал необходимые для выполнения Госплана руки и ноги, а добравшиеся до дома нередко поколачивали уцелевшими конечностями жён. Доставалось и тёщам…

В общем, уже перед МВД партия снова поставила задачу «борьбы с пьянством». При этом обязала сделать эту борьбу плановой: так было легче делить исполнителей на «справившихся» и «несправившихся», а стало быть – поощрять их или наказывать. Там задачу поняли и работа пошла…

Дружинники и прочие общественники, вооружившись красными повязками, массово кружились возле гастрономов и рюмочных, где за вечер без труда можно было брать в полон аж целые заводские бригады коммунистического труда. По улицам с ошалелым воем сирен носились милицейские газики, в которые штабелями набивались неудачливые трудяги. Залечившие былые синяки их жены и особенно – тёщи мстительно вызывали наряды даже на дом, куда редким счастливцам удавалось доползти самостоятельно. Забирали и из спасительных домашних сортиров: приказ партии есть приказ!

Всех снова свозили в медвытрезвители, услуги которых из-за массового наплыва клиентов сильно упростились: холодный душ, койка (иногда с привязыванием к ней), пустые карманы по утрам… Самое страшное было далее: официальное письмо на милицейском бланке на работу: дескать, ваш токарь (инженер, студент и т.д.) был пьян, грубил, нехорошо отзывался о партии и прилюдно усомнялся в её планах. Примите меры и сообщите о них официально.

А меры по тем временам действительно были суровыми: немедленный отказ в желанном летнем отпуске, дескать, хватит с тебя, Сидоров, и ноябрьской или мартовской сырости. Беспощадный перенос из середины очереди на получение квартиры снова в её унылое многолетнее начало. Рецидивистов запросто из тех списков могли и вычеркнуть: и в бараках  люди живут…

Студентов могли запросто и из вузов исключить: все зависело от личного отношения  самого ректора к зелёному змею…

Традиционные карикатуры и фельетоны в советских СМИ предстоящую кару для отступников лишь делали неизбежной: такова была эпоха. Алкоголиков не лечили, так как признать этот социальный недуг тяжелым наследственным заболеванием страна «победившего социализма» никак не могла. Скорее – не хотела. А народ продолжал бухать. И от тоски, и от бытовой средневековости, и от понимания того, что обещанный «свет в конце тоннеля» - это лишь умелый социальный мираж.

Немалые «пять копеек» (читай – долларов – авт.) в этот процесс внес и Горбачев со своим «сухим законом». Верная челядь враз повырубала элитные виноградники, на винзаводах начали разливать мутные напитки под названием «соки», озверевший народ массово доставал с чердаков дедовские самогонные аппараты, из-под полы стали торговать различными убойными «спиртовыми настойками», в магазинах и без того – пустых, пропали сахар, дрожжи, крупы и вообще всё, пригодное для изготовления браги и прочих «шмурдяков».

Далее – еще проще: запойный президент Ельцин, перепивший в США калифорнийских вин и оттого прорычавший в 1992 году на весь мир позорное: «Господи, благослови Америку!», заставил даже самых стойких советских трезвенников от безысходности взяться за стакан. Вытрезвители уже не справлялись, их переделали в ЛТП (лечебно-трудовые профилактории, по сути – в тюрьмы), что остановить заливший страну вал дешевого заграничного пойла уже не могло. Ставший президентом России в 2010 году Дмитрий Медведев, очевидно понимая это, своим указом вытрезвители в стране аннулировал. В МВД, говорят, сильно грустили…

 Были времена. А теперь – мгновения.

Кстати, в Советском Союзе были и республики, в которых этих заведений … вообще отродясь не существовало. Например, в Армении, где по иронии судьбы больше всего производилось коньяка. Но армяне после слов Горбачёва о том, что теперь можно «все, что не запрещено законом», скоропалительно, по дешевке, но за милые сердцу доллары быстро загнали … американцам свой знаменитый на весь мир коньячный брэнд. Теперь главным торговым лотом армянский предводитель Пашинян выставляет и саму страну вместе с горой Арарат и остатками Ноева Ковчега на ней… Может, потому, что он ни разу так и не побывал в обычном вытрезвителе?

                                               Михаил Смиренский

                https://argumenti.ru/history/2...