Запятая для Неба

«...Эх, малыш! Как же много на единицу добра чёрной ненависти

в тротиловом эквиваленте!»

Памяти Детей Донбасса посвящается

Они все согласились нас убивать. Все. Кто согласился. Прожить вместе целую жизнь и вдруг написать на двери соседа — д о с т о и н с м е р т и! Никак не могу вместить в себя эту добровольную разрешённость. Говорят, для того, чтобы понять мотив преступления надо думать, как преступник. Не могу думать, как преступник, не получается. Чего-то у меня либо в избытке, либо в недостатке. А у них получилось! Сначала думали-думали, а потом-получилось! Настолько удачно, что многие из них стали не только думать, но и преступать. По всем диагоналям Донбасса они написали гордое и непререкаемое — Д О С Т О Й Н Ы... Так вот в чём, оказывается, сакральный смысл «Революции достоинства!»

Отбрасываю мироощущения годовалой давности и начинаю движение мысли в неоспоримой данности. Просыпаясь среди ночи, уже не слышу назойливо — жуткое «Не может быть!» Эхом по душе, словно волной от беззвучного холостого выстрела прокатывается другое чужое и безнадёжное: «...не может быть... иначе» Привык к соседству ужаса? Нет. Обрастаю новой кожей. Душа обрастает новой кожей.

Киевские умники говорят, что украинцы выкопали чёрное море... Нет. Они выкопали чёрное горе. Они достали его из преисподней и выпустили оттуда псов ада на мою землю.

Теперь они с неописуемым восторгом хлопают в ладоши в своих студиях-шабашах всякий раз, когда им сообщают об очередном обстреле городов ненавистного Донбасса.

Удивляюсь — как это они Богданчика из городка Снежное не убили! Ведь чётко же попали. Снаряд срезал этажи, словно гигантский нож. Соседку — в лепёшку, голову между плит раздавило словно маргарин. А Богданчик выжил.

...Лежал этот чётырёхлетний воробышек и попискивал под зловещей бетонной плитой с прижатыми ножками. Что он переживал в эти бесконечные минуты ожидания и страха? Может быть, он вдруг с пронзительной остротой осознал, как отчаянно любит папу и маму? А может... Нет, не способна моя душа к жути подбирать синонимы. Наверняка Богданчик непрестанно звал на помощь. Но как было услышать его в этом пыльном шуме-гаме разбиравшей бетонные завалы людской толпы? Но вот какой-то мужчина резко замер около груды огромных изувеченных плит... Он явно очень напряжённо вслушивался, а потом вдруг энергично замахал руками и закричал, чтобы все утихли... В напряжённой тишине, едва различимо, словно из подземелья, послышался тоненький-тоненький, детский голосок... Да, на этот раз тебе, Богданчик, почти повезло. Не иначе, Ангел-Хранитель помог. У тебя ведь такое красивое Небесное имя... Данный Богом...

А вот Юле не повезло... Может, всему виной имя? Потому что в нём нет Неба? А, может, по вселенским законам она очень-очень виновата? То есть — виноватее всех виноватых... Вопросы, вопросы, вопросы.

Всматриваюсь в события жизни. Рассматриваю их по отдельности, как разбросанные пазлы. Чтобы понять... события смерти. И, странное дело, ощущаю себя... режисёром Голливуда! Воспринимаю покадрово, произвожу наезд камеры, даю крупный план, мгновенно уходящий в детали. Делаю высокоскоростную съёмку и объёмный проход камеры вокруг объекта. Компьютерные технологии и жёсткая психология. Замедленная подача отснятого. Всё в работе, всё в наличии. Но не достаёт ясновидения. Сверхспособности отсутствуют. И как при таких раскладах добраться до Истины?

После того, как наступили чёрные дни и пришли чёрные человечики, приходится всё разбирать по слогам.

...Жила — была девочка. И звали её Юля. Юля была хорошей девочкой, доброй. Папа и мама в ней души не чаяли. А уж о бабушках с дедушками и говорить не приходится. Росла девочка из года в год, словно цветок — рассцветала. И к двадцати годам превратилась... в Принцессу! В красавицу! В Красавушку! Так что всякий видевший её думал: «Невероятная красота!» И налюбоваться не мог. Словно вышел на огромную, удивительную неземную поляну, великолепие которой и представить-то невозможно! И таял взгляд каждого смотрящего на эту красоту и радовался без меры. Но было в Юле не только это. Увы, внешняя красота редко дружит... с умом крепко да и с доброй душой тоже. Но у Юли всё сошлось в единой гармонии — Красота! Красота! Красота!

И мечтала Юля не о богатствах несметных, не о дворцах золочённых. А мечтала Юля быть нужной очень-очень. И любить ей хотелось, и любимой быть. И вот выучилась она на медицинскую сестру (всякому доброму делу учиться ведь надо), чтоб помогать людям, чтоб быть всем сестрой. Но так как Юля, сама по себе, и была добрая, то получилась из неё не просто сестра, а сестра милая, милая сердцу сестра. То есть, если по-правильному — сестра милосердия...

Но вот однажды, когда ей исполнился двадцать один год, пришли к её городу чёрные злые люди — те, которые убивали всякого несогласного с собою. Они люто ненавидели всех, кто любит свободу и умеет думать. И начали они стрелять по городу, в котором жила Юля. И убили много людей, в том числе стариков и детей. Бывало, идёт бабушка по улице с корзинкой вишен и вдруг — БАХ!.. Бомба прилетела. И нет бабушки! Голова на дороге лежит, а ноги и руки — в кустах. А уж всего прочего и не сыскать вовсе... Трудно жить стало, страшно. Но нашлись настоящие люди и стали защищать город, детей и стариков защищать. И не было у Юли и мыслей других, как только та — чтобы помогать защитникам. И стала она приносить им еду и воду и раненым помогать. Делала она это с радостью. Но радость оказалась недолгой...

...Сесть в машину и развернуться они ещё успели, но уехать от блок-поста им уже было не суждено...

...Вижу, как мелькают кадры. Не успеваю ничего рассмотреть, слишком велика скорость. Но вдруг — замедление и пошёл крупный план. Школьная комната, залитая солнцем. Маленькая девочка за столом старательно выводит в тетради слово МАМА. Затем всё погружается в туман и снова бег времени. Но вот кадры, обгоняя друг друга, умерили свою прыть... на школьной линейке. Последний звонок.

Красивые, нарядные юноши и девушки, много цветов и много праздника. Вижу Юлю... Если бы я был художником, я бы написал её портрет, какой она была в тот момент... Но на моём холсте могут появиться только слова. Что ж, слова так слова. Вывожу большими буквами, самыми лучшими красками на весь холст дугообразное «СОЛНЕЧНАЯ!» Внизу подписываю: «Юля...»

...Так вот ты какая, гражданская война!

Пожирательница детей! Уничтожительница прекрасных добрых девушек!

Никогда не видел тебя так близко. Конечно, я не думал, что ты хорошая, но мне представлялось, что в тебе есть хотя бы капля благородства, хотя бы молекула правды, хотя бы атом света! Я думал, что ты хотя бы в чём-то ж и т е л ь н и ц а... Но у тебя нет даже лица! Ты — безликая! И жутко — премерзкая в этой безликости. Равнодушная. Равнодушно несущая смерть машина. Несущая смерть всем.

Но больше всего поражает даже не это. А то, что ОНИ согласились с теми, кто нас согласился убивать! Они выпустили злого джина из кувшина. И сделали это добровольно. С радостью. Двадцать две области большой страны согласились нас убивать. Как повелись на это десятки миллионов рождённых матерями? Что это — торжество разума или нашествие злобных инопланетян?

Мир разделился надвое. По миру пошла Великая Трещина... И начало её-в донецких степях.

Но увидеть это можно только с высоты птичьего полёта. А что вблизи?

А вблизи — полный абсурд. Разругавшиеся родственники. Причём разругаться умудрились по всей Планете! Живущие в России, Канаде, Греции, Америке — живущие везде. Но всё самое дерзкое происходит в двух шагах от понимания. Родные братья — по обе стороны баррикад. Один в ополчении, другой в украинской армии, при карателях. Разругались матери и дочери, сыновья и отцы. На одной лестничной площадке два враждебных мира — укров и «сепаров...» У кого ПРАВДА? У кого ИСТИНА?

Теперь каждый из живущих прямо или косвенно завязан в это противостояние.

Некоторые, очень довольные своей отрешённой от грешного мира «мудростью» гордо заявляют, что они, дескать, ни за тех, ни за других. Что, мол, и там и там творятся тёмные дела. И вся эта жестокая кутерьма — не что иное, как тривиальный и очередной передел власти. Ну что ж, в семье, как говорится, не без урода. Как будто до войны не было тёмных дел, преступлений, не было убийц, воров, не было повальных взяток, проституции, наркомании и прочих сапиенс — наработок цивилизации. Здесь важно понять другое. Надо определиться в главном... За К О Г О — ТЫ? Именно — ТЫ? За тех, кто защища́ет или за тех, кто зачища́ет?

Жуткое дело — война. Но её истинное без-образие, её демонический дух сильнее всего проявляется... в убиении детей. В особенности, совсем малых, таких, которых война разрывает на кусочки в утробе вместе с мамой...

Вот и звучит рефреном в душе главный вопрос: так ты за кого — за тех, кто защищает детей или за тех, кто их убивает? Отсидеться в глубинах своей совести не удастся. Даже если это будут марианские глубины. И спрятаться за отрешённой «мудростью» тоже не получится. Если ты посередине, если ты молчишь, то значит ты «за». За тех, кто убивает. И не важно, что ты не совершаешь это, не присутствуешь непосредственно при злодеянии, ты всё равно рядом с ним... рядом своей совестью. Ведь зло потому и побеждает, что хорошие люди ничего не делают. Они молча стоят рядом. С преступлением. И потому либо «да», либо «нет». Третьего не дано. Градации в пятидесяти оттенках серого от «да» до «нет» не прокатывают. Можно быть едва-едва живым, но быть чуть-чуть мёртвым не получается. Как оказалось, у смерти градаций нет. Дети уже убиты...

Можно, конечно, сказать себе: «я прав». Но что ты скажешь Богу? Что ты скажешь у врат ВЕЧНОСТИ?

Жёсткий экзамен. Но справедливый. Надо определиться. Надо перед Великим Небом поставить свою запятую. В с е г о о д н у з а п я т у ю. В маленьком, но очень важном предложении ВСЕЛЕННОЙ — «Казнить нельзя помиловать...»

...Я стал очень странно чувствовать себя на улицах городов, где не стреляют и не бомбят. Вот же дети, вот мамочки с колясками, вот красивые девушки. Почему их никто не убивает?.. Как-то неестественно всё это. Есть люди и потому их должны уничтожать... Смотрю кадры украинского ТВ шоу... Красивая ведущая мило улыбается, разговаривает совершенно по-человечески! Невольно ловлю себя на мысли, что вся она... сделана из мяса. Мяса, которое ещё пока говорит и улыбается... И тут до меня доходит — это же совершенно другая планета! Здесь нет войны! Здесь нет даже намёка на неё. И никого не превращают в фарш! А разве такое возможно? Разве возможно выйти из подъезда своего дома и просто идти по улице? Оказывается, возможно. Можно ходить на работу и на учёбу, можно ходить на речку и в библиотеку. Оказывается, у них всё чики-пуки! Они улыбаются и говорят о пустяках и не имеют никакой необходимости всматриваться в небо. У них на небе не букет из фосфора, а настоящие звёзды!

...Живу словно за стеклом. Всё вижу, но ничего не могу осязать по-настоящему, ни к чему не могу притронуться, даже душой. Словно рядом не жизнь, а 3D-проекция, голограмма давно отснятого. Только лишь память иногда полузабывчиво подсказывает, как пахнут цветы или как звучат песни о главном...

...В монтажной студии работаю над эпизодами в Снежном. Пытаюсь увидеть взрыв. Сначала в привычном времени, а затем в замедленной подаче. Не очень получается. Всё, что было квартирами вылетело далеко вперёд от здания и вывалилось во двор, превратившись в горы строительного мусора. Где-то там, под этими завалами уже три часа лежит Богданчик с прижатыми плитой ножками... Трудно быть режисёром. Как вывести на экран покадровую замедленность движения разлетающихся этажей? Летящие кровати, шкафы, столы? Дубль отснять невозможно. А у ангела-хранителя не спросишь. Кстати, как он это сделал? Ведь шансы выжить после такого взрыва для любого земного существа равнялись минус бесконечности!

Такая огромная плита над малышом... Её наверняка надо было хорошенько тормознуть, мгновенно выстроив комбинацию из всего прочего для мизерного, но спасительного пространства Богданчику...

...Они считают себя правыми. Едут сотни и тысячи километров, чтобы ворваться в чужой дом и разрушить всё. Правильная страна. Правильные люди. Правильное зло. Фантасмагория. Театр абсурда. Приходят на землю своих сограждан, неистово крича: «Смерть России!» и убивают украинских шахтёров, металлургов, учителей, бизнесменов и детей! Никакой интеллект с этим не справится. Логика издыхает в агонии. Почему же не кричать — «Cмерть гуманоидам 344 галактики в созведии Антропупии!?»

И все эти бомбы, танки, ракеты, «Грады» и гады — всё это для того, чтобы убить Богданчика?!

Эх, малыш! Как же много на единицу добра чёрной ненависти в тротиловом эквиваленте! Бандэрлоги не попали в тебя ещё и потому, что ты — маленький и ты — в «десятке», в едва различимой точке мишени. Потому что среди них нет Робин Гуда. И не может быть. Как не может быть в них ни благородства, ни милости к униженным и оскорблённым. И охотиться на тебя бандэрлоги не перестанут...

После Большой Войны они затаились в своих логовах. На время. Потом стали готовиться. Делали это с большим горением, чтобы зажечь большой пожар. Чтобы рвать когтями и клыками... Шакал ведь не может превратиться в кошечку, он не может перестать быть шакалом.

...Представь себе, малыш, все эти годы они готовились вас убивать! Вы ещё не родились, а они готовились! Вы, взявшись за руки, водили хоровод в детском саду, а они готовились. Вы пели весёлые песни и купались в реке, а они готовились. Вы непомерно любили жизнь, а они готовились эту жизнь з а п р е т и т ь.

...И вот сезон охоты наступил. Разрешено всё неразрешимое раньше. Принимаются любые заявки на самые фантастические изуверства. С добычей разрешается делать всё, на что только может хватить сил и зла. (подробный список разрешённых дел можно найти в материалах Нюрнбергского процесса). В сафари могут принимать участие все желающие. Все эти десятки миллионов гомо-сапиенсов родной страны, а также любого зарубежья. Кто-то может просто поскакать на майданах, кто-то побыть волонтёром для армии или, например, проникновенно попеть на кухне украинско-австрийский гимн. Можно также попринимать активное участие в выпуске танков для убийства детей Донбасса... А что? Своих-то детей кормить надо!!! Словом, сгодится всё, даже самое малое, даже самое робкое одобрямс — дыхание в сторону Вэлыкой Юкрэйн! Потому что надо всех повязать кровью младенцев...

Итак, сафари открыто!

Зло! Добро пожаловать!

...Знала ли Юля, что её последняя число — 21? Что это код её вхождения в ВЕЧНОСТЬ? Нет, знать этого она не могла. Как не могла знать, какая именно фотография будет на холодной мраморной плите. Да разве нужно знать то, чего не должно быть в двадцать один? Это ноша провидцев, это их пространство про-зрения, их возможности ощущать холод фотографий, навсегда ушедшего с поверхности Земли ОРИГИНАЛА... Как хорошо, что я — обычновидящий. Я смотрю на Юлю и для меня она настоящее настоящих! И фотографии её тёплые-тёплые! Она — рядом! Она есть! И никогда не перестанет быть Юлей!

...Не могу обнаружить паутину причин и следствий того, что произошло. Вся моя голливудская компьютерная сверхоснащённость оказалась, мягко говоря, очень недостаточной, очень неточной. Хотя компьютер скинул мне, в числе прочего: «Китай. Изобретение пороха» Да, конечно, мой пластико-металлический электронный друг определённо прав. Всё, что может убивать сегодня, тянет свои нити издалека. И вся индустрия, вся цивилизация человеков — всё работало и на это в том числе, по преимуществу. И вращалось, и кружилось, и изобреталось, с большим потом и трудами, чтобы однажды... убить Юлю. Компьютер такого вывода не сделает. Выводы приходится делать самому.

...Пули летели медленно. Технологии позволяли увидеть даже дугу сжимаемого ими воздуха. И казалось — протяни руку с чем-то защищающе — твёрдым и легко, словно воланчик ракеткой отобъёшь эти дьявольские железки... Преграды не случилось... Вот одна из пуль, пробив заднее стекло автомобиля, мягко и очень неторопливо вошла в спинку сиденья... Она утонула в нём, как в масле...И, ещё очень сильная и дерзкая, стала рвать юную плоть, непреодолимо пробираясь к горячему сердцу...

...Юлю Изотову хоронил весь Краматорск. Хоронили ВСЕЛЕННУЮ. Её ВСЕЛЕННУЮ.

Вот так, Юлечка... ты пришла, чтобы уйти. Мир не дал тебе шанса. Он подписал тебя лишь на сафари... А ещё он дал добро на подвенечное платье... Джульетты. Юля, Джулия, Джульетта.

Ты была в этом платье белоснежным, нет — солнечным ангелом! А почему была? Ангелы ведь не умирают. Милые сердца безсмертны!

...В монтажной студии просматриваю кадры из Снежного.

В «голливудскую щёлку» наблюдаю, как «правильный солдат» берёт чёрный маркер и на холодной стальной дуге снаряда большими печатными буквами смачно и размашисто пишет «СДОХНИТЕ !»

Он сделал свой выбор. На страницах ВЕЧНОСТИ он уже поставил свою жирную запятую, из-за которой вот-вот рухнут все этажи старого шахтёрского дома и во мгновение прекратятся жизни тех, чья трагическая вина заключается лишь в том, что они родились под солнцем. Всё это непременно случится сейчас — этим ранним летним утром.

А пока... Богданчик ещё поспит несколько мгновений на своей, умеющей летать кровати... Пусть он пока не знает, что любимой мамочки больше нет...

Ангел уже приготовился...

Александр Мирный 

Первомайск. Луганск. Май 2015