Вообще реакция Сталина на сообщения о готовящемся нападении Германии в июне 1941 г. — один из самых спорных моментов в истории начала Великой Отечественной войны...
И мы не будем тут судьями, а лишь посмотрим объективно, что тогда происходило. Что было точно, так это то, что Иосиф Виссарионович крайне опасался провокаций, которые могли бы дать Германии повод для войны, как в 1914 году. Он считал, что Гитлер не нападёт, пока не разгромит Британию.
Тишина на западных границах СССР в тот день была обманчивой… Хотя формально между Советским Союзом и Германией продолжал действовать пакт о ненападении, подписанный Молотовым и Риббентропом 23 августа 1939 года, воздух уже был наполнен тревожными сигналами. Фронтовых сводок тогда ещё не существовало — они появятся лишь на рассвете 22 июня, когда небо заполыхает от разрывов бомб. Но именно 21 июня произошли события, определившие трагический ход первых дней войны. Вспомним их:
Разведка бьёт тревогу! Данные о стягивании немецких дивизий к границе поступали непрерывно. Но Сталин, зная всё и анализируя, словно загипнотизированный призраками 1914 года с ошибками-просчётами русского императора, которые он прекрасно помнил, видел во всём правильном и верном — в том числе и провокации. Его резолюции на докладах разведки были полны раздражения, недоверия. К 21 июня 1941 года советская разведка (НКВД, ГРУ, пограничные войска) уже неоднократно сообщала о подготовке Германии к войне:
Перебежчики. Например, немецкий коммунист Альфред Лисков перешёл границу 21 июня и предупредил о нападении утром 22-го.
Агенты. Рихард Зорге из Токио, Шандор Радо из Швейцарии передавали точные даты, Агент «Старшина» из германская авиация сообщал о планах удара по СССР, но — их донесения Сталин считал дезинформацией.
Авиаразведка фиксировала скопление немецких войск у границы.
Роковая Директива №1. Подписанная поздно вечером, она стала символом запоздалых решений (см. «Справку» ниже). Войска получили приказ «быть в готовности», но «не поддаваться на провокации» — эта двусмысленность дорого обойдётся Красной Армии уже через несколько часов.
Немцы ставили последние точки в плане «Барбаросса»: в штабах вермахта уже сверяли часы, а диверсанты из полка «Бранденбург» просачивались через границу для захвата стратегических объектов. Этот день можно назвать «днём слепоты и тени» — СССР ещё формально находился в мире, но война уже вползла на порог. Утром 22 июня иллюзии развеются в огне и крови, а день 21 июня останется в истории как последний миг хрупкого спокойствия, когда всё ещё можно было изменить, — но никто ничего не изменил...
Действия советского командования
Вечером 21 июня в 21:45 нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков (также ген. армии Д.Г. Павлов, корпусной комиссар А.Я. Фоминых и ген.-майор В.Е. Климовских) подготовили Директиву № 1 — приказ о приведении войск в боевую готовность. Что в ней было?
Запрет на провокации: не открывать огонь без приказа.
Требование скрытно занять укрепрайоны.
Приведение авиации в рассредоточенное состояние.
Проблема было в том, что собственно Директива поступила в войска слишком поздно — после 00:00 22 июня, многие части не успели её выполнить. Некоторые командиры боялись действовать без прямого приказа Сталина.
Немецкие приготовления к вечеру 21 июня
3,8 млн солдат вермахта (152 дивизии) заняли исходные позиции.
Авиация (около 2 000 самолётов) была готова к удару по советским аэродромам.
Диверсионные группы (Бранденбург-800) проникали на советскую территорию для захвата мостов и нарушения связи.
Гитлер отдал приказ о нападении ещё 17 июня, но точная дата 22 июня, 3:00 по московскому времени, была подтверждена 21 июня.
Последние мирные часы
В 21:30 21 июня нарком иностранных дел Молотов вызвал немецкого посла Шуленбурга и спросил о причинах концентрации войск. Тот ответил, что не владеет информацией, хотя уже знал о войне.
В 22:20 Шуленбург получил из Берлина телеграмму с приказом вручить ноту об объявлении войны утром 22 июня.
Советские пограничники отмечали странные звуки (движение танков, лязг гусениц) за границей, но открывать огонь не могли.
0:30 22 июня. Директива № 1 только начала доходить до войск.
В 3:00 началась война: бомбардировки, артобстрелы, переход границы.
Вывод. 21 июня 1941 года СССР фактически знал о готовящемся нападении, но политическое руководство и сам И.В. Сталин до последнего надеялись избежать войны. Промедление с приведением войск в боевую готовность стало одной из причин катастрофы 22 июня. Вообще реакция Сталина на сообщения о готовящемся нападении Германии в июне 1941 года — один из самых спорных моментов в истории начала Великой Отечественной войны, впрочем, как и его "молчание" первых дней. Его поведение сочетало недоверие к разведданным, негативное отношение к провокациям (которые были!) и — попытки отсрочить войну любой ценой.
Сталин на докладе Берии 17 июня: «Направь твой “источник” из штаба германской авиации к еб-ной матери. Это не источник, а дезинформатор».
На донесениях Сталин писал резолюции: «Может, немцы подбросили этого перебежчика, чтобы спровоцировать нас?».
Почему?.. Сталин считал, что Гитлер не решится воевать на два фронта: ведь Британия ещё не побеждена. Верил, что конфликт можно оттянуть до 1942 года, так как СССР пока не был готов к войне, и он это тоже знал. Пробежимся поподробней по «сталинским фобиям», если это можно так назвать…
Страх провокаций
Сталин опасался, что любые действия Красной Армии дадут Германии повод для нападения, как в 1914 году, когда мобилизация России стала формальным предлогом для войны. Посему запретил применять всякие ответные меры, такие как:
10 июня 1941 года — приказ не открывать огонь на границе, даже при нарушениях.
19 июня — директива о маскировке аэродромов, но многие командиры её проигнорировали. Оттого 22 июня немцы уничтожили ~1 200 самолётов (по советской статистике) на земле.
21 июня — после доклада Жукова и Тимошенко о необходимости приведения войск в боевую готовность Сталин разрешил лишь «Директиву № 1» (21:45), но с оговоркой: «Не поддаваться на провокации!».
Перед самой войной...
21 июня, 19:00. На экстренном совещании в Кремле Жуков и Тимошенко уговаривали Сталина отдать приказ о полной готовности. Тот колебался, но согласился лишь на «частичные меры».
21 июня, 23:00. Молотов вызвал немецкого посла Шуленбурга, но тот солгал, что «никакой войны не планируется».
22 июня, 00:30. Директива № 1 ушла в войска, но многие её получили уже под бомбами.
Фраза Сталина утром 22 июня (по воспоминаниям Молотова): «Надо звонить в Берлин… Наверное, это генералы устроили провокацию». — Даже после первых бомбёжек он отказывался верить, что это полномасштабная война.
Ещё раз вопрос: «Почему?»
Переоценка договора с Гитлером: всё-таки пока работал пакт 1939 года. Главком считал, что Германия будет соблюдать его хотя бы ещё год.
Недооценка разведданных. Сталин подозревал, что Британия подбрасывает(!) дезинформацию, чтобы столкнуть СССР с Германией.
Страх ответственности. Приказ о полной мобилизации означал бы признание неизбежности войны, — а это грозило политическими последствиями. Такими как:
Внутриполитические риски. Подрыв авторитета и обвинение в некомпетентности: если бы мобилизацию объявили, а Гитлер не напал, — то выглядело бы как перестраховка. Это и экономико-социальные потрясения: дезорганизация промышленности (боялся хаоса 1914-го) и недовольство населения: призыв резервистов, эвакуация заводов до удара немцев могли спровоцировать панику. К тому же, скажем, в 1937—1938 гг. и Тухачевский, и Блюхер были осуждены именно «за паникёрство».
Внешнеполитические риски — грозили провокацией войны с Германией. Как уже упоминалось, на памяти был урок 1914 года: когда Россия объявила мобилизацию, а Германия использовала это как повод для войны. Сталин опасался, что Гитлер сделает то же самое, обвинив СССР в подготовке нападения. Да и потеря имиджа «миролюбивой державы» была чрезвычайно нежелательной. Примером служит недавнее (1939-й) исключение СССР из Лиги Наций — за войну с Финляндией. Главком не хотел повторения. К тому же Британия и США в 1941 г. ещё не были союзниками. Если бы СССР начал мобилизацию, Запад мог счесть его агрессором — как в 1939-м после пакта с Гитлером.
В общем, если резюмировать коротко, то Сталин переоценил дипломатические риски и недооценил военные: «Если мы начнём мобилизацию, Гитлер скажет, что мы его предали, и нападёт. А если не начнём — может, ещё оттянем войну». (Цитата взята из бесед Молотова с Чуевым. Феликс Чуев, «140 бесед с Молотовым», 1991 г.) В итоге политически Сталин сохранил имидж «осторожного лидера», но — ценой военной катастрофы. 22 июня 1941 стало шоком именно потому, что Сталин предпочитал политический расчёт военной необходимости.
Историческая аналогия: 1914 vs 1941
Запоздалая реакция и политруководства, и Главнокомандующего привела к катастрофе первых дней войны. Разбиты многие аэродромы: под Брестом, в Киеве, Прибалтике, на Украине (по немецким данным — уничтожено до 1 800 самолётов). Окружены советские войска в Белостокском и Киевском котлах. Сталин «впал в прострацию» (по выражению Хрущёва): с 22 июня по 3 июля не выступал публично, фактически устранившись от управления. По свидетельствам Хрущёва, Микояна и Жукова, 22-28 июня Иосиф Виссарионович находился на ближней даче в Кунцево и почти не реагировал на события: «Он был в прострации, думал, что его арестуют», — пишет в воспоминаниях Микоян (из архивных мемуаров А.И. Микояна). Вот, кстати, конец той знаменитой цитаты: «Когда 22 июня мы собрались у Сталина, он выглядел подавленным. Позже, на даче в Кунцево, он несколько дней не появлялся в Кремле. Мы думали, он в прострации — возможно, опасался, что его арестуют за просчёты... Только к 30 июня он вернулся к делам».
После чего Сталин взял управление в свои руки уже жёстко, беспощадно и бескомпромиссно. Доведя войну до окончательной Победы СССР над фашистским зверем.
Историческая справка
1. Директива № 1 от 21 июня 1941 года: последняя попытка избежать войны
Директива № 1 — секретный приказ Наркомата обороны СССР, подписанный в 21:45 21 июня 1941 года Тимошенко и Жуковым и утверждённый Сталиным. Заявлено:
Привести войска в боевую готовность, — но без провокаций.
Скрытно занять укрепрайоны на границе.
Рассредоточить авиацию и замаскировать её.
Не поддаваться на провокации — даже при явных нарушениях границы.
Почему она запоздала?
Опасение провокаций. Так, в 1914 году Россия начала мобилизацию — и Германия объявила войну. Сталин считал, что любой манёвр Красной Армии даст Гитлеру повод для нападения.
Приняли слишком поздно. Обсуждение началось вечером 21 июня, но Сталин долго колебался. К моменту отправки в войска (после 00:00 22 июня) многие части уже элементарно отдыхали.
Критические ошибки
Запрет на ответный огонь. Даже когда немецкие диверсанты навроде «Бранденбурга-800» начали резать телефонные линии, пограничники не могли стрелять.
Неясность формулировок. «Быть в готовности», — но что это значит? Командиры реально боялись действовать открыто без прямого приказа «сверху».
Была нарушена связь. Многие штабы получили директиву уже во время бомбёжек.
Последствия
22 июня в 3:00 немцы начали наступление без объявления войны.
Авиация уничтожена: из-за запрета рассредоточиться сотни самолётов сгорели на аэродромах.
Пограничники гибли молча: без приказа они не могли открыть огонь первыми.
Историческая оценка
Если бы Директива № 1 отдана была раньше, например, 18 июня, — войска успели бы подготовиться.
Но — Сталин до последнего верил, что войны можно избежать.
Вывод. Сей документ стал символом рокового промедления — попыткой сохранить мир, которая обернулась катастрофой.
2. Сталин в 1914 году: как опыт Первой мировой повлиял на его решения в 1941-м
В августе 1914 года, когда Европа погрузилась в войну, Иосиф Джугашвили находился в сибирской ссылке в посёлке Курейка за полярным кругом, в бескрайней тундре... Арестован был в 1913 г. за подпольную деятельность, отбывал срок в условиях жёсткой изоляции. Понятно, что никак не участвовал в политике начала Первой мировой войны — в отличие от Ленина или Троцкого, он не писал манифестов и не влиял на позицию большевиков. В то время он лишь пытался выжить: охотился, рыбачил, изредка переписывался с товарищами. Но был ключевой момент: он наблюдал, как царская Россия втянулась в войну из-за поспешной мобилизации — и это позже стало его роковой травмой как урок 1914 года: «Мобилизация = повод для войны».
В июле 1914 года Николай II объявил частичную мобилизацию против Австро-Венгрии, но из-за технических ошибок она стала всеобщей. Германия использовала это как предлог для объявления войны. Впоследствии Сталин панически боялся повторения того сценария: любые приготовления Красной Армии (даже разведка или переброска войск) могли, по его мнению, спровоцировать Гитлера. Отсюда — его запрет на приведение войск в боевую готовность в июне 1941-го. Парадокс был в том, что в 1914-м мобилизация действительно стала поводом для войны, а в 1941-м — бездействие СССР обернулось катастрофой. Сталин до последнего верил, что Гитлер не начнёт войну, пока не разгромит Британию. Его мышление определяли:
Опыт 1914 года: «Не дать повода» ни в коем случае!
Вера в договорённости: пакт 1939-го.
Внутренняя, человеческая ответственность за происходящее в мире: если он отдаст приказ о готовности, а войны не будет — его обвинят в панике. А это было исключено — не позволял характер.
По итогу 22 июня 1941-го стало шоком именно потому, что Сталин переоценил уроки 1914-го — он ждал «формального повода», но Гитлеру последний был отнюдь не нужен. Историческая же ирония заключается в том, что в 1914-м царское правительство слишком быстро начало мобилизацию — и это развязало войну. В 1941-м Сталин слишком долго медлил, — что позволило вермахту нанести сокрушительный удар. Оба решения — 1914 и 1941 гг. — были трагическими ошибками, но с зеркальными последствиями! Сталин, помнивший 1914 год, пытался избежать «ошибки царя» — и совершил свою. После 1917 года большевики, особенно Ленин, разбирали причины вступления России в войну, выделяя ключевые ошибки:
«Империалистический характер» войны. Ленин считал, что Николай II ввязался в конфликт ради интересов Антанты, а не народа.
Роль мобилизации как повода. Германия использовала всеобщую мобилизацию России (29 июля 1914 г.) как формальный предлог для объявления войны (1 августа).
Неготовность армии. Хаотичная мобилизация, нехватка оружия и снарядов привели к катастрофе 1914—1915 гг.
Вывод большевиков: Мобилизация = Провокация войны. Нельзя слепо доверять «буржуазным» договорам — таким как союз с Францией, например.
Сталин, как верный ученик Ленина, усвоил эти уроки, но переоценил их:
Страх мобилизации. Он запрещал любые открытые приготовления, дабы «не дать Гитлеру повода» как в 1914-м.
Недоверие к союзникам. Британские предупреждения о войне он считал провокацией — как «империалистические интриги» 1914-го.
Вера в договор с Гитлером. Пакт 1939 года стал для него аналогом «Брестского мира» — временной передышкой.
Документы, подтверждающие опасение Сталиным провокаций:
1) Резолюции на упомянутых выше разведдонесениях (июнь 1941):
10 июня 1941. На докладе о переброске немецких войск: «Может, англичане подбросили эту дезу, чтобы спровоцировать нас?»
17 июня. На сообщении Зорге о дате нападения 22 июня: «Товарищ Меркулов (нарком ГБ), распорядитесь послать ваш “источник” из штаба германской авиации к е… матери. Это не источник, а дезинформатор».
2) Директива №1 от 21 июня 1941 г. Прямое указание: «Не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения!».
3) Свидетельства современников. Молотов (в мемуарах Ф. Чуева): «Сталин говорил: “Если мы проведём мобилизацию — Гитлер использует это как casus belli”». Жуков (в воспоминаниях): «Он боялся, что наши действия спровоцируют немцев. Это была его главная ошибка».
Литература:
Из донесений НКВД/ГРУ (март—июнь 1941).
Архивные документы. Резолюции Сталина на разведдонесениях. Опубликованы в сборнике: «1941 год. Документы» (М.: Международный фонд «Демократия», 1998): Том 2, док. №№ 473, 485 (реакция на донесения Зорге и других). Пометки Сталина на докладах НКГБ (фонды ГАРФ и РГАСПИ).
Текст Директивы №1. Оригинал хранится в: Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО), фонд 208, опись 2511, дело 71. Опубликована в: «Русский архив: Великая Отечественная. Т. 13 (2-1)» (М.: Терра, 1997).
Мемуары очевидцев. Г.К. Жуков, «Воспоминания и размышления» (М.: АПН, 1969): Глава 10 — подробно описывает совещание у Сталина 21 июня и обсуждение Директивы №1. В.М.Молотов (беседы с Ф.Чуевым): «Сто сорок бесед с Молотовым» (М.: Терра, 1991) — объяснения страха Сталина перед провокациями.
Н.Г.Кузнецов (нарком ВМФ): «Крутые повороты» (М.: Молодая гвардия, 1995) — о попытках привести флот в готовность вопреки запретам.
Исследования историков. М.И.Мельтюхов, «Упущенный шанс Сталина» (М.: Вече, 2002): Анализ решений июня 1941 года на основе архивных данных. Д.А.Волкогонов, «Триумф и трагедия. Политический портрет Сталина» (М.: Новости, 1989): Психологические мотивы Сталина с цитатами из его резолюций. О.В.Вишлёв, «Накануне 22 июня 1941 года» (М.: Наука, 2001): подробно разбирает директивы и разведданные.
Зарубежные источники. Документы МИД Германии (публикация «Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges», Берлин, 1941): Телеграмма Шуленбургу от 21 июня с приказом вручить ноту об объявлении войны. Дневники Й.Геббельса (изд. «Die Tagebücher von Joseph Goebbels», München, 1993): Записи о подготовке пропагандистского обоснования войны.
Оцифрованные документы: сайты «Память народа» (pamyat-naroda.ru), «Минобороны РФ» (archive.mil.ru).
Сборники: «1941 год. Документы» (2 тома) в электронных библиотеках (istmat.info).
Запись совещания у Сталина 21 июня 1941 (из воспоминаний Жукова и Кузнецова).
Шифрограммы НКГБ (опубликованы в сборнике «1941 год. Документы»), где Сталин называет разведданные «провокацией».
На фото обложки: 21 июня 1941 г. во многих средних школах и училищах страны состоялись выпускные вечера. Играл духовой оркестр, сияли лица, танцы допоздна. Более миллиона юношей и девушек СССР готовились к новой счастливой взрослой жизни.
Оценили 9 человек
13 кармы