Укрепление стратегического присутствия в Центральной Азии не является новой концепцией Пекина. Этот регион весьма важен для КНР не только как значительный рынок для китайских товаров, источник нефти и газа для электростанций Китая, но и как инструмент национальной безопасности, особенно в условиях подхода к урегулированию синьцзянской проблемы.
Президент Си Цзиньпин неоднократно за последний год дополнительно обращал внимание на необходимость усиления этой политики в применении к усилению безопасности на северо-западе Китая. Им, в частности, прямо подчеркивалось, что успешное участие КНР в экономическом развитии, политическом и военно-стратегическом сотрудничестве с государствами Центральной Азии должно содействовать не только урегулированию синьцзянской проблемы, но и превратить Синьцзян в «экономические ворота» в Евразию, как часть «грандиозного видения торговых и инфраструктурных связей Китая, простирающихся до Европы».
Взаимодействуя с ЦА через «Экономический пояс Шелкового пути» и ШОС, Китай выстраивает долгосрочные партнерские отношения с каждой страной региона по отдельности, ввиду нерешенных внутрирегиональных проблем. В марте на сессии ВСНП обнародована новая стратегия развития КНР, где реализация проекта «Экономический пояс Шелкового пути» и концепция «выхода за ее пределы» заняли центральные места. Это означает, что планы по еще большему переводу предприятий КНР в страны Центральной Азии будут осуществляться более активно в ближайший период. Планируемый в сентябре 2016 года в г. Ханчжоу саммит G20, безусловно, также будет свидетельствовать о новой, возрастающей роли Китая в ЦА.
В целях реализации этих задач Китай уже инвестировал значительные средства в энергетическую и транспортную инфраструктуру пяти стран Центральной Азии. Так, китайская государственная нефтегазовая компания «China National Petroleum Corporation» (CNPC) построила газопровод Центральная Азия–Китай, транспортирующий газ по маршруту «Туркменистан – Узбекистан – Казахстан – Китай». В дополнение к уже существующим трем веткам газопровода, обеспечивающим прохождение 55 млрд кубометров, с запуском новой линии объемы газа из Центральной Азии в Китай увеличатся на 30 млрд кубометров, что составит 20% от прогнозируемого потребления Китая к 2020 году.
Эта же компания CNPC также участвовала в строительстве и финансировании нефтепровода «Казахстан–Китай».
Оба указанных проекта соединяют ЦА и Китай через территорию Синьцзяна.
Китай активно участвует в развитии транспортной инфраструктуры в Центральной Азии, предоставив, в частности, кредит на сумму 280 млн долларов США для строительства автодороги «Душанбе–Чанак» в Таджикистане и реализуя новую внешнеполитическую концепцию, получившую название «Экономический пояс Шелкового пути».
Из накопленных к 2015 г. $27 млрд китайских прямых инвестиций в наиболее крупные экономики ЦА, $23,6 млрд приходится на Казахстан, 98% из которых связаны с топливным комплексом — добычей и транспортировкой нефти и природного газа.
Растут объемы взаимной торговли Китая с Таджикистаном и китайские инвестиции в эту страну. В частности, на такие крупные инфраструктурные проекты, как строительство ТЭЦ «Душанбе-2», железнодорожный тоннель «Яван-Вахдат», Хатлонский сельскохозяйственный научно-технический сад. Китай планирует использовать в интересах усиления своего стратегического присутствия в этой стране сложные отношения Таджикистана с отдельными соседними государствами ЦА, переходящие периодически в транспортную блокаду, намереваясь подключиться к строительству железной дороги, которая соединит Китай и Таджикистан.
Активно участвует Китай в развитии и транспортной инфраструктуры Узбекистана, частично профинансировав в размере кредита в $350 млн прокладку электрифицированной железной дороги Ангрен–Пап, соединяющей Ферганскую долину с основной частью Узбекистана. Новая дорога, а также 19-километровый тоннель под перевалом Камчик, построенный на средства китайской компании China Railway Tunnel Group, свяжет глобальную сеть логистических маршрутов Китая и Узбекистана, а также Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР со странами Персидского залива.
Однако в торгово-экономической и инвестиционной политике в ЦА Пекин нацелен на реализацию собственных интересов в регионе, а не на поддержку местных предпринимателей. Последнее, в частности, связано с тем, что руководство китайских компаний, работающих в Центральной Азии, предпочитает трудоустраивать ханьцев, а не местных жителей. Кроме того, Пекин усиливает лоббирование интересов национального бизнеса в ЦА, «стимулируя» местных высокопоставленных чиновников отдавать предпочтение китайскому бизнесу в ущерб отечественному предпринимательству, что ведет к росту коррупции в странах ЦА.
Помимо экономических отношений, весьма важной частью стратегического подхода Китая к Центральной Азии является развитие и углубление сотрудничества в вопросах безопасности и военно-технической области. Китай обеспокоен любой нестабильностью, исходящей из Центральной Азии, которая могла бы повлиять на ситуацию в Синьцзяне, так как Киргизия, Казахстан и Узбекистан имеют свои уйгурские общины и организации (в частности, такие как «Иттипак» в Киргизии), которые выступают за уйгурские права. Подобная «солидарность» за пределами Китая рассматривается в Пекине как потенциальная угроза, которая разжигает внутренний уйгурский активизм. Такие воинствующие организации, как «Исламское движение восточного Туркестана (ИДВТ) и «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ) также рассматриваются в Китае в качестве прямой угрозы национальной безопасности, опасаясь их военной поддержки уйгуров, которые разделяют их религию и готовность использовать насилие, чтобы выразить свое недовольство действующей власти КНР. В этих условиях Китай стремится к углублению сотрудничества со странами ЦА в области экстрадиции отдельных членов уйгурских общин в Китай. В частности, такие действия уже предприняли Киргизия и Казахстан на основе утверждений Китая, что отдельные представители уйгурских общин «были вовлечены в террористическую деятельность». Однако такие шаги вызвали протестные выступления местных и международных активистов, таких как «Human Rights Watch».
В качестве весьма важного инструмента стратегического проникновения и закрепления в регионе Центральной Азии Пекин рассматривает развитие культурных связей, в особенности обучение проживающего в этом регионе населения китайскому языку через активно расширяющуюся сеть филиалов Института Конфуция. Об успехах такой политики может свидетельствовать, в частности, недавнее заявление дочери казахского президента Назарбаева – Дориги, занимающей пост заместителя премьер-министра Казахстана, что казахстанцам помимо казахского, русского и английского языков в «самом недалеком будущем надо будет владеть китайским».
Кроме учебных и культурных программ, КНР в Центральной Азии работает над созданием позитивного имиджа через СМИ. На территории ряда республик ЦА вещает китайский государственный канал «CCTV», на государственных каналах регулярно выходят передачи о Китае, размещаются блоки новостей китайского государственного информационного агентства «Синьхуа».
Однако такое весьма активное сближение Китая со странами Центральной Азии и увеличение числа мигрантов из КНР вызывает беспокойство среди местных жителей региона. По мере увеличения китайского влияния в ЦА, ключевым стратегическим вызовом для Пекина становится местное противостояние «китайскому господству» или «синофобия» в некоторых частях региона. Это является результатом попыток Китая сблизиться с принимающими странами при инвестировании, в том числе и с использованием коррупционных рычагов, в сочетании с местными опасениями «китайского захвата». Указанные опасения усиливаются также и тем, что инфраструктурные проекты, финансируемые китайскими компаниями, как правило, сопровождаются китайскими подрядчиками и управлением, которые не всегда учитывают местные правила. Это часто приводит к местным протестам и нападениям на китайских рабочих.
Автор Владимир Одинцов
Источник bricslive.ru
Оценили 0 человек
0 кармы