Когда стреляют в песню...

В мире всё взаимосвязано. Помните?

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца...

Нет, я не родственник авторов этой песни, но "отношение имею". Дело в том, что мой названный дед (родных на войне убили) - журналист и Прикамский краевед Михаил Колпаков (1913 -1996), положил порядочный отрезок своей жизни на реабилитацию и расследование обстоятельств гибели первого исполнителя песни Орлёнок, Александра Окаёмова и его товарища и моего земляка - Лузенина Геннадия Павловича. Вот такие исторические параллели и совпадения...

История Орленка началась в 1936 году. Драматург Марк Наумович Даниэль сочинил пьесу на идиш и назвал ее «Зямка Копач». В середине 30х годов еврейских театров в Советском Союзе было достаточно много, их не поощряли, но и не притесняли. Десятки ныне забытых авторов сшивали красными нитками воспоминания о голодном местечковом детстве и краснознаменной юности. Марк Даниэль оказался не хуже и не лучше других.

В отличие от Багрицкого или Бабеля он не воевал, не мчался в атаку с саблей наголо, счастливо избежав сражений Гражданской. Драматург родился в Двинске, после революции перебрался в Москву, окончил ВУЗ, обзавелся семьей, начал публиковаться на идиш и зарабатывать на жизнь литературным трудом.

«Зямка Копач» выглядел типичной советской пьесой. В белорусское местечко врываются белополяки, юный красноармеец, 15-летний сирота Зямка Копач, попадает в тюрьму вместе с однополчанами. Ему, как и командиру отряда Кудрявцеву и прочим большевикам грозит расстрел. В камере Зямка сочиняет прощальную песню, надеясь, что вольная птица отнесет весть родным. Но судьба благотворит сироте - он успевает сбежать, связаться с партизанами и отбить командира.

В оригинальном варианте песня композитора Виктора Белого,к пьесе, звучала печально и нежно, как великое множество местечковых и кантонистских песен, в которых оторванные от  семей юноши мечтали передать весть родным. Возможно, в основу мелодии легла одна из народных песен - в те времена не считалось зазорным творчески обрабатывать общеизвестные темы.

Орленок, орленок, гордая птица

Расправь свои крылышки широко

И скажи нашей невесте,

и скажи нашей маме:

Любимая, нас ожидает смерть.

Орленок, орленок (друг молодой)

Лети через границу,

Сквозь тучу, сквозь бурю, сквозь снег,

И встретишь там Ленина

Передай ему привет,

большой привет партии.

Почему именно орленок? Возможно Даниэль перефразировал стихотворение Пушкина «Узник» и отправил на помощь революции молодого орла. Возможно вспомнил Ростановского «Орленка», пьесу о сыне Наполеона, зачахшем в неволе – в начале ХХ века произведение пользовалось огромной популярностью в России, и выпускник университета наверняка был с ним знаком. Возможно в подсознании всплыли и библейские аллегории – в иудаизме орел символ защиты, оберегающий народ от бедствий. А вот реальных прототипов у Зямки не оказалось – друзья Даниэля не воевали в Белоруссии, а сыну Юлию на момент написания пьесы едва исполнилось десять.

Пьеса «Зямка Копач» прошла по местечкам с таким успехом, что обратила на себя внимание столичных режиссеров. Борис Черняк перевел пьесу на русский, дал ей политкорректное название «Хлопчик», в том же 1936 году история юного красноармейца прогремела на сцене Моссовета. И началась совсем другая история….

 Борис Черняк чувствовал потенциал песни и скрытую силу мелодии, созданной композитором Виктором Белым. Переводчик сумел признать неудачу и обратился за помощью к поэту-песеннику Якову Шведову.

Певец мартенов и станков, пролетарский корреспондент Шведов на тот момент уже обрел всесоюзную популярность. Его песни звучали на радио и в кино, его стихи и романы печатались миллионными тиражами. Большинство произведений впоследствии кануло в лету еще при жизни поэта, но в историю он вошел двумя как сказали бы теперь «хитами» - Орленком и знаменитой «Смуглянкой», гимном партизан Великой Отечественной.  Бесспорно одно – у Шведова получилось создать гимн подвигу революционной юности.

Орлёнок, орлёнок,

Мой верный товарищ,

Ты видишь, что я уцелел,

Лети на станицу, родимой расскажешь,

Как сына вели на расстрел.

Орлёнок, орлёнок,

Товарищ крылатый,

Ковыльные степи в огне.

На помощь спешат комсомольцы-орлята,

И жизнь возвратится ко мне.

Орленок стал одной из фронтовых песен Великой Отечественной. И обрел своего героя. Московский певец Александр Окаемов, первый исполнитель песни, совершил настоящий подвиг.

Он не был рожден солдатом – выходец из семьи священника после революции долго и безуспешно пытался получить музыкальное образование, мечтая стать вокалистом. Его спасли талант и огромная память – достаточно было утром прислать Александру текст песни и ноты, чтобы вечером певец исполнил новое произведение на сцене. Окаемов выступал перед великим Собиновым, получил от него почетную грамоту, сумел окончить консерваторию, начал концертировать и записываться на радио. По отзывам современников у певца был великолепный бас. Александр Иванович Окаемов, обладая красивым баритональным басом, был певцом всесоюзного радио, его гордостью.

А Геннадий Павлович Лузенин - в 1920-е гг. - помощник регентов церковных хоров, учащийся Пермского музыкального училища, руководитель хора училища, молодёжного хора при Мотовилихинском заводе. Окончил дирижёрско-хоровое отделение Московской консерватории, класс Н. М. Данилина (1935 г.).создал до войны в Москве оригинальный хор русской песни, который живет и поныне, став известным всему миру, как академический хор русской песни им. А. Свешникова.

17 июня 1941 года Окаемов выступал в Московском Дворце пионеров. А 22 июня началась война. 

Когда началась война, как и сотни тысяч людей – друзья добровольцами пошли на фронт в составе краснопресненской дивизии народного ополчения. С фронтовой бригадой Окаемов выступал перед бойцами, разъезжая по позициям в маленьком грузовичке. Где их и достал немецкий снаряд. Контузия. Плен. Их местом проживания стал лагерь смерти, размещенный в Белоруссии, недалеко от г. Кричева.

 Через три месяца в Москву докатился слух, что Лузенин и Окаёмов предали Родину. Немыслимо. Но клеймо предателей было на них двадцать лет, вплоть до 1960 года.

Пятигорск, улица Мира, дом 1, студия телевидения. Май, 1962 год.

Звонок с проходной:

– К вам приехал журналист из Перми. Ему нужна медицинская помощь. Он потерял сознание… Это был Михаил Николаевич Колпаков. 

Как в песне Константина Симонова -Михаил Николаевич прошел «с лейкой и блокнотом» два полных года войны. Летом 1943 года его раздавил танк. В окопе. Пять лет провалялся в госпиталях. Кое-как выжил. Но избавиться от боли в поломанных костях он не смог до конца жизни. он потратил более 10 лет на осмысление событий, связанных с судьбой Лузенина и Окаемова . Изучал архивы КГБ и гестапо, встречался с людьми, знавшими православных артистов до войны и в плену…Михаил Николаевич Колпаков привез старый фанерный чемодан, полный документов ,каждый из которых утверждал: Лузенин и Окаемов совершили подвиг во имя победы, но их имена были злостно опорочены. Год за годом Колпаков восстанавливал истину. В 1962 году она находилась в его чемодане.

Открытие Колпакова потрясло всех: Лузенина и Окаемова выдал их друг, артист хора Владимир Ткаченко. При его непосредственном содействии музыканты были тайно уничтожены. Тайно, чтобы молва о них – Предатели Родины! – стало клеймом позора. Навечно…

Рассматривая списки военнопленных комендант города полковник Фишер, будучи интеллектуалом, знатоком русского творчества, без особого труда нашел Лузенина и Окаемова и решил использовать их популярность в народе. Мысли Фишера изложенные начальству были просты и логичны: дать свободу известным русским музыкальным деятелям и предложить им создать на оккупированной территории могилевской области народный хор русской песни. Если согласятся друзья с предложением немецкого командования, то «русский хор» станет лучшим доказательством немецкой гуманности и уважению фюрера к русской культуре. Тогда, как полагал Фишер, можно будет уверенно говорить, что третий рейх ведет борьбу не с русский народом, а с большевиками и евреями. И если население поверит немецкому командованию, то наверняка ослабнет партизанское сопротивление на оккупированных землях и немецкой армии легче будет продвигаться на восток. Лишь бы только артисты согласились…

…Артисты согласились. В это трудно было поверить. Но факт есть факт. Лузенин и Окаемов создали «русский хор». По их просьбе в хор вошли военнопленные, жители Кричева и близлежащих к лагерю сел. Оккупационные власти подарили руководителям хора отдельный двухэтажный дом и черный Опель, на котором артисты могли беспрепятственно ездить в любом направлении. Вскоре в кричевский Дом культуры стал стекаться со всей округи народ, как на праздник: на сцене звучал только что созданный русский хор. Лились рекой известные и любимые народом русские песни «Полюшко поле», «Вдоль по питерской», «Из-за острова на стрежень», «Эй ухнем», «Есть на Волге утес». 

 Фишер торжествовал. Он не ошибся. Благодаря артистам союз немецкого гарнизона с местным населением достигнут! Оккупационные газеты и радио восторженно рассказывали о выступлениях русского хора, обходя молчанием участившиеся крушения поездов, идущих через Кричев на восток с живой силой и военной техникой. Гестаповцы сбились с ног, ища исполнителей подрыва.

Обнаружить «неуловимых мстителей» удалось только в начале 1943 года. Открытие шокировало комендатуру города. Оказывается диверсионной работой руководили Лузенин и Окаемов. Но как! Не берясь за оружие, не рискуя жизнями людей!! Проводниками информации были русские песни!!!

Все оказалось просто и гениально. Каждая песня в репертуаре хора была зашифрована. И если, скажем, русская народная песня «Есть на Волге утес» открывала концертную программу, то это означало, что завтра, через стратегический важный железнодорожный узел Кричев проследует эшелон с вооружением и воинским частями, а если первой исполнялась бойкая, удалая «Вдоль по Питерской метелица метет», то на следующий день ожидай облаву.

В зале, где выступал хор, всегда было полно народу. Зрители охотно делились впечатлениями всюду – дома, на улице, на базаре. Разными путями, но непременно доставлялись в партизанские отряды сведения о «первой песне», а там принималось решение о необходимых действиях.

Как видим, артистам не было надобности самим взрывать железнодорожное полотно,рисковать жизнями людей.

Необычайная схема связи хора и партизан успешно существовала до середины февраля 1943 года. В очередном доносе провокатора Ткаченко было указано на изготовление руководителями хора листовок с сообщениями об успехах под Сталинградом. При обыске в доме артистов действительно были обнаружены неопровержимые доказательства их подпольной деятельности: самодельный радиоприемник, копирка, только что подготовленные тексты «СовИнформБюро»… Эта работа, которую им никто не поручал их и сгубила.

Расправа с артистами была чудовищной. Их изувечили. Лузенину сломали пальцы и кисть правой руки, которой он держал дерижерскую палочку хормейстера, а Окаемову палачи перебили позвоночник, чтоб певец не только запеть – не смог бы даже дышать без страдания. Вместе с тем Фишер отказался от публичной казни, хотя она могла быть, наверное, показательным актом устрашения для населения, но «любитель русского искусства» решил иначе.Он намеревался на вечно утопить в человеческом презрении имена Лузенина и Окаемова. Артистов арестовали ночью, ночью их физически ломали, ночью их расстреляли, а после казни при участии того же провокатора Ткаченко пустили слух, об отъезде организаторов хора Лузенина и Окаемова в Берлин для создания хора русской песни в столице непобедимого рейха. Исчезновение руководителей оскорбило членов коллектива хора, они теряли свободу и любимое дело, поэтому считали себя брошенными, преданными. С этого момента и закрепилась жуткое слово «предатели» к уже погибшим за Родину друзьям.

Об аресте Лузенина и Окаемова знали единицы. До сих пор не удалось установить каким образом и через кого артисты получали информацию о движении немецких войск и снаряжения через Кричев.

Кроме Ивана Денисенко, писаря немецкой комендатуры, ни Колпакову, ни коллегам из пермской студии телевидения не удалось установить еще какие-либо имена. Денисенко был раскрыт в июле 1943 года и тут же расстрелян. Его одного мало для постоянной ежедневной связи с артистами. А кто был рядом, преданный и надежный, такой же как сам Денисенко? Ответа пока нет до сей поры. Известно лишь о том, что командованию партизанского отряда имени Чапая было сообщено о трагедии. В Кричев на разведку был послан двенадцатилетний мальчик Витя Дудин. Он рассказал, как ночью с 20 на 21 февраля 1943 года пробрался к одноэтажному книгохранилищу заменявшему тюрьму, как выжидал на морозе в дровяном сарае и высчитывал время обхода охраны вокруг здания, как сумел через решетку окна передать приговоренным к смерти пятерым партизанам пистолет, нож, спички и записку командира отряда А. Гавриленко.

Мордвинов Иван Васильевич, Кулешов и Янушков, находившиеся тогда в камере смертников, помогли нам восстановить картину дальнейших событий.

Получив от мальчика записку они все сделали так, как было в ней сказано. Набили в печь обрывки газет, тряпок, соломы, все подожгли и зарыли печную задвижку. Дым повалил по черному. Артисты легли на пол, два полицая охранявшие здание ворвались во внутрь помещения, были сбиты с ног, уничтожены. Свобода! Партизаны бросились в коморку, где находились артисты. Нужно было бежать, до приходы смены охраны было не многим более двух часов. Тяжело вспоминали Мордвинов, Кулешов и Якушев те минуты. Они чувствовали себя виновными в гибели музыкантов и как бы оправдываясь говорили:

Мордвинов: – …они требовали бежать без них… Мы видели их покалеченными, лежащими на нарах… Мы понимали, что будет с ними трудно в дороге… поэтому послушались их…

Кулешов: – …артисты нас заверили, что они знали о подготовке побега, сказали нам, что за ними сейчас придет подвода, а нам приказали бежать без них… Мы им поверили, послушались…

Якушев: –… нам же тогда было по 20 лет, нам и в голову не приходило, что артисты обманывают нас, ради нашего же спасения. Мы бы не оставили их…

Когда смена караула обнаружила побег партизан и доложила своему начальству, взбесившийся комендант города Фишер решил уничтожить руководителей хора, да так, чтобы память о них, если и останется в народе, то вызывала бы только презрение и проклятие. 

Из допроса предателя Ткаченко:  Я выполнил задание полковника Фишера, сказал на общем собрании в присутствии офицеров комендатуры о прекращении существования хора в связи с отъездом Лузенина и Окаемова в Берлин, и ,как мне было поручено, я сказал публично, что я лично видел их отъезд. Помню удручающие лица хоровиков. Мне поверили. Молва о предательстве руководителями хора своих товарищей стала известна всему Кричеву, а позже появилась и в Москве. Фишер достиг своей цели.

Вот изложение истории, которую услышали телезрители в 1963 году из уст Екатерины Ильиничны Терентьевой, на глазах которой была совершена расправа над артистами:

… Ранним тихим утром 21 февраля 1943 года, нарубив немного сухих веток, она присела на санки отдохнуть, побыть со своей молодостью, поговорить с расстрелянным здесь мужем, попросить Бога вернуть сына домой живым. Только присела, услышал шум подъезжающей машины. Спряталась в ближних зарослях. Совсем рядом проехал крытый грузовик, и тут же остановился. На дорогу спрыгнули двое полицаев. Из кузова вытолкнули двоих мужчин в рваной одежде, за ними спрыгнули еще два полицая. А из кабины не спеша вышел немецкий офицер и сразу приказал арестантам встать. Они попытались, но не смогли. Полицаи стали пинать свои жертвы, требую выполнить приказ офицера, а потом заставили их подняться штыками…

Вопрос за кадром: – Вы сказали, что палачи заставили подняться штыками… Как это?

Ответ: – Как… Острием штыка в тело. Два наших полицая поднимали одного, а два – другого. Штыки под руки воткнули и поднимали…

Вопрос за кадром: – Вы сказали – «два наших полицая». Что это значит – «наших»?

Ответ: – Местные они, кричевские. Клички у низ были Молотила и Лобастый. До войны лоботрясничали, гуляли, девчонок насиловали… В тюрьме за дикости свои сидели. А немцы пришли, так они на глазах родителей… Один держал, а другой развлекался… Хуже зверей были…

Вопрос за кадром: – Как же артисты перенесли эту жуть?

Ответ: – Я теряла сознание от своего страха и крика немца… А как они пели – запомнила…

Вопрос за кадром: – То есть как – пели???

Ответ: Да, пели. Офицер тыча пистолетом каждому в лицо требовал, чтобы они пели. Вот они, прислонившись спиной друг к другу и запели (старуха заплакала).

Вопрос за кадром: – Вы извините, Антонина Кузьминична, все таки… о чем они пели? 

Ответ: – Этой песни я не слышала никогда… там были такие слова… как будто они обращались к богу… Нет, пожалеть не просили, пели как есть, кто хочет в молодости думать о смерти? Вот об этом и пели… Их с песней и расстреляли…

На встрече с экспертами, которых возглавлял директор и худрук Кисловодской филармонии Иван Петрович Евдокимов, мы получили однозначный вывод – в последние минуты жизни, находясь в состоянии наивысшего напряжения ,русские артисты могли петь популярную в советском народе песню композитора Белого на стихи Шведова «Орленок».

Жительница деревни Прудок Екатерина Ильинична Терентьева не могла знать эту довоенную песню по одной простой причине: в деревнях Белоруссии радио до войны не было.

Ныне фамилии погибших артистов занесены на мраморную доску в Концертном зале им. Чайковского, а на месте их расстрела установлен обелиск. В Кричеве, в честь героев названы улицы.

В Перми, в честь Геннадия Лузенина названа улица. Я живу в 100 метрах от неё.

Большой Детский Хор. Орлёнок. Праздничный пионерский концерт (1983).

Памятники Орленку установлены в Челябинске, Покрове, Запорожье, во всероссийском лагере «Орленок». В 1957 году был снят фильм «Орленок», посвященный пионеру-герою Вале Котику. На Кавказе в честь Орленка назван пик, перевал и река. Его имя носят горы на Урале и на Юге Байкала.