В последнее время в речах людей, критически настроенных по отношению к России, ее руководству и ее политике, нередко можно услышать давно уже ставшее расхожим выражение – «бабы еще нарожают». Эти слова, призванные подчеркнуть безразличие властей предержащих к судьбам простых людей, тысячами и миллионами гибнущих ради зловещих замыслов очередного «режима», как известно, абсолютно безосновательно вкладываются в уста различных русских и советских государственных деятелей, чаще всего, пожалуй, Георгия Жукова. В частности, для подтверждения того, что Жуков действительно говорил нечто подобное, «знатоки» ссылаются на воспоминания Эйзенхауэра – в которых этот эпизод, естественно, отсутствует.
Впрочем, можно припомнить другое высказывание – на этот раз вполне реальное:
«…это замечательно — вспомнить, за что эти ребята сражались и приносили себя в жертву 20 лет назад, что они сделали, чтобы сохранить наши жизненные устои. Не для захвата территории, не из-за наших амбиций. Но для того, чтобы свобода во всем мире не была уничтожена Гитлером.
Я считаю, что это просто ошеломляет. Подумайте о жизнях, отданных за этот принцип. Ведь цена была страшной — мы потеряли на одном этом побережье 2000 человек за один день. Но они поступили так, чтобы мир был свободен. И это показывает, что готовы сделать свободные люди, чтобы не быть рабами».
Автор этих слов – генерал. Правда, не Жуков. И даже не русский – американец. Тот самый Дуайт Эйзенхауэр. Цитата из интервью, которое он дал в 1964 году на Омаха-Бич в связи с двадцатилетием дня «Д» - даты высадки союзников в Нормандии в ходе Второй мировой, приведенная в книге американского историка Стивена Амброза. Высадка на этом участке сопровождалась значительными потерями, что, по оценкам многих зарубежных исследователей, стало результатом просчетов командования в ее подготовке и организации. Может, кому-то показалось, что Эйзенхауэр слишком легко и непринужденно говорит о тысячах погибших американцев? Но апологеты западных ценностей быстро все разъяснят. Главное – правильно расставить акценты. Послать тысячи свободных людей на смерть за освобождение мира – это прекрасно. Советские же военачальники, ясное дело, жертвовали людьми просто так, ради забавы, не говоря уже о том, что бойцы Красной Армии, как известно, сами были рабами и ничего, кроме рабства, миру принести не могли. Но это так, мимоходом…
Что же касается искомых слов о солдатах, которых бабы еще нарожают, история все-таки сохранила их для нас на страницах отечественных дореволюционных изданий.
Во время русско-японской войны многие газеты и журналы пересказывали сценку, имевшую место после сражения под Вафангоу и описанную известным писателем и журналистом Василием Немировичем-Данченко. Откроем, например, «Сельский вестник» за 22 августа 1904 года:
«…Верен своему долгу, своему знамени русский солдат, и первая его забота – сохранить его, отстоять в пылу боя.
- Где знамя первого полка? Не видали?
- Нет. А что?..
- Так что найти не можем.
В сутолоке думали даже, не попало ли оно к японцам. Но не таков первый полк, чтобы при каких бы то ни было обстоятельствах потерять свое знамя, пока жив хоть один человек.
Идет мимо раненый в ногу солдат…
- Это что же вы знамя потеряли? – говорит он.
- Нет. А только ищем.
- То-то. Ищи лучше. Говорю, скорей ищи.
Раненый видимо волнуется. Весть о знамени его беспокоит.
- Все пошел на позицию. Без знамени не ворочайся. Помри лучше. Что же это такое будет? Люди – ничего. Побьют людей – люди опять найдутся. Бабы нарожают. Такое их дело. А вот знамя. Первым делом найди знамя. Понимаешь ли ты: Его Величества полка знамя-то.
И всю дорогу на перевязку не мог в себя прийти. Каждому встречному взволнованно объяснял. Всех спрашивает, где знамя.
- Да знамя здесь, - наконец, успокоили его.
- Ну?
- Сам видел.
- Вот это хорошо. Это так. Это слава тебе, Господи. А люди что – люди будут. Людей бабы, сколько тебе угодно, нарожают.
- Надоел он мне со своим знаменем, - рассказывал потом доктор. – Вынимаю ему пулю – премучительная, скажу вам, вещь – а он мне про знамя! Ведь нашлось, говорю. – «Мало что нашлось. А на предбудущее время, чтобы понимали – какая такая присяга есть знамя. Ему, брат, самые старшие генералы, прямо аховые, и то под козырек стоят. А ты об нем легко. Это все понять нужно!»
В брошюре «Примеры исполнения присяги и подвиги нижних чинов в русско-японской войне», увидевшей свет в 1906 году, этот эпизод характеризуется следующим образом: «Просто, по-солдатски, выражена глубокая мысль, что лучше не жить людям, чем покрыть позором полк, потеряв его священную хоругвь – знамя».
Не приходится сомневаться, что среди наших сограждан с ярко выраженным либеральным образом мысли немедленно найдутся те, кто с готовностью подхватит – ну вот, что и требовалось доказать. Проблема не только в том, что власть российская жестока и кровожадна, все много глубже и хуже – этот народ и впрямь заслуживает такой власти. Рабы, бессмысленным стадом идущие на убой ради фетишей бесчеловечного, агрессивного, дышащего войной государства. То ли дело просвещенные люди западного мира!
Но дело тут, безусловно, в другом. И не только в отношении простого солдата к полковому знамени, к полку и армии в целом, но также и в том, что такое для него и других ему подобных солдат (да и для всего народа, выходцами из которого они являются) российское государство.
Что интересно – некоторые представители упомянутого западного мира поняли то, что, видимо, не способны постичь многие наши соотечественники, искренне считающие себя интеллектуальной элитой страны.
Например, британская газета «The Times» опубликовала в сентябре 1941 года статью своего московского корреспондента «Самопожертвование русских – в чем причина?»*, в которой, в частности, отмечалось:
«Русский никогда не был тем покорным рабом, которым рисуют его европейские историки. Он с готовностью принимал теократическую идею, требовавшую от всех общественных классов поставить свою свободу и труды на службу освященному божьей волей порядку. Много столетий крестьянин был крепостным не в большей степени, чем дворянин, также состоявший на государевой службе. Лишь в 18 столетии, с притоком в Россию западных идей и немецкой крови, новая космополитичная аристократия упразднила все издревле существовавшие обязательства, связанные со служением, и попыталась поработить народ ради собственных капризов и удовольствия. Только после этого крепостное право превратилось в настоящее рабство.
И русский народ отнюдь с этим не смирился. Он слишком остро осознавал, что из прикрепленных к земле слуг государства превращается в личную собственность капризных хозяев, возмущался несправедливостью такого положения дел и восставал против него. В конечном итоге именно это становилось причиной всех брожений в русском обществе начиная с конца 18 века. Разрушение древнего справедливого баланса обязанностей и зависящих от них привилегий, на котором строилось русское государство, и тот факт, что один из общественных классов, как отмечал историк Ключевский, начал жить исключительно ради собственной выгоды, стали первопричиной революционного движения, увенчавшегося падением старого режима».
Этот же автор высказывается и по поводу якобы присущей русским чрезмерной воинственности:
«Россия, в отличие от Западной Европы, не унаследовала от греков и римлян традицию возвеличивания военного искусства… У русских не было замков, не было турниров, где скрещивали копья рыцари, закованные в раззолоченную броню; война для них не была состязанием полководцев и дворян в мастерстве, от исхода которого зависело лишь имя короля или рыцаря, которому вассалы завтра – в который раз – принесут присягу. Русские знали совсем иную войну – набеги жестоких орд, предававших их землю огню и убивавших всех подряд. С незапамятных времен война для русских – не благородное и романтическое занятие; она означает лишь смерть, опустошение, насилие и разруху. Так стоит ли удивляться, что они всей душой ненавидят войну и агрессоров?»
Далее следуют размышления о том, «почему русские с таким презрением относятся к собственной смерти и к собственному имуществу, что готовы пожертвовать всем, лишь бы уничтожить захватчиков»:
«Дело вот в чем: Западная Европа – пространство небольшое и перенаселенное, европеец всегда находится в самом тесном контакте с достижениями рук человеческих, с красотой, богатством и комфортом, созданными веками упорного труда. Он понимает, какое долгое время понадобилось, чтобы этого добиться, и не мыслит себе жизни без всего этого. Можно ли представить, чтобы англичане по собственной воле сожгли Кентерберийский собор или здание Парламента? Они будут защищать их до конца, но никогда не предадут огню просто для того, чтобы они не достались врагу, или чтобы затруднить его продвижение.
Но ведь Киев – город не менее древний, чем Кентербери; там находятся памятники истории, столь же дорогие сердцу каждого русского, как нам – величественный собор. Тем не менее русские без колебания жгут и разрушают его, – как в свое время Москву – чтобы помешать усилиям агрессора. Почему? Дело в том, что мысленный горизонт русского не ограничивается ценным наследием прошлого и плодами человеческих усилий, как у представителей «сосредоточенной» цивилизации, родившейся на тесных, небольших пространствах. Изначально он был первопроходцем-кочевником, живущим среди просторов, где горизонт ограничивается лишь краем неба. Его больше всего восхищают не плоды человеческого труда и умения, а бесконечность и мощь Природы. Веками он трудился в поте лица, чтобы просто обеспечить себе скудное существование, и слишком часто результаты этого труда пускали по ветру суровые силы природы или жестокие люди; и тогда ему приходилось пускаться в путь, чтобы начать все сначала на новом месте. Такая среда и жизнь не слишком способствует большому уважению к материальному имуществу. Русские, для которых, похоже, сама длительность существования на нашем свете представляется относительно маловажной, не слишком ценят и саму жизнь – их пытливый ум постоянно ищет высшую правду, которая интересует и заботит их куда больше, чем практические, материальные достижения».
А теперь вернемся во времена русско-японской войны – вот что корреспондент британской же «Daily Mail» пишет о том, как русские воспринимают свою страну:
«…это какое-то особое существо, могучее, непобедимое, стоящее выше самого народа. Русский полк может потерпеть поражение, русский корабль утонуть, но все это не касается России, которая неодолима и неистребима. Россия в глазах русского солдата наделена каким-то особым могуществом, чем-то вроде особой силы природы, неизмеримо превосходящей совокупные усилия отдельных русских людей. Эта вера настолько велика, что ее не могли сокрушить никакие неудачи семимесячной кампании. Все невзгоды в Манджурии объясняются очень естественно, что «не пришла еще Россия». Поэтому все говорят: война еще не начиналась; она начнется, когда придет Россия...»
Тогда, в 1904-1905 годах, русская армия сражалась геройски, честно исполняя свой долг, и, продлись военные действия дольше, скорее всего, Япония не устояла бы – ей просто не хватило бы сил; тем не менее, выражаясь словами, процитированными журналистом «Daily Mail», на русско-японскую войну Россия все-таки не пришла – недаром генерал Куропаткин, которому довелось в ходе той кампании командовать и Маньчжурской армией, и всеми вооруженными силами, действующими против Японии, позже отмечал в своих записках: «Для наших же войск война, веденная в Манчжурии, не была войною народною. Цели на Дальнем Востоке, которые мы преследовали, не были понятны русскому офицеру и солдату». Но всякий раз, когда возникала угроза самому существованию государства, это становилось понятно каждому, и вся страна поднималась и бралась за оружие – как это было, например, во время «нашествия двунадесяти языков» в 1812 году, в период иностранной интервенции 1918-1922 годов, и, конечно, во время Великой Отечественной войны.
Именно в этом контексте и следует рассматривать слова, сказанные в далеком 1904 году раненым солдатом, переживающим о судьбе знамени: «Люди – ничего. Побьют людей – люди опять найдутся. Бабы нарожают. Такое их дело. А вот знамя. Первым делом найди знамя. Понимаешь ли ты: Его Величества полка знамя-то». Полковое знамя, несшее на себе изображения традиционно значимых для русского народа символов веры и государства, было не просто знаком воинской части, знаком принадлежности к армии; оно являлось олицетворением священного долга служения Отечеству и его защиты – долга, исполнение которого, непосредственно сопряженное в понимании русского (в широком смысле слова) народа с поиском высшей правды и справедливости, издавна ставилось представителями этого народа превыше не только жизненных благ, но и жизни отдельных людей, начиная с собственной. Рабский же менталитет, равно как и милитаристские устремления, здесь совсем ни при чем…
С тех пор прошло более века, но по сути ничего в этом смысле не изменилось. Вся наша история подтверждает – так было, так есть и так, видимо, будет. И, к слову, если существование государства российского вновь окажется под угрозой, Россия неизбежно придет – и итог окажется тем же, что и всегда. Как гласит другое известное выражение: «...На том стояла и стоять будет Русская земля!»
Имеющий уши да услышит…
* https://0gnev.livejournal.com/20663.html
Оценили 26 человек
31 кармы