22 Об Иисусе посреднике и о другом Иисусе

В то же время доступ к благодати для язычников, вернее, неиудеев, лежит через веру в Иисуса:

– Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа, через которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией.

Но какова необходимость в этом посредничестве? И почему Закон, данный иудеям задолго до Иисуса, не даёт народу возможность получить благодать? Зачем, снова спросим себя, давался Закон, который, во-первых, не выполнялся, о чём выше говорил Павел, во-вторых – если б и исполнялся, то не привёл бы иудеев к Богу? Далее, как быть опять же, с язычниками, вообще со всеми людьми, жившими до этого как минимум, тысячелетия, и теперь должными вдруг осознать, что им надо спасаться именно верой в Христа?

Конечно, если учесть, что Закон Моисей дал только иудеям, что именно к иудеям пришёл Иисус, чтобы отвратить их от греха, то в этом случае конечно, соплеменникам Павла следует поверить в Иисуса, а лучше – исполнить его заповеди. В этом случае призыв Павла к вере в Иисуса был бы понятен. Но апостол вступает в противоречие с Учителем, пропагандируя веру в него тем, к кому он не приходил – язычникам. Обоснованием такой позиции Павел себя не утруждает, и в этом его слабость. Нельзя же всерьёз называть обоснованием заявление:

– Ибо и до закона грех был в мире; но грех не вменяется, когда нет закона.

В ответ мы можем лишь снисходительно улыбнуться… Если Павлу угодно считать, что грех не вменяется в вину, пока не дан Закон, то это его личное дело, не имеющее ничего общего с действительностью. В современном обществе со школьной скамьи внушают мысль о том, что незнание закона не освобождает от ответственности, но даже с учётом отсутствия в древние времена писаного закона можно напомнить апостолу его собственные слова о том, что закон содержится в сердцах язычников, в их совести, и что «свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую». Обвинять же и оправдывать можно только имея закон, устанавливающий, что такое хорошо, а что такое плохо.

Поэтому заявление Павла об отсутствии преступления до того, как иудеям был дан Закон, мы оставим на его совести, памятуя его же слова о неписаном законе Творца, вложенного в человеческие сердца. Но тогда, следовательно, человек получает благодать через свою совесть, роль же Иисуса сводится к тому, что он может этому поспособствовать, не более.

Точнее же – пытался способствовать, но был убит.

Павел старается внушить, впрочем, что своей смертью Иисус принёс спасение грешникам, которые таким образом были оправданы:

– Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мёртвыми и над живыми.

Красивая фраза, замечательная формулировка, имеющая лишь один недостаток – она не соответствует действительности, ибо сам Иисус имел об этом прямо противоположное мнение, ибо когда его вели на казнь, он сказал оплакивавшим его:

– Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Тогда начнут говорить горам: падите на нас! И холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Итак, Иисус умер, потому что его не послушали и убили.

Таким образом, посылка Павла об оправдании грешников посредством смерти Иисуса насквозь лжива – и на этой лжи христианская Церковь построила своё здание!..

На самом же деле, как видно, Иисус предсказал о наказании иудеев за свою смерть, и это наказание свершится, когда их государство будет уничтожено, Иерусалим взят, храм разрушен, а сами иудеи рассеются по свету.

Вера в Иисуса, утверждает Павел, есть краеугольный камень христианства:

– Если нет воскресения мёртвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.

Следовательно, поскольку Христос воскрес, то существует такое явление, как воскресение мёртвых, а значит, надо каждому готовиться к будущему воскресению после своей смерти, но т.к. тогда надо будет дать отчёт о проведенной земной жизни, сейчас надо слушать апостолов, которые научат, как эту жизнь прожить (каждый оставайся в том звании, в котором призван. Рабом ли ты призван, не смущайся).

Но есть нюанс. Павел далее пишет:

– Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, которого Он не воскрешал…

Утерев с лица слёзы умиления и отряхнув от ног своих мистический туман догмата о воскресении мёртвых, мы обратим свой пытливый пронизывающий взгляд на употреблённое Павлом местоимение «мы».

Однако Павел не может быть свидетелем воскресения Иисуса по той простой причине, что не присутствовал во время этого воскресения, не сопровождал учеников при посещении ими пустой гробницы Учителя, не был вообще знаком и следовательно, не знал в лицо Иисуса. Повторяю – Павел даже теоретически не может быть свидетелем воскресения Иисуса.

А вот ЛЖЕ-свидетелем он может быть. Более того, Павел является лжесвидетелем по факту! Не будучи свидетелем воскресения Учителя, Павел тем не менее, свидетельствует об этом, таким образом, он сам себя из гонителя первых христиан переводит в положение лжесвидетеля – со всеми вытекающими последствиями.

В то же время Павел предупреждает о «другом» Иисусе:

– Но боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе. Ибо если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали, или если бы вы получили иного Духа, которого не получили, или иное благовестие, которого не принимали, – то вы были бы очень снисходительны к тому.

Оказывается, и Павел тоже тревожится по поводу наличия проповедников, рассказывающих об Иисусе не то, что говорят апостолы.

Это лжеапостолы, уверяет Павел:

– Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их.

А вот здесь с Павлом можно огласиться! В самом деле, ознакомившись с ветхозаветной историей, мы ни на секунду не усомнимся в умении падших богов принимать нужный им облик. И вот теперь, принимая к сведению слова Павла о способности сатаны принимать вид ангела, мы снова зададимся вопросом: каким же образом сам он различил, что по дороге в Дамаск ему являлся именно Христос, а не принявший его облик сатана?

Вспомним, что единственным аргументом явился сам факт явления, страх – и ничего более, в связи с чем вполне обоснованной является следующая постановка вопроса: так где же являются проповедники, а где – сатана под видом проповедника? Какие есть разумные доводы полагать, что именно проповедники, говорящие об Иисусе иное, чем Павел и апостолы, являются слугами сатаны, а не наоборот?

Павел предлагает ему верить. И всё.

О его же противниках мы можем судить лишь со слов самого Павла, который пишет:

– Они Евреи? И я. Израильтяне? И я. Семя Авраамово? И я. Христовы служители? (в безумии говорю:) я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти.

Итак, проповедники, говорящие об Иисусе не так, как апостолы, являются иудеями, учат об Иисусе (Христовы служители – мы знаем, что апостолы отождествляют личность учителя с Христом). Вот, собственно, и всё, что мы о них знаем. Легко догадаться, что христианские апостолы с удовольствием предали бы их полному забвению, но именно популярность и влияние их на массы как раз и определяется тем, что апостолы, и в том числе Павел, вынуждены упоминать их в посланиях, предостерегая свои церкви.

В послании к Галатам Павел также предупреждает об опасности следования «иному благовествованию»:

– Которое, впрочем, не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово. Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема.

Но в таком случае естественным будет желание верующего разобраться, какое из учений об Иисусе истинное, а какое – ложное. И поскольку Павел заговорил о другом учении, то следовало бы ожидать, что он доходчиво, а главное, аргументировано, разложит по полочкам то и другое учение, покажет изъяны лжепророков и достоинства свои и своих собратьев апостолов.

Увы, но ничего этого мы не находим. Павел лишь «дышит угрозой», проклиная других учителей и не давая себе труда для аргументации:

– Как прежде мы сказали, так и теперь ещё говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема.

И далее:

– Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа. Вы слышали о моём прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал её, и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моём, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий. Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам… – стоп!

Здесь мы прервём словоизлияния Павла и отметив, что помимо угрозы он выдвигает второй фактор, долженствующий, по его мнению, доказать истинность именно его учения – это чудо. Но мы зададимся вопросом: а откуда, собственно, известно, что Павлу явился Иисус? Ведь сам же Павел в послании к коринфянам указывал, что:

– Сам сатана принимает вид Ангела света.

Следовательно, страх анафемы и чудо нас не могут убедить в том, что из двух учений об Иисусе верно то, которое распространяет Павел.

В то же время, попытка Павла доказать, что он не лжёт:

– А в том, что пишу вам, пред Богом, не лгу. – весьма неубедительна, ибо в качестве доказательства своей правоты он приводит, мягко говоря, странные доводы.

Так, в послании к Галатам он пишет, что обращение его состоялось вне Иерусалима, что из числа апостолов он общался только с Петром и с Иаковом, братом Иисуса, что церквям в Иудее он не был знаком, что они только слышали про него.

Из этого следует, впрочем, только то, что проповедники, по другому рассказывающие об Иисусе, не из числа апостолов, но как мы видели выше, из числа учеников Иисуса:

– Они вышли от нас, но не были наши.

И не более того. Кто из них учит правильно? Павел ошибается, если считает, что для обоснования своей правоты достаточно запугать паству проклятием и заворожить чудом, ибо последнее не доказывает ничего.

Скорее наоборот, оба эти фактора, страх и чудо, – говорят о том, что возразить своим противникам по существу Павел не может. Что и требовалось доказать.

Но как быть со ссылкой на близость Павла к Иакову, брату Иисуса?

Отвечаю: никак. Мы имеем основания полагать, что родственные узы не были определяющими в степени нравственной близости к Учителю, о чём он сам и говорил:

– Кто матерь моя и братья мои? – затем, оглядев сидящих вокруг него людей, добавил. – Вот матерь Моя и братья мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот мне брат, и сестра, и матерь.

Таким образом, сам факт родственной связи Иисуса и Иакова не говорит нам ничего об отношении последнего к учению первого. Удивляет лишь, что Павел, несомненно, зная об этой истории, приводит родственную близость Иакова к Иисусу в качестве аргумента…

Олег Варягов.