Северный конвой. Неизвестный подвиг

Тема северных конвоев в советско-российской исторической литературе освещена не то чтобы совсем уж слабо, но как-то не вполне внятно. Причина очевидна — здесь мы как нигде тесно были завязаны с западными союзниками, о вкладе которых в общую победу мы до сих пор не способны договориться не только с ними, но и сами с собой. Тем более что с этой проблемой напрямую связан вопрос о вкладе союзников в нашу собственную победу.

Наверное, мы бы победили без их усилий и без их ленд-лиза. Хотя все советские асы-«пятидесятники» (в смысле количества сбитых самолетов), кроме Кожедуба и Ворожейкина, воевали на «Аэрокобрах». В Берлин мы въехали не только на «тридцатьчетверках», но и на «виллисах», «доджах» и «студебеккерах». Благодаря западным поставкам СССР смог практически свернуть свою станкостроительную промышленность (станки всех типов, причем гораздо лучшего качества, чем отечественные, мы получали от англосаксов), переориентировав соответствующие производственные мощности на выпуск собственно оружия (таким образом, оружие, произведенное вместо станков, можно считать «косвенным ленд-лизом»). Американские и английские стратегические бомбардировки Германии, конечно, так и не смогли подорвать военную промышленность Рейха, да и вообще были варварскими, но с 1943 года все лучшие немецкие летчики-истребители находились не на Восточном фронте, а в самой Германии с целью борьбы с этими самыми стратегическими бомбардировками. Более того, ради производства истребителей для ПВО Рейха немцы вынуждены были практически свернуть производство бомбардировщиков, до этого отправлявшихся в первую очередь на тот же Восточный фронт. Это очень сильно способствовало достижению советскими ВВС превосходства в воздухе.

Некоторые моменты из того же ряда проявились и применительно к собственно северным конвоям. Постоянные ультимативные требования Сталина к Черчиллю посылать конвои как можно чаще и больше (пожалуй, даже второго фронта советский вождь не требовал так яростно) свидетельствуют о том, что они нам были совсем не лишние. И реакция немцев на эти конвои свидетельствует о том же. Если с английским и американским судоходством в Атлантике и Индийском океане боролись почти исключительно немецкие подлодки (создавшие союзникам колоссальные проблемы), то на Севере к тем же подлодкам добавлялась торпедоносная и бомбардировочная авиация, а также практически весь надводный флот Германии. С середины 1942 года все боеспособные крейсера и линкоры и не менее половины эсминцев Кригсмарине базировались в норвежских фьордах. А немецкая авиация с крайним ожесточением бомбила Мурманск (город выгорел практически полностью). У немецких летчиков была формула вражеских объектов с самой сильной ПВО «2Л, 3М»: Ленинград, Лондон, Мальта, Москва, Мурманск. Сила ПВО, естественно, обуславливалась значимостью объектов. Ценность Мурманска, куда прибывали западные грузы для СССР, была исключительно высока.

Англосаксы вели и свои наземные войны, хотя и несравненно менее масштабные, чем наша война. Соответственно, технику для нас они (особенно англичане, тем более до вступления в войну США) «отрывали от себя». Более того, они ее до нас довозили на своих судах под охраной своих боевых кораблей. Хотя арктические воды формально были разделены на английскую и советскую зоны ответственности, советский Северный флот полноценную охрану конвоев в своей зоне обеспечить не мог, поэтому и в ней основные конвойные функции осуществляли английские, а затем и американские корабли. Да, разумеется, в Лондоне и Вашингтоне прекрасно понимали, что лучше помочь пролить кровь русских, чем лить свою. Но, тем не менее, эта помощь сама по себе стоила англосаксам немало крови.

Кроме всестороннего противодействия немцев, особую «прелесть» северным конвоям добавляли погодные условия. В Арктике даже летом почти все время шторм. И вода немного теплее нуля, выжить в ней человек, как правило, мог не более 15 минут. Гибель корабля почти автоматически подразумевала гибель всего экипажа. При этом до 1944 года конвои в основном ходили зимой, в полярную ночь. Это затрудняло работу немецкой авиации, но и мучения самих моряков (сильнейшие шторма, пронизывающий ветер и холод, темнота сама по себе) делало почти невыносимыми. Но они не просто ходили, они в этих условиях воевали. Англичане, американцы, русские (в смысле — советские). Это само по себе было подвигом. Но бывали подвиги особо выдающиеся, часть из которых, как у нас повелось, «затерялась». Возможно, в силу невнятности общего отношения к теме конвоев.

1 марта 1942 года из Рейкьявика в Мурманск вышел очередной конвой — PQ-12 (он насчитывал 16 транспортов). В тот же день навстречу ему из Мурманска в Англию вышел встречный конвой QP-8 из 15 транспортов (обратные конвои возили на Запад различное сырье из СССР в обмен на технику). 6 марта из норвежского Тронхейма в сопровождении эсминцев «Фридрих Инн», «Герман Шёманн» и Z-25 на перехват обоих конвоев вышел немецкий линкор «Тирпиц».

Три линкора постройки времен Первой мировой, имевшиеся у СССР, выполняли во время Великой Отечественной исключительно роль плавбатарей для обороны собственных баз (Ленинграда и Севастополя). Балтийские линкоры в таком качестве оказались весьма эффективны, но ведь строили их не для этого, а для морских операций. Но советское командование подобный вариант применения кораблей никогда даже не рассматривало. Соответственно, к линкорам у нас относились без пиетета. Для других воюющих держав роль линкоров была буквально сакральной. Линкоры были самыми мощными и дорогостоящими из существовавших в тот момент боевых систем, из-за чего становились своеобразными национальными символами. При этом они были довольно уязвимы для атак авиации и подлодок. Каждый выход линкора в море вызывал панику как у противника, так и в собственных штабах, поскольку гибель линкора становилась практически национальной катастрофой. Черчилль за всю тяжелейшую войну всего два раза был близок к отставке, и оба раза это было напрямую связано с линкорами. В декабре 1941 года — с потоплением японской авиацией у Сингапура «Принс оф Уэйлса» и «Рипалса». В феврале 1942 года — когда англичане упустили через Ла-Манш из Бреста немецкие «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Воспоминание о первом и последнем походе немецкого линкора «Бисмарк» в мае 1941 года бросало в дрожь британское Адмиралтейство. Соответственно, оно панически боялось однотипного «Тирпица». Со своей стороны, Гитлер не менее панически боялся выпустить этот корабль в море (он помнил, что «Бисмарк», наведя ужас на англичан, все же был ими потоплен). Тем не менее уничтожение идущих в Россию конвоев было задачей сверхважной. Ведь их разгром привел бы не только к потере тех грузов, которые везли конкретные конвои, но и почти наверняка вызвал бы длительный перерыв в отправке новых конвоев. Поэтому «Тирпиц» вышел. Британская подлодка «Сивулф» этот выход обнаружила, но сразу и потеряла линкор. Из переданного ей сообщения было не вполне ясно, какие именно корабли вышли из Тронхейма и куда направляются.

Дальнее прикрытие обоих конвоев осуществляла английская эскадра, однако она находилась от них гораздо дальше, чем «Тирпиц». Немецкие корабли довольно уверенно шли к своей цели. Однако в 15.45 7 марта они повстречали отставший от QP-8 из-за шторма маленький советский транспорт «Ижора» (капитан В. И. Белов), шедший в Англию с грузом русского леса. С немецких кораблей ему был отдан приказ остановиться, спустить флаг и не использовать радио.

В первые годы войны немцы довольно активно использовали для борьбы с английским судоходством вспомогательные крейсера — транспортные суда с замаскированным артиллерийским и торпедным вооружением. Работая в Атлантике, Индийском и даже Тихом океанах, они доставили союзникам множество неприятностей, топя и захватывая их транспорты. Не все, но очень многие атакованные ими суда сдавались без боя. И затем, под контролем небольшой немецкой призовой команды, их моряки послушно таскали свои суда по морям уже в интересах немцев. Иногда даже сами себя привозили в плен, пройдя тысячи миль до французских портов. Хотя противостояли им, повторю, такие же транспорты, как и их собственные, только с пушками.

Перед «Ижорой» были не транспорты с пушками, а один из сильнейших в мире боевых кораблей (8 орудий калибром 380 миллиметров, многочисленная артиллерия поменьше), а также три эсминца (по 5 орудий калибром 127 или 150 миллиметров), каждый из которых мог отправить лесовоз на дно за 5-10 минут. У «Ижоры» не было ни малейших шансов отбиться (просто нечем) и ни малейших шансов получить помощь. Английская эскадра находилась в сотнях миль, то есть в нескольких часах хода от места события. Не понимать этого моряки «Ижоры» не могли. Они вообще были гражданскими людьми. Как до войны ходили в море, так и во время войны продолжали выполнять свою работу «морских извозчиков». Дальнейшая их судьба представлялась очевидной: высадка на судно призовой команды с одного из эсминцев, подъем над судном флага со свастикой, короткий путь в Норвегию, концлагерь. Призрачный шанс выжить. Отказ выполнить требование немцев автоматически означал смертный приговор.

Кто кому что говорил на «Ижоре», мы не узнаем никогда. Но судно увеличило ход и начало радиопередачу. Эта передача была для немцев ужасна. Она раскрывала сам факт их нахождения в море, а заодно и место этого нахождения. После короткого шока эсминцы открыли огонь по лесовозу.

Поскольку ответного огня можно было не опасаться, немцы стреляли почти в упор, то есть практически без промахов. Тем не менее ни через 5, ни через 10 минут, ни через полчаса судно не затонуло. Оно было жестоко избито снарядами. Радиопередача прекратилась, поскольку была разбита радиорубка и убит радист. Да, видимо, погибла уже большая часть команды. Однако теперь «Ижора» демаскировала немцев тем, что дым от горящего транспорта поднимался высоко в небо и был виден издалека. Общий расход снарядов составил 11 выстрелов орудиями калибра 150 миллиметров, 43 выстрела орудиями калибра 127 миллиметров и 82 выстрела орудиями калибра 37 миллиметров. Этого, пожалуй, хватило бы для потопления крейсера. Но «Ижору» держал на плаву русский лес.

Командующий немецкой эскадрой адмирал Цилиакс, наблюдая за затянувшимся «боем» трех эсминцев с одним маленьким транспортом, испытывал естественное чувство бешенства. Легкая проходная добыча превращалась в большую проблему. Немцы уже потеряли скрытность, при этом ненормально долго оставались привязанными к тому же месту, о котором сообщила «Ижора». Расход снарядов на потопление транспорта уже, видимо, был сопоставим с ценой самого транспорта и его груза. Поэтому адмирал потребовал от командира «Тирпица» Топпа открыть по «Ижоре» огонь главным калибром (380-миллиметровые снаряды имели массу 800 кг!). Топпнапомнил Цилиаксу о цене одного такого снаряда. Адмирал одумался и приказал эсминцам атаковать «Ижору» торпедами.

«Инн» выпустил торпеду с короткой дистанции, не подразумевавшей возможности промаха. Торпеда внезапно развернулась и едва не попала в сам эсминец. После этого в атаку вышел «Шёманн». Хотя промахнуться в упор по неподвижной «Ижоре» было нельзя, торпеда непостижимым образом прошла мимо. Это было уже какой-то мистикой. Цилиакс приказал решить проблему немедленно любым способом. После этого «Инн» совершил нетривиальный маневр. Он прошел впритирку с бортом «Ижоры» и сбросил глубинные бомбы, установленные на минимальную глубину подрыва. Они сломали днище советского судна, и оно, наконец, скрылось под водой. Это произошло в 17.28, на избиение ушло более полутора часов. Исключительно для сравнения: 13 декабря 1941 года в Средиземном море 3 английских и 1 голландский эсминцы потопили 2 итальянских крейсера менее чем за 15 минут.

Немцы подняли из воды единственного моряка с «Ижоры» — старшего помощника капитана Николая Адаева. Он погиб в плену, тем самым подтвердив верность выбора, сделанного командой лесовоза. Советские моряки выбрали правильный вариант смерти.

Потеря скрытности и времени в самом начале немецкой операции лишила ее шансов на успех. Еще два дня конвои, «Тирпиц» с эсминцами и английская эскадра бродили по морю в поисках друг друга. 9 марта немецкий линкор подвергся безуспешной атаке торпедоносцев с английского авианосца «Викториес». В тот же день он вернулся в Норвегию. QP-8 потерял только «Ижору». PQ-12 пришел в Мурманск без потерь.

«Шёманн» пережил «Ижору» менее чем на два месяца. 2 мая при атаке на конвой QP-11 он был выведен из строя огнем английского крейсера «Эдинбург» и затоплен своими.

«Тирпиц» в июне 1942 года добился-таки успеха, одним своим выходом в море приведя к катастрофе конвой PQ-17 (эта катастрофа стала самым известным эпизодом в истории северных конвоев). Дальнейшая битва англичан с «Тирпицем» стала эпопеей, состоящей из множества эпизодов, часто весьма необычных. Примерно с середины 1943 года, когда союзники завоевали полное превосходство на море, погоня за «Тирпицем» превратилась для них, по сути, в самоцель. 12 ноября 1944 года утративший всякое стратегическое значение корабль был потоплен бомбардировщиками «Ланкастер» с помощью 5,5-тонных бомб «Толлбой» в норвежском порту Тромсё.

«Фридрих Инн», непосредственный убийца «Ижоры», доживший до конца войны, с 1945 по 1952 год входил в состав советского Балтийского флота под именем «Поспешный».

Моряки «Ижоры» не удостоились даже посмертных наград. Только Валентин Пикуль упомянул ее в своем весьма своеобразном романе «Реквием каравану PQ-17», да несколько статей о ней появилось в последние годы в нескольких мурманских изданиях. И все.