Эту часть повествования лучше начинать не с главной героини, а с человека, который со временем был совсем забыт, притом — не вполне заслуженно. Мы знаем его как синьора по прозвищу Синяя борода, как некое пугалище с гравюр Густава Доре. А ведь пугалищем он как раз и не был. У него была довольно примечательная внешность — причёска пажа, которую совсем не годится носить, когда тебе уже «стукнуло» дай бог 37 лет, и основательные мужские усы (это, наверное, чтоб никто не спрашивал, почему ты носишь причёску пажа).
По крови и по обстоятельствам своего рождения он принадлежал к одному из весьма влиятельных родов Французского королевства — к герцогам Монморанси, но в детстве носил относительно незнатную фамилию де Лаваль — граф Жиль де Лаваль — притом и к де Лавалям, и к Монморанси этот сеньор принадлежал довольно условно — всего лишь «седьмая вода на киселе», как сказали бы о нём в России. Тем не менее он был знатен и весьма богат — за ним числилось 16 владений, не считая тех, которые он получил за женой, и его полный титул звучал не хуже, чем у императора Священной Римской империи Германской нации. Самое главное: он был свойственником дофина Карла, племянником герцога де Ла Тремуйля и считался первым бароном Бретани... Последнее обстоятельство казалось ему наиболее привлекательным в сравнении с остальными, а особенно — если учесть огромную роль Бретани во всех событиях Столетней войны. «Ну, что ж, я — барон? Значит, барон!» — рассудил как-то раз этот усатый господин со странной причёской, и, поскольку ни Лавалем, ни Монморанси он в полной мере не являлся, то в какой-то момент он принял решение взять себе баронский титул с новой фамилией — благо что все феодальные права на это имелись.
В результате граф Жиль де Лаваль (кстати, представители этой фамилии впоследствии стали коренными петербуржцами) исчез где-то в анналах пажеской службы и на смену ему явился некий барон де Ре, сеньор де Блазон, что звучит как «сеньор со щитом». Круто, не правда ли? В те годы баронами именовались феодалы или самых древних родов, или наоборот — самые «новые», выскочки-парвеню из «мелких дворяшек — почти дворняжек» (Портос из романов Александра Дюма — прекрасный тому пример: он тоже просил у королевы баронский титул!), но это тоже никак не мешало им совершать подвиги во славу короля и французского оружия. До 1439 года новоявленный барон Жиль де Ре (то есть ещё 9 лет после смерти Жанны де Арк) числился в «друзьях дофина», и замечательные французские хронисты просто души в нём не чаяли (ведь он был одним из внуков «того самого» Бертрана дю Геклена), зато после 1439 года он стал превращаться в то самое «пугалище» с картинок Густава Доре. Он был замечательным командиром рыцарского войска, и... бесконечно жестоким человеком. Барон в открытую грабил завоёванные им города и зверски расправлялся с пленными противниками, — исключая, конечно же, благородных дворян, имевших право выкупа на волю или даже отпуска из плена под честное слово. Примерно в то же время барону стали нравиться красивые мальчики лет примерно двенадцати, но это уже совсем другая история. Об этом — в другой раз.
Битва за селёдку
Иногда эпоха Великих побед сменяется эпохой Больших поражений и, как правило, эти две эпохи разделает какое-то событие, иногда смешное. Например, самой решающей из битв Столетней войны оказалась полуанекдотическая Битва за селёдку (по-французски Journée des Harengs). Ну, должно же всё с чего-то начинаться, правда ведь? Итак, в феврале 1428 года англичане стояли лагерем в окрестностях города Раурея, что чуть севернее Орлеана. Город Орлеан осаждали уже целый год, притом осада давно уж напоминала русскую народную байку про пойманного медведя: «Савёл! — Чаво? — А я медведя поймал! — Веди его сюда! — Не идёт! — Тогда сам иди! — Не пущает!» ...Короче, британцы обложили город военными лагерями и наскоро построенными укреплениями, и деревянными фортами (это такие бараки из досок), а французы окружили военные лагеря и деревянные форты своими пикетами, дозорами и засадами. В конце концов, дела у англичан стали плохи, жрать было нечего, а отряды фуражиров то и дело попадали «под раздачу», теряя то половину груза, то весь груз сразу. А бывало и так, что фуражиры вообще не соглашались идти на помощь застрявшим в тактическом окружении войскам, и только оправдывались, разводя руками. В основном их оправдания звучали примерно так:
— А что поделать, раз тот район хоть и с виду и не блокирован, однако строго контролируется… сперва надо очистить всё от войск дофина, и тогда мы обязательно подвезём хлеб и пиво. А иначе можно и не пробовать... Наши парни не из камня, сэр!
Видя, что помощь им оказывать никто не собирается, командующий сэр Галлахер вызвал боевого командира сэра Фальстафа, человека не менее «творческого», и сказал ему — как солдат солдату:
— Джон! Из Парижа пришёл обоз — примерно 300 повозок с одеждой и провизией. Вы тут по-быстрому скомплектуйте-ка, пожалуйста, отряд и прорвитесь, наконец, сквозь все эти чёртовы французские буреломы. А иначе мы тут точно съедим друг друга...
— Отряд?! — оторопел сэр Фальстаф, — да эти упыри графа Клермонского только и ждут, что мы всей толпой полезем из лагеря...
— А ты и не лезь толпой, — ответил командующий. — Большой-то отряд они обязательно заметят — тем более что вы там песни орёте на всю округу. Но отрядец может и проскочить, как по маслицу.
Сэр Джон Фальстаф (гофмейстер герцога Бедфорда, между прочим, и будущий дипломатический представитель Англии на всяких конгрессах) прочитал грамоту от командовавшего в Париже сэра Джеймса Восса и в полнейшем недоумении развёл руками:
— Тут написано, что обоз уже неделю в пути. Так ясен пень, что граф Клермонский давно загнал его в тёмный лес. Милорд, где теперь искать этот чёртов обоз?
У командующего была и другая грамота от сэра Восса, но он эту грамоту никому не показал:
— Вы знаете все складочные места... не мне вам объяснять!
Фальстаф понадеялся:
— Может, обоз повернул обратно?!
Но командующий был информирован лучше ожидаемого:
— Нет, обоз выгрузился два дня назад, так что немедленно собирайте отряд и готовьтесь к рейду.
— Ну, тогда — нам вообще могила! — категорично заявил сэр Фальстаф и пошёл готовиться к прорыву.
Примерно через неделю очень тёмной и безлунной ночью, напялив на своих подчинённых лыжные маски, которые сейчас почему-то именуются «балаклавами» (англичане носили такие маски весьма задолго до Крымской войны), и, обмотав тряпьём копыта лошадей, боевой командир сэр Фальстаф благополучно выбрался из тактического окружения. Чуть отъехав в сторону, он дал своим людям «отбой боевой тревоги»:
— Теперь можно расслабиться…
Лошадей расседлали, наловили кроликов, разожгли костры и вдруг… к расслабившимся уже было англичанам пришла какая-то гражданка неопределённого возраста, с собакой на поводке и одетая в цыганские лохмотья. На плечах она несла вязанку дров. Это чё такое?! Вот так сюрприз!!! Англичане аж оторопели. Так получилось, что их присутствие было обнаружено, и теперь надо было решать, как быть и что делать. С одной стороны — это может быть простой случайностью, а с другой… может, это хитрая провокация?
Может, это шпионка?
Нет, гражданку цыганку надо было задержать. Сэр Джон велел солдатам уступить ей место у костра и выделить чуток крольчатины… «Вот только хлеба у нас нет!» — с горечью только сказал кто-то из солдат, владеющих французским языком. Цыганка в ответ засмеялась и сказала, что скоро у англичан будет почти всё, что они пожелают, — «и война закончится, и ваш командир станет великим рыцарем», — «А где в этих местах жратву искать?» — тут же спросили солдаты, отлично понимавшие, что эта дама никак не глупее любого из них. — «А вы ступайте строго на север, до старой пристани еврейских купцов, — ответила. — Здесь вы зерна не найдёте, а там всего очень много».
Вскоре, получив от капитана золотой голландский гульден, неизвестная цыганка забрала свою дурно воспитанную собаку и отвалила в неизвестном направлении. Как вы думаете, что было дальше? А дальше была победа! Пристань еврейских купцов была одним из нескольких складочных мест, которые использовались англичанами для снабжения своих осадных войск на Луаре. Через некоторое время англичане добрались до старой пристани и нашли там буквально валявшимися на берегу десятки мешков с одеждой и обувью и множество бочек с крупной свежезасоленной селёдкой. Во, повезло людям, не так ли? Впереди ж — Великий пост, поэтому сэр Джеймс Восс подогнал проголодавшимся солдатам 300 бочек сельди с ароматным рассольчиком (а алкоголя не подогнал, гад такой!)
Ваще облом, так сказать!
Однако когда отряд сэра Фальстафа вернулся назад, в район тактического окружения, он был встречен таким оглушительным воплем «Святой Георгий!» — аналогом русского «Ура!» — что эти селёдки чуть было сами не полезли из бочек, чтоб спасаться бегством. Они поняли: щас их начнут ЖРАТЬ, притом без хлеба! Но сэр Галлахер выглядел, впрочем, не столь оптимистично, поэтому на доклад Фальстафа — «Лучше иметь хоть что-то, чем вообще ничего не иметь, милорд», — он ответил буквально циничной руганью.
— Ну да, милорд, — вяло оправдывался Фальстаф. — Мы привезли только селёдку, но ведь раньше у нас ничего не было, так ведь?
— Но у нас нет ни вина, ни пива. — В этот момент сэр Галлахер готов был хохотать от бессилия! — Или вам кажется, что мои солдаты станут пить воду?
— Или они этому научатся, — ответил Фальстаф. — Или мы отнимем вино и пиво у наших противников …
Наутро англичане вылезли из своего укреплённого лагеря и смело дали французам бой. Чья была победа, догадайтесь сами. Целых восемь французских пушек смело обстреливали объевшихся рыбой англичан, а французская тяжёлая кавалерия лихо месила их копытами, тем не менее фортуна снова перешла на сторону противника. Среди раненых рыцарей оказался «сам» Дюнуа, бастард Орлеанский, которому какая-то железная штука чуть не влетела прямо в лоб (а он, как истинный «хоккеист», играл без шлема), а несколько десятков благородных рыцарей, его друзей и братьев по оружию, так и не вернулись в лесной лагерь французских войск. Даже их трупы так и остались лежать там, прямо в грязи.
— Никогда ещё не видел, чтобы люди так зверели не от вина и пива, а от полного их отсутствия, — ругался барон де Ре, отводя остатки графского воинства от Раурея. Граф Карл Бурбон (это был сын попавшего в плен при Азенкуре Жана де Бурбона, фигура весьма одиозная) уже помчался с докладом к дофину, и всем было понятно, что ничего хорошего он там не скажет. Впоследствии он вообще покинет Орлеан и отправится домой к маме, а дофин тут же назначит барона де Ре на его место, сказав примерно такие слова:
— Мой кузен Карл пропил нашу победу с этими тупыми шотландцами и с их остолопом-капитаном из рода Стюартов. Жиль! Я терпеть его не могу. Не будь он моим родственником, я давно дал бы ему отставку... Как хорошо, что хотя бы вы — человек непьющий!
В день сражения с англичанами граф Карл Бурбон основательно напился. Что касается нового командующего, то он действительно почти не пил, зато его горячо интересовали методы изготовления золота из ртути, о чём он консультировался у знаменитого Николя Фламмеля. А ещё барону хотелось обрести «философский камень». Может, после этого у жизни (как и у смерти) появится хоть какой-нибудь смысл, не так ли? А ровно в день Битвы за селёдку (12 февраля 1429 года) в далёкой Верхной Лотарингии некая Жанна, дочь старосты деревни Домреми, приехала верхом на белом коне к капитану замка Вокулёр и ещё раз попросила, чтобы её отправили к дофину. Надо сказать, что герцог де Бодрекур знал всю семью Жанны. Жанна с отцом и дядей Дюраном были на его свадьбе в 1425 году.
Хорошие добрые люди
С Жаном де Арк герцог пил вино — Жан де Арк тоже выпить любил. Что касается жены капитана крепости — Арлеарды де Бодрикур, то ей нетрудно было отслеживать все события в жизни Жанны и столь же нетрудно было докладывать обо всём прямо в Шинон. Её первый муж, который не вернулся из рейда «за речку» (которая Луара называется) был далеко не последним сеньором при королевском дворе. И все они относились к Орлеанскому дому.
Зато существует письмо де Бодрикура (примерно январь 1428 года), адресованное герцогу Реньо Анжуйскому. К сожалению, из всей большой переписки сохранилось только одно послание, притом не самое важное. В нём герцог де Бодрикур предлагает Реньо Анжуйскому взять «юную пастушку» под покровительство и предлагает такую схему: Дом останется Орлеанский, но вся принадлежность и символика будет Анжуйская, договорились? А девушка Жанна скучать не заставит — будьте уверены!
Что ответил герцог, мы не знаем, однако здесь необходимо объяснение: есть такое понятие — «кавалерственная дама». Оно не имеет строго определённого значения, но в 18—19 веках статус «кавалерственной дамы» предусматривал награждение каким-либо женским орденом. В более древние времена таких орденов, как мы их себе представляем, в большинстве случаев не существовало, поэтому «Орлеанская дева», как официально называли Жанну де Арк, — это означало «кавалерственная дама Орлеанского дома». А всё прочее — это уже интриги. Или нюансы. Когда Жанна второй раз приехала к де Бодрекуру (как раз в январе 1429 года), де Бодрикур был под вечер не вполне трезв, и сперва дал волю нервам, однако снова призадумался. Он знал, что Жанна де Арк не была родной дочерью старосты, о том трубила вся округа, и, чем больше девушка говорила о звучащих в её голове голосах, тем громче они звучали. К тому же герцог тоже был придворным (в основном уже бывшим) и отлично знал существующую практику сокрытия незаконных родственников — «с глаз долой», как говорится, однако не всегда «из сердца вон». А Жанна как раз и была одной из побочных принцесс дома Валуа, только Дом теперь придётся выбирать совсем другой, — где труба пониже и дым пожиже, и где, наверное, бастардов побольше. Вот как раз Орлеанский дом вполне подходит, правильно? А чем плох? К тому же при дворе служила одна милая дама по имени Жанна, вдова небольшого дворянчика Юдо де Реси, погибшего в бою с англичанами. Она совсем ещё юной девушкой состояла в штате камер-фрау королевы Иоланды и как будто именно она, впоследствии вышедшая замуж за некоего Николя де Арка, некогда предложила герцогу Жану Бургундскому по прозвищу Бесстрашный кандидатуру знаменитой Одинетт де Шандивер. Это она затолкала засидевшуюся в невестах придворную девушку, дочку управляющего конюшнями, в сиделки полубезумному королю, а король, в свою очередь, сделал Ундину своей сожительницей. Что в результате?..
В результате смешно получилось: граф Дюнуа, буквально пластом лежавший после «хоккейного матча» со «сборной Англии», был бастардом герцога Людовика Орлеанского (это был сын его любовницы Иоланды де Кани), герцог Карл Орлеанский, поэт и рыцарь, фактический брат Дюнуа, тоже вынужден был чуть ли не с Библией с руках доказывать, что он никакой не бастард, а родной сын своего отца Людовика, а король Карл — вот те на! — породил на свет дочь Маргариту, которая снова стояла сейчас перед не вполне трезвым де Бодрикуром и снова пыталась что-то ему доказать. «Хорошо, что хоть жены рядом нет, — подумал герцог, — а то она слишком близко всё воспринимает». И этот его высочество дофин тоже юридически незаконнорожденный, поскольку его родная мать королева Изабелла признала в нём «плод греха» с каким-то мужчиной из дворцовой прислуги, с которым она сожительствовала после окончания отношений с психически нездоровым Карлом. Вас интересует, почему так? А потому что есть об этом шутка, появившаяся в середине 13 века во Флоренции:
«У дьявола было девять дочерей, которых он выдал замуж:
Симонию — за клириков.
Лицемерию — за монахов.
Разбой — за рыцарей.
Святотатство — за крестьян.
Притворство — за слуг.
Обман — за купцов.
Ростовщичество — за горожан-буржуа.
Красоту — за матрон».
Так вот: королева Изабелла была в этом списке десятой дочерью дьявола... Вам понятно? Нет, согласно тексту, десятой дочерью дьявола был, конечно же, Разврат, но никто не связал свою судьбу с Развратом, поэтому дьявол предлагал его (или её), как публичную девку Изабо буквально любому прохожему.
А Изабо была не против
Кстати, королева Изабелла сама была из герцогов фон Виттельсбахов, знаменитых тем, что половина из них состояла на учёте у психиатра... Интересно, да уж! Тут проще философские камни копать в подземелье, чем выяснять, кто от кого родился. В конце концов, тот же граф Дюнуа как-то раз говорил, что у королевы Изабо был ребёнок от герцога Людовика Орлеанского, и этот «плод греха» тоже ведь где-то «пристроили», правильно? А где и как? Это и сейчас неизвестно. Где-то в современном мире живёт сейчас какой-то человек, который ничего о себе не знает. Зато из дворцовой хроники тех лет мы знаем, что дочь короля Маргариту, получившую фамилию Валуа, где-то на четвёртом месяце объявили умершей, однако совершенно забыли объявить о похоронах. Это как понимать?..
Вот тут объяснение могут дать многочисленные родственницы графа де Бурлемона, владетеля здешних мест. Одна из них, Агнесса де Жуанвиль, состояла при особе королевы Иоланды, и именно она и сообщила Дюнуа о будущем появлении при дворе некоей «пастушки из Домреми» — хватит, мол, красивой девушке блюсти невинность, и пора ей подыскивать мужа, — разумеется, из таких же бастардов, как и она сама. Граф Дюнуа провёл в Домреми целых два года, и намёк этот понял правильно. Однако личность «пастушки» смотрелась стол занимательно, что он ещё 12 февраля, до начала Битвы за селёдку, говорил солдатам:
— Дева с лотарингской границы освободит город от англичан. — В общем, воскресшую Маргариту ждали, и ждали с нетерпением.
Теперь ответим на неизбежный в данном случае вопрос: а кто такой Николя де Арк? А это старший брат Жана де Арка, условного отца Девы с лотарингской границы. При дворе он служил по хозяйственной части — чистка паласов, ремонт заборов, уборка помещений, вывоз содержимого помоек и выгребной ямы и т.д. А его супруга была в прошлом королевской кормилицей. Вообще же, в разное время много разных де Арков занимали всякие придворные должности в Париже. При Карле Мудром был камергер двора Симон де Арк из Нефшателя, а среди довольно дальних сородичей фамилии значится некая Мария де Арк, вышедшая замуж за одного из герцогов Бургундии. Это было в 1357 году.
Кстати, найти этого герцога и его супругу не так уж и легко. Этот брак есть в исторических источниках, но о котором из Бургундов идёт речь — большая загадка. Возможно, кто-то из читателей подскажет, кто это был, и чем столь неравный брак закончился. А такой брак не мог быть «равным»... Слишком уж знатны были бургундские герцоги.
23 февраля 1429 года в Домреми прибыли шотландский лучник Ричард Кларк, кривоногий рыжебородый мужчина в огромном берете набок, в куртке с лисьим воротом и в длинном килте одного из старейших горных кланов Сайленса и с ним два французских рыцаря — Жан де Новелонпон из города Мец (он же просто сеньор Жан де Мец) и провансалец Бертран де Пуланж. Оба они считались офицерами гарнизона замка Вокулёр, но в этих местах их видели нечасто. С ними приехал герольд дофина Жан Колла де Вьенн — весь в очень ярком придворном облачении, как на параде... Все были при оруженосцах.
Вечером к дому Жанны де Арк подрулил неуклюжий дворянский возок с Жаном де Дьелуаром, оруженосецем герцога Рене Анжуйского, и прискакал конвой в полсотни закованных в броню всадников из числа кавалеров герцога — все были мелкими шевалье с юга Франции. У дверей дома распоряжался де Новелонпон.
И вот тут вся деревня его узнала
Это ж он когда-то выдернул нож из дерева, стоящего на повороте в лесу Шенье, из-за чего теперь хоть вообще в лес не ходи: там завелись настоящее йети! Там — снежный человек поселился! Это ж был он, чёрный рыцарь, молодой красавец-сеньор, на которого сразу обратили внимания все девушки и дамы... Но ещё колоритнее выглядел шотландец с луком на плече — мужик с голыми волосатыми ногами, в бабьей юбке, весь «в клеточку» и с алым беретом на коротко стриженной голове. Это выглядело не вполне естественно, потому что все сеньоры были, как правило, с длинными волосами. Но к «скоттам» во Франции уже привыкли. Все знали, что выглядят шотландцы странно, но парни они нормальные. История участия шотландцев в этой войне вполне предсказуема: шотландцы не любили английского короля Якова.
В октябре 1419 года в Ла-Рошели высадились рыцари и прочие добровольцы из Эдинбурга под начальством графа Бьюкена. Долгое время от их присутствия не были ни жарко, ни холодно, однако 22 марта 1421 года граф Бьюкен разбил одну из английских армий, притом граф своими руками жестоко поразил в лицо английского командующего, герцога Кларенса. После этой победы он получил сеньорию в Турени и был назначен коннетаблем Франции. Ненадолго…
Потом во Францию прибыл ещё один шотландский феодал — граф Теодор Терренс Дуглас, но с его появлением везение почти закончилось. 17 августа 1424 года франко-шотландские войска были разбиты герцогом Бедфордом. Шотландские графы погибли и были похоронены в кафедральном соборе Сен-Гатьен в городе Туре — похоронены, как и служили, бок о бок. Они и сейчас там лежат.
Барон Джон Стюарт — это был уже второй или даже третий начальник «ограниченного контингента шотландских войск» во Франции. Под его-то начальством и служил Лучник Ричард Кларк, притом Лучник — это своего рода титул шотландского воина. В Битве за селедку в составе сил графа Клермонского находилось около 400 таких Лучников. Так вот: барона Стюарта они тоже не уберегли. Он погиб в Битве за селёдку — такой ожесточённой и трагической она оказалось. А вместе с ним полегло ещё до 200 шотландцев, а также несколько тысяч простых солдат этой невезучей армии дофина. В описываемое время шотландцы ещё оставались на юге Франции, только теперь в основном как доверенные лица функционеров из партии Буржского королевства. Например, некто сэр Хью Грант был лейтенантом графа Дюнуа, а другой шотландец, некто Робер Бойд (лорд, меду прочим) занимал должность главного военного судьи Буржского королевства. Как иностранцы и недоброжелатели англичан, они не вызывали подозрений и служили в качестве охранителей интересов высочайших особ. Вот одного такого «охранителя», часто пьяного, и прислали за девушкой из Домреми.
Переезд
В возок оруженосца долго грузили похожий на гроб глубокий сундук под названием «кассон», набитый платьями и просто личными вещами Жанны, — как будто она была невестой, а не солдатом. На самом деле её готовили к чему-то существенному и не вполне стандартному. Потом подогнали закрытый возок с толстым кожаным верхом и непонятными гербами на дверцах. В таких «каретах» обычно путешествовали мелкие сеньоры. Жанна с Дианой де Орли и их подруга из города Нефшатель Аполлин дез Армулез вместе ездили в таком возке на ярмарки... Качество дорог в то время оставляло желать лучшего, поэтому проще было верхом скакать, чем путешествовать под этой кожаной крышей, которую то и дело достаёшь макушкой. Жанна пошутила, что она, вообще-то, в паломничество не собирается, — ведь только паломничество по святым местам может быть сопряжено с такими трудностями, правильно? Все в ответ немного посмеялись. Потом она сказала рыцарю де Новелонпону, парню безусловно симпатичному:
— Поклянись, что ты меня живой довезёшь…
— Мы едем в Вокулёр, а потом в Нанси, — ответил рыцарь, натягивая красные перчатки. Он был в мешковатой дорожной одежде очень пёстрой расцветки, с мечом на поясе и в мокром берете набок (был февраль на дворе, и дождик капает), но впечатление производил просто королевское. Бертран де Пуланж, будущий королевский оруженосец, тоже был парень молодой, но уж не столь симпатичный. Мешковатый какой-то, на вид угрюмый и всегда медленный. Для пущей значимости он отращивал усы. Потом, уже в 60 лет, господин де Пуланж давал показания на процессе реабилитации Жанны, и всё никак не мог вспомнить, кого он ещё видел возле неё в тот момент. Потом вспомнил:
— Жана де Арка видел, её брата. Он меня всё время толкал в бок, как скотину ...
Сложно сказать о её брате что-то хорошее. И вообще — о её братьях. Тот самый замок Иль-ан-Бра (впрочем, есть и другое название этого замка), который был куплен Жаном де Арком за 16 ливров, достался в конечном итоге Жану де Арку-младшему. Жан-младший исполнял при двух королях Франции разнообразные общественные и государственные функции, был близок к Его Величеству Карлу и поэтому стал кавалером ордена Дикобраза и комендантом «королевского» города Шартра. Неплохо для простого крестьянина, правда? А ещё он всем подряд рассказывал, как его сестра спасла короля — рассказывал, практически не умолкая. А потом это занятие стало для него своеобразным шоу-бизнесом. Он начал на этом зарабатывать деньги. Жан тряс деревянным мечом и нёс околесицу, а хор мальчиков и девочек ближайшего прихода пел тонкими голосами молитвы. По окончании мероприятия какая-то баба в старинном рыцарском шлеме приносила бочонок с нарисованной на нём королевской лилией и призывала бросать в него золотые монеты. Деньги сыпались, как снег, а Жан де Арк переезжал со своей «концертной программой» на территорию другого церковного прихода и всё начиналось заново. Впрочем, это ещё мелочи жизни.
Был ещё Пьер де Арк и самый младший из братьев — по имени Жакмен. О них лучше ничего не рассказывать. Это что-то типа знаменитой шутки, согласно которой «у старинушки три сына». Через некоторое время после гибели Жанны братья влипли в какую-то семейную интригу с участием родственников жены де Бодрикура — господ дез Армулезов, а потом попробовали в чём-то убедить самого короля Карла. Они поиграли как бы во «второе пришествие» Жанны де Арк. Типа никто её не казнил, и она жива, но все эти годы она пряталась от трудящихся и только сейчас решила вернуться. Ну, типа такое «Явление Христа народу». А почему она пряталась? Ну, потому что мы недостойны её видеть... Это очень напоминало культ инопланетян в нашем современном обществе: почему инопланетяне до сих пор не вышли на контакт с человечеством? А потому что люди — не заслужили, понятно?
Вот и Жанна с её огромной всенародной популярностью тоже где-то пряталась, потому что люди — не заслужили её видеть... Вопросы есть? Вопросов нету. А главной героиней «второго пришествия» стала некая Жанна дез Армулез из круга родственников жены герцога де Бодрикура, ещё недавно служившая в... папской гвардии в Риме. Она предложила братьям подзаработать денег, а братья — согласились. По Франции бродило немало всяких обманщиц и сумасшедших, утверждавших, что они «спасли короля», так пусть и ещё одна будет, правильно? Главное — не повторять чужих ошибок.
Меру надо знать!
Сначала этот «бизнес» не приносил особых денег, но в какой-то момент авторитет братьев сыграл свою роль, и все кругом действительно поверили, что Жанна де Арк вернулась с того света и скоро начнёт совершать чудеса. Народ шёл следом, разинув рты от удивления. Госпоже дез Армулез удалось ввести в заблуждение довольно много религиозно настроенных людей, в том числе знатных и состоятельных, и даже тех, кто лично знал Орлеанскую деву. В конце концов, самозванка превратилась в обязательного участника народных праздников.
Она появлялась на праздник Троицы в мужском костюме или в доспехах, у неё был шикарный конь и целая свита из попов и актёров. Если поискать сравнение, то это что-то вроде того, как если б на какой-нибудь русский праздник явился бы Илья Муромец вместе с другом своим Соловьём и со Змеем-Горынычем в качестве транспортного средства. В конце концов, эту «спасительницу» даже король приобнял, пустив слезу: «Жанна, ты ли это?!» — но потом гражданку дез Армулез взяли под стражу в городе Арлоне на юго-востоке современной Бельгии. Приказ о задержании был отдан герцогиней Елизаветой фон Герлиц Люксембургской. Спектакль как начался, так и закончился. Сестра императора Священной Римской империи отлично помнила настоящую Жанну де Арк и не хотела видеть, как какая-то аферистка варится в котле этой затянувшейся интриги или даже провокации. А это на что больше похоже?
Считается, что король Карл был несколько заинтересован в этом мероприятии. Герцогиня была возмущена тем фактом, что самозванная Жанна начала промышлять на территориях больших феодальных автономий на востоке Франции — Люксембурга и Лотарингии. А кого обвиняли в гибели популярной девушки-рыцаря? Правильно: их и обвиняли — Лотарингов и Люксембургов. Появилось подозрение, что это король отправил самозванку, как шар в кегельбане, а дальше — будь что будет! Типа одну Орлеанскую деву ты и твои родственники уже выдали англичанам, а теперь мы посмотрим, что ты станешь делать со второй национальной героиней... В конечном итоге, Жанну дез Армулез задержали по приказу герцогини Елизаветы и приковали к позорному столбу, а братьям Жану и Пьеру пришлось после этого сделать вид, будто они тут не при чём:
— А нас за шо?
Тем не менее cтаршему брату пришлось довольствоваться с того момента должностью коменданта крепости Вокулёр — той самой, где когда-то пил горькую герцог де Бодрикур, а самого младшего вообще отовсюду уволили. Однако факт есть факт: все эти ребята хорошо заработали на имени Жанны де Арк, спасительницы Франции и короля. Королевский зоопарк в Венсене и то не приносил столько денег, сколько приносило имя Орлеанской девы, а ведь там Крокодила(!!!), Крокодила показывают, — Крокодила (!!!), понимаете? Крокодила — это ж существо огромных душевных качеств! Много ли вы знаете о Крокодиле? Ничего не знаете. Летописи гласили, что добрый Гена-Крокодил очень многих проглотил, а потом горько плакал, ясно? Потому и говорят: «крокодильи слёзы»! Братья Жанны де Арк душевными качествами Крокодила не обладали.
В современном Орлеане каждый год 8 мая проходят некие аналогичные мероприятия, обязательным участником которых является симпатичная девушка по имени Клотильда де Арк, прямой потомок Пьера де Арка. Но эти мероприятия носят характер городского праздника и ни к какому «пришествию» или тем более «воскрешению» никакого отношения не имеют.
Я в замке — король
13 февраля 1429 года, в первое воскресенье великого поста, через Французские ворота замка Вокулёр выехали семь человек:
Жанна (в закрытом возке),
Жан де Новелонпон,
Бертран де Пуланжи,
двое их слуг,
королевский герольдмейстер Жан Колла де Вьенн и —
шотландец Ричард Кларк.
Но начинался этот поход немного не с того, о чём обычно все думают. Всё начиналось, во-первых, со снегопада, в который попали участники путешествия, во-вторых, с посещения монастыря в Сен-Урбане и кафедрального собора в Осере, где очень долго слушали мессу. А в-третьих, всё по-настоящему начиналось с участия Жанны в... рыцарском турнире. А как иначе? Рыцарская профессия всегда таила множество тайн и опасностей — ведь недаром только немногие из настоящих рыцарей умерли своей смертью. А, увлекаясь рыцарством, можно было и вовсе сойти с ума, как это случилось с доном Кихотом из Ла-Манчи — ну, или просто стать забавным таким эскапистом с детскими фантазиями в голове. Но рыцарский образ не имеет аналогов в истории человечества и хотя бы тем безмерно привлекателен для широких масс населения.
Вот к этому образу и решили приспособить молодую протеже из деревни Домреми — в этом случае она превращалась в таинственного рыцаря, а таинственный рыцарь — это как раз то самое, что нужно для развития сюжета, правильно? «Развитием сюжета» занимался герольдмейстер двора Жан Колла де Вьенн, специалист по политической рекламе и массовым мероприятиям. Он нашёл Жанне шикарные чёрные доспехи, которые вполне подошли ей по размеру, чёрного коня и щит с непонятным старинным гербом какой-то фамилии из Эльзаса... Вот не хотела Жанна быть эльзасским оруженосцем, однако пришлось. А мессир де Вьенн решил стать её герольдом.
Кстати, Жанне в её короткой военной карьере принадлежали три комплекта доспехов — один не дорогой и два подороже. Так вот, один из них уцелел (если это не обман, конечно же). Современный французский антиквар Пьер де Сузи утверждает, что купил доспехи у пожилой дамы, предок которой, какой-то моряк, купил их в Англии в 1740 году. Доспехи с тех пор лежали на антресолях. Так вот: это — женский комплект, сам по себе очень редкий, и он был рассчитан на девушку небольшого роста и довольно плотного телосложения. Во всяком случае — не на худышку.
Но это неудивительно: если хотите узнать, как выглядела уже взрослая Жанна, то обратите внимание на актрису Лили Собески в роли Орлеанской девы — для этого вспомним замечательный американский фильм 1999 года. И ещё сохранился документ от 2 апреля 1429 года, в котором будущий король Карл приказывает знатному оружейнику из города Тур сеньору Кола де Монбазону изготовить для Жанны де Арк маршальский «адоб» доспехов — то есть это доспехи с лилиями на кирасе и с ярким золотым напылением. Такой комплект стоил 100 ливров золотом или, как тогда говорили, «сто военных лошадей». Вот этот комплект до нас, к сожалению, не дошёл. Он пропал где-то в недрах материальной истории человечества. Зато благодаря документу с подписью дофина мы знаем рост Жанны де Арк — всего лишь 5 футов. Это 152 сантиметра. Не самый выдающийся рост для юного рыцаря. Но мужчины были в то время тоже весьма и весьма мелковаты. Однако Жиль де Ре, внук гиганта-рыцаря графа де Краона, был видным мужчиной, и хотя бы поэтому считался злым гением своей средневековой эпохи. Страшный он был, аж жуть! А его дед Жан де Краон, участник многих политических событий ушедших времён, был ростом метр-восемьдесят... Огромный мужик, правильно? Ну, просто гора какая-то, а не человек.
23 февраля 1429 года герольд дофина мессир де Вьенн объявил на турнире о появлении нового участника соревнований — сеньора Жана де Арка из Нефшателя. У зрителей шеи вытянулись, как у жирафов, когда никому не известный Жан де Арк резво выкатился на красиво задрапированном во всё жёлтое чёрном жеребце и принялся вызывать на бой бургундских рыцарей. А все рыцари привстали в стременах, чтобы просмотреть на нового участника. У того же герольд — не какой попало, а — в одеждах придворной службы двора в Шиноне, и есть два каких-то разноцветных оруженосца. Вот так птица прилетела, правильно? Притом ожидалась самое интересное — так называемая «бурдика» — то есть поединок на турнирных копьях (joust по-французски), но — строго вне «программы» и без предварительной договорённости.
Такое было возможно в рамках старинной рыцарской традиции pas de armes, когда любой рыцарь мог вызвать на поединок любого рыцаря — на выбор! Обычно такое турнирное соревнование проводилось на «оружии куртуазности» — на тупых копьях. На копьё надевали «коронель» — наконечник в виде короны или просто тряпичную «грушу» — и весело так сходились под рёв трибун и включение «в прямом эфире». Но это был поединок для забавы — a plain-sanse, — а не на смерть: a l’outranct. И как правило, такое соревнование заканчивалось или общим пиром, или общей баней в бочках из-под пива — или сразу всем вместе плюс громкое и торжественное чествование самого юного соперника. В честь юного соперника даже стихи сочиняли. Ведь рыцари не всегда бывали подлецами или чудовищами, правильно? Но рыцарские турниры представляли собой очень опасный мужской спорт, и на турнирах иногда проливалась кровь, а не вино — это факт! Например, некоторые граждане специально ездили на турниры, — чтобы «ломать» соперников и захватывать призы. Таких — знали и не любили. Их воспринимали, как преступников. Итак...
Прозвучала команда:
— Laisse aller! — Это значит «Привяжите шлемы!» ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
На обложке: Лили Собески в роли Орлеанской девы, 1999 г.
Оценили 5 человек
6 кармы