Человеку, как известно, свойственно заблуждаться. Преодоление иллюзий, поиск истины, переосмысление представлений об окружающем мире – его привычное состояние. Как когда-то в Средневековье потребовалась целая вечность, чтобы отказаться от плоской модели Земли, плавающей на трех китах, так и сегодня происходит постепенное освобождение от ложных стереотипов, возникших в период триумфа либерально-рыночной идеологии.
Пелена иллюзий, связанных с верой в чудодейственную силу «невидимой руки рынка» спадает на глазах. Воспетый идеологами свободного рынка принцип невмешательства (а точнее – бездействия), уповающий лишь на спонтанную экономическую активность и пресловутую самоуправляемость в корне, противоречат основному запросу современного общества на всестороннюю лидирующую роль государства во всех ключевых сферах его жизнедеятельности (социальная защита, безопасность, обороноспособность, рост благосостоянии при бурном опережающем развитии).
Когда-то популярная атрибутика либерально-рыночных отношений, наполненная манящим блеском потребительского изобилия и сверкающей распущенности – витрины западного образа жизни, сегодня в сознании большинства населения превратились в оскорбительные ругательства. Их отторжение со стороны общества стало очевидным. Хотя иногда все еще можно услышать на какой-нибудь оппозиционной радиостанции слащавый голос, оболванивающий публику, умело эксплуатируя основные человеческие слабости и пороки – эгоизм, жадность и глупость.
Пришло время развенчать множество мифов, сложившихся в период становления современного общественного уклада, одним из которых является расхожий постулат, утверждающий, что богатство граждан тождественно экономической мощи государства. На самом деле, никто не против благополучия населения. Но насколько справедлив сам смысловой посыл, положенный в основу данной идеологической конструкции? Если не сравнивать экономические системы с кардинально разным уровнем производительности труда, то это утверждение уже не выглядит такой уж аксиомой. Для восстановления справедливости было бы правильно провести анализ сопоставимых по экономическим параметрам систем, грубо говоря – находящихся в одной весовой категории.
Кстати, в недавней истории можно обнаружить подходящий пример. Российская Федерация – результат трансформации Советского Союза на очень коротком (в историческом масштабе) временном промежутке, когда при кардинальной смене экономической модели, ключевые параметры структуры народного хозяйства (производственная база, уровень технологической оснащенности, интеллектуальный и научный потенциал) просто физически не успели принципиально измениться.
Так, в последние годы своего существования ВВП на душу населения в СССР колебался вблизи значений трех тысяч долларов США в год. Российская Федерация смогла выйти на этот уровень только к середине нулевых годов (с учетом 30% инфляции доллара США за этот период). Интересно, что тотальные преобразования системы перераспределения экономических благ, привело не только к образованию крайне малочисленной прослойки нуворишей-миллиардеров, но и появлению зачатков зажиточного среднего класса преимущественно в крупных городах, где постепенно привычные строго аскетичные индустриальные пейзажи сменились картинками буржуазного изобилия.
Этот факт обычно используют в качестве доказательства позитивных сдвигов сторонники либеральных реформ, с чем, собственно, бессмысленно спорить, хотя, конечно, правильно было бы, все-таки, напомнить про целую армию пущенных по миру пенсионеров и бюджетников. Но и на это, конечно, найдется ответ – что-нибудь про неизбежные последствия структурной ломки, для преодоления которых требуется все новые и новые либеральные реформы. Здесь важен другой аспект – беспрецедентная в Российской истории атрофия государственной власти, что, определенно, и стало причиной такого запустения в наиболее зависимых от государства сферах – социальной, бюджетной, оборонной.
Другими словами, если взять произвольную экономическую систему с характерным набором условно-постоянных параметров (производительность труда, процент трудоспособного населения, научный и промышленный потенциал), то производимый ей совокупный объем благ также не может быть переменной величиной, но существенно варьировать могут результаты его перераспределения. Если все, как в трубу, вылетает в сферу потребления, то для эффективной работы государственных институтов просто не остается «топлива» (выживают лишь самоокупаемые общественные организации). Не правда ли, такая система вряд ли сможет похвастаться мощью своей государственной машины и мобилизационными возможностями?
Конечно, возражения оппонентов (типа – как же быть с примером Штатов?) предсказуемы, но совершенно не уместны, так как эта крупнейшая мировая экономика мало зависит от результатов собственного труда, а благополучно существует за счет мощных ресурсных градиентов извне. И это очевидно, так как процент общего потребления там значительно превышает их долю мирового ВВП.
Если вдуматься, то выдвигаемый в рамках либеральной парадигмы тезис (кстати, претендующий на аксиому), отождествляющий уровень благосостояния населения и экономическую мощь государства содержит непреодолимое семантическое противоречие, связанное с нарушением базового принципа сохранения. Задача распределения имеющихся ограниченных благ ставит любую систему перед незавидным выбором – куда их направить – на индивидуальное потребление или общественные нужды. Смещение в одну или другую сторону неизбежно приводит к структурным диспропорциям. В первом случае (с ориентацией на рост достатка у населения) наблюдается перекос явно не в сторону усиления потенциала геополитической системы, а, совсем, наоборот – к истощению и ослаблению.
Дело осложняется тем, что в эту конструкцию очень ненавязчиво вплетается еще один очень важный, но крайне опасный и вредный компонент. Это – постулат, который непременно принято выдавать за неоспоримую истину – частник всегда эффективнее государства. В основу этого очередного заблуждения положена модель рационального человека (предложенная еще А. Смитом), которая рассматривает каждого исключительно через призму его меркантильных интересов, превознося заботу о собственности в ранг важнейшего приоритета, а значит – и главного мотивационного механизма.
Как ни странно, но даже опыт полного обобществления капитала и размывания понятия собственника как такового в большинстве современных корпораций никак не убавило популярности этому стереотипу, который развивает в обществе ложные ценности, стимулируя лишь низменные алчные порывы, вместо прогрессивного созидания. Находясь в таком негативном ментальном поле каждый член общества, независимо от статуса, положения, сферы деятельности, превращается исключительно в субъект коммерческой деятельности, рассматривая свои возможности, статус и полномочия просто как инструмент наживы.
Как известно, смысл любой коммерции – в рентабельности, то есть – превышении результата над затратами. Каждый, будучи экономическим агентом, стремится забрать из общего котла больше, чем положить в него. Проблема такого общества – в том, что независимо от уровня производственных отношений, оно априори находится в состоянии потенциального банкротства, представляя своего рода финансовую пирамиду, существование которой должно поддерживаться постоянной подпиткой извне.
Это, своего рода – экономический пылесос, что объясняет характерную склонность к экспансии, хищническому разграблению и бессовестной эксплуатации ресурсов, заводя прогрессивное развитие в тупик, так как его продолжение в таком виде уже более не возможно. Планета оказалась на грани иссякания экологического потенциала.
Продолжение анализа либеральной модели с имеющимися в ней нестыковками и противоречиями невозможно было бы назвать полным и системным без обсуждения ключевой темы, можно сказать – святая святых философии либерализма – учения о конкуренции, которое абсолютизирует и приватизирует базовый признак цивилизации – способность к развитию. В основе этой концепции – своего рода, естественный отбор, который ликвидирует отсталых, тем самым подстегивая развитие и освобождая пространство для наиболее продвинутых. Звучит убедительно, но так ли обстоит дело на самом деле?
Да, свободная конкуренция беспощадна и нетерпима к слабости. Кроме того, это – идеальный инструмент, но не развития, а – оптимизации. Что же касается серьезных новаций, то здесь все не так однозначно. Они, как известно, требуют значительных вложений, по определению не окупаемых, так как при попадании на рынок подлежат немедленному копированию конкурентами, не вложившими ни копейки в разработку и, поэтому, получающими реальную прибыль, оставляя стартаперу лишь право фиксировать убытки. Рынок способен стимулировать лишь незначительные оптимизационные усовершенствования, не требующие масштабных затрат на НИОКР.
Интересно рассмотреть феномен конкуренции с точки зрения теории систем, так как он в итоге сводится к совокупному взаимному равновесию, а это – уже достаточно изученное состояние с характерными особенностями системного поведения. Аналогичный рыночному механизму принцип баланса интересов на основе их противостояния реализуется также и в современном политическом поле – в виде демократических институтов и многопартийной политической системы, другими словами – на основе принципа сдержек и противовесов. Физический смысл – во взаимной нейтрализация избыточной активности силами самих же участников актуальных процессов за счет бесконечной внутрисистемной борьбы для достижения, в итоге, эффекта самоуправляемости.
Получается, что конкуренция в широком смысле сводится к взаимному гашению огромного количества разнонаправленных усилий для достижения равновесного состояния, которое, как известно из той же теории систем, не предполагает никаких изменений, в том числе и связанных с развитием. Такое устройство самостабилизации работает как генератор огромного количества внутренних конфликтов и напряжений и, что самое главное – сдерживает импульсы позитивного развития системы. Получается парадоксальная, лишенная всякого смысла, ситуация – все выбиваются из сил, борясь друг с другом (компенсирую взаимные усилия), чтобы система в целом находилась в покое (равновесии), то есть сумма векторов всех активностей равнялась нулю.
Да, что-то еще более неэффективное просто сложно себе представить. Ведь, такая система вообще не предполагает никакого развития, так как ее цель – баланс интересов, а не созидание, то есть равновесие, состояние покоя, а не движение вперед. Те изменения, которые все-таки происходят, имеют случайный несистемный характер, так как являются более исключением, чем правилом.
Не оспаривая ключевое достоинство либерально-экономической модели (простоту исполнения), в ней следует признать серьезные недостатки, связанные с отсутствием направленного механизма консолидации общественных усилий в направлении всеобщего развития, что идет в разрез с законом необратимости эволюции и не может рассматриваться в качестве перспективной модели. Не отвечая вызовам времени, старая добрая либеральная модель должна уступить жизненное пространство более продвинутым формам организации человеческого сообщества.
Неожиданные, но убедительные аргументы, объясняющие природу звериной жестокости, заложенной в основу парадигмы современного экономического рабства – базовой платформу либеральной экономической модели, выдаваемой сегодня за панацею и даже – идеал общественных отношений будут предложены вниманию уважаемого читателя в следующем выпуске...
Оценили 0 человек
0 кармы