Скандалю с Булгаковым 4.

Внезапно из группы студентов выделяется один и поднимается на фонарь.

Бирюкова: Волк рано убежал. Надо было обеспечить студента на фонаре. Чисто случайно там оказалась петля… Так на фонаре и остался. Бидняга.

Студент (взмахнув шляпой). Сограждане, слушайте! (Достает листок, заглядывает в него.) «Не вынесла душа поэта позора мелочных обид...

Бирюкова: Аха. Вволю похрюкать, и то не дали.

Гул в толпе стихает. Полиция от удивления застыла.

Восстал он против мнений света... Один, как прежде, и убит».

В группе студентов крикнули: «Шапки долой!»

Квартальный. Господин! Что это вы делаете?

Бирюкова: Квартальный, ты дурак. Там стрелять нужно было. Без предупреждения и наповал. А ты с разговорами.

Студент. «Убит. К чему теперь рыданья, похвал и слез ненужный хор... И жалкий лепет...»

Бирюкова: Наведаться в то время мне, штоле? Чтоб слегка брызнуть уксусом на этот гнусный разгул демократии. И прогресса. И не одной, а со всей своей зондеркомандой.

Он получил что заработал.

И от такого же казла.

Сидит, сидит на небе кто-то

И видят нас его глаза.

Засвистел полицейский.

Квартальный. Снимайте его с фонаря!

Бирюкова: Да не надо! Оставьте его на фонаре! Сам залез! Потом снимете. Дня через три. Или пусть недельку повисит…

В толпе смятение. Женский голос в толпе: «Убили!»

Студент. «Не вы ль сперва так долго гнали...»

Бирюкова: Угу. Надо было добровольно подводить ему для ебли своих жен и дочерей – ах, честь-то какая! И проигрывать ему в карты - тоже честь. И бабло давать в долг ск угодно – без расписок и всяких дурацких претензий.

Свист. Полиция бросается к фонарю. Толпа загудела. В толпе крикнули: «Беги!»

Караульный. Чего глядите? Бери его!

Студент. «Угас, как светоч, дивный гений...» (Слова студента тонут в гуле толпы.) «...Его убийца хладнокровно навел удар... Спасенья нет».

(Скрывается.)

Бирюкова: Дарий! Зацени! Это же признание твоих талантов!

Крик: «Держи его!» Полицейские бросаются вслед за студентом. Окна квартиры Пушкина начинают гаснуть. В тоже время на другой фонарь поднимается офицер в армейской форме.

Офицер. Сограждане! То, что мы слышали сейчас, правда. Пушкин умышленно и обдуманно убит. И этим омерзительным убийством оскорблен весь народ...

Бирюкова: Именно. Умыслила и обдумала это я. И исполнила… Ты забыл уточнить – какой норот обскорблен. Разгавкались – норот, норот… Казел. Устроил тут пролетарскую массовку. Как будто и не он написал про Швондера.

Квартальный. Замолчать!

Офицер. Гибель великого гражданина совершилась потому, что в стране неограниченная власть вручена недостойным лицам, кои обращаются с народом, как с невольниками...

Бирюкова: Угу. А надо вручить власть Бланку с Бронштейном. Они достойные. Они обратятся с норотом как с вольникам. Или не так, Михаил Афанасьевич? Что это вы на старости лет в Швондеры подались? А статью «Савецкая инквизиция» кто написал? Не вы?

Полиция засвистела пронзительно во всех концах. В подворотне появляется Ракеев.

Ракеев. Эге-ге. Арестовать!

Появились жандармы. Офицер исчезает. В тот же момент послышался топот лошадей. Крик в толпе: «Затопчут!» Толпа шарахнулась, заревела.

Тесните толпу!

Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом. Стихло. И тут же из подворотни потекло тихое, печальное пение, показались первые жандармские офицеры, показались первые свечи.

Темно.

Пение постепенно переходит в свист вьюги.

Бирюкова: Пусть радуются, что это были царские жандармы, а не мои слуги с бомжами. Без покойников бы не обошлось. Михалин насмерть забил бы трубой и охвицера и скубента. И не только одного этого. Ну и прочим бы не поздоровилось. Покровский прицельно отстреливал бы их с маузера. Пары обойм хватило бы. Искали бы потом казацкого генерала.

Эти двое – скубент с ахвицером, вы думаете они просто так? По зову души? А-ши-ба-е-тесь! Вот для сравнения очень, очень похожая сцена:

- Товарищи! Перед вами теперь новая задача - поднять и укрепить новую незалежну Республику, для счастия усих трудящихся элементов - рабочих и хлеборобов, бо тильки воны, полившие своею свежею кровью и потом нашу ридну землю, мають право владеть ею!

- Верно! Слава!

- Ты слышишь, "товарищами" называет? Чудеса-а...

- Ти-ше.

- Поэтому, дорогие граждане, присягнем тут в радостный час народной победы, - глаза оратора начали светиться, он все возбужденнее простирал руки к густому небу и все меньше в его речи становилось украинских слов, - и дадим клятву, що мы не зложим оружие, доки червонный прапор - символ

свободы - не буде развеваться над всем миром трудящихся.

- Хай живут советы рабочих, селянских и казачьих депутатов. Да здравствует...советы рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Пролетарии всех стран, соединяйтесь...

Бирюкова: Ну? Узнали? Это из «Белой гвардии». И дальше:

- Тримай його! Тримай! - закричал мужской надтреснутый и злобный и плаксивый голос. - Тримай! Це провокация. Большевик! Москаль! Тримай! Вы слухали, що вин казав...

Всплеснули чьи-то руки в воздухе. Оратор кинулся набок, затем исчезли его ноги, живот, потом исчезла и голова, покрываясь шапкой.

- Тримай! - кричал в ответ первому второй тонкий тенор. - Це фальшивый оратор. Бери его, хлопцы, берить, громадяне.

Бирюкова: Перечитайте. Оратель там был не один. Там была целая группа обеспечения. И они обеспечили ему отход. И перевели стрелки на другого. И здесь то же самое. И взять их нужно всех. Жандармы царские их взяли? Нет. Ими же Дубельт руководил. От слова «дуб». Здесь нужны были совсем другие люди. Черная полусотня. Не сотня, они только сопли жевать могут, ими Штильмарк командует. А полу… Ею командую я. Ни один бы не ушел. И те, которые остались там лежать, дико радовались бы, что их не увели с собой.

Они появились бы из-за угла. Все в черном. Строем. Не кричали бы и не свистели. Приблизились бы и начали избивать публику демократизаторами. Кто-то пытается сопротивляться, но недолго – получает дубинкой по голове и картинно падает без чюйсв… И пусть еще скажут спасибо, что дубинками, а не саперными лопатками.

И мы видим фонарный столб. Через прицел. Прорезь-мушка-верхушка столба. Там пока никого нет. Но счас будет – уже бежит. Лезет. Влез. Сорвал с себя кепка, взмахнул и заорал:

--Сограж…

Выстрел. Мы видим, куда вошла пуля – под нижнюю челюсть. Точно по центру. Это наповал. И совсем не больно – перебило шейный отдел спинного мозга. Поехал по столбу вниз и так и повис, зацепился за что-то. К нему бросаются соратники по борьбе – еще два выстрела и еще два трупа. Гильза вылетает из патронника и падает в снег рядом с двумя другими… Это маузер К-96. Как у Абдуллы. И мы видим того, который стрелял – он в коричневой черкеске с генеральскими погонами. Лицо – очень злое.

…Эти гильзы выкладывают на стол. Чьи-то руки. Руки Бенкендорфа. Перед Николаем Павловичем.

- Стреляли из какого-то странного оружия, Государь. Дыма не было. Калибр ничтожный. Но бьет наповал. И с большого расстояния. Три трупа.

Царь берет одну из гильз. Рассматривает. Нюхает.

Бенкен: Это не порох. Порох пахнет не так.

- Я догадываюсь, чьи это были люди. Прекратите следствие, Александр Христофорович.

Ночь. Глухая почтовая станция.

Свеча. Огонь в печке. Смотрительша припала к окошку, что-то пытается рассмотреть в метели. За окошком мелькнул свет фонарей, Послышались глухие голоса. Первым входит станционный смотритель с фонарем и пропускает вперед себя Ракеева и Александра Тургенева. Смотрительша кланяется.

Ракеев. Есть кто на станции?

Тургенев, бросается к огню, греет руки.

Смотритель. Никого нету ваше высокоблагородие, никого.

Бирюкова: Короче, они везут труп. Ах! Долго, нудно…

Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не отходит. Я ему вынесу. (Встает.) Ой, буря... Самые лучшие стихи написал:

«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя...» Слышишь, верно; как дитя. Сколько тебе за штоф?

Смотрительша. Не обидите.

Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). «То по кровле обветшалой вдруг соломой зашумит... То, как путник запоздалый, к нам в окошко...»

Входит станционный смотритель. Подбегает к внутренним дверям, стучит.

Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать...

Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.

Ракеев. Ехать.

Конец

***

Кабинет Рыжей Госпожи. Она сидит за своим столом. На стене ковер, на ковре несколько гитар и укулеле и никаких кинжалов, cашек и пиздалетов… И еще картина висит на ковре – Едоки картофеля, Ван Гог, копия. Точная копия, ни одна экспертиза не отличит. На столе монитор, черная клава и куча всякого барахла. Бумажки, ноты, две банки с ручками и карандашами, чашка с чаем (полулитровая), и кофейная чашка со сливовым вареньем. Ну, как обычно. Одета в коричневые спортивные штаны с белыми лампасами и темно-синюю вязаную кофту. В руках скрипка. Это не совсем скрипка, но не будем придираться – инструмент очень похож на скрипку. Держит ее вертикально и играет Кузнечика. Играет ужасно – фальшиво, смычок издает противные звуки, иногда срывается на откровенный ослиный крик, но все же понятно, что это Кузнечик. Потом Рыжая поднимает скрипку к подбородку и продолжает играть Кузнечика – осваивает инструмент. Ей хочется научиться играть и на скрипке тоже. Причем по честному, без колдовства.

И тут в кабинете появляется Николай Павлович. Он сидит на том же самом невысоком кресле, в шинели… - ну, как в первый раз. В руках бронежилет – принес обратно. На его лице отражается изумление при виде открывшейся ему картины – он же полагал увидеть Рыжую Госпожу в красивом старинном платье с бриллиантами… ну, как в первый раз. А тут нате вам. Один монитор чего стоит. И электрический свет. Но изумление отражается только в первую секунду, а потом уже ничего не отражается. Зачем? Подумаешь, монитор! Эка невидаль! Это просто зеркало.

Заметив его, Рыжая опускает скрипку. Она не успела решить что сказать, он первый:

- Извините, Рыжая Госпожа, я без приглашения. Но мне надо поговорить.

- Люда! Прими шинель! Здравствуйте, Государь. Я всегда вам рада.

Она не спрашивает, о чем он желает говорить – сейчас сам скажет. И вина на этот раз нет, они будут пить чай.

Служанка тоже одета без затей, спортивные штаны и серая кофта, и реверансов никаких. Сказано принять шинель – она подходит и принимает. И головной убор тоже. И бронежилет – там заметны две отметины от пуль – обе пули шли в сердце.

Николай Павлович достает из кармана и показывает стреляную гильзу от маузера:

- Госпожа, там, на Мойке… это были ваши люди?

- Да. Троих убили. Стрелял генерал Покровский. Это один из моих телохранителей… Нескольких покалечили. Убитых в моей власти вам вернуть. Если вы скажете. Ведь это ваши подданные.

Государь колеблется – и в самом деле. Не вернуть ли? Но что с ними делать потом? Перевоспитывать? Или уж лучше оставить как оно получилось?..

- А еще десятка два ваши люди увели с собой...

- Они живы. Они сейчас в царстве свободы - попали куда так рвались. Грудью проложили себе дорогу, можно сказать. Я обеспечила им такую возможность. Оздоровительный лагерь в лесу. На свежем воздухе. Называется - ГУЛАГ. Они там могут сколько угодно ругать кровавый царизьм и лично вас, Государь, им за это ничего не будет.

- Госпожа, откройте мне будущее.

Его не приглашают пересесть к столу. Служанка подает ему на подносе чай, без сахара. И это все.

- Оно печально, Государь. Вы проиграете войну. На вас нападут Англия и Франция, попробуют отнять у вас Крым. И эту войну вы им проиграете. Ваши подданные будут храбро защищать свое и ваше Отечество, жабоеды с наглосаксами не смогут развалить Россию, но в общем и целом войну вы проиграете. Вы будете так сильно переживать, что умрете.

- Лучше бы я к вам не приходил.

- Но Крым останется за Россией. Они навяжут России унизительный мир, запретят ей иметь флот на Черном море. Но Крым останется у русского царя. Ваш скипетр примет ваш сын, Александр Николаевич. Он отменит крепостное право и будет убит. Средь бела дня, на улице. Его взорвут бомбой. Демократы. Гуманисты. Прогрессоры. Скипетр примет его сын, Александр Александрович. Он окажется сильным правителем. Наведет порядок. Укротит гуманистов. Но, увы, ненадолго. Он умрет и его сын, Николай Александрович, сдаст Россию демократам. Жидам, если по простому. Они расстреляют его вместе с женой и детьми. И устроят в России гражданскую войну, в которой будет убито тем или иным способом 30 миллионов человек. Уйдут Финляндия и Польша.

- А церковь?

- Как всегда. Предаст. Переметнется.

Николай Павлович молчит и смотрит на Рыжую.

- Но они просчитались. Не надо было предавать. Они так и не поняли, с кем дело имеют. Хотя им бы полагалось. Уже было одно избиение магов в истории – но они об этом даже не знают. История повторилась – до них все равно не дошло. Увы, они могут только бить поклоны. И бормотать всякую ахинею. А которые умеют думать, у них долго не держатся. Анафема – и вопрос закрыт... Священников будут уничтожать, храмы и монастыри взрывать. Иконы жечь.

- Госпожа! Я догадываюсь у кого в гостях нахожусь. Но я не верю вам, Госпожа!

- Это правда, Государь. Города будут названы именами главных палачей и убийц. Улицы городов и сел будут названы именами палачей и убийц калибром поменьше. И в каждом городе будет улица Пушкина. И это, Государь, надолго.

- Санкт-Петербург…

- Ленинград. Это имя одного из главных палачей.

-==-

Он это сочинял ради куска хлеба. Понравиться хотел швондерам. Это плохо. Против царя пошел.

                                                         Фсе!

-==-==-==-

- Ок, о, Бирюкова, за сим пращеваемся. Утомился от вашего словопоносия. Желаю вам, Бирюкова, дальнейшего самоутверждения на просторах инета и, главное, свободных ушей поболе для вашего махрового бреда. Целую крепко, ваша репка. =)

- Идите на хуй, Савчендо, идите. Счастливого пути.

- Я тебе не хамил, тупица блевотная. А сейчас нахамлю. =) Уройся в своих обсопленных простынях, ебанашка дешёвая. Найди себе ебарька ну хоть какого-то дрыща, бомжа, что б он теб расширил твою немытую задницу и завали своё поганое необконченное ебало на веки, квазимодо!

-  Ах, оно мне не хамило! А это что? «Утомился от вашего словопоносия.» Дурачек, ты даже не знаешь что такое хамство. Вот тебе, для примера: «Сквозь клубы пара, вокруг толпились голые мужики, Эди понаблюдал, как его отец трет и скребет свой собственный член, и впервые увидел, что член у отца очень красный на конце…»

Откуда это, а? Ну-ну, смелее! Кто это написал, а? Это и есть грех Хама в самом чистом виде.

Глупышка, даже не мечтай одолеть Бирюкову. Я ж тебя предупредила – буду с тобой вежливой лишь до тех пор, пока вежливым будешь ты. Неужели ты надеялся, что я тебе не отвечу? Я сильнее тебя, гаденыш. Ибн Бенчик.

А теперь – твой ход. Только не торопись. Подумай как следует. А вдруг я его уже знаю наперед, что тогда? Ведь у меня уже готов ответ.

Зы. Ебн Бенчик. Так будет точнее

Ответа не поступило. Сглотнул. Урод.

-==-

- честно говоря я искренне считаю что вы правы по поводу неприятности этого типа :-X

- Я иногда его цитирую. Иногда перечитываю некоторые его сочинения. Я вынуждена это признать, это на самом деле так. Но чем дольше я думаю о Пушкине, тем негативнее к нему отношусь. Он виновен.

Считается, что Карамзин белугой рыдал от этой его эпиграммы:

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

А не надо было рыдать. Надо было добавить две строчки:

А всех для тех, кто слишком ловкий -

Еще и радости веревки.

Меня удивляет, что все его скалозубство не встречало отповеди. Тоже в стихах. Пару раз врезать – и заткнется. А на дуэль вызовет – стрелять как Дантес. В живот. Он не был дуэлист, он был рыльщик. Все его дуэли – профанация.

Тут много проще – он совсем без драки сумел пролезть в ужасные, лихие забияки.

Он и с Дантесом на профанацию настроился, но этот жабоед шуток не понимал и стрелял всерьез.

И ваще..

Он незаслуженно прославлен.

Он злобу лирой пробуждал.

И, в колыбели не удавлен,

Майдан-17 приближал.

-==-

Александр Пушкин

Анне Вульф

Увы! напрасно деве гордой

Я предлагал свою любовь!

Ни наша жизнь, ни наша кровь

Ее души не тронет твердой.

Слезами только буду сыт,

Хоть сердце мне печаль расколет.

Она на щепочку нассыт,

Но и понюхать не позволит.

Анна Вульф

Александру Пушкину

Чтоб мою щепочку занюхал

Какой-то гнойный пидарас?!

Пойди в сортир и сутки нюхай

В той дырке, где насрал Данзас.

И не вздумай мне отвечать, хуже будет.

И на дуэль меня вызвать не вздумай – убью. Я обойму Макара укладываю в рыло с 25 метров не целясь. (А на всякий случай я под одежду нацеплю кевларовый броник. Штэ? Совесть? Да пшел он нах! У него у самого совесть была? Не было. Вот и нех! Буду я тут цацкаться со всякой мразотой! Гаденыш!)

Чтоб обозначить пидараса

И разогнать сомненья чтоб –

Ну! расскажи, как ты Данзаса,

Бля, с божьей помощью уеб.

Черненькое, маленькое, гаденькое, мерзенькое, злобненькое, подленькое, так и ищет учинить кому-то пакость. Выжидает.

И Отечество наше он презирал от и до. Мы для него, и лично я в том числе, для этого безродного черного пидараса, всего лишь генетический мусор. Куда нам до него. Ах, он такой продвинутый. Прогрессивный. Демократичный. Он обожал жабоедский майдан. Ах, слабода, равенство и такая милая гильотинка! Сверху завитушечки и ножичек, внизу зажимчик для головы!.. Это хорошо, что его шлепнул жабоед. Таки напоролся, за что боролся.

О русский глупый наш народ,

Зы. И я не собираюсь прощать ему оболганного Антонио Сальери. Вы клеветник, сударь!

Ах, это ему образ такой понадобился. Ах, это же литерату-у-ура!.. Ах, оклеветав Сальери, он достиг таких высот психолоо-о-огии!.. Но я же не собираюсь использовать такой образ, как Арина Радионовна дает этому уроду во все три дырки! Ну, с целью приобщить… Хотя там тоже запросто можно выйти на афуительные высоты психологии!.. Что, мне нельзя, да? Вот ему можно было развивать эту тему насчет девы Марии, а вот мне низ-зя! Мне тоже можно. Но тут другое. Я в это не полезу. Мне противно. Вот ему противно не было. Но я – совсем другое дело.

Эхе-хе... Мне за Анну Вульф обидно стало. Что плохого она ему сделала? Не дала? Извините, это ее законное право. Закон обязывает женщину давать только одному человеку - своему мужу.

Короче, это оскорбление я приняла на свой счет.

***

-У вас хорошее время. Вы добрый и веселый государь. А времена приближаются страшные. И вы ничего не сможете изменить. Вы повесили только пятерых уродов. А их вешать надо не десятками, не сотнями, не тысячами, а сотнями тысяч. Вы это сможете? Нет. Причем в это число, удавленников, должны войти высшие слои общества. Генералы. Князья. В том числе и великие. Вы это сможете? Нет. А вот они, когда придут, смогут. Запросто. Без проблем. И без каких бы то ни было угрызений совести. У вас нет шансов, государь. Вы слишком добры.

А попов нужно просто душить. Без объяснения причин, без суда и следствия. Каждый год штук пять епископов. Для профилактики измены.

Еще я хотела, но не решилась сказать ему, что нужно ликвидировать всех, причастных к убийству его отца. Он мог воспринять это как оскорбление, потому что его братья причастны. И сам он тоже. Так что этот мозоль я трогать не стала.

- Вашу бабку простить не могут. Она им секуляризацию устроила. 400 монастырей разогнала. Слишком много товару взяли…

- 418.

- И ведь не только она одна их обижала. Там целый список. Как такое простить? Вот, решили предать. И предали. Кстати, митрополита Арсения церковь к лику святых причислила.

- Не может быть.

- Может. И знаете когда? В 2000 году. Мораль сей басни вам ясна?

Тигр больше скажет. РПЦ всегда находилась в состоянии глухой ( а иногда явной) вражды с русским Кесарем. Малюта Скуратов совсем не случайно удавил митрополита Филиппа - было за что. Там много... Или взять секуляризацию Екатерины Великой. Она разогнала 418 монастырей. Дар--рмоеды! Р-расплодились! РПЦ ее простила? Нет. Она, Екатрина, кинула в тюрягу одного из самых злых возражальщиков - митрополита Арсения. Там он и помре. Так что… у каждого по митрополиту. И у Ванечки и у Катеньки. Так его церковь к лику святых причислила. И знаете когда? В 2000 году. Мораль сей басни вам ясна?

И вот в 1917 году, в феврале, РПЦ сводит счеты с русским Кесарем - предает его и перекидывается на сторону Керенского. Естесно, такова воля Божья. Но тут попы просчитались. Лучше бы не предавали.

А сегодня, вы думаете, они изменились? Нет. Они снова предадут Кесаря при первой же возможности. И снова - по воле Божьей.

-Таки да... Плюс этот праздник с патриком.. язычесская ржачка..лепрекончики... Мощи эти дурацкие...

Запретить им надо головы дурить и сказки пятисотлетней давности рассказывать, ибо бублик как раз в то время и печатали, причем каждый свое прибавлял, как испорченный телефон

- А вы, я вижу, знакомы с темой. Только там не 500 лет, а на 2 тыщи больше. Если не дальше. Оно при дворе Навуходоносора заваривалось. А запретить не получится, скандал будет такой, что может рухнуть государство. Нельзя.

Касательно бублика – самое интересное происходило где-то в 140 году. Именно тогда Петро-павлисты сцепились с греками-сократовцами. В смертном бое за бабло. И, увы, победили грекосократовцев. Где Сократ в св. писании? Нету. Даже не упоминается. А ведь Сократ в христианстве был. Игнорировать это нельзя и что-то делать надо. Речь идет о пересмотре христианства. Это скандал, конечно. Но до грандиозного побоища, авось, дело не дойдет.

- ой.. что-то ты не туда

18 сентября 2017, 13:55:25

- Именно туда, Че. Именно. Просто я немножко лучше знаю тему, чем ты. Там даже хуже, чем ты мог бы себе представить.