Был ли отказ от НЭПа чисто политическим решением ?

68 7080


«Плохо дело, — подумал посетитель, — может быть, здесь уже побывал какой-нибудь внук Карла Маркса, и председатель стал человеком опытным». — Да-а, — протянул он, уклоняясь от прямого ответа, — теперь многие не знают имен героев. Угар НЭПа. Нет того энтузиазма. Я, собственно, попал к вам в город по чистой случайности. Задержка в пути. Непредвиденные расходы... Председатель очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным то, что он забыл имя очаковского героя. «Действительно, — думал он, с любовью глядя на воодушевленное лицо гостя, — глохнешь тут за работой. Великие вехи забываешь». — Как вы говорите? Расходы? Я слушаю...

Юридически НЭП был прекращён только 11 октября 1931 года, когда было принято постановление о полном запрете частной торговли в СССР.

______________________________________________________

...Около 60 лет почти все советские экономисты и историки прославляли гибель НЭПа как  величайшую победу социализма. Сторонников противоположной точки зрения можно было пересчитать по пальцам. Последние 2—3 года положение изменилось. Теперь в печати господствуют гимны НЭПу как самому успешному периоду развития советского общества. Восхищаются чудесным возрождением экономики России после Гражданской войны, высокой эффективностью экономики в тот период, созданием твердой валюты. К НЭПу обращаются за уроками при решении нынешних экономических проблем.

Отмена НЭПа в конце 20-х годов оплакивается как поворотный пункт в истории СССР, ознаменовавший победу Административной системы со всеми известными трагическими последствиями для жизни советского общества. Называются виновники этой гибели: Сталин и его окружение, пораженные военно-коммунистической идеологией аппаратчики, да еще отдельные слои общества (бедное крестьянство, часть рабочего класса, молодежи).

Теперь уже по пальцам можно посчитать сомневающихся в достоинствах НЭПа. Но и в доводах сомневающихся в теории «заговора против НЭПа» (назову Б. С. Пилскера, Г. X. Попова, И. Клямкина, Ю. Голайда, в какой-то степени Р. Медведева) преобладают все же политические соображения. Гибель НЭПа связывается чаще всего с глубоким противоречием между авторитарной политической системой и рыночными методами экономики (исключением являются, пожалуй, только Б. С. Пинскер и Г. X. Попов, которые видят и экономические причины гибели НЭПа).

Скажу сразу, что многое в аргументах, прославляющих НЭП, мне представляется правильным и неопровержимым. Верно, что НЭП был таким периодом экономического развития, когда ресурсы у нас использовались лучше всего, О сравнении с «военным коммунизмом» и говорить нечего: здесь разница в пользу НЭПа впечатляет. Да и после НЭПа хозяйство развивалось намного менее эффективно. Даже в лучший для Административной системы период, в конце 50-х годов, по сравнению с 1928 г. материалоемкость продукции народного хозяйства выросла на 30—35 %, а фондоотдача упала примерно на 15 %[1].

Очень медленно росла производительность труда. Словом, все экономическое развитие носило сугубо экстенсивный характер. А если вспомнить о колоссальных человеческих жертвах этого периода, об аграрном голоде, огромном росте цен (особенно в довоенный период), то достоинства НЭПа кажутся бесспорными. Не вызывает сомнений и роль Авторитарной политической системы в гибели НЭПа. О глубокой враждебности к рынку подавляющего большинства высших партийных и советских руководителей этого периода очень ярко, по личным впечатлениям, писал И. Валентинов, фaктичеcкий редактор органа ВСНХ «Торгово-промышленной газеты», в воспоминаниях, выпущенных в середине 50-х годов в эмиграции.

Но ведь, несмотря на эту враждебность, не поддержали же они в середине 20-х годов сторонников Троцкого, призывавших к большему ограничению НЭПа. Да и в 1928 г. борьба между Бухариным и Сталиным шла с переменным успехом: в ЦК и в Политбюро соотношение сил нередко оказывалось и пользу Бухарина, и Сталину приходилось отступать. Что же питало страх перед отказом от НЭПа?

Думаю, что неостывшие воспоминания о той войне, которую крестьянство вело против «военного коммунизма» и которую, после Тамбова и Кронштадта, всё таки выиграло. Да еще о хозяйственном развале периода «военного коммунизма». Нужны были очень серьёзные обстоятельства, чтобы этот страх отступил. Видимо, перед еще большим страхом.

Каким? Утратой власти? Но к этому времени всякая организованная оппозиция (монархисты, кадеты, эсеры, меньшевики) была сломлена, а без организации далее существовавшие немалые антисоветские настроения серьезной опасности в ближайшем будущем не представляли.

Скорее, наоборот: и с точки зрения сохранения власти бОльшую опасность представлял тогда отказ от НЭПа, толкавший значительную часть населения, особенно зажиточных крестьян, на борьбу с властью.

Экономическое положение СССР к концу 20-х годов


...Все источники — расчеты и крупнейшею русского экономиста С. Н. Прокоповича в 1918 г., и советского экономиста А. Никольского в 1927 г., и Госплана СССР в том же 1927 г., и американского экономиста Фэлкуса в 60-е годы — дают один и тот же результат: национальный доход на территории России до 1939 г. составил 14,5 — 15 млрд руб. (в ценах 1913 г.)[7]. В 1927 — 1928 гг. по сравнению с 1913 г. индекс розничных цен вырос, по одним расчетам, в 1,97 раза (общеторговый индекс), по другим — в 2,07 раза (бюджетный), округленно в 2 раза. Строительный индекс, определяющий величину фонда накопления, вырос еще больше — в 2,45 раза[8]. С учетом долей фонда накопления и потребления в 1928 г. (0,85 и 0,15) получаем общий индекс цен для пересчета национального дохода, равный 2,07, Следовательно, объем национального дохода дореволюционной России в ценах 1928 г. составил 30—31 млрд руб. Национальный доход СССР в 1928 г. составил в текущих цепах 26,4 млрд руб[9]. Таким образом, национальный доход оказался на 12—15 % ниже уровня 1913 г., душевое же его производство, с учетом роста населения на 5 %, уменьшилось на 17—20%[10].

Экономическая ситуация в свете такой оценки выглядит намного хуже, чем это представлялось в конце 20-х годов нашими статистиками. Уровень жизни трудящихся (крестьян и служащих) в 1928 г. был гораздо ниже, чем в 1913 г., несмотря на некоторое перераспределение национального дохода в их пользу (ликвидация помещиков и крупной буржуазии во многом компенсировалась ростом бюрократическою аппарата). Служащие и крестьяне не разбирались в тонкостях статистики, но еще хорошо помнили свой дореволюционный уровень жизни, и его реальное снижение сильно влияло на их общественное настроение. Упала и обеспеченность жильем, так как при той же численности городского населения объем жилого фонда снизился примерно на 20%[11].

Заметно снизила уровень жизни огромная безработица. В конце 20-х годов было около 1,5 млн безработных, что при численности рабочих и служащих 10,8 млн чел. составляло около 15 % — огромная величина. В капиталистических странах такой высокий удельный вес безработных в численности наемных работников бывает лишь в период острых кризисов.

Уточнение оценки величины национального дохода позволяет по новому определить и динамику производительности труда. Занятость в материальном производстве выросла примерно на 11%[12]. В таком случае годовая производительность труда снизилась на 23 % по сравнению с 1913 г. Частично это связано с сокращением продолжительности рабочего дня. Но это относится только к сельскохозяйственному сектору, а он занимал тогда небольшую долю в общей занятости. Заметно выросла по сравнению с 1913 г. материалоемкость продукции. Об этом говорит сравнение изменения объема национального дохода с потреблением сырья. В то время как объем национального дохода снизился на 12 %, потребление топлива сохранилось на уровне 1913 г., потребление древесины превысило этот уровень примерно на 10 %.

По официальным данным, основные производственные фонды выросли по сравнению с 1913 г. на 30 %. Учитывая разрушения периода гражданской войны и почти полное прекращение капитального строительства с 1917 по 1925 г., такой рост нельзя считать реальным. По оценке С. Г. Струмилина, стоимость промышленно-производственных фондов с учетом износа сократилась к началу 1924 г, примерно па 10%[13]. За 1924—1927 гг, это имущество выросло примерно на 20 %, т. е. в целом весь рост по сравнению с 1913 г. можно оценить в размере 10%.

Тем, кто читал газеты 20-х годов, выступления руководителей партии и правительства того времени, наконец, художественные произведения того времени, особенно сатиру, вывод о низкой эффективности экономики в конце 20-х годов не покажется неожиданным. В прессе приводилась масса примеров вопиющей бесхозяйственности. Стремительный темп экономического роста в 20-е годы тоже не должен вызывать удивления: ведь речь шла о восстановительном периоде. При резервах производственных мощностей достаточно накормить город, чтобы на промышленные, транспортные, строительные предприятия потекли работающие. Именно это и произошло, когда отменили продразверстку и у крестьян появилась заинтересованность в увеличении производства.

Нет сомнения, что переход предприятий общественного сектора на хозрасчет также содействовал повышению эффективности производства. По мере приближения к дореволюционному уровню возможность увеличении производительности труда сокращалась. Ее относительно высокий темп в 1926—1928 гг. был результатом далеко еще но оконченного восстановительного периода, чего не заметили многие наши экономисты и историки, введенные а заблуждение ложной статистикой. О том, сколь велики были резервы восстановительного периода, говорит хотя бы пример черной металлургии в 1928 г. производство чугуна составляло лишь 75 % дореволюционного уровня, который был превзойден только в 1930 г[16]. А ведь в 1929—1930 гг. были введены три новых крупных доменных печи.

Причины низкой эффективности советской экономики

В конце 20-х годов они очевидны. Это крупнейшие бюрократические препоны. Хотя они были меньше, чем при военном коммунизме и в 30—80-е годы, но весь букет прелестей раздутого бюрократизма был налицо. Об этом имеется масса свидетельств в литературе того периода: чудовищно раздутые отчетность, штаты, невозможность предприятию решать даже самые мелкие вопросы, Например, списание лошади продолжалось полгода, на слом плохой уборной стоимостью 5 рублей нужен был декрет БСНХ. Намного снизилось качество управленческих решений. Среди членов правления промышленных трестов велика была доля рабочих, основная часть которых (94,8 %) имели начальное образование. Энтузиазм не мог восполнить их низкий профессиональный и образовательный уровень, Многие опытные руководители производства погибли в гражданскую войну или эмигрировали.

Высшие государственные и хозяйственные органы были лучше обеспечены кадрами. Но отсутствие последовательности, импровизации, а часто и просто неразбериха, хаос были характерны для их деятельности. Достаточно прочитать записку Ф. Э. Дзержинского Б. В. Куйбышеву, написанную незадолго до смерти (3 июля 1926 г.),

После Гражданской войны снизилась квалификация рабочих, место многих старых, опытных рабочих, погибших на войне или умерших от голода и болезней, заняли недавно пришедшие из деревни. На эффективности производства в сельском хозяйстве ощутимо сказывалась ликвидация в период «военного коммунизма» высокоэффективных хозяйств, принадлежащих помещикам и зажиточным крестьянам. Совхозы и колхозы оказывались малоэффективными. Потери периода гражданской войны и эмиграции тяжело сказывались на развитии науки, научно-технического прогресса.

...Из-за низкой эффективности экономики крайне ограниченными оказались финансовые ресурсы для расширения производства. С. Г. Струмилин в конце 20-х годов сопоставил рентабельность советской экономики того времени с дореволюционной. Результаты оказались обескураживающими. По отношению к основным фондам в 1913 г. рентабельность промышленности составляла 19,7 %, в 1928 г.— 10,9 %, на железнодорожном транспорте (к основным и оборотным) - соответственно 8,2 % и 2,5[17].

В абсолютном выражении получаемая прибыль (с учетом роста цен) оказалась значительно ниже, чем до войны. Поскольку прибыль главным образом шла на расширение производства, воспользуемся для переоценки ее величины строительным индексом. Тогда окажется, что в промышленности создавалось прибыли на 20 % меньше, чем до войны, на железнодорожном транспорте даже в 4 раза меньше, в обеих отраслях вместе — в 2 раза меньше.

На уровень рентабельности в 1928 г. влияли не только отставание в уровне использования ресурсов по сравнению с дореволюционным уровнем. Сказывался и чрезмерный (по сравнению с изменением производительности труда) рост оплаты труда рабочих. Реальная заработная плата рабочих превзошла довоенный уровень на 20 — 30 %, в то время как годовая производительность труда, по реальным оценкам, в лучшем случае осталась на уровне 1913 г. Немного ниже чем розничные, выросли оптовые цены промышленности и транспортные тарифы, но зато очень сильно, как мы докажем ниже, недооценивался объем основных производственных фондов. Так что все же решающим фактором пониженного уровня рентабельности в 1928 г, была низкая эффективность использования ресурсов.

В 1928 г. прирост основных фондов равнялся 3,3 млрд. руб., что составило 3,3 % к объему основных фондов на начало 1928 г.[18] При таком росте они за пятилетку могли вырасти лишь на 17—18 %. Это, конечно, было намного меньше намечавшихся фантастических темпов 70—90 % (они означали прирост за пятилетие почти такой же, как за всю многовековую историю России), но все же были довольно внушительными. Однако и такой заметный рост был иллюзией. Он определялся во многом занижением оценки основных фондов. На это указывали ряд советских экономистов, в том числе крупнейший знаток этой проблемы Я. Б. Кваша[19]. Можно привести ряд доказательств такого занижения.

Начну с самого простого. А. А. Аракелян в конце 30-х годов приводил данные о том, что ватера старых предприятий (вид текстильного оборудования) числятся на балансе в сумме 3— 4 тыс. руб., а произведенные в 1936—1937 гг. той же мощности стоят 45—50 тыс.[20]. При росте розничных цен в 5—6 раз (а оптовые росли примерно в таком же размере) с момента генеральной инвентаризации основных фондов промышленности в 1925 г. до 1936— 1937 гг. получается недооценка оборудования в промышленности чуть ли не в два раза.

Занижение статистическими органами оценок объема отдельных элементов основных фондов отмечалось уже в конце 20-х годов. Так, С. Г. Струмилин противопоставил оценке ЦСУ СССР стоимости городских жилищных фондов по восстановительной стоимости без учета износа в 1926—1927 гг. в размере 13,9 млрд. руб. оценку Госплана СССР в размере 20,2 млрд. руб., т. е. на 45 % больше[21].

...По данным, приводимым в книге Я. Б. Кваши "Амортизация и сроки службы основных фондов", было определено, что промышленные основные фонды, построенные до 1917 г., составили 220 млн  м2 а в 1918—1927 гг.—31,9 млн. м2. В 1922—1923 гг. восстановительная стоимость промышленных основных фондов составила свыше 7,8 млрд. руб.[26], или 35 руб. за 1 м2. За 1922—1923—1927— 1928 гг. было введено в действие 2,5 млрд. руб., промышленных основных фондов, что в расчете на 1 м2 составило 78 руб., т. е. в два с лишним раза больше, чем по результатам генеральной инвентаризации.

...Заниженность оценки основных фондов приводила к недооценке амортизации основных фондов. Объем амортизации в 1928 г, определялся в размере 3,5 млрд. руб.[27]. По отношению к первоначальной восстановительной стоимости в более чем 100 млрд. руб. (при 30 % износа) получается размер амортизации, равный 3,5 %, что является обоснованным. Однако при заниженности основных фондов в 1,5 раза размер амортизации увеличивается на 1,75 млрд. руб., а размер накопления в основные фонды сокращается до 1,55 млрд. руб., т. е. не выше 1,5 % к стоимости основных фондов с учетом износа и еще меньше к их первоначальной стоимости,

В конце 20-х годов при сохранении НЭП не было условий для увеличения доли основных производственных фондов. Только для поддержания мизерного уровня обеспеченности населения жильем и другими культурно-бытовыми учреждениями при росте населения в 2 % в год требовалось увеличить непроизводственные фонды на 10 % за пятилетку.

Однако реальные возможности значительного роста определяются активной частью фондов — оборудованием. А возможности роста парка оборудования были еще меньшими, чем всех основных фондов. В результате Первой Мировой и Гражданской воин из процесса обновления оборудования выпало 10—15 лет. Парк оборудования исключительно сильно износился. В конце 20-х годов по многим видам оборудования потребность в замене износившегося оборудования оказалась больше, чем возможности по их замене.

По такому важному виду оборудования, как паровые котлы, потребность в их выводе (со сроком службы более 25 лет) за пятилетку составила более 900 тыс. м2 площади нагрева[28], в то время как объем отечественного производства — 88 тыс. м2, а импорта, по нашим подсчетам,— 100 тыс. м2, иначе говоря, производство и импорт лишь покрывали выбытие. Примерно такое же положение складывалось и по первичным двигателям, по металлорежущим станкам.

Еще хуже было положение в других отраслях. При парке паровозов более 20 тыс. штук и необходимом выбытии как минимум 600 паровозов, производство составляло лишь 477 против 479 штук в 1913 г. И конце 1928 г. практически прекратился рост поголовья скота. Рост объема жилья в городе и на селе с учетом реального размера амортизации прекратился. 5—10% роста основных производственных фондов — вот что ожидало народное хозяйство СССР при сохранении НЭПа в сложившемся его виде в предстоящую пятилетку,

Трудно было ожидать в первую пятилетку роста фондоотдачи. Ее возможный рост должен был компенсироваться падением вследствие высокой фондоотдачи в тяжелой промышленности, куда предусматривалось направить значительную часть фондов, и ухудшением использования новых фондов, неизбежным па первом этапе их освоения. К тому же и рост фондов в размере 5—10 % за пятилетку не был гарантирован. При длительных сроках строительства значительная часть капитальных вложений в новое строительство могла материализоваться уже за пределами первой пятилетки.

Таким образом, объективно складывалась ситуация практического застоя, ведь рост национального дохода оказывался меньше, чем рост населения (2 % в год). К концу пятилетки не достигался даже уровень национального дохода дореволюционной России, а доля национального дохода СССР могла составить лишь 15 % уровня США, в то время как в 1913-г. эта доля составляла 30 %.

Еще хуже складывалось положение по новейшим отраслям промышленности: электроэнергии, химии, автомобильной, тракторной и авиационной промышленности. Здесь отставание измepялocь уже десятками раз, и даже сокращение его казалось невозможным. При такой отсталой экономике невозможно было иметь не то что сильные, а минимально допустимые для любой страны вооруженные силы. И по численности, и по вооружению в сравнении с другими крупными странами их отставание было гораздо сильнее, чем в дореволюционной России.

(Оборонный день в колхозе. И.Владимиров)

Численность Красной Армии была намного ниже, чем в дореволюционной России (0,55 вместо 1,4 млн. человек перед Первой Мировой войной и 0,9 млн. в начале XX века). У Красной Армии практически не было танковых войск, современной авиации, тяжелой артиллерии, автомобилей, радиосвязи.

Перед партийным и государственным руководством в конце 20-х годов вырисовывалась перспектива экономической стагнации, военного бессилия. Это делало неизбежным рано или поздно внутренний социальный взрыв или поражение при первом же военном столкновении, которые возникали часто и между капиталистическими странами и тем более были вероятны между социалистической страной и капиталистическим миром[29].

Внимательное изучение работ Н. И. Бухарина 1927—1928 гг. показывает, что он в полной мере понимал безмерную сложность реконструкционного периода и низкую эффективность советской экономики. Много правильного говорилось им о путях преодоления трудностей. Это повышение культурного уровня населения, растущие инициативы трудящихся и предприятий, большая роль статистики, науки и т. д. Однако «план» Бухарина скорее указывал, что надо делать, чем как делать. Н. И. Бухарин не был готов к коренным изменениям сложившейся модели государственного и хозяйственного строительства. Он скорее призывал к частным, хотя и крупным реформам. И не было никакой уверенности, что даже их проведение, крайне сложное при реалиях того периода, резко и быстро повысит эффективность производства и решит проблемы накопления. Думаю, именно этим в решающей степени объясняется то, что большинство в Политбюро и ЦК в конце концов приняло сторону Сталина.

Партийному и государственному руководству СССР в конце 20-х годов пришлось решать экономические и социальные проблемы, оставленные им в наследство предшествующим периодом революции и социалистического строительства. К экономической и культурной отсталости дореволюционной России добавились огромные материальные, людские и культурные потери гражданской войны, эмиграция значительной части русской интеллигенции, выпадение более 10 лет из экономического и культурного развития. Принятый в конце 20х годов курс был следствием отнюдь не только авторитарных наклонностей значительной части руководства этого периода. был еще и актом отчаянии людей, поставленных перед выбором: медленная агония или отчаянная попытка вырваться из отсталости, несмотря на возможные жертвы населения.

Партийное руководство выбрало после колебаний второй вариант. Напомню, что этот выбор вовсе не был неожиданным. Он в общих чертах представлен еще в 1924 г. Е. Преображенским, который ясно видел, что самая сложная проблема возникнет в конце восстановительного периода, при решении проблемы источников накопления. Не обольщаясь эффективностью общественного сектора и возможностью притока иностранного капитала, Е. Преображенский уповал в основном на перекачку средств из несоциалистического сектора, главным образом из сельского хозяйства. С глубоким пессимизмом в связи с отсталостью Советской России глядели на перспективы социалистического строительства и Троцкий, Каменев и Зиновьев, которые уповали на мировую революцию.


Можно ли было предотвратить гибель НЭПа?

...Так что же, гибель НЭПа и победа Административной системы были фатальными, предотвратить их было невозможно? Думаю, что в конце 20-х годов это было так. Последний шанс для других решений в рамках сложившейся социальной системы был упущен в начале 20-х годов. Он и тогда был невелик, но все же не равнялся нулю. Крах «военного коммунизма» вызвал такое идеологическое потрясение в партии и обществе, что попытка коренного пересмотра понятия социализма тогда была возможна.

Однако, как это часто бывало в русской истории и в прошлом и в последующем, изменения носили хотя и значительный, по не радикальный характер. Сделав первые крупные шаги по изменению хозяйственного и общественного механизма (отмена продразверстки, введение свободной торговли, перевод части промышленности на хозрасчет, ограничение роли ВЧК и частичное восстановление законности и правопорядка), руководители партии и государства решили, что дальнейшее движение в том же направлении грозит гибелью социализма.

И вот уже на XI съезде РКП (б) торжественно объявляется: отступление закончено. Да и зачем, скажите, отступать, когда непосредственная опасность устранена, крестьянские мятежи прекращены и сельское хозяйство начинает возрождаться?!

Лозунг подкреплялся делами. На Генуэзской конференции, вопреки позиции ряда делегатов от РСФСР (Красина, Чичерина, Литвинова), советская делегация отказывается от заключения соглашения с западными державами по вопросу о долгах России, ставившегося условием предоставления Советской России жизненно необходимых займов. В конце 1922 г. аннулируется уже подписанное Л. Красиным соглашение о предоставлении концессии Л. Уркарту.

(Интуристы в Ленинграде. Иван Владимиров)

Если без этих займов и притока в других формах иностранного капитала не могла быстро развиваться экономика дореволюционной России[32], то насколько больше они были нужны разоренной Гражданской войной стране Советов! В конце 1922 г, отклоняется предложение даже о частичном ослаблении монополии внешней торговли, которую Н. И. Бухарин справедливо называл «гладиатором». Монополия внешней торговли являлась крупнейшим препятствием для расширения внешнеэкономических связей, а без их развития был немыслим долговременный экономический подъем. Даже в 1928 г. из-за небольших объемов экспорта СССР смог ввести лишь половину импорта оборудования дореволюционной России. Чтобы добиться этого, пришлось пожертвовать и импортом предметов потребления, который сократился по сравнению с 1913 г. в 10 раз, что, конечно, снизило уровень жизни населения.

...В партии были тогда голоса, требующие более глубоких перемен. Я уже говорил о позиции ряда советских делегатов на Генуэзской конференции. Накануне Генуи Чичерин предлагал ввести дополнение в конституцию, дающие избирательные права тем, кто был их лишен ранее. Но его предложение даже не стали рассматривать. Н. Осинский на X партконференции летом 1921 г. высказался в пользу создания крестьянской партии. Г. Мясников тогда же предлагал свободу печати — от монархистов до анархистов. На XII съезде партии К. Радек и Л. Красин говорили о необходимости дополнить крестьянский НЭП внешнеэкономическим НЭПом.

Но все названные (и другие) предложения о расширении НЭПа категорически отвергались. Конечно, в них был известный риск. Страсти, разожженные гражданской войной, были слишком свежи в памяти, чтобы наладить единый социалистический фронт с меньшевиками и эсерами, столь необходимый для сплочения всех сил социализма в борьбе демократическими методами с антисоциалистическими силами. Казалось немыслимым и даже постыдным победителям в гражданской войне идти на поклон к побежденным.

И, конечно, это требовало коренных реформ самой Коммунистической партии, которая родилась и жила в непрерывной борьбе с другими социалистическими течениями. Именно поэтому я и считаю шанс 1922 г. столь малым.

НЭП отнюдь не являлся периодом гармоничного и бескризисного развития. Напротив, кризисы были почти непрерывно. Финансовый кризис весной 1922 г., кризис сбыта осенью 1923 г., товарный кризис 1924 г., рост инфляционных тенденций и товарный голод конца 1925 г. — вот только некоторые кризисы первого этапа НЭПа. Они все больше подтачивали его устои. Если первый удар по НЭПу был нанесен в 1922 г. отказом признать долги и ограничить монополию внешней торговли, то второй удар был нанесен осенью 1923 г., когда под влиянием кризиса сбыта начали устанавливать директивные цены на предметы потребления. Чуждое рыночной экономике установление директивных цен привело к товарному голоду 1924 г., но так и не было отменено, став элементом управляемой экономики.

Бесспорно, крупнейшим достижением первого этапа НЭПа явилось создание в апреле 1924 г. твердой валюты — червонца, свободно обмениваемого населением и предприятиями на иностранную валюту. Но часто этим и завершается описание судьбы червонца. Между тем эта твердая валюта продержалась не больше двух лет. Слабым местом червонца явилась низкая величина золотого запаса, составлявшего лишь 1/7 дореволюционного, нереальный курс червонца и малый объем советского экспорта.

Стоило только положительному сальдо торгового баланса под влиянием невыполнения нереальных плановых заданий на 1925 г. смениться отрицательным, как вся денежная система зашаталась. Теряя золотой запас и не будучи способным получить помощь извне, Госбанк уже в начале 1928 г. отказался от обмена советских денег на иностранную валюту.

...Последняя попытка реанимировать НЭП была предпринята в 1925 г. Были сняты многие ограничения на развитие крестьянского хозяйства, расширены политические права крестьян. Но стоило уменьшиться числу голосов, отданных за коммунистов на выборах в сельские Советы, как от ряда сделанных уступок уже в начале 1926 г. отказались. Был осужден в том же 1925 г. Н. И. Бухарин за лозунг «обогащайтесь». 1926—1927-й — это годы непрерывного усиления нажима на частный сектор. Ведя борьбу с троцкистско-зиновьевской оппозицией, партия фактически принимала многие ее лозунги и предложения в области нажима на частный сектор, перекачки средств из него для нужд индустриализации. Не стану приводить конкретные факты — они имеются в любой книге по истории этого периода. Хочу обратить внимание на один, значение которого, по-моему, недооценивается.

В условиях нехватки финансовых ресурсов летом 1927 г. советское государство впервые выпустило принудительные займы. Кстати, и это предложение выдвигалось оппозицией. Принудительные займы до этого выпускались только в войну. Теперь же, в мирное время, это стало системой в практике советского бюджета.

Собственно говоря, уже в 1927 г. стало ясно, что достигнут потолок в извлечении финансовых ресурсов обычными методами. Именно об этом свидетельствовал выпуск принудительных займов. Даже явно недостаточная величина финансовых ресурсов в 1928 г. была слишком тяжела для советской экономики. Чтобы ее сохранить, нужны были и принудительные займы, и излишняя эмиссия, и заниженные цены на сельскохозяйственную продукцию, особенно зерно. Все эти рычаги также были чужды НЭПу.

Теоретически и тогда можно было попытаться возродить умирающий НЭП, проводя мероприятия, от которых отказались в 1922— 1923 гг. Именно это предлагали Н. Д. Кондратьев, В. А. Базаров, В. Г. Громан и их сторонники (речь часто шла не о НЭПе). Но в партии они уже не имели поддержки. Даже Н. И. Бухарин в 1927—1928 гг. выдвигал все новые предложения по наступлению на частный сектор.

Время было упущено.

________________________________________

[1] Расчеты приведены в статье автора, опубликованной в:  Коммунист, 1988. № 17


[7] Вайнштейн А. Национальный доход России и СССР. М., 1989. С. 63, 66, 68.

[8] Струмилин С. Г. Очерки социалистической экономики СССР. М., 1959. С. 35

[9] Вайнштейн А. Указ. соч. С. 93.

[10] Впервые в советской литературе, насколько удалось установить, сшибки в расчетах ЦСУ отметил А. Вайнштейн (Там же. С. 106), но его оценка (29 млрд. руб.) несколько отличается от моей. Оценка А. Baйнштейна практически осталась незамеченной советскими экономистами. С учётом недооценки амортизации реально объем национального дохода был еще ниже, чем мы рассчитали.,

[11] Струмилин С. Г. Статистика и экономика. М., 1979. С. 326

[12] Анчишкин А. Н. Темпы пропорций экономического развития. М., 1967, С. 61. Данные на конец 1926 г.

[16] Народное хозяйство СССР в 1958 г. С. 188

[17] Струмилин с. г. Статистика и экономика. С. 399, 433.

[18] Народное хозяйство CCСP М. 1932 С. 26

[19] Кваша Я. Б. Амортизация и сроки службы основных фондов. М., 1959. С. 101.

[20] Аракелян А. А. О переоценке основных фондов народного хозяйства // Проблемы экономики. 1938. №. С. 85.

[21] Струмилин С. Г. Статистика и экономика. С. 327.


[27] Народное хозяйство СССР М.1932 С. 26

[28] Пятилетний план народнохозяйственного строительства М., 1920, Т. 2. С. 21

[29]Впервые такая опасность возникла yжe через 3 года, когда Япония захватила Маньчжурию.


[32] Иностранцам принадлежало 30—40% капитала русской промышленности, велика была его роль в железнодорожном строительстве и кредитной системе.

__________________________

Полную версию статьи см.здесь: http://istmat.info/node/57692&...

____________________________

ЗАПИСКА Ф.Э.Дзержинского В. Куйбышеву

т. КУЙБЫШЕВУ

Дорогой Валериан! При сем мои мысли и предложения по системе управления. Существующая система - пережиток. У нас сейчас уже есть люди, на которых можно возложить ответственность. Они сейчас утопают в согласованиях, отчетах, бумагах, комиссиях. Капиталисты, каждый из них имел свои средства и был ответственен. У нас сейчас за все отвечает СТО П/бюро. Так конкурировать с частником и капитализмом, и с врагами нельзя. У нас не работа, а сплошная мука. Функциональные комиссариаты с их компетенцией - это паралич жизни и жизнь чиновника-бюрократа. И мы из этого паралича не вырвемся без хирургии, без смелости, без молнии. Все ждут этой хирургии. Это будет то слово и дело, которого все ждут. И для нашего внутреннего, партийного положения это будет возрождение. Оппозиция будет раздавлена теми задачами, которые партия поставит. Сейчас мы в болоте. Недовольства и ожиданий кругом, всюду. Наше внешнее положение очень тяжелое. Англия все больше и больше нас окружает стальными сетями. Революция там еще не скоро. Нам нужно, во что бы то ни стало сплотить все силы около партии. Хозяйственники играют тоже большое значение. Они сейчас в унынии и растеряны. Я лично и мои друзья по работе тоже "устали" от этого положения невыразимо. Полное бессилие. Сами ничего не можем. Все в руках функциональников - Шейнмана и Фрумкина. Так нельзя. Все пишем, пишем, пишем. Нельзя так. А вместе с тем величайшие перед нами проблемы, для них нет у нас времени и сил... И наши профсоюзы спят. Не находим общего языка. Согласуем. Как же можно драться будет и подготовиться к защите.

Наша кооперация - спрягаем и склоняем о ее социализме, а она все на помочах, лупит потребителя, лупит промышленность, не дает серьезно поставить и разрешить вопрос о частнике, который все растет и растет, все накопляет. Кооперация отвергает мои меры против спекуляции и планового снабжения частника, чтобы он, удешевив своих цен, не заставил то же сделать и кооперацию.

Кроме вопросов управления, нам надо серьезно, не так, как сейчас, поставить и разрешить вопросы о дисциплине труда, о кооперации, о частнике и спекуляции, о местничестве.

У нас сейчас нет единой линии и твердой власти. Каждый комиссариат, каждый зам и пом, и член в наркоматах - своя линия. Нет быстроты, своевременности и правильности решений.

Я всем нутром протестую против того, что есть. Я со всеми воюю. Бесплодно. Ибо я сознаю, что только партия, ее единство - могут решить задачу, ибо я сознаю, что мои выступления могут укрепить тех, кто наверняка поведут и партию, и страну к гибели, то есть Троцкого, Зиновьева, Пятакова, Шляпникова. Как же мне, однако, быть? У меня полная уверенность, что мы со всеми врагами справимся, если найдем и возьмем правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством, если возьмем потерянный темп, ныне отстающий от требований жизни. Если не найдем этой линии и темпа - оппозиция наша будет расти и страна тогда найдет своего диктатора - похоронщика революции,- какие бы красные перья ни были на его костюме...

От этих противоречий устал и я.

Я столько раз подавал в отставку. Вы должны скорее решить. Я не могу быть председателем ВСНХ - при таких моих мыслях и муках. Ведь они излучаются и заражают. Разве ты этого не видишь.

Твой Ф. Дзержинский

Пётр Толстой: нам плевать на Макрона. Убьём…

Французы в шоке, таким жёстким журналисты его ещё не видели. Впрочем, им не привыкать, в том числе и к реакции своих зрителей. Из раза в раз приглашать в эфир ведущего канала BFMTV и бр...

Почему Собчак пропала с радаров
  • pretty
  • Вчера 08:29
  • В топе

КВАДРАТУРА   КРУГАЛистаю ленту новостей и думаю: «Чего-то не хватает, что-то в стране изменилось. А что?». И вдруг понял: нет Собчак. Пропала. Еще буквально пару месяцев назад ее фамилия обя...

Конашенок попытался улететь в Армению, но был задержан в аэропорту Пулково, а позже, заикаясь от страха, записал видео, где принёс свои «глубочайшие извинения»

Сегодня и вчера стримеры наперебой извиняются за свои слова в прямом эфире, сказанные сразу после теракта. Одна женщина из Липецкой области в эфире говорила, что в Москве убили всего 113 человек, а на...

Обсудить
  • Пожалуйста, воздержитесь от комментариев, если у вас не хватило терпения осилить предложенный материал. А если хватило - то будьте корректны.
  • Посмотрели коммунары на весь этот срач, и привычным движением расчехлили рэвольвэры :laughing:
  • В общем наступили на старые грабли. Понадеялись "рыночных эффективных собственников", которых "сам рынок отрегулирует" и приватизировали госсобственность. В итоге, рыночные паразиты просто высосали производства, износив машины и станки - и обанкротили. Теперь или донашивают советское добро или клянчат деньги у государства. Ну и на хрен они вообще нужны? По мне посадить их как врагов государства за нанесенный ущерб и чтобы ни одной олигархической проститутки и паразита в России вообще никогда не было.
  • Серьезный анализ. И повод для склоки еще надо СУМЕТЬ найти.
  • Сталин прикрыл НЭП, который так хорошо начал поправлять хозяйственно-экономическое положение в стране, но его пугал возврат к ненавистным товарно-денежным отношениям. К тому же ясно, что при таком ходе дел у руля встанут другие люди – дельцы, торговцы, хозяйственники, экономисты и финансисты. И такие люди находятся, но это НЕ ЕГО ЛЮДИ, которые потеснят ЕГО ЛЮДЕЙ, с такими трудами и заботами расставленным на ключевые посты. Опасаясь за судьбу власти, Сталин не дал стране свернуть на путь партийно-управляемого капитализма, которым позже воспользуется КПК. А СССР вернулся к жестко регламентируемому партийной номенклатурой народному хозяйству. Надо отдать должное, что к нагрянувшей в конце века перестройке та же номенклатура поумнела, организовалась и подсуетилась – проведя приватизацию по пути «кто был ни кем, тот стал ни с чем», она сумела остаться у руля с немалой для себя выгодой.