На вкус и цвет товарищей есть

"Этот рассказ, ни на что не похожий, о человеке с прекрасной кожей". Это строчки из стихотворения величайшего боксера всех времен и народов Мохаммеда Али в переводе величайшего поэта всех времен и малых народов Иосифа Бродского.

Великого боксера, в отличие от Александра Хиневича, заставить молчать было гораздо труднее.

А вы думали, что если боксёр, то непременно прозаик? Нет, прозаик – это Уильям Фолкнер. С него и начнем.

"Оба индейца сложением напоминали зажиточных бюргеров – плотные, приземистые, с брюшком; у обоих были большие головы и большие широкие землисто–коричневые лица с печатью какого–то мутного спокойствия, как на тех каменных изваяниях, которые иной раз видишь вдруг выступающими из тумана на гребне полуразрушенной стены где-нибудь в Сиаме или на Суматре. Солнце сделало их такими – палящее солнце и резкая тень. Волосы у обоих были как осока, уцелевшая после пала. У Трех Корзин в мочке уха была подвешена отделанная эмалью табакерка.

– Я давно говорю, что все это неправильно. Раньше не было рабов. Не было у нас негров. И можно было делать, что хочешь. У всех было сколько угодно времени. А теперь все время уходит на то, чтобы придумывать для них работу. Они не могут без работы.

– Они как лошади и собаки.

– У них нет ни капли разума. Непременно подавай им работу. Они еще хуже, чем белые.

– Когда Старый Вождь был жив, не приходилось искать для них работу.

– Верно. Мне не нравится рабство. Это неправильно. В старину люди жили правильно. А теперь нет.

– Ты же не помнишь, как жили в старину.

– Я слышал от тех, кто помнит. И сам старался так жить. Человек не создан для работы.

– Это верно. Посмотри, какое у них от этого тело.

– Да. Черное. И горькое на вкус.

– Ты разве ел?

– Один раз ел. Я тогда был молод и вкус у меня был неприхотливый. Теперь бы ни за что не стал.

– Да. Теперь их не едят. Невыгодно.

– Невкусное у них мясо. Горькое. Мне не нравится.

– Да и невыгодно их есть, когда белые дают за них лошадей".

"Когда Дуум умер, сыну его Иссетиббехе было девятнадцать лет. Он стал владельцем всех земельных угодий и целой толпы рабов – за это время их стало раз в пять больше, – которые ему были ни на что не нужны. Он носил титул вождя, но существовала еще целая иерархия дядей и двоюродных братьев, которые и управляли племенем. Они в конце концов собрались на совет по негритянскому вопросу. Глубокомысленно сидя на корточках под золотыми надписями на дверях кают, они обсудили эту проблему со всех сторон.

– Мы не можем их съесть, – сказал один.

– Почему нет?

– Их слишком много.

– Это верно, – сказал третий. – Если начать их есть, придется съесть всех. А есть столько мяса вредно для здоровья.

– Может, у них мясо, как оленина. Тогда это не вредно.

– Ну так перебить тех, что лишние, но не есть, – предложил Иссетиббеха.

Минуту все смотрели на него.

– Зачем? – сказал кто–то.

– Нет, это не годится, – сказал другой. – Этого нельзя. Они нам слишком дорого стоили. Вспомните, сколько у нас было хлопот – придумывать для них работу. Надо делать, как белые.

– А как они делают? – спросил Иссетиббеха.

– Разводят негров на продажу. Возделывают побольше земли и сеют маис, чтобы их прокормить. Мы тоже будем возделывать земли и сеять маис и разводить негров, а потом продадим их белым за деньги.

– Да, но что мы станем делать с этими деньгами? – спросил третий.

Некоторое время все усиленно думали.

– Там видно будет, – сказал первый. Они сидели на корточках,

глубокомысленно размышляя".

(У. Фолкнер. "Красные листья".)

Здесь мы вынуждены прикусить язык, поскольку Фолкнер стал позволять себе явно лишнее, а именно, критику капиталистической прибавочной стоимости. В отличие от прозаика мы ограничимся рассуждением строго в рамках заданной темы: итак, можно ли устранением социальных различий устранить расовые. При этом мы категорически заявляем, что заранее, прежде чем отдаться мыслительному потоку, не собираемся и не будем иметь на сей счет своё суждение. Последний из известных редакции персонажей, пренебрегший этим правилом техники безопасности, А. Хиневич, со своей мантрой "Не берите жён с чёрной кожею" с легкой руки гомских (название местности искажено до неузнаваемости по соображениям безопасности) правоохранителей попал в экстремисты. При этом мы, как ни разглядывали, не смогли обнаружить, что "экстремист" утверждал, будто один вид человечества лучше или хуже другого, но единственно стоял на том, что они разноцветные и мир прекратится, если всё это разнообразие заменить единственной породой "серых карандашей".

Но коль высокий суд назвал Хиневича "груздем", долг каждого законопослушного гражданина – осмотреться, выявить и указать лиц, которых можно было бы упрятать в тот же "кузов".

И вот, правда, с некоторой опаской (прошу если что, не разглашать наши персональные данные) мы предлагаем освидетельствовать некого Кассиуса Клея, скрывающегося под псевдонимом Мухаммед Али. Мы запеленговали его в интернете по следующему адресу

Мохаммед Али: "Я же говорил: не берите жен с черной кожею!"

Из приведенного интервью ясно, что экстремистская фраза лишенного литературного дарования Хиневича просто неуклюжая выжимка из высокохудожественного интервью выдающегося спортсмена:

" – И еще одно, когда вы произносите слово интеграция – это понятие относится и к браку, не так ли?

– Да-да, конечно. И я уверен, что ни один белый человек в здравом уме, который смотрит сейчас эту передачу, ни один белый человек в здравом рассудке, не хотел бы, чтобы черные мальчики и девочки женились и выходили замуж за их белых дочерей и сыновей, чтобы в итоге их внуки оказались кучерявыми и наполовину коричневыми неграми.

– Ну, я бы не возражал против этого.

– Вы бы не возражали, но многие возразили бы.

– Но я уверен, что многие люди…

– Нет, я пытаюсь сказать следующее. Я хочу сказать вот что. Ведь у вас самих ничего такого нет, просто вы ведёте передачу и именно поэтому вы это и говорите.

– Нет-нет-нет. Это неправда.

– А с чего вам тогда этого хотеть?

– Потому что я не думаю, что чем-то отличаюсь от вас.

– Нет, мы сильно отличаемся.

– Я думаю, это общество делает нас разными.

– Нет, но вы же знаете, что мы абсолютно разные.

– Так это общество сделало нас разными.

– Нет, не общество. Это бог создал нас разными. Послушайте-послушайте. Синие птички летают вместе с синими птичками. Красные птички хотят быть с красными птичками. Скажите мне, в чем я не прав? Голубки хотят быть вместе с голубками.

– Интеллект, у нас ведь есть интеллект. У них его нет.

– У них нет интеллекта, и в тоже время они остаются вместе друг с другом. У нас ведь должно быть больше интеллекта, чем у них. Так? Грифы хотят быть вместе с грифами. Синие шейки вместе с синими шейками. Все они птицы. Но у всех них своя культура. Орлам нравится проводить время в горах, грифам нравится летать в пустынях, синим шейкам нравятся деревья и трава.

– Вы говорите, что возникнет проблема, если синяя шейка начнет спариваться с воробьем? Правильно?

– Да, верно. У нас возникает та же самая проблема. Ни в Англии, ни в Америке я не вижу ни одной черно-белой пары, которая бы с гордостью несла своих детей на руках, которые бы гордо ходили по улице всей семьей.

– Но это потому, что общество. Это ошибка общества. Мы могли бы научить людей…

– Погодите минутку. Жизнь слишком коротка, чтобы я тратил её на то, чтобы получать по голове за подобные делишки. Лучше я буду со своими. У меня красивая дочь, красивая жена. Обе выглядят так же, как и я. Мы счастливы и у нас нет никаких проблем. Нет такой женщины, в которую я был бы влюблен настолько, чтобы решиться проходить через весь этот ад. Не существует такой женщины, которая этого заслуживает. Вы меня понимаете?

– Я понимаю. Я, правда, понимаю. Я думаю это очень печально.

– Это не печально. Потому что я хочу, чтобы мои дети выглядели так же, как я. Каждый человек в здравом уме хочет, чтобы его дети были похожи на него. Это я печален, потому что не хочу замарать свою расу и потерять собственную идентичность. Китайцы любят китайцев, им нравится их дети с узкими глазами и красивой смуглой кожей. Пакистанцам нравится своя культура, евреям нравится своя. Многие католики хотят жениться на католичках, чтобы сохранить свою религию. Да кто вообще захочет запятнать себя и убить собственную расу. Вы ненавидите собственный народ, если не хотите оставаться тем, кто вы есть. Вы стыдитесь того, каким вас сделал бог. Бог не совершал ошибок, когда делал нас такими, какие мы есть.

– Я думаю, что это философия отчаяния.

– Отчаяния? Никакое это не отчаяние. Ни одна женщина на всей нашей планете, ни даже чёрная женщина из мусульманской культуры не может доставить мне столько удовольствия, как для меня готовить, как со мной общаться, как моя черная американская женщина. Ни одна женщина, тем более белая, не может так понять меня и мои чувства, то, что я говорю. Нельзя взять китайца и дать ему женщину из Пуэрто Рико и заставить их сказать, что они влюблены друг в друга, как эмоционально, так и физически. Потому что в реальности вместе они не будут счастливы. Она будет хотеть пуэрториканскую музыку, он китайскую музыку, и они постоянно будут конфликтовать. Это естественно. Вы-то можете делать все, что вам захочется, но это естественно, хотеть быть со своими. Я хочу быть со своими. Я люблю свой народ. Вот и всё".

Вот! И! Всё!

Гонг! Секундант журналиста выкинул белое полотенце!

тэги:  [ Мохаммед Али ], [ Хиневич ], [ интервью ], [ Фолкнер ], [ идентичность ].