Вечером 26 июня 1940 г. в Народном комиссариате иностранных дел СССР румынскому посланнику в Москве Давидеску было вручено для передачи своему правительству заявление Советского правительства. В нем, в частности, говорилось: «Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о чем Правительство СССР неоднократно открыто заявляло перед всем миром. Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а создавшаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения полученных в наследство от прошлого нерешенных вопросов для того, чтобы заложить, наконец, основы прочного мира между странами, Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу» [1]. Одновременно Советское правительство предлагало королевской Румынии передать Советскому Союзу населенную украинцами Северную Буковину. Ответ от королевского правительства Румынии ожидался в Москве в течение дня 27 июля 1940 г.
Известие о требованиях Советского правительства с самого начала было встречено среди румынских правящих кругов злобной антисоветской шумихой, под которой в срочном порядке была произведена определенная перетасовка в составе правительства. Министром иностранных дел стал К. Аржетояну (вместо Джигурту, который был назначен государственным министром), в качестве министров в кабинет вошли такие реакционные деятели, как Вайда-Воевод, И. Нистор и небезызвестный И. Инкулец. Впервые в состав правительства в качестве государственного субсекретаря вошел главарь румынских фашистов-железногвардейцев X. Сима. Такой состав кабинета должен был свидетельствовать об усилении единства взглядов, когда речь зашла о «национальных интересах» страны.
Королевское правительство и на сей раз пыталось уйти от решения бессарабского вопроса, собираясь отклонить предложения СССР и спровоцировать военный конфликт. Поставленный в известность о советском предложении, министр национальной обороны Румынии генерал И. Илкушу 27 июня в 4 часа утра отдал войскам группы армий на «Восточном фронте» телеграфное распоряжение «немедленно занять боевые позиции и быть готовыми к действиям сегодня, 27 июня, на заре. О положении в войсках докладывать министерству национальной обороны, кабинету сегодня в 4 и 6 часов» [2]. В свою очередь начальник генерального штаба корпусной генерал Ф. Ценеску распорядился по телефону привести в боевую готовность «войска, авиацию, противовоздушную оборону и прочие средства для немедленного обеспечения любых событий» [3] на «Восточном фронте». В спешном порядке к Днестру стягивались резервы, усиливались отдельные участки фронта, саперные части выводились во вторую линию, заменяя их боевыми единицами. «Особое внимание на границе. При начале военных операций привести в движение план боевых действий и план разрушений»,— таков был еще один приказ генерального штаба командованию группы армий на «Восточном фронте».
В то же время активную деятельность в выяснении возможностей для отказа от мирного решения бессарабского вопроса развернул сам король и его окружение. Утром 27 июня 1940 г. Кароль II созвал заседание коронного совета, на котором он сам выступил за объявление войны Советскому Союзу. Его поддерживали королевские советники Н. Йорга, Шт. Чобану и другие участники заседания. Ярый антисоветчик, прожженный буржуазный националист, воинственно настроенный Шт. Чобану говорил тогда: «Наш ответ Советам должен быть один — стоять до конца» [4].
Конечно, все потуги подготовки вооруженных сил к выступлению против СССР, разного рода воинствующие заявления румынских правителей не имели под собой прочной основы, ибо расчет был, разумеется, на помощь со стороны прежде всего фашистской Германии и Италии. Поэтому, чтобы выиграть время для консультаций с ними коронный совет большинством голосов (16 против 11) одобрил ответ правительства на советское предложение от 26 июня. В нем правительство Татареску заявило о своей готовности приступить к обсуждению предложений Советского правительства [5]. Далее в румынском ответе содержались общие рассуждения об указании места и срока встречи делегатов обеих сторон для обсуждения поставленных вопросов с явным намерением затеять вокруг конкретного решения бессарабского вопроса длительную дипломатическую переписку. Понятно, что такой ответ не мог удовлетворить Советское правительство, и оно вынуждено было 27 июня 1940 г. вторично обратиться к румынской стороне с настоятельным требованием дать ясный ответ, принимает ли она советские предложения или нет. На этот раз Советское правительство выдвинуло конкретный план, по которому в течение четырех дней, начиная с 14 часов 28 июня 1940 г., румынские войска должны были уйти из Бессарабии и Северной Буковины, в то же время советские войска вступают на освобожденную территорию, причем к исходу дня 28 июня части Красной Армии должны занимать Черновцы, Кишинев и Аккерман. Отдельными пунктами в плане на румынское правительство возлагалась ответственность за сохранность зданий и сооружений, мостов, железных дорог, электростанций, промышленных предприятий, складов и аэродромов, а также предусматривалось создание комиссии, по два представителя от каждой стороны, для решения спорных вопросов в ходе освобождения Бессарабии и Северной Буковины. Ответ румынской стороны ожидался до 12 часов 28 июня. Поздно ночью, в 2 часа 25 минут, румынский посол в Москве Давидеску передал по телефону в Бухарест предложенный Советским правительством план.
К этому времени положение румынского правительства в отношениях с другими странами почти определилось. На его запросы к правительствам Германии, Италии, Турции, Югославии и Греции с просьбой высказать свои мнения о требованиях Советского правительства решить мирным путем бессарабский вопрос, все посоветовали Румынии не вступать в военный конфликт, дав таким образом понять, что поддержки от них не последует. Особое значение при этом приобрела позиция фашистской Германии. Румынское правительство неоднократно обращалось за помощью к Берлину в советско-румынском конфликте, но всякий раз получало отказ. Позиция гитлеровцев по этому вопросу диктовалась тем, что фашистская Германия не желала в тот момент военного столкновения между СССР и Румынией, так как предвидела неизбежность потери нефтяных ресурсов Румынии, столь необходимых вермахту. К тому же в это время Германия не была готова к активному вмешательству. Не оправдались надежды румынских правителей на выигрыш времени и получение коллективной помощи в военных действиях против Советского Союза, что вынудило их отказаться от своих прежних планов военных авантюр. Министр иностранных дел Румынии К. Аржетояну на заседании кабинета 1 июля 1940 г. не без сожаления констатировал по эгому поводу: «Принимая совет наших союзников и друзей согласиться с советскими предложениями, чтобы не разжечь войну в этой части Европы мы все же надеялись, что путем предложенного нами торга сумеем, по меньшей мере, определить свое положение» [6].
Утром 28 июня 1940 г. шифрованной телеграммой за подписью К. Аржетояну румынскому посланнику в Москве Давидеску было сообщено для передачи Советскому правительству решение правительства королевской Румынии: о принятии им условий эвакуации из Бессарабии и Северной Буковины, предусмотренных в предложенном накануне плане Советским правительством. В телеграмме указывалось также, что фамилии представителей румынской стороны в составе смешанной комиссии будут сообщены в течение дня.
Этим, собственно, и завершились дипломатические переговоры между правительствами СССР и Румынии 26— 28 июня 1940 г. по поводу ликвидации незаконно созданного королевской Румынией в 1918 г. бессарабского вопроса. Так завершилась длительная и последовательная борьба Советского правительства за его разрешение мирным путем.
В тот же день, согласно достигнутой договоренности, Красная Армия перешла Днестр и начала свою освободительную миссию на территории Бессарабии и Северной Буковины.
Встреча освободителей повсюду выливалась в грандиозные манифестации благодарности населения Коммунистической партии и Советского правительства за избавление от ненавистного оккупационного режима, кабалы и бесправия, за предоставленную реальную возможность восстановления власти Советов и воссоединения с Советской Родиной.
Эти задачи решались уже в период освобождения территории Бессарабии от оккупантов и при непосредственном активном участии широких народных масс. При этом следует учесть, что освободительная борьба трудового народа продолжалась и в дни отхода оккупационных властей за Прут, порой приобретая самые драматические формы, вплоть до вооруженного столкновения между населением и отходящими воинскими частями румынской армии.
Как только стало известно о предложениях Советского правительства по вопросу о Бессарабии, областной комитет партии и Кишиневский горком созвали заседание с участием представителей других подпольных революционных организаций. На этом заседании совместным решением Бессарабского областного комитета КПР и Кишиневского горкома партии был образован Бессарабский временный революционный комитет (ВРК), в состав которого вошли Ю. Коротков, Г. Добындэ, М. Брашеван, П. Гузун, А. Рубинштейн, Д. Островский и другие [7]. Его председателем был утвержден секретарь Бессарабского обкома партии С. Д. Бурлаченко, который к этому времени находился еще в заключении в кишиневской тюрьме.
Бессарабский ВРК был, по существу, первым органом Советской власти, на который возлагалась ответственность за организацию охраны национальных богатств и жизнедеятельности населения, обеспечение общественного порядка до повсеместного восстановления в крае органов Советской власти. Его члены сразу же включились в активную деятельность по созданию временных ревкомов на местах, рабочих комитетов на предприятиях по охране оборудования, зданий и сооружений, пекарен, электростанций, водопровода и других объектов общественного назначения.
Важное значение до прихода советских войск приобретала правдивая информация населения о происходящих событиях, разъяснение задач по охране общественного порядка и подготовке к встрече освободителей. В этих целях Бессарабский обком партии, к этому времени уже вышедшин из подполья, обратился с воззванием к народу, в котором, в частности, говорилось: «В день долгожданного праздника окажем достойный прием героям-освободителям, армии трудящихся всего мира.
Порядок должен быть сохранен. Электростанции, водопровод, телефон и трамваи должны продолжать спокойно работать. Мельницы и пекарни должны обеспечить население хлебом… Никаких анархических выходок, не позволяйте расхищать и уничтожать народное имущество. Сохраняйте революционное достоинство и дисциплину» [8]. Воззвание коммунистов быстро разошлось и повсеместно стало программой действий. Как признают сами оккупанты, «еще до начала эвакуации из Северной Буковины и Бессарабии во всех городах и местечках коммунистами были созданы городские комитеты, которые заранее определились, как будут встречать советские войска», а также, как: будут действовать в период отхода румынских войск и оккупационных властей [9]. В Кишиневе в первой половине дня 28 июня 1940 г. представители ВРК во главе с М. Брашеваном явились в резиденцию королевского наместника и потребовали признания их официальными представителями вышеназванного комитета «для сдачи города Советам» [10]. Важнейшим мероприятием коммунистов и трудящихся масс Бессарабии явилось освобождение политзаключенных из тюрем. В многолюдную демонстрацию вылилось это событие в Кишиневе, когда утром 28 июня население города, «освободив заключенных в тюрьме коммунистов, двинулось колонной с красными знаменами по улицам». К демонстрантам примкнула такая масса людей, что заняла улицы, «ведущие к вокзалу и, таким образом, мешала эвакуации» [11] (читай: бегству. — В. П.).
Значителен был вклад населения в срыв мероприятий оккупантов по ограблению Бессарабии во время их отхода за Прут. Дело в том, что румынские оккупанты, как справедлио отмечает А. М. Лазарев, «постоянно чувствовали непрочность, шаткость обладания Бессарабией и Северной Буковиной, полную бесперспективность и крах своих позиций на этих насильственно захваченных ими землях» [12], поэтому они заранее готовились «ко всяким неожиданностям». На этот счет у них был разработан подробнейший план эвакуации Бессарабии, под кодовым названием «План Тудор», предусматривавший максимальные ограбления как материальных ценностей, так и угон за Прут бессарабского населения. В инструкции по введению в действие такого плана на 1940 г. прямо фиксировалось, что в первую очередь подлежало эвакуации (а точнее угону в Старое королевство) население Бессарабии, причем не все подряд. «Допризывники, резервисты и призванные по месту жительства будут эвакуированы в первую очередь и в срочном порядке» [13]. В отношении вывоза, например, оборудования промышленных предприятий, инструкция предусматривала, что при наличии времени «владельцы предприятий будут обязаны демонтировать оборудование и погрузить на поезд для эвакуации», в противном случае будет «уничтожаться на месте» [14].
Нет нужды доказывать, насколько своевременными и гуманными по отношению к бессарабскому населению были решительные меры Советского правительства о безотлагательном решении вопроса об освобождении Бессарабии. При оставлении ее территории румынские оккупанты, конечно, нанесли немалый ущерб. С самого начала они нарушали достигнутое соглашение об освобождении Бессарабии. В 6 часов утра 28 июня генеральным штабом румынских вооруженных сил был отдан приказ по войскам о начале эвакуации. Пункт 5 этого приказа предусматривал, что не допускается «разрушение железных дорог, складов, аэродромов, промышленных предприятий, локомотивов, вагонов…», а другим приказом того же генштаба и в тот же день войскам предписывалось угнать за Прут «весь подвижной железнодорожный состав» [15]. Особую заботу проявляла румынская военщина (видимо, не без указания правящих кругов) о вывозе имущества иностранных акционерных обществ, главным образом связанных со снабжением Германии нефтепродуктами. На этот счет войска имели строгий приказ «оказать особое содействие эвакуации имущества нефтяных обществ: цистерн, автомобилей, автобусов и запасные части к ним, свободные и полные емкости горюче-смазочных материалов» [16].
По имеющимся данным, наспех отходящие воинские, жандармские и полицейские части занимались грабежом и зверски бесчинствовали в Кишиневе, Бельцах, Унгенах, Единцах, Липканах, Бульбоках, Новоалександровке, Михайленах, Мерешенах, Пугаченах и других населенных пунктах [17]. По некоторым волостям Бессарабии ущерб, нанесенный оккупантами, исчислялся десятками миллионов лей: по Бендерской волости — 23,5 млн. лей, по Кайнарской и Каушанской — 24,4, Чимишлийской и Комратской—21,5, Бричанской—15,6 млн. лей [18]. По одному лишь селу Ферапонтьевка Бендерского уезда ущерб исчислялся в 9,3 млн. лей [19]. Однако оккупантам не удалось полностью осуществить свои планы тотального грабежа. Для этого им не было дано время, а во многих случаях планы грабежа срывало население, вооруженные группы охраны и присутствие на территории Бессарабии частей Красной Армии.
В первый же день отхода оккупантов созданные отряды охраны из рабочих железнодорожников на станции Кишинев задержали три эшелона с награбленным имуществом, прибывших из Бендер для следования в пункт назначения Яссы [20]. Они же помешали оккупантам вывезти со станции Кишинев скопившееся награбленное зерно (200 вагонов пшеницы и 100 вагонов кукурузы). Как сообщал представитель генерального штаба румынской армии, «из 300 вагонов зерна были эвакуированы только 35» [21]. В Бельцах на железнодорожной станции также с помощью местного населения была организована охрана имущества и подвижного состава. Сообщая о том, что в городе среди населения отмечено распространение коммунистических листовок, представитель военных властей оккупантов констатировал 29 июня 1940 г., что население «задерживает отправку поездов» с награбленным имуществом [22].
Не менее решительными в своих действиях против оккупантов были патриоты города Болграда, которые захватили железнодорожную станцию и против которых, как сетовали высшие военные чины румынской армии, «не было принято достаточных мер для охраны этого важного железнодорожного узла» [23]. На станции немедленно был установлен новый, революционный порядок, «многие железнодорожные составы с материалами были конфискованы населением и работниками железной дороги» [24], не допустив таким образом вывоза в Румынию эшелонов с награбленным народным добром. По сообщениям военных чинов, «население Кагульского и Измаильского уездов скрывалось из сел, чтобы не поставлять транспорт для эвакуации» [25].
Не позволили вывезти награбленное добро отходящим жандармским частям жители села Глодяны. Под руководством односельчанина Алексея Криволапа [26], который до восстановления Советской власти в Бессарабии активно действовал в коммунистической организации, группа крестьян в середине дня 29 июня разоружила не в меру распоясавшихся жандармов, конфисковала имущество и отвезла все в бывшую примарию, сдав под охрану членам «их комитета с красными повязками на руках» [27].
Высокую бдительность проявили рабочие города Сороки. По указанию временного ревкома, они установили свой контроль и организовали охрану основных предприятий города и объектов общественного значения, не допускали вывоза оккупантами награбленного имущества, а также конфисковали кассу уездной финансовой администрации в сумме 15—18 млн. лей [28]. Здесь же, в Сороках, как и в Чадыр-Лунге, Новой Килии и других местах, население расправилось с ненавистными прислужниками оккупантов и агентами полиции, арестовало часть городовых, которые отличались особой жестокостью при оккупации [29].
По сохранившимся архивным документам того времени можно было бы привести еще немало фактов о решительных и смелых выступлениях трудящихся масс против отходящих румынских оккупантов и их прислужников до вступления частей Красной Армии на территорию Бессарабии и Северной Буковины. В научных исследованиях советских историков, в мемуарной литературе участников коммунистического подполья Бессарабии, на страницах партийной и советской периодической печати конца июня— начала июля 1940 г. довольно широко освещены события радостной встречи советских воинов-освободителей буквально всем населением Бессарабии [30]. И тем не менее мы считаем необходимым более детально рассмотреть такие вопросы, как подготовка и встреча освободителей населением самых «глухих» уголков Бессарабии, участие народных масс в борьбе, в том числе вооруженной, против оккупантов в дни их отхода с территории края и, наконец, выступления солдат-бессарабцев в составе румынских войск, используя при этом архивные документы, исходящие от самих оккупантов. Автором изучены документы (приказы, директивы, переписка командования 3 и 4 румынских армий, генерального штаба румынских вооруженных сил), связанные со сосредоточением войск на «Восточном фронте», а также подробные отчеты командиров частей и соединений о ходе и результатах эвакуации с территории Бессарабии и Северной Буковины 28 июня —3 июля 1940 г.
Выше было отмечено, что при обсуждении предложений Советского правительства об освобождении Бессарабии на заседании коронного совета 27 июня раздавалось немало голосов участников заседания в пользу военных действий против СССР. К военным авантюрам призывал тогда и ревностный агент оккупационного режима в Бессарабии небезызвестный Шт. Чобану, указывая на то, что «в борьбе против оккупантов (так он именовал воинов-освободителей Красной Армии.— В. П.) население Бессарабии будет вместе с румынской армией» [31]. Однако развернувшиеся буквально через сутки события на территории Бессарабии опровергли надуманный, фальшивый прогноз неудачливого пророка.
Известие о предстоящей встрече Красной Армии вызвало огромную радость населения края. Повсюду готовились манифестации, вывешивались красные флаги на домах, с большим интересом читались обращения к народу. «Пришел конец диким беззакониям румынских правителей…,— говорилось в одной из листовок политотдела воинской части, первой вступившей на территорию Бессарабии.— Бессарабия, оторванная румынскими боярами и офицерами, возвращена матери-Родине — Союзу Советских Социалистических Республик… С сегодняшнего дня трудящиеся свободны от капиталистического рабства, безработные получат работу, батраки и безземельные или малоземельные крестьяне получат землю. С сегодняшнего дня покончено с дикой системой «румынизации» русских, украинцев, молдаван, евреев. Население Бессарабии получило возможность строить свою культуру, национальную по форме и социалистическую по содержанию» [32].
Первые радостные встречи советских воинов-освободителей продемонстрировало население Приднестровья. Тысячи празднично одетых жителей Бендер с транспарантами и красными флагами вышли к железнодорожному мосту для встречи передовых частей Красной Армии. Эти волнующие события запечатлены оператором украинской студии кинохроники Н. Богомоловым в документальной ленте «На Дунае» [33]. Два месяца спустя после съемок он писал: «Мы были свидетелями подлинного народного ликования, очевидцами потрясающих сцен встречи. Порой забывалось, что в руках у тебя аппарат. Общее ликование народа захватывало и нас, наполняло чувством гордости, горячего патриотизма… Никогда не изгладятся из памяти эти волнующие и знаменательные дни» [34]. Такой же восторженный прием оказали советским воинам крестьяне села Косоуцы. «Как родных, любимых братьев обнимали бессарабские крестьяне красноармейцев, целовали их,— сообщала «Красная Звезда».— Многие из крестьян бросались в воду, чтобы поддержать понтонные лодки, относимые быстрым течением реки. Все старались помочь красноармейцам переправиться через Днестр, указывали лучшие места для переправы, помогли вытаскивать на берег оружие и боеприпасы» [35]. С восторгом встречало советских воинов население Олонешт, Резины, Сорок, Атак и других городов и сел правого берега Днестра.
Совершенно противоположная картина наблюдалась в населенных пунктах Бессарабии, через которые проходили отходящие части румынской армии. Повсеместно презрению и ненависти к оккупантам не было предела. Жители села Пырлица Бельцкого уезда, к примеру, демонстративно отказались помочь румынской артиллерийской части вытаскивать орудия из-за бездорожья после обильных дождей [36]. «Население села Манзыр,— читаем в другом документе,— по приходу нашей колонны было настроено очень враждебно. Оно показало полное нежелание в оказании помощи армии» [37]. Характерно, что в это же время в село вошли передовые части советских войск, которые, по свидетельству румынского офицера, «были приняты населением восторженно и с цветами, тогда как наших (т. е. румынских частей.— В. П.) обругали и забросали камнями…». Далее в этом же документе сообщалось, что отходящие румынские части 28 пехотного полка «в некоторых селах были встречены населением ружейной стрельбой». При дальнейшем продвижении частей Красной Армии в глубь территории Бессарабии такие сцены на пути отхода оккупантов стали все чаще повторяться. Это и понятно, ибо, как уже отмечалось, еще задолго до появления передовых частей Красной Армии бессарабские трудящиеся с большим подъемом готовились к встрече освободителей. Создавалась своеобразная обстановка — раньше в эти населенные пункты успевали отходящие румынские войска, чем советские, и получилось, что румын «встречали» и «провожали» повсеместно вывешенными красными флагами, транспарантами. Подобные сцены нередко заканчивались вооруженными столкновениями между населением и оккупантами.
Существенное влияние на ход дальнейшей борьбы бессарабских трудящихся против оккупантов оказало еще одно обстоятельство. В румынскую армию в последнее время было призвано большое количество бессарабцев, значительная часть которых находилась в составе румынских войск здесь же, в Бессарабии. В основном это были вчерашние рабочие, крестьяне, одетые в военную форму, и в связи с освобождением Бессарабии они считали себя, как и все население края, гражданами СССР. Поэтому сразу, как только стало известно о мирном разрешении бессарабского вопроса, в румынской армии началось брожение, приведшее в конечном счете к массовому отходу солдат-бессарабцев (нередко в полном вооружении) из-под власти румынских офицеров. Об этом свидетельствуют события последних дней оккупации. При отходе воинской колонны оккупантов из Кишинева по направлению на Леушены в Яловенах собравшаяся толпа напала на нее, «требуя возвращения им реквизированных подвод и лошадей». Обстановка накалилась до предела, вдруг кто-то из собравшихся обратился к солдатам со словами: «Бессарабцы, куда вы? Оставайтесь у себя дома!» Вопреки угрозам офицеров из колонны сразу же отделилась внушительная группа солдат, «которые начали бросать вверх головные уборы и кричать «ура». На угрозы офицеров о применении оружия солдаты-бессарабцы организованно отошли в сторону и начали стрелять поверх колонны [38]. «Такие сцены,— говорится в отчете румынского офицера,— имели место в течение всего дня 29 июня во время движения по шоссе Яловены—Ганчешты—Лапушна» [39]. Невольно став свидетелем встречи советских воинов, он отмечает, что «повсеместно бессарабское население встречало воинов возгласами «ура», цветами и выражением признательности за избавление от грабежа румын». Не упустил румынский офицер из виду и такую деталь , что в Ганчештах на здании примарии был вывешен транспарант с надписью: «Да здравствует Красная Армия — освободительница Бессарабии!», а также и то, что и в Яловенах, и в Ганчештах были замечены вооруженные группы людей, которые «сообщали Красной Армии обстановку, выполняя в то же время обязанности службы охраны порядка» [40]. Такие же восторженные встречи были оказаны советским воинам населением Комрата, Романовки, Бульбоаки, Бричан, Бельц, Кагула и других населенных пунктов.
Заслуживают внимания события, которые произошли в селе Чоага Каушанского района, через которое проходил маршрут отхода частей 12 румынской пехотной дивизии. Колонна румынских войск вступила в это село утром 29 июня, когда «все население, празднично одетое, с красными флагами и транспарантами, собралось в центре села». Сюда же подходила колонна людей «около 600—700 человек с красными флагами и плакатами с северной части села».
Возле бывшей примарии с кузова автомашины в окружении постоянно аплодировавшей внушительной массы людей выступал советский офицер, «который разъяснял собравшимся, что в соответствии с достигнутым соглашением с Румынией все солдаты-бессарабцы с 28 июня считаются демобилизованными и могут расходиться по домам». После этого толпа «направилась к застрявшей колонне румынских войск и вместе с солдатами-бессарабцами, которые составляли около 90 процентов этих частей, забрали почти всех лошадей и разошлись по домам» [41]. Когда румынский офицер послал за помощью к другой подходившей части, ему доложили, что оттуда тоже все солдаты-бессарабцы вышли из подчинения офицеров и «при помощи гражданского населения забрали лошадей и разошлись по домам» [42]. То же самое случилось и с другими частями позже, когда собравшееся все село возле примарии «демонстрировало свое враждебное отношение к румынской армии» и буквально «в течение трех минут разогнало полностью часть 5/22 артиллерийского батальона, оставляя на дороге разгромленное имущество» [43].
Такие же сцены расправы населения Бессарабии с ненавистными оккупантами наблюдались во время отхода румынских войск через села Романовна, Салкуца, Чок-Майдан, Яргора и другие населенные пункты [44]. В Бельцах при помощи горожан не дали возможность румынским офицерам насильно вывести воинскую часть, почти полностью состоящую из солдат-бессарабцев. Из 1060 солдат личного состава офицерам удалось отправить эшелоном за Прут только 100 человек. Оригинальные «проводы» отходящих частей румынских войск устроило население села Чукур-Минжир 30 июня 1940 г. «Войдя в село,— пишет командир 10 полка подполковник Бенедикт,— мы были окружены населением, и некоторые из крестьян вызывающим тоном потребовали от нас лошадей. Я говорил им, что за нами прибывает целый полк, но они и слушать не хотели, угрожая, что с нами случится то же, что и «с теми, которые вчера проходили через Чимишлию». Один из них заверил меня, что прошли те времена, когда «знатные господа прогуливались на лошадях и бричках» [45].
Может возникнуть правомерный вопрос, почему же вооруженные до зубов отходящие румынские воинские части не применяли в массовом порядке оружие против выступлений бессарабского населения и солдат-бессарабцев в дни освобождения Бессарабии? Что они, оккупанты, за эти 3—4 дня стали лучше, гуманнее? Нет, конечно. Объяснялось это другими обстоятельствами. И здесь с особой силой проявилась гуманная сторона советских предложений по плану освобождения территории Бессарабии румынами. Дело в том, что, начиная с 14 часов 28 июня 1940 г. население Бессарабии переходило под защиту Советского Союза. Поэтому на территории Бессарабии оккупанты не могли пустить в ход оружие против гражданского населения и против солдат-бессарабцев, так как они с этого времени считались демобилизованными из румынской армии. В этом отношении любопытны признания самих представителей румынской военщины. Командир 3 полка майор Рэдулеску писал в своем донесении: «Если наше правительство согласилось отдать Бессарабию без боя, мы не могли предпринять самостоятельно агрессивных действий… Убийство людей советского гражданства могло быть расценено как уголовное преступление» [46]. Расправы и бесчинства уходивших румынских войск имели место, но они, в силу сказанного выше, не носили массовый характер. Зато румынским властям ничто не помешало расправляться с бессарабцами, пожелавшими возвращаться к себе на Родину из Румынии, где они оказались во время освобождения Бессарабии. Известны случаи о расстреле солдат-бессарабцев на территории Румынии [47], гражданского населения на переправах через Прут, а также о массовом расстреле в Галаце. Имеются некоторые документальные сведения, свидетельствующие о том, что эту бойню румынская военщина совершила под стандартным предлогом «при попытке к бегству» из-под стражи. Вот как гласило циничное сообщение по этому поводу в телеграмме от 30 июня 1940 г. начальника отдела контрразведки 3 румынской армии подполковника Паладе: «Группа рабочих в Галаце, около 1500 человек, подлежащая отправке в Бессарабию через переправу в Рени, взбунтовалась и убежала из-под стражи. Открыли стрельбу, имеются убитые и раненые» [48].
Серьезным предупреждением разбойных акций оккупантов, попыток безнаказанного ограбления населения Бессарабии явились вооруженные выступления бессарабских трудящихся совместно с солдатами-бессарабцами против отходящих частей румынской армии. Неподчинение приказам румынских офицеров, массовый уход бессарабцев из состава воинских подразделений, а иногда и полное разложение частей носили массовый характер с первого же дня освобождения Бессарабии. Так случилось с 12 и 15 пехотными дивизиями, со многими румынскими артиллерийскими подразделениями, буквально со всеми частями, имевшими в своем составе солдат-бессарабцев. Однако румынская пропаганда на все лады трубила в то время, что в массовой деморализации армии якобы были повинны советские войска, которые занимали освобожденную территорию Бессарабии и Северной Буковины. Факты же подтверждают совершенно обратное.
Объясняя причины разложения 15 пехотной дивизии, командующий 4 румынской армией генерал Н. Чуперкэ считал, в частности, что это произошло «по трем причинам»: 1. что большинство солдат этой дивизии были «бессарабского происхождения»; 2. что разложившиеся части этой дивизии «входили в состав Кишиневского гарнизона», где (об этом генерал, разумеется, не писал) сильное влияние на солдатские массы оказывала пропаганда революционного подполья. Третью причину он относил к быстрому продвижению к границе по Пруту советских войск [49]. А вот что писал в отчете об отходе за Прут упомянутый уже нами майор Рэдулеску: «Как общее замечание могу отметить, что разоружение нашей армии не было организовано русскими, а исходило от самих наших войск» [50], т. е. от солдат-бессарабцев. И еще одно сообщение, на сей раз командования 3 армейского корпуса в донесении генеральному штабу от 1 июля 1940 г.: «На дорогах (пути отступления румынских войск.— В. П.) замечены разбросанные винтовки, ранцы, оставленные без лошадей повозки. Населению выдается кукуруза и мука (временными органами Советской власти после отхода румын.— В. П.). Во всех селах вывешены красные флаги». И далее: «15 и 12 дивизии имели большие потери, эти дивизии не перешли и Прут. Потери связаны не с действиями советских частей, а именно с действиями наших войск» [51] (подчеркнуто нами.— В. П.). Вот как обстояло дело в действительности.
Разумеется, «потери» войск оккупантов не ограничивались лишь этими двумя дивизиями. Более точным в этом отношении оказался, надо полагать, генеральный штаб румынской армии, который обобщил данные всех частей и соединений «Восточного фронта». По состоянию на 8 июля 1940 г. румынская армия недосчиталась 61 970 солдат, отнесенных в составленной генштабом таблице к графе «скрывавшихся» [52]. Судя по составу воинских частей, указанных в обобщенных данных о «потерях»,— это в подавляющем большинстве были солдаты-бессарабцы.
Отказавшись от дальнейшего пребывания в румынской армии, солдаты расходились по домам, скрывались от расправы с ними разъяренных румынских офицеров, включались в вооруженную борьбу против оккупантов совместно с гражданским населением. Документами подтверждается, что такие вооруженные выступления имели место в селах: Тигеч и Вишинешты, Чимишлия, Малул-Мик, Березино, Каракуй, Яргора; в городах Сороки, Бельцы, Измаил (здесь имело место вооруженное нападение даже на румынские корабли речной флотилии), Болград [53] и других населенных пунктах.
Уже из перечисленных выше событий, развернувшихся на территории Бессарабии в период ее освобождения, явствует, что в революционных действиях бессарабских трудящихся проявилась их глубокая любовь к долгожданной Советской власти и жгучая, годами накопленная ненависть к оккупационному режиму, к военно-полицейским порядкам. Эти чувства хорошо передаются в письме жителей Кишинева, группы рабочих электростанции, адресованном советским воинам-освободителям: «Кончился тяжелый кошмар, наступила новая эра. Новая жизнь началась для каждого из нас. Мы не находим слов, чтобы выразить вам нашу безграничную благодарность, дорогие товарищи» [54].
В грандиозные революционные манифестации вылились .праздничные митинги и демонстрации трудящихся в первые же дни освобождения в Кишиневе, Бельцах, Измаиле, Аккермане, Бричанах, Единцах, Оргееве, Сороках и многих других населенных пунктах Советской Бессарабии. Нескончаемым потоком в адрес ЦК ВКП(б) и Советского правительства шли принятые на митингах резолюции, письма, телеграммы, в которых представители рабочего класса, трудового крестьянства, интеллигенции выражали беспредельную благодарность за избавление от капиталистического ига и готовность приступить к строительству новой жизни на свободной земле. «Мы безмерно рады и счастливы, что влились в семью великого советского народа,— говорилось в резолюции митинга трудящихся Атак.— С его помощью, под руководством Коммунистической партии и Советской власти мы перестроим нашу жизнь по-новому, по-советски» [55]. Трудящиеся Калараша в принятой на митинге резолюции выражали огромную благодарность за освобождение «из-под ига бояр, капиталистов, сигуранцы и фашистской румынской анархии» и заявляли, что «трудовой народ Бессарабии навеки вошел в состав великой Родины пролетариата — СССР» [56]. С восторженным энтузиазмом выражали свое отношение к мирному разрешению бессарабского вопроса и освобождению братского народа трудящиеся Молдавской АССР. Группа колхозников республики, участников Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве, писала в своем послании трудовому народу Бессарабии: «Мы всегда думами с тобой, а теперь рука об руку будем строить вместе счастливую, радостную и культурную жизнь» [57].
Мирное разрешение бессарабского вопроса восторженно было встречено всем советским народом. Письма и телеграммы, резолюции митингов поступали в Молдавию с Дальнего Востока и Грузии, Свердловска и Алма-Аты, Ленинграда и Киева, Москвы и Харькова. Только за первые три дня освобождения Тираспольский телеграф принял около 2 тыс. приветственных телеграмм со всех концов Советского Союза [58].
Следует отметить еще одно обстоятельство, которое проливает свет на отношение трудового народа Бессарабии к оккупантам — массовое возвращение бессарабцев из Румынии в освобожденный край. Как только стало известно, что оккупанты очищают Бессарабию, масса людей из различных уголков Румынии буквально осаждала советское посольство в Бухаресте. Уже на второй день, 29 июня, туда явилось, по сведениям румынских властей, около 3000 человек, «желающих возвратиться в Бессарабию» [59], а за первые 12 дней июля эта цифра достигла 30 тыс. человек [60]. При этом следует иметь в виду, что многие бессарабцы добирались к себе на родину, минуя посольство, нередко подвергая свою жизнь опасности, так как румынские военные и полицейские власти чинили всяческие препятствия, вплоть до физической расправы с «инородцами». Одна из-таких авантюр была сорвана работником советского посольства А. Пелисенко 2 июля 1940 г., когда переодетые в гражданское жандармы пытались силой заставить собравшихся бессарабцев отказаться от оформления документов для возвращения на Родину. Когда работник советского посольства потребовал документы от руководителя группы, тот оказался комиссаром полиции Дрэгическу, немедленно скрывшимся вместе со своими партнерами [61].
О массовых расстрелах бессарабцев и издевательствах над ними в Галаце, Яссах и в других местах на переправах сообщали иностранные газеты. Орган американских коммунистов газета «Дейли Уоркер» в номере от 6 июля 1940 г. с возмущением писала: «Румынские офицеры подвергли насилию, пыткам и голоду тысячи бессарабцев— русских, украинцев, молдаван и евреев, которые покинули различные районы Румынии, чтобы вернуться в Бессарабию» [62]. Однако, несмотря на все препятствия, при помощи Советского правительства, к 26 июля 1940 г. в. Бессарабию возвратилось из Румынии 14 974 человека [63], а. к установленному сроку окончания репатриации—16 декабря 1940 г.—количество вернувшихся из Румынии в освобожденную Бессарабию достигло 220 тыс. человек [64]. Здесь они были приняты Советской властью так, выражаясь напутственными словами работника советского посольства в. Бухаресте, «как мать принимает своих детей» [65].
Мирное разрешение бессарабского вопроса, освобождение Бессарабии и воссоединение ее с Советской Родиной явились значительным событием в жизни молдавского народа, поворотным пунктом в его исторических судьбах. В результате восстановления Советской власти в освобожденном крае было навсегда покончено с национальным, социальным и политическим бесправием, трудящиеся правобережных районов Днестра обрели свободу, перед ними открылся простор для осуществления важнейших социально-политических преобразований и расцвета единой молдавской социалистической нации.
Примечания:
[1]. Известия, 1940, 29 июня.
[2]. ЦГА МССР (Центральный Государственный Архив Молдавской СССР) (сегодня называется Национальный Архив Республики Молдова, сокращенно – НАРМ), ф. МФРД (фонд микрофильмов румынских документов).
[3]. Там же.
[4]. Revista fundaţiilor Regale, 1941, Nr 8—9, р. 765.
[5]. Внешняя политика СССР. Сб. документов, т. 4, с. 515
[6]. Viata Basarabiei, 1940, № 7—8, р. 105.
[7]. Березняков Н. В,, Бобейко И. М., Копанский Я. М., Мурзак У. Г., Платон В. П. Борьба трудящихся Бессарабии за свое освобождение и воссоединение с Советской Родиной (1918—1940 гг.). Кишинев, 1970. с. 715—716.
[8]. НАРМ, ф. 1665, оп. 1, д. 31.
[9]. НАРМ, ф. МФРД. Darea de seamă asupra modului cum s’a desfăşurat evacuarea din Basarabia.
[10]. НАРМ, ф. МФРД.
[11]. Там же.
[12]. Лазарев А. М. Молдавская советская государственность и бессарабский вопрос. Кишинев, 1974, с. 440—441.
[13]. НАРМ, ф. МФРД. Instrucţiuni asupra modului cum se va executa evacuarea. 21 iunie 1940.
[14].Там же.
[15]. НАРМ, ф. МФРД, 2/147, 160.
[16]. Там же, 2/166.
[17]. Березняков Н. В., Бобейко И. М. Указ. монография, с. 713.
[18]. Государственный архив Российской Федерации – ГАРФ, ф. 7627, оп. 1, д. 373, л. 32; 519, л. 18.
[19]. Там же, д. 602. л. 7.
[20]. ЦГА МССР. ф. МФРД. Extras din jurnalul de operaţii al armatei a IV-a, 28 iunie 1940. p. 297—300.
[21]. Ibidem.
[22]. НАРМ, ф. МФРД, 1/231.
[23]. НАРМ, ф. МФРД, 2/109.
[24]. Там же.
[25]. Там же, 2/198.
[26]. Криволап Алексей при Советской власти был активистом, работал секретарем сельского Совета. В начале войны эвакуировался в восточные районы страны до Буга, а дальше путь был отрезан немецко-фашистскими войсками. Вернувшись в село, по доносу предателей, 27 ноября 1941 г. был осужден военным трибуналом 3-го армейского корпуса румынской армии к 6 годам тюремного заключения и 10 000 лей штрафа.
[27]. НАРМ, ф. 738, оп. 2, д. 534, л. 49.
[28]. Там же, ф. МФРД, 4/448.
[29]. Там же.
[30].Об этом подробнее см.: Лазарев А. М. Воссоединение молдавского народа в единое Советское государство. Кишинев, 1965; Он же. Молдавская советская государственность и бессарабский вопрос. Кишинев, 1974, с. 453—477; Брысякин С. К., Сытник М. К. Торжество исторической справедливости. Кишинев, 1969; История Молдавской ССР, т. 2. Кишинев, 1968, с. 347—355; Березняков Н. В., Бобейко И. М., Копанский Я. М., Мурза к У. Г., Платон В. П. Борьба трудящихся Бессарабии за свое освобождение и воссоединение с Советской Родиной (1918—1940). Кишинев, 1970, с. 715—728;Копанский Я. М. Интернациональная солидарность с борьбой трудящихся Бессарабии за воссоединение с Советской Родиной (1918— 1940). Кишинев, 1975, с. 298—310.
[31]. Revista fundaţiilor Regale, 1941, Nr 8—9, р. 765.
[32]. НАРМ, ф. 680, оп. 2, д. 62, л. 129.
[33]. ЦГА КФФД МССР, ед. уч. 1314, ч. 3, 1940 г., планы: 14, 16, 19—23, 43—46, 48, 49, 52—63, 65—70, 71—80.
[34]. Бессарабская правда, 1940, 8 сентября.
[35]. Красная звезда, 1940, 29 июня.
[36]. НАРМ, ф. 738, оп. 2, д. 131, л. 3.
[37]. НАРМ, ф. МФРД, 3/21.
[38]. НАРМ, ф. МФРД, 2/241.
[39]. Там же.
[40]. Там же, 2/245.
[41]. НАРМ, ф. МФРД, 3/306.
[42]. Там же.
[43]. Там же. 3/352.
[44]. Там же, 3/11, 3/322.
[45]. НАРМ. ф. МФРД. 3/296—297.
[46]. Там же, 2/72.
[47]. Лазарев А. М. Указ. соч., с. 473.
[48]. НАРМ, ф. МФРД, 2/130. По сообщению министерства пропаганды Румынии, количество убитых в результате этих злодеяний достигло 300 человек (см.: ГАРФ, ф. 4459, оп. 12, д. 161, л. 87). В действительности же было убито около 600 человек и не меньше ранено (см.: Лазарев А. М. Воссоединение молдавского народа в единое Советское государство. Кишинев, 1965, с. 33).
[49]. Там же, 2/108.
[50]. Там же, 2/71.
[51]. НАРМ, ф. МФРД, 2/171.
[52]. Там же, 2/209.
[53]. Там же, 1/244, 36, 38. 39.
[54]. Basarabia sovietică. 1940. 29 iunie; Цит. по кн.: Лазарев А. М., Молдавская советская государственность…, с. 459.
[55]. Сотцiалiстична Молдавiя. 1940, 2 липня.
[56]. Basarabia sovietică. 1940. 10 iulie.
[57]. Березняков Я. В.. Бобейко И. М., Копанский Я. М. и др Указ. монография, с. 722.
[58]. Комсомолистул Молдовей, 1940, 2 юлие.
[59]. НАРМ, ф. 680. оп. 2, д. 49. л. 242.
[60]. Там же. л. 259.
[61]. Там же, л. 244.
[62]. Лазарев А. М. Молдавская советская государственность…, с. 470.
[63]. Там же.
[64]. Там же, с. 471
[65]. НАРМ, Ф. 680, оп. 2, д. 47, л. 242.
Из книги: Платон Василий Поликарпович. „Против фашизма, за воссоединение с Советской Родиной (1934—1940): Рев.-освобод. борьба трудящихся Бессарабии в период наступления реакции и фашизма” /Под ред. С. К. Брысякина. — Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1983.
Оценили 8 человек
22 кармы