Началось все с того, что 25 февраля 1987 года по местному телевидению рассказали о планах Москвы наладить в республике добычу фосфоритов, для чего близ города Раквере предполагалось построить гигантскую шахту. Данное известие всколыхнуло эстонцев, и они поднялись «на защиту родной природы».
Только навоз
«Этот щелчок так расколол и ослабил Союз, что следующей фазой стала уже «поющая революция» с лозунгом «Свободу Эстонии!»
Осадочная горная порода фосфорит считается важным полезным ископаемым – это сырье для производства минеральных удобрений. Именно Эстония обладает крупнейшими запасами фосфоритов в Европе – их там, по разным оценкам, от 3 до 8 млрд тонн, при этом объем разведанных запасов, пригодных для промышленной добычи, составляет приблизительно 300 млн тонн (по нынешним ценам на фосфорные удобрения, это примерно 500 млрд долларов). Неудивительно, что союзный центр давно вынашивал планы по разработке этих богатств.
Впрочем, по свидетельству политика и публициста русской общины Эстонии Геннадия Афанасьева, история фосфоритного вопроса гораздо старше. «Впервые в Эстонии фосфориты начали разрабатывать еще в 1922 году. Из месторождения в деревне Юлгазе под самым боком у Таллина фосфоритную муку отправляли в Германию, которая начала приходить в себя после Первой мировой войны. Собственная переработка фосфоритов в Эстонии появилась позже, уже после Второй мировой, когда по соседству с карьером в Юлгазе возвели химзавод с цехом серной кислоты, без которой выпуск удобрений невозможен. Рыжие «лисьи хвосты» исчезли над заводом и городом Маарду, который образовался вокруг предприятия, лишь в восьмидесятые годы XX столетия. Пласт был отработан, производство удобрений прекратилось. Еще в конце 60-х годов прошлого века была произведена разведка и оценка запасов эстонских фосфоритов – в частности, месторождений в Тоолсе близ города Кунда и в Пандивере, неподалеку от районного центра Раквере» – напоминает Афанасьев. Эта работа, по его словам, продолжилась и в следующем десятилетии.
В 1981 году Академия наук Эстонской ССР обнародовала итоги своих исследований по данному вопросу. Ученые не отрицали, что добыча фосфоритов может принести большой доход, однако предупреждали о возможности большого экологического ущерба – особенно с учетом того, что месторождение находится в регионе с развитым сельским хозяйством. Поэтому, по словам экспертов, к делу следовало бы подойти максимально осторожно, избегая открытой карьерной разработки. тому моменту, когда Москва обнародовала свое намерение заняться добычей фосфоритов (правда, оговаривалось, что окончательное решение на этот счет должен принять народ Эстонии), в республике уже шло брожение. Идеи национального возрождения гармонично сплетались со стереотипом об «оккупантах, насилующих нашу природу». К тому же еще совсем недавно прогремел Чернобыль, подорвавший веру в надежность советской техносферы, и известие о возможной разработке фосфоритов было подобно падению зажженной спички в пороховой погреб – по Эстонии покатился вал протестов. Его эпицентром был университетский Тарту, где среди молодежи роились идеи «избавления от советского ига».
Акции протеста были мирными, но изобретательными: велопробеги и разбивка палаточных городков в местах предполагаемой добычи фосфоритной руды, отправка тысяч писем протеста, распространение футболок с призывами бороться за экологию, многочисленные публикации в прессе, призывы отказаться от использования минеральных удобрений (на эту тему художник Прийт Пярн нарисовал широко известную в Эстонии картинку «Только навоз»). Кульминация борьбы пришлась на весну 87-го, когда студенты провели два крупных митинга – в апреле и мае. Сильным аргументом (который, впрочем, проговаривался вполголоса) стал слух о том, что рабочих для строительства шахты завезут из других частей СССР – «а у нас и так слишком много инородцев». Время открытых лозунгов «Чемодан – вокзал – Россия!» наступит уже совсем скоро.
Власти пытались разрядить обстановку. Была проведена пресс-конференция, в ходе которой тогдашний председатель Совета Министров Эстонии Бруно Сауль, отбиваясь от нападок телевизионщиков, доказывал, что разработку не начнут, пока не закончат все необходимые исследования и не получат гарантии безопасности, другое дело, что ведение современного сельского хозяйства немыслимо без качественных удобрений, на одном навозе далеко не уедешь, так что рано или поздно заняться добычей фосфоритов все-таки придется. Но его мало кто слушал, напротив, яростно обличали. «В стране началась перестройка, и в 1987 году уже можно было выступать без особого страха и риска. Никого бы за это не повязали, не отправили по этапу, не уволили, наконец» – иронизирует Афанасьев. Давление оказалось эффективным: власти объявили, что строить шахту не станут.
Бруно был прав
«Достигнутый в «фосфоритной войне» успех пробудил народ от длившейся десятилетиями спячки. Он однозначно дал понять, что компартия уже не в состоянии контролировать ситуацию» – вспоминал позднее бывший премьер-министр Эстонии, националист Март Лаар. Некогда популярный политик Юхан Аре, сделавший себе имя на тех событиях, с ним согласен: «Победа в «фосфоритной войне» позволила сразу же перейти к следующему вопросу: должны ли мы входить в состав этого Союза? Обычная политика Советского Союза получила первый щелчок во время «фосфоритной войны», и этот щелчок так расколол и ослабил Союз, что следующей фазой стала уже «поющая революция» с лозунгом «Свободу Эстонии!».
Действительно, экологические лозунги быстро переросли в требование разрыва с Москвой. Первой ласточкой стала демонстрация 23 августа в Таллине с требованием «опубликовать секретные протоколы пакта Молотова – Риббентропа». В сентябре был обнародован проект о переходе Эстонии на экономическую самостоятельность («хозрасчет»), а чуть позже начались молодежные манифестации, на которых вспоминали войну 1918–1920 годов против Советской России и поднимали сине-черно-белый флаг довоенной Эстонской Республики. Советские войска в происходящее не вмешивались, КГБ только отслеживал ситуацию, а неловкие попытки властей помещать митингам лишь накаляли обстановку. Кстати, во времена разгона студенческой демонстрации в Тарту заведующим организационным отделом местного райкома Компартии был будущий премьер Андрус Ансип. Много позже он рассказывал, что в тот день пил чай у тещи и потому не мог быть причастен к разгону. В 2007-м именно Ансип отдал приказ убрать из центра Таллина «Бронзового солдата», что приведет к беспорядкам, жестко подавленным властями.
В 1988-м был создан Народный фронт Эстонии, быстро набиравший сторонников. Летом того же года Михаил Горбачев сменил непопулярного среди эстонцев консервативного главу КПЭ Карла Вайно на Вайно Вяльяса. Тот, чувствуя поддержку и давление народного движения, начал принимать все более радикальные решения и «продавливать» их в московских коридорах власти. 16 ноября Верховный совет принял «Декларацию о суверенитете», провозгласившую верховенство законов Эстонской ССР над законодательством Советского Союза. Отсюда было недалеко и до полного отделения.
Понятно, что в современной Эстонии победу в «фосфоритной войне» подают в качестве крупного исторического достижения. Юхан Аре вспоминает: «Мы имеем возможность наслаждаться хорошим состоянием своей природы во многом благодаря тому, что в послевоенные десятилетия удавалось застопорить некоторые чрезвычайно вредные для природы Эстонии крупные проекты. Состояние эстонской природы было бы сейчас совсем иным, если бы мы вели себя в то время так же, как многие среднеазиатские союзные республики или Белоруссия, где отдавали Москве честь и говорили: да, приказ пришел – выполним. Знали, что потом за послушание дадут орден и премию. В Эстонии планировали, среди прочего, построить атомную станцию, провести нефтепровод через Пандиверескую возвышенность, открыть фосфоритную шахту, расширить сланцевые шахты, чтобы объем добычи достиг 50 миллионов тонн сланца в год. Страшно подумать, как сейчас выглядела бы Эстония, если бы все эти планы осуществились».
При всем при этом Бруно Сауль оказался прав – постсоветская Эстония вернулась к идее разработки фосфоритов, благо нынешняя экономическая ситуация в стране далека от идеальной. К примеру, профессор макроэкономики Тартуского университета Рауль Эаметс призывает зарабатывать на недрах страны: поскольку фосфорита в мире остается все меньше и цена его будет расти, подобный шанс упустить нельзя. «Сейчас у власти находится поколение, которое помнит «фосфоритную войну» в период восстановления независимости Эстонии. Это политически табуированная тема сейчас – признает ученый. – Однако наши недра не такие скудные, как принято считать. Под месторождениями фосфорита находятся урановые месторождения. У нас есть сланец и сланцевая химия, которые могут себя окупить, у нас есть заслуживающие внимания запасы железной руды».
В прошлом году министерство окружающей среды объявило, что рассматривает возможность создания юрлица, которое в перспективе должно заняться исследованием и разработкой «фосфоритного клондайка». В качестве одного из вариантов министерство видит преобразование акционерного общества Eesti Geoloogiakeskus («Эстонский центр геологии») в госучреждение. «Для того, чтобы заслужить общественное доверие, государство должно проявлять больше инициативы в вопросах добычи стратегических ископаемых» – заявил на сей счет представитель министерства Адо Лыхмус.
Без метро и ГЭС
Стоит отметить, что тема экологии широко применялась на начальных этапах отделения от СССР и в соседней Латвии. Там активисты вели борьбу с двумя проектами – метро в Риге (тогда развернулись массовые акции протеста под лозунгами «Метро – нет!») и ГЭС под Даугавпилсом. Но если к возведению метро приступить толком так и не успели, то работа над гидроэлектростанцией к тому моменту уже кипела вовсю: неподалеку от даугавпилсского микрорайона Ругели был вырыт огромный котлован, создана почти вся инфраструктура, необходимая для такого масштабного предприятия – проведены железнодорожные пути, налажены необходимые энергетические сети. Объем необходимых работ был выполнен примерно на 70%. Однако местные активисты убеждали население, что деятельность ГЭС вызовет региональную катастрофу.
Некоторые строили на этом свои карьеры. Так, Дайнис Иванс, ставший впоследствии известным политиком, в 1986 году через газету «Литература и искусство» обратился с призывом остановить возведение ГЭС, чтобы не дать затопить заповедную долину реки, сохранить редкие растения и животных. В итоге в 1987 году было озвучено решение о прекращении стройки.
Уже в 1994 году новые власти Даугавпилса решили реанимировать проект. Необходимость в лозунгах отпала, зато выгода от создания ГЭС представлялась очевидной: стабильный и дешевый источник электроэнергии мог бы послужить выправлению экономической ситуации в неблагополучном регионе. Но обойтись своими средствами самоуправление не смогло, а привлечь инвестора так и не получилось. Это не мешает городским властям раз за разом стряхивать пыль с проекта гидроэлектростанции накануне выборов – в частности, его сторонником является нынешний мэр Янис Лачплесис. Летом 2012 года тогдашний президент Андрис Берзиньш с группой депутатов сейма от Латгалии обсуждал проект реанимации Даугавпилсской ГЭС, поговаривают об этом и сейчас, но воз и ныне там.
Совсем недавно спикер сейма Инара Мурниеце провела мероприятие, посвященное тридцатилетней годовщине первой победы латышей над СССР – таковой считается недопущение строительства ГЭС. Латвия гордится своими победами.
Оценили 2 человека
2 кармы