Владимир Бешанов в книге «Танковый погром 1941 года» (издание 2018 г.) об уровне боевой подготовки противостоящих войск пишет: «…В Германии всю войну вплоть до самого ее конца делался упор на хорошую подготовку пополнений.
В СССР всю войну предпочитали бросать в бой необученных, а часто и невооруженных новобранцев…» Борис Соколов в статье «Цена победы и мифы Великой Отечественной» (сб. «Великая война: трудный путь к правде. Интервью, воспоминания, статьи». АИРО-ХХ. Выпуск 17. 2005 г.) о воинском мастерстве Красной армии пренебрежительно пишет: «…Великая Победа была одержана ценой невероятно высоких и неоправданных потерь, благодаря той огромной и безропотной массе необученных советских солдат, которые шли в самоубийственные атаки, устилая поля войны своими телами. Хорошо обученный солдат и офицер, способный размышлять, представляли для Сталина куда большую опасность, чем гибель десятков миллионов необученных бойцов. Ведь именно профессиональная армия была бы способна на военный переворот, а не то плохо обученное ополчение, каким Красная армия оставалась до конца войны. Неслучайно по уровню боевой подготовки и управления Красная армия значительно уступала вермахту как в предвоенный период, так и на протяжении всей войны». (Выделено мной. – В.Л.).
Участники той войны – как наши враги, так и союзники – не сторонние дилетанты, а профессионалы, имеющие богатый боевой опыт участия во многих войнах, – совсем по-другому характеризуют боевые качества Красной армии. Уже в начале войны немецкие солдаты, офицеры и генералы давали высокие оценки воинскому мастерству советских воинов.
Выразительные оценки немецких солдат боевых качеств советских войск после начала контрнаступления Красной армии под Москвой содержатся в книге «Разгром немцев под Москвой. Признания врага».
«...Все наши солдаты считают, что Германия недооценила вооруженные силы России. В боях погибло столько наших танков, самолетов. Многим солдатам ясно, что русская армия обладает очень большими резервами... Мы прониклись уважением к русскому оружию...» (из показаний пленного ефрейтора Вилли Шадта).
«...Трудно сказать, какой род советского оружия лучше, все виды оружия бьют сильно, и пехота наступает напористо. Особенно метко бьет артиллерия. Я видел, как снаряды падали от цели на 20 метров, но не больше. Чаще всего они попадают в цель. Почти невозможно бороться с тяжелыми советскими танками. Большие потери мы несли от катюши. Сильно бьют 120-миллиметровые минометы» (из показаний пленного ефрейтора Густава Вальтера).
«...Судя по нашим сводкам, я думал, что у русских не осталось ни артиллерии, ни танков, что они вообще не смогут серьезно наступать... Должен сказать как специалист, что операция против Андреаполя была проведена русскими великолепно, умно, дерзко и безупречно организованно. За эти дни я сам увидел, насколько лживы были сообщения немецких газет об исчерпании русских резервов, о плохой организации и истощенности русской армии» (из показаний пленного капитана Альфреда Линденталя, 14 февраля 1942 г.).
«...Наши офицеры нам говорили, что оружие у русских плохое, но теперь мы сами убедились: у Красной армии есть такое оружие, какого нет у немецкой армии» (из показаний пленного фельдфебеля К. Егера).
«...Русские лучше и надежнее вооружены для зимы, нежели мы... Они могут часами лежать перед нашими позициями при тридцатипятиградусном морозе, выжидая подходящего момента для атаки. Их молодые командиры храбры и располагают большим опытом в проведении операций» (из письма обер-лейтенанта Зиверса, командира 3-го батальона 416-го полка 123-й немецкой дивизии штурмфюреру бригады СА в Ратенове).
«...Да, этот поход в Россию тяжел и стоит много крови. Я знаю русских солдат еще по прошлой Мировой войне. Русский был уже тогда невероятно упорным противником. Теперь же к этому надо добавить ужасы танковых битв и воздушных бомбардировок, и, кроме того, надо сказать, что сегодняшний русский солдат в десять раз ожесточеннее сражается, чем солдат царской армии, не правда ли?..» (из письма Герберта Крамера сыну Бернарду).
«...Русские солдаты совершенно загадочны в своей силе и сверхчеловеческой самоотверженности...» (из показаний пленного лейтенанта Грюндера).
«...Я хочу привести тебе небольшой пример о поведении сибиряков – мы и с ними имеем дело. Одна рота, поддерживаемая двумя отделениями саперов, идет вперед. Саперы имеют специальное задание и идут позади. Они идут через лес, один за другим, на определенном расстоянии. Кругом спокойно. Вдруг раздается выстрел. Санитар падает с простреленной головой. Снова выстрел – лейтенант хватается за руку. Между тем саперы, находившиеся в непосредственной близости от того места, откуда раздавались выстрелы, насторожились и, обнаружив стрелка, убили его. Он сидел в трех метрах от дороги, в яме, вырытой в снегу. Он был совершенно незаметен и мог бы легко улизнуть. Но нет, он должен был сначала застрелить пару людей. Это не единичное явление, а обычный метод борьбы русских...» (из письма солдата Ганса Билера, п.п. 23188, жене Эмилии Билер в Гильменцен).
«…Русский – упорный, или, вернее, упрямый парень. Он все время атакует и сейчас, в особенности по ночам..» (из письма шарфюрера СА, младшего врача Вернера Гельдера товарищам, 10 января 1942 г.).
«…7 февраля мы прибыли на Восток и с этого же дня находимся в боях. Только теперь чувствуешь, что такое война. Мы совсем не снимаем сапог: день и ночь бои. Вчерашний день, 15 февраля, я никогда не забуду. С 7 часов утра и до сего часа (сейчас 8 часов утра) – все время огонь. Русские так упорны; они дерутся до последнего человека...» (из письма ефрейтора Пауля Ланга, п.п. 10457 В, Фриде Ланг, 16 февраля 1942 г.).
«…День и ночь здесь, на центральном участке фронта, жестокие бои. Счастье, что я еще остался в живых. У нас уже много убитых и раненых. Бог меня пока еще сохранил. В Белом и Котове я принимал участие в жестоких боях. Многие отморозили руки и ноги, и я тоже. Только бы остаться в живых! Отказываюсь от Железного креста; хочу свой крестец принести домой... Русские – упорные воины, это твердо установлено...» (из письма ефрейтора Эгона, п.п. 11226/С, родным в Людвигсгафен, 28 февраля 1942 г.).
«...Относительно русских мы сильно просчитались. Те, которые с нами воюют, не уступают нам ни в одном роде оружия, а в некоторых и превосходят нас. Если бы ты только пережил когда-нибудь налет пикирующих бомбардировщиков русских, ты бы кое-что понял, мой мальчик. Что касается меня, то я уже сыт по горло...» (из письма унтер-офицера Георга Буркеня, 14 декабря 1941 г.).
«...В отношении России мы сильно просчитались. И еще эта проклятая зима! Но жаловаться нет смысла... В кинохронике всего этого не показывают. Действительность выглядит гораздо трагичнее. Все это было бы не так ужасно, если бы мы знали, сколько времени продолжится еще эта война. Русские ведь ни в каком случае не пойдут на капитуляцию» (из письма ефрейтора 489-го пехотного полка 269-й немецкой пехотной дивизии, 11 января 1942 г.).
«...Мы недооценивали русскую армию и ее оружие. Особенно это ясно теперь, когда против нас брошены сибирские дивизии, прекрасно снаряженные для войны в зимних условиях. Эти дивизии состоят из солдат, которые зимой чувствуют себя великолепно. Наши пулеметы и автомашины на морозе часто не действуют. Тогда и начинается страшная «русская рукопашная» (из фашистской газеты «Берлинер Берзенцейтунг»).
«...Русская армия чрезвычайно хорошо обучена. Немцы столкнулись с противником, который обладает прекрасной военной техникой. Боевой дух русских солдат сломить невозможно» (из официального немецкого листка «Динст аус Дойчланд»).
«...В письмах на фронт часто можно найти жалобы на длительность русской кампании. Пора выкинуть из головы мысли о быстром завершении войны. Если в нашей печати иногда пишут, что русские полностью побеждены, то подобного рода мнения руководящих деятелей печатаются исключительно для заграницы, чтобы подчеркнуть нашу уверенность в победе» (из приказа командира 98-й немецкой пехотной дивизии, декабрь 1941 г.).
«...5 декабря 1941 г. В результате разгрома под Калинином от нашего 303-го полка остался один батальон, который был влит в 167-й п. 86-й пд. Главные потери мы понесли от огня катюши. После разгрома 5 декабря солдаты морально подавлены. При наступлении частей Красной Армии они бегут, в особенности если наступление поддержано танками. Холод, глубокий снег и отсутствие обещанных отпусков отрицательно действуют на настроение солдат. Попав в плен, я увидел, что Красная Армия прекрасно обмундирована, оснащена и располагает огромными резервами. Я убедился, что в этой войне победит СССР» (из показаний пленного ефрейтора Карла Айтцена, связиста 12-й роты 167-го пехотного полка 86-й пехотной дивизии).
Высокий уровень воинского мастерства советских войск в Московской битве в конце концов оценило и руководство вермахта. «...Использование местности, образцовое устройство позиции и прекрасная маскировка ярко характеризуют каждого красноармейца. Позиции строились целесообразно и в очень короткий срок. Большое значение придавалось всегда противотанковой обороне. Открытие огня происходило обычно только с небольшой дистанции. На позициях русские боролись с исключительным упорством, до последних сил. На вторжение русские отвечали внезапными контрударами, применяя также танки. Особенно следует отметить полную нечувствительность флангов. После прорыва справа и слева русские стойко держались на своих позициях и пытались закрыть брешь контрударами. Даже в безнадежном положении русские не прекращали борьбы. Они пытались обычно пробиваться. Под умелым руководством и под влиянием хороших комиссаров пехотинец наступает, презирая смерть, и защищается до последнего патрона. Мастерское использование местности и маскировки, большая подвижность на непроходимой, с немецкой точки зрения, местности, а также почти всегда хорошие результаты стрельбы характеризуют красную пехоту. К пулеметному огню красноармеец довольно нечувствителен. Сила красной пехоты в отношении вооружения состоит в ее многочисленном автоматическом оружии и минометах… Экипажи танков состоят из отборных людей с отличным боевым духом… Сами по себе танки хороши. Материальная часть, не отвечающая современным требованиям войны, частично была заметна в начале кампании и в дальнейшем не наблюдалась. Со временем стали встречаться только тяжелые танки, которые своей броней отчасти превосходят немецкие и должны быть охарактеризованы как хорошее современное оружие. Немецкие противотанковые средства не были вполне эффективны против русских танков. Русские применяли свою авиацию главным образом против передовых частей, и она вела бои, несмотря на низкую облачность, на бреющем полете. Они умело используют благоприятный момент... Русские были до сих пор наиболее упорным противником. Они в состоянии и впредь оказывать ожесточенное сопротивление» (из секретного циркуляра ставки германского верховного главного командования «Оценка русского руководства, тактики и боеспособности войск»).
Пауль Карелл в книге «Восточный фронт. Книга первая. Гитлер идет на Восток. 1941–1943» резюмирует: «…Адольф Гитлер и ключевые фигуры его Генштаба недооценили неприятеля главным образом в том, что касается людских ресурсов, боевых качеств военнослужащих Красной армии и их морального духа…»
Командование вермахта, начиная операцию «Тайфун», недооценило боевые качества советских воинов и их моральный дух. Не грязь и не мороз, на которые часто ссылаются бывшие генералы вермахта, помешали немецким войскам захватить Москву, а возрастающее сопротивление, мужество, упорство и воинское мастерство советских войск – вот что сначала обескровило войска группы армий «Центр», остановило их на пороге Москвы, а затем нанесло им поражение. В тяжелейших боях по защите столицы страны советские воины проявили небывалую стойкость, отвагу. Символами бесстрашия, мужества, самопожертвования во имя Родины стали подвиги Зои Космодемьянской, Веры Волошиной, 28 панфиловцев, Петра Вихрева, Якова Падерина, генералов Ивана Васильевича Панфилова, Льва Михайловича Доватора и многих других героев. Героизм приобрел массовый характер. Свыше 36 тысяч воинов были награждены орденами и медалями, 112 из них стали Героями Советского Союза. Около 40 воинских частей и соединений стали гвардейскими. Под Москвой появились первые гвардейцы-танкисты и гвардейцы-кавалеристы: 11 ноября 1941 года 4-я танковая бригада полковника М.Е. Катукова первой в танковых войсках стала называться гвардейской. 26 ноября 2-й кавалерийский корпус генерала П.А. Белова стал именоваться 1-м гвардейским кавалерийским корпусом, а 3-й кавалерийский корпус генерала Л.М Доватора. – 2-м гвардейским кавалерийским корпусом.
О боевых качествах советских солдат в Сталинградской битве, завершившейся уничтожением 6-й немецкой армии, фальсификаторы тоже не стесняются писать гадости. Владимир Бешанов в книге «Год 1942 – «учебный» о боях на Сталинградском направлении в июле–августе 1942 года сообщает, что «…Основные потери немцы в это время несли не от воздействия противника, не от наших поспешных контратак, а от болезней, тепловых ударов и физического истощения личного состава».
А вот как оценивались действия советских войск немецким участником тех боев ефрейтором Карлом Мюллером: «...До Дона война была еще терпима. Но у предмостного укрепления на Дону русский начал наносить нам такие удары, что мы часто впадали в полнейшее отчаяние. Здесь истреблялись целые роты и батальоны…» («Разгром немцев под Сталинградом. Признания врага»).
Доктор филологии Борис Соколов, презрительно называющий Красную армию «плохо обученным ополчением», безропотно шедшим в «самоубийственные атаки, устилая поля войны своими телами», в чудовищно лживой книге «Цена войны. Людские потери России/СССР в ХХ и ХХI вв.» (издание 2017 г.) в отношении боев в Сталинграде пишет: «…Скорее всего, и соотношение потерь в городских боях для советских войск было менее благоприятным, чем в ходе боев в донских степях… Немцы имели опыт в городских боях, первыми создали штурмовые группы, у них гораздо более четко было налажено взаимодействие между родами войск и был значительно выше уровень подготовки бойцов и командиров… немецкие солдаты и офицеры, лучше обученные и более инициативные и свободные в своих действиях, оказались лучше приспособлены к условиям городского боя…»
Но неизмеримо более квалифицированный в вопросах боевого мастерства солдат вермахта генерал-майор Ганс Дерр, занимавший высокие посты в наступающих на Сталинград немецких войсках, в статье «Поход на Сталинград» (сборник «Роковые решения», 2004 г.) дал противоположную оценку действиям советских войск в уличных боях в Сталинграде: «…Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях и боях за отдельные дома…» Согласен с этой оценкой даже такой апологет вермахта, как Пауль Карелл (псевдоним оберштурмбанфюрера СС Пауля Шмидта – исполнительного директора Службы новостей Третьего рейха и руководителя пресс-департамента германского МИДа). В книге «Восточный фронт» он сообщает: «…За северный Сталинград дрались в ближнем бою – резались в рукопашной. Русские, которые лучше немцев умели действовать в обороне, выигрывали из-за преимуществ грамотной маскировки и из-за того, что сражались на родной земле. Кроме того, они имели больше опыта в уличных боях, и в особенности в боях на баррикадах…»
Британские военные журналисты того периода У.Э.Д. Аллен и П.П. Муратов в книге «Русские кампании вермахта. 1941–1945» отмечали «… И в уличных боях, и в артиллерии русские показали свое несомненное превосходство…»
А вот что говорил о советских воинах в сентябре 1942 года командующий 6-й немецкой армии генерал танковых войск (впоследствии генерал-фельдмаршал) Фридрих Паулюс: «…Сопротивляемость красноармейцев за последние недели достигла такой силы, какой мы никогда не ожидали. Ни один наш солдат или офицер не говорит теперь пренебрежительно об Иване, хотя еще недавно они так говорили сплошь и рядом. Солдат Красной армии с каждым днем все чаще действует как мастер ближнего боя, уличных сражений и искусной маскировки…» (В. Адам. «Свастика над Сталинградом. Откровения адъютанта Паулюса», 2013 г.).
В отличие от Владимира Бешанова и Бориса Соколова, высоко оценивали боеспособность советских солдат и немецкие солдаты – участники Сталинградской битвы. Бывший адъютант Ф. Паулюса полковник Вильгельм Адам в своих мемуарах «Свастика над Сталинградом. Откровения адъютанта Паулюса» приводит следующие мнения солдат 6-й немецкой армии о растущем мастерстве советских воинов: «…На переднем крае – сущий ад. Ничего подобного я еще не видел на этой войне… Нас всюду подстерегает смерть…», «…Надо учиться у русских; они мастера уличного боя, умеют использовать каждую груду камней, каждый выступ на стене, каждый подвал. Этого я от них не ожидал…», «…До сих пор мы посмеивались над русскими, но теперь это в прошлом. В Сталинграде многие из нас разучились смеяться…», «…Наша рота понесла такие большие потери, каких я за всю войну не видел ни в одной из моих частей…»
Бывший обер-лейтенант 71-й пехотной дивизии вермахта Вигант Вюстер в книге «Будь проклят Сталинград!» пишет: «…Русские упорно дрались за городские развалины – с упорством, превышающим их и без того впечатляющий боевой дух. Они делали это так успешно, что мы едва могли двинуться вперед…»
Подобные оценки содержатся и в письмах немецких солдат с фронта, собранных в сборнике «Разгром немцев под Сталинградом. Признание врага» (2013 г.): «…русский сражается чрезвычайно упорно...» (из письма вахмистра Юлиуса Фершнера Эльфриде Кнопп, 16 ноября 1942 г.); «…Каждый русский боец может уложить целое отделение...» (из письма ефрейтора Генриха Штейнтиша сослуживцу Генриху Целлеру, 18 ноября 1942 г.); «…У русского острый и меткий глаз. Нас было когда-то 180 человек, осталось только 7. Пулеметчиков №1 было раньше 14, теперь только двое...» (из письма пулеметчика Адольфа матери, 18 ноября 1942 г.).
О росте боевого мастерства советских войск в Сталинградской битве говорил плененный командир 297-й немецкой пехотной дивизии генерал-майор Мориц Дреббер: «…Прошлой зимой во время наступления русских нам удалось системой опорных пунктов сдерживать и отбивать наступление русской пехоты. Совершенно другое положение получилось теперь, в январском наступлении русских. Перед началом наступления пехоты и танков они провели мощное артиллерийское наступление, в результате которого были уничтожены наши узлы сопротивления и опорные пункты, и русская пехота получила возможность двигаться расчлененным порядком, неся меньшие потери и охватывая большой участок фронта. Сдержать наступление русских было невозможно потому, что людских резервов у нас было мало: Сталинград съел наши резервы… Превосходство русских в артиллерии, танках, авиации, боеприпасах и в людских ресурсах – вот важнейшая причина катастрофы немецких войск под Сталинградом. Русские танки действовали очень хорошо, особенно танк Т-34… Пехота действовала в полном взаимодействии с танками. Русские применяют практику посадки на танки стрелков и автоматчиков, это мероприятие требует очень смелых людей, но оно дает прекрасные результаты. У русских действовал сильный и очень плотный огневой налет артиллерии и тяжелых минометов…» («Разгром немцев под Сталинградом. Признания врага»).
В действительности отступление и большие потери советских войск в июле–сентябре 1942 года объясняются не низкими боевыми качествами советских воинов, а значительным превосходством на первых этапах Сталинградской оборонительной операции немецких войск над советскими в авиации и артиллерии.
По авиации данные в различных источниках существенно отличаются, но в воспоминаниях как советских, так и немецких участников битвы отмечается бесспорное господство в воздухе немецкой авиации в июле–сентябре 1942 года. Так, Бешанов сообщает, что о превосходстве немецкой авиации писал Маршал Советского Союза Москаленко, а также приводит фразу из письма домой одного из солдат 389-й немецкой пехотной дивизии: «Ей-богу, мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Кстати, русских самолетов я вообще не видел».
В начале Сталинградской битвы советские войска имели слабую артиллерийскую поддержку. По данным Алексея Исаева, в войсках Сталинградского фронта на 20 июля 1942 года имелось всего 21 орудие калибра 152 мм, причем они числилась в выводимых на доукомплектование 28-й и 38-й армиях. Артиллерии большой мощности (калибра 203-мм и более) в составе Сталинградского фронта вообще не было. В 6-й немецкой армии было 144 полевых гаубиц калибра 150-мм, а также пять дивизионов (около 40 единиц) гаубиц калибра 210-мм. Кроме того, противотанковые возможности пехотных дивизий вермахта были существенно повышены за счет их оснащения 75-мм противотанковыми пушками.
Но как только положение с авиационной и артиллерийской поддержкой войск выровнялось, уровень потерь советских войск резко снизился. Если безвозвратные потери советских войск в августе и сентябре 1942 года, по подсчетам С.Н. Михалева, приведенные в сборнике «Сталинградская битва. Материалы научной конференции в Москве и Волгограде, прошедшей к 50-летию сражения» (1994 г.), составляли 116 тыс. человек и 98 тыс. человек, соответственно, то в октябре они были в три раза меньше – 35 тыс. человек. Более того, на заключительном этапе Сталинградской оборонительной операции советская артиллерия действовала эффективней немецкой. Британские военные журналисты того периода У.Э.Д. Аллен и П.П. Муратов в книге «Русские кампании германского вермахта. 1941–1945» отмечали «…И в уличных боях, и в артиллерии русские показали свое несомненное превосходство…» Немецкие солдаты тоже отдавали должное действиям советских артиллеристов: «...Здесь, в Сталинграде, собрано много войск всякого рода… В тылу стоит тяжелая и легкая артиллерия всех калибров и молчит как убитая. Уличные, или, вернее, заводские, бои ведутся без артиллерийской подготовки… Русская же артиллерия… стреляет, что есть сил и вынуждает нас к бездействию» (из письма солдата Пауля Бюльце родным, 18 ноября 1942 г.).
Вот как охарактеризовали ситуацию к началу Курской битвы британские журналисты военного времени Уильям Эдвард Дэвид Аллен и Павел Павлович Муратов: «…Известно, что при сравнении потерь двух противников абсолютные числа не так важны, как отношение соответствующих показателей к «человеческим ресурсам» каждой стороны. Тут важно учитывать не только большое различие в общей численности населения Германии и Советского Союза (в распоряжении которого, однако, были гораздо меньшие ресурсы вследствие немецкой оккупации обширных русских территорий). Сыграли свою роль и потери, понесенные немцами на начальном, тяжелом для них, этапе войны, когда они надеялись избежать большой армии по образу и подобию народного ополчения и решать все задачи малыми высокообученными профессиональными группировками, хорошо оснащенными для короткой кампании и не имеющими потребности в больших материальных запасах. До 1942 г. немцы призывали только определенное число новобранцев, необходимых для действующей армии, не прибегая к стратегическим резервам и запасам. На пятом году войны они оказались вынужденными провести тотальную мобилизацию и создать в значительной степени армию «ополченцев». Прямо противоположные процессы наблюдались в России. Преобладающее внимание к «профессионализации» Красной Армии не мешало русским развивать систему общего призыва… В отличие от немцев, тяжелые русские потери в начальных сражениях приходились не на формирования, составленные из призывников, соответствующих первым двум немецким разрядам рейхсвера, а в большинстве случаев только на те категории, которые были эквивалентны германскому ландверу… Это объясняет и удивительно быстрое восстановление боеспособности русской армии после тяжелых боев первых месяцев войны, и появление новых, хорошо обученных, частей для зимнего наступления. Русские оказались способными создавать эшелонированную по глубине оборону и также обеспечивать постепенное накопление и использование тщательно обученных резервных вооруженных формирований. Они знали, как грамотно и целесообразно использовать свои лучшие кадры. Их армия по ходу военных действий все в большей степени начинала соответствовать текущим потребностям… и возрастала в профессиональном отношении. Все эти преобразования в двух противостоящих армиях на пороге третьего года войны в России выразились в следующем: 1) в численном равенстве войск по обеим сторонам передовой линии; 2) в лучшем качестве русского кадрового состава; 3) в существовании сильных русских группировок; 4) в отсутствии адекватных резервных группировок у немцев и в потребности их создания из призывников третьей и четвертой категорий. Подводя итоги, приходим к выводу, что эти условия и создали русским значительное преимущество – в первый раз за все время войны в России…» (Выделено мной. – В.Л.).
Характеристика изменений боеспособности немецких и советских войск, данная Алленом и Муратовым, несколько упрощена, но в целом верно отражает тенденцию снижения боевого мастерства солдат вермахта и рост боевого опыта красноармейцев.
Боевое мастерство советских войск в ходе войны возрастало. Вот еще несколько квалифицированных оценок высокого профессионализма красноармейцев.
Генерал-фельдмаршал, командовавший в 1943 году группой армий «А», Эвальд фон Клейст отмечал: «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость» (цит. по книге «Величие подвига советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941–1945 годов о Великой Отечественной войне»).
Генерал-полковник вермахта Йоханнес (Ганс) Фриснер, командовавший в Курской битве 23-м армейским корпусом (позже командовал группами армий «Север» и «Южная Украина») в своих мемуарах «Проигранные сражения» писал: «…Мы явно недооценили Красную Армию в начале войны… Поэтому во многих боях немецкому солдату пришлось дорого заплатить за эту горькую науку… Советский солдат сражался за свои политические идеи сознательно и, надо сказать, даже фанатично… Не менее сильной стороной советских солдат было громадное упорство и крайняя непритязательность. Русский солдат спал там, где находился, независимо от того, была ли у него крыша над головой. Лишения любого рода не играли для него никакой роли… Самопожертвование советских солдат в бою не знало пределов. В так называемой малой войне, в особенности во время боев в лесах, русские проявляли исключительную изобретательность и находчивость. Они умели отлично маскироваться. Их «кукушки» (снайперы на деревьях) и партизаны вызывали в наших рядах большие потери. Их неказистое обмундирование оказывалось весьма целесообразным на поле боя. Большое искусство показывали русские и в просачивании через наши позиции перед началом своего крупного наступления. Успехи Красной Армии объяснялись не в последнюю очередь хорошим оснащением войск тяжелым оружием: танками, тяжелой артиллерией и неизменно вызывавшими у нас страх «катюшами» – гвардейскими минометами, которые, между прочим, умело использовались. Русские весьма искусно и успешно применяли свою артиллерию…»
Генерал-полковник вермахта Гейнц Гудериан, в 1944 году начальник Генерального штаба сухопутных войск и по совместительству генерал-инспектор бронетанковых войск, в статье «Опыт войны с Россией» (сборник «Итоги второй мировой войны», 1957 г.) резюмировал: «Русский солдат всегда отличался особым упорством, твердостью характера и большей неприхотливостью…Было бы правильно и в дальнейшем ожидать от советских командиров и войск высокой боевой подготовки и высокого морального духа и обеспечить хотя бы равноценную подготовку собственных офицеров и солдат». (Выделено мной. – В.Л.).
Генерал-лейтенант вермахта Эрхард Раус, командовавший в Курской битве армейским корпусом, писал: «Высшие штабы надеялись, что оборонительный потенциал противника будет ослаблен. Это оказалось заблуждением. Русские отлично подготовились с материальной стороны, а моральный дух ничуть не поколебался. Мы столкнулись с патриотическим подъемом и уверенностью в победе. Попытки склонить вражеских солдат к дезертирству провалились» (цит. по книге Стивена Ньютона «Курская битва: немецкий взгляд»).
Американский генерал Д. Макартур после Московской битвы в 1942 году отмечал: «В своей жизни я участвовал в ряде войн, другие наблюдал, детально изучал кампании выдающихся военачальников прошлого. Но нигде я не видел такого эффективного сопротивления сильнейшим ударам до того времени победоносного противника, сопротивления за которым последовало контрнаступление… Размах и блеск этого усилия делают его величайшим достижением во всей истории» (цит. по книге «Глазами друзей и врагов»).
Начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл писал в 1944 году о Красной армии: «Мы разделяем гордость и восхищение ее исключительными успехами, мужеством и выдержкой ее солдат и русского народа…» (цит. по книге «Величие подвига советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941–1945 годов о Великой Отечественной войне»).
Командующий 5-й американской армией в Италии генерал-лейтенант Марк Уэйн Кларк отмечал: «С самого начала героической обороны Красной армией ее родной земли вплоть до последних месяцев ее непрерывного наступления в боях с безжалостными захватчиками, подвиги солдат Красной армии вызывали мое глубокое восхищение и восхищение солдат, находящихся под моим командованием» (цит. по книге «Величие подвига советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941–1945 годов о Великой Отечественной войне»).
Продолжение. Начало см. в «СР» №8, №11 за 04.02.20 г., №12 за 6.02.20 г. в «Уликах» №138, №16 за 15.02.2020 г.
В.В ЛИТВИНЕНКО
Оценил 41 человек
94 кармы