Василий Иванович Белов (23 октября 1932 - 4 декабря 2012) – не только русский писатель, родоначальник выдающегося ряд наших «деревенщиков», но и само явление исключительно русское, связанное с родной землёй и её традицией. Помню, что писала своё выпускное сочинение в школе по его повести «Привычное дело», главный герой которой, Иван Африканович, меня просто ошеломил своим безыскусно открытым сердцем, крестьянской чистотой. Потом было сильное впечатление от «Плотницких рассказов» и ядовитого «Воспитания по доктору Споку»…
Белов родился на Вологде, в деревне Тимониха, в крестьянской семье: в своих воспоминаниях «Невозвратные годы» он подробно описывает всех деревенских родственников. После семи лет обучения в деревенской школе окончил ФЗО в городе Сокол, где получил специальность слесаря, освоил специальности моториста и электромонтёра. Служил в армии, потом учился в Литературном институте. С 1964 года постоянно жил в Вологде, не порывая связь со своей Тимонихой - живом роднике творчества, написал повесть «Деревня Бердяйка», сборники рассказов «Знойное лето», «Речные излуки». А «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» - это уже расцвет его таланта. Репутация родоначальника «деревенской прозы» так и осталась пожизненной. И был в ней свой драматизм, поскольку шли годы, прежнего восторга «деревенщики» уже не вызывали, слишком высокий градус чистоты нравственной содержали их произведения. Да и всё мучительнее было видеть Белову, как пережитые ужасы коллективизации словно бы снова возвращаются, как начинает гибнуть русское село. .. За сорок лет творчества писатель несколько изменился, но вместе с тем приверженность главным своим ценностям сохранил. Власть земли как высшего блага была для него незыблема. Горькие нотки неприятия урбанизации и западных традиций усиливались, Василий Белов упорно напоминал своим читателям об их деревенских истоках, о радости сельского труда и гармонии природы. В романе «Все впереди» тьма авторской неприязни сгущается, прагматизма в жизнеустройстве автор не принимает. Сюжет роман помню смутно, но атмосферу забыть невозможно: героиня романа всё бежит к будущим утилитарным благам, однако сама субстанция жизни, счастье сегодняшнего дня ей неведомы. Авторское презрение к такой суете сочится из каждой строки: модель мировой гармонии для Белова - это крестьянский лад, ушедший в прошлое, сопровождаемое ностальгией. Пронизан флюидами прошлого и язык его произведений – тот самый колоритный и сочный русский язык, которым говорит народ – великий мастер образной и яркой речи.
Хочу в качестве образца предложить отрывок из «Бухтин вологодских завиральных» - НА ВЗЛЁТЕ ЖИЗНИ
С первого разу дело не вышло, не буду и врать. С одноразки и чихнуть не каждый сумеет, а тут женитьба. Дело темное. Как сватался, это место пропущу, расскажу сразу про первую ночь. Свадьбу приурочили к Первому маю. Для экономии лишних средств. Отплясали, отгуляли, подошло время ложиться спать. Пришла первая ночь с молодой женой, чувствую сам, что оказался на взлете жизни. Постлали нам в горнице. Только я один сапог разул, моя говорит: «Кузя, Кузя, мне надо в женсовет, у нас бубновское движенье». Кузя молчит. Она дверями хлоп, только сарафан вильнул. Гляжу в одну точку. Не знаю, что делать - то ли остатний сапог снимать, то ли и первый обуть да за бабой бежать. Пока думал, удула в избу-читальню. Изба-читальня в другой деревне. Я - туда. Заседание только вошло в силу. Мне говорят: «Ослободи помещенье». Я уперся, не ухожу. Выставили физической силой. Коромысло на крыльце схватил, хлесть по раме. Хряснул, знамо дело, изо всей правды: косяки устояли, рамы вылетели. Весь женсовет сперва визжать, после панику обороли и той же ночи постановили: «Кузьме Барахвостову, урожденцу такому-то, как злостному алименту, вставить новые рамы. А его несознательную личность отдать под суд». В суде меня спрашивают:- С каких позиций хлестнул по окну?- С улицы. - Нет, - спрашивают, - какие были первые намеренья? Ежели тебя судить по классовым признакам, дак столько-то, а ежели по фулиганству, дак сидеть намного меньше. Говорю: Простите, пожалуйста! - Ладно, иди домой. Домой прихожу, отец ко мне в ноги: - Кузька, - говорит, - гони, ради Христа! - Кого? - Как кого, бабу свою гони! Пока тебя не было, иконы выкидала. Корову доить не пошла, сидит над бумагами. Рот в черниле. Не прогонишь, одна нам с маткой дорога - в петлю! Я говорю: - Обожди! - И ждать нечего. Матка, зови десятского, будем делиться. Разделились. Полкоровы нам - полкоровы отцу, пол - избы ему – пол -избы мне. Самовар отошел родителям, тулуп - нам. От такой жизни оба с отцом похудели. Неделю пожили, мерина запрягаю: «Складывай узлы!» Отвез её обратно, у бани выгрузил. Мне ее стало тогда жаль. А на другой день на гулянке, слышу, поет: «Расставались с дорогим, пошла и не заплакала, буду с новеньким гулять, любовь-то одинакова.» Ладно, думаю. Свез, хорошо и сделал: баба с возу, кобыле легче. После этого от женитьбы охоту отбило. Начал со сватом Андреем холостяжничать. Было поплясано, по чужим деревням похожено, в овинах поночевано. Есть чего вспомнить!
Оценили 0 человек
0 кармы