Тысячелетняя война. (Часть XXXV). Русь и Великая Степь. Московская Русь в преддверии погрома 1571 года.

 Почти два века занял процесс превращения самостоятельных русских княжеств в единое государство. По историческим меркам рост русского государства был сродни взрыву, так быстро и бурно увеличивалась его территория, народонаселение и государственная мощь. Впрочем, так же быстро росли и западные мировые империи, Испанская, Португальская и, прежде всего, Британская. Но чем ближе была конечная цель, тем больше ускорялся ход событий и усиливался процесс противодействия.

Московские князья, поначалу верные слуги золотоордынского хана, по мере роста своего могущества и упадка Золотой Орды заняли лидирующее положение в освободительной борьбе с иноземным игом. Став центром антиордынского движения и политического объединения северо-восточных земель, а так же добившись решительного перевеса над своими соперниками, московские князья одержали верх в борьбе с золотоордынским игом.

Поэтому личность князя, приобретал огромное значение. Он был искусным, дальновидным политиком, умеющим ждать и при необходимости даже отступать. Московские князь существенно изменили политическую карту Северо-Восточной Руси, присоединив огромные территории. Для средневековых темпов развития это был подлинный взрыв в политических отношениях, превращавший их в глазах подданных в государя всея Руси.

Но Московская Русь было вовсе было не централизованным государством, так как подобную систему управления и организации власти еще предстояло создать, а для этого еще должны были вызреть предпосылки. Политическое объединение, выстроенное на недостаточно прочной основе, в известной мере компенсировалось усиливающейся княжеской властью, призванной сконцентрировать скудные ресурсы страны для окончательного утверждения независимости, решения основных внешнеполитических задач.

Создание единого государства оказало влияние на развитие экономики и социального строя Руси. Прекращение феодальных междоусобиц способствовало развитию производительных сил. Продолжалось освоение русским крестьянством новых территорий. Не меньшее значение имела внутренняя колонизация, резервы которой были далеко еще не исчерпаны. Огромные лесные пространства были хорошим резервом для новых пашенных угодий. Экстенсивная подсечно-огневая система земледелия сохраняла ведущую роль во многих районах страны. Важные изменения произошли в структуре феодальной собственности на землю. Изменился характер землевладения князей.

Однако относительная слабость великокняжеской власти, неспособность в полную силу противостоять земельной боярской аристократии являлись причиной череды внутриполитических кризисов, связанных с перевесом боярских группировок. В основном борьба проходила между группировками московских бояр и политических деятелей входивших в «Избранную Раду», с центральной властью в лице Ивана Грозного. В орбиту политических интриг были вовлечены митрополиты, что говорило о еще одной стороне слабой централизации власти в России.

К большому сожалению политическое объединение Великороссии глубоко изменило положение и взаимные отношения среди боярства, а перемена в составе и настроении этого класса изменила его отношение к государю и изменила не в том направлении в каком изменилось отношение к нему остального общества. В новом своем составе московское боярство стало проникаться и новым политическим настроением. Первостепенная знать, ставшая во главе этого боярства, шла от бывших великих и удельных князей. Власть московского государя становилась не на место удельных властей, а над ними, и новый государственный порядок ложился поверх действовавшего прежде, не разрушая его, а только образуя новый, высший ряд учреждений и отношений. Для них русский царь всегда был первым среди равных.

Обострение как внешнеполитической, так и внутриполитической ситуации на территории Московского Царства в начале второй половине XVI века происходило на фоне колоссальных катаклизмов обрушившихся на русское государство. Они осложнялись практически не разрешимыми противоречиями сложившимися вокруг Московской Руси. Таким образом, практически все договорные отношения Русское государство вынуждено было устанавливать со своими враждебными соседями.

На процесс складывания системы межгосударственных отношений Русского государства с сопредельными странами во второй половине XVI века влияли ряд факторов. Самым значимым из них была перманентная конфронтация Московской Руси с основными геополитическими противниками, Польско-Литовским государством, Швецией и Крымской Ордой. Поэтому, взаимоотношение Русского государства с алчными западными соседями выстраивались в тесной связи с взаимоотношением с Крымом. С началом ливонской войны крымские нападения возобновляются с новой силой и становятся почти ежегодными

Государство оказалось втянуто в кровопролитную и разорительную войну на два фронта, в Прибалтике с военным союзом Западноевропейских государств и Северном Причерноморье, с Крымско-турецкой коалицией. Всё это усугублялось начавшейся в государстве междоусобной борьбы, что в конечном итоге подорвало экономическое и военное могущество государства, приведшего в последствие к национальной катастрофе.

Для Москвы теперь главной целью стало заключение с крымскими татарами договоров для предотвращение набегов степняков на территорию Русского государства. Однако, после разрыва крымской стороной договора 1539 года, следующая попытка была предпринята русской стороной лишь только в 1563 году.

Особенно опасным было противостояние на южных окраинах московского государства, граничащих с «Диким Полем». Борьба с экспансией Крыма было одной из важнейших внешнеполитических задач России во второй половине XVI века. Непрерывные набеги крымских татар сдерживали рост численности населения, тормозили хозяйственное развитие и вынуждали всё время иметь под рукой постоянное многотысячное войско, содержание которого ложилось тяжёлым бременем на бюджет и выливалось в огромные налоги с населения.

Ситуация для Москвы осложнялась ещё тем, что Крымское ханство находилось в вассальной зависимости от Османской империи, которая вела наступательную политику в отношении Центральной и Восточной Европы. В этих условиях попытки России вступать в открытую борьбу с Крымом рассматривались Турцией как угроза ее интересам в Северном Причерноморье, со всеми вытекающими от сюда последствиями.

Ещё начале XVI столетия закончился период мирных отношений Московской Руси и Крымского ханства, который был обусловлен наличием, угрожавшего их независимости, общего врага, Большой Орды. Ликвидация Большой Орды привела к существенному изменению геополитической ситуации в Восточной Европе. Не нуждаясь более в союзнике, каковым являлась для Крыма Русь, Крымская орда переходит к враждебной политике по отношению к Москве и на протяжении XVI столетия становится для Русского государства самым опасным врагом.

Прикрытый широкими пустынными степями, отрезанный от материка неприступным Перекопом с широким и глубоким шестиметровым рвом, прорезавшим узкий перешеек с высоким укрепленным валом, Крым образовал неприступную с суши разбойничье гнездо. Ежегодно татары налетали внезапно на Русь, как отдельными стаями в несколько сотен или тысяч человек, или приходили из степи конные орды в несколько десятков тысяч сабель, кружась около границ, и бросаясь туда, где чуяли добычу.

Крымское ханство, являясь одним из наследников Золотой Орды, продолжило в практически неизменном виде и ту политику, которую проводила Орда по отношению к своим соседям, что и предопределило характер дальнейших отношений Руси и Крыма. К началу второй половины XVI века крымские татары вошедшие во вкус уже не ограничивались грабительскими набегами, а начали выдвигать территориальные претензии и вмешиваться в отношения Руси с их не очень сговорчивыми соседями. Но наглые требования хана были отвергнуты в Москве и нападения крымцев на русские «окраины» продолжились в ещё большем интенсивностью и объёмом.

Для Московской Руси, начавшиеся в середине XVI века интенсивные и широкомасштабные набеги на её рубежи со стороны крымчаков, означало только одно. Это было продолжением прежних ордынских набегов, но уже в новом геополитическом качестве и масштабах. Это было связано в первую очередь с отказом Москвы от наступательных действий против Крымского ханства, а также отвлечение значительных сил для участия в Ливонской войне, что серьёзно осложняло ситуацию на «южном фронте».

Началом открытой и бескомпромиссной конфронтацией между Москвой и Бахчисараем являлись триумфальные события начала второй половины XVI века, ставшими главным поворотным пунктом в русско-татарских отношениях. Они заложили основание Русской евразийской империи. На новой фазе политического объединения Евразии московские цари выступили в роли наследников Чингиз-хана. Только монголы в свое время начали свое нашествие на Русь с востока и двигались на запад, русская же экспансия шла в противоположном направлении, с запада на восток. C геополитической точки зрения русское царство базировалось на восстановлении политического единства территории Монгольской империи. Только на этот раз центром объединения была Москва, а не Каракорум. Именно Российская империя может быть названа наследием Чингиз-хана.

Когда в далёком 1547 году великий князь московский провозгласил себя царем, никаких прав на этот высочайший титул он не имел. Поскольку предки Ивана были не царями, а лишь великими князьями. С точки зрения крымских ханов Великое княжество Московское являлось одним из улусов Орды, и титул великого князя примерно соответствовал чину улусного бея, такого, к примеру, как предводитель Мангытов при ордынском хане. Но ни один из мангытских беев, как бы ни был он могущественен, никогда даже в страшном болезненном бреду не осмеливался объявлять себя ханом, а ведь именно это сделал теперь амбициозный московский правитель. Неудивительно, что крымский двор был в бешенстве и не признал за ним этого статуса, как не признал и целый ряд стран в Европе.

Но для споров с Западом и Востоком у Москвы всегда были готовы, крепкие как броня и трудно оспариваемые аргументы, к тому же не терпящие никаких возражений. Русский царь Ивана Грозный считал себя «Белым падишахом» и требовал полного подчинения со стороны всех татар. Тем более, что лизоблюды из степной знати сумели сами ему это внушить. Да и он сам был рад внушаться. А теперь ему оставалось лишь только победить нынешнего крымского хана, Девлет-Гирея, чтобы стать полновластным правителем татарских юртов входивших в состав Золотой Орды.

Иван Грозный хорошо понимал серьёзную опасность угрожавшую Московскому государству со стороны татар в течение всей Ливонской войны. Московский царь, чье слово и дело редко расходились одно с другим, безотлагательно перешел в наступление на Крымский Юрт. Но триумфальный захват Москвой Казани и Астрахани в 50 годы XVI века и последовавшие набеги русских на Крым, вызвали резкую активизацию антироссийских действий самого воинственного крымского хана Девлет-Гирея и всех крымских татар при поддержки османского султана.

Ярость хана была вполне понятна, так как сам он давно претендовал на поволжские татарские ханства, считая себя единственным преемником Золотой Орды. Тем более, что русский царь со времени присоединением Казанского и Астраханского ханств, уравнял свой царский титул с крымско-татарскими ханами из высокого рода чингизидов, дополнив его такими формулировками: «царь Казанский, царь Астраханский». Но это только раздражало крымского хана, готовя себе со стороны врага лютое мщение на будущее время.

Вряд ли те татарские приверженцы Москвы, что годами боролись за усиление русского влияния в Казани и Астрахани, ожидали подобного итога своей деятельности. В пожарах пылали их собственные жилища, лавки и амбары, а земля была густо укрыта мертвыми телами их родственников и соотечественников. Русским стрельцам, пришедшим взять эти ненавистные для их народа города, не было дела до того, кого они рубили направо и налево, не спрашивая о политических предпочтениях.

После падения Казани и Астрахани в Крым потянулись тысячи обозлённых на русских татарских беженцев. А те князья и мирзы, что оставались в землях Казанского и Астраханского юрта, подняв освободительное восстание, и разослали по всем краям Великого Улуса призывы о помощи. В первую очередь ожидая, что крымский хан поможет им избавиться от ненавистных захватчиков.

Но Девлет-Гирей не раз битый русскими на степных окраинах, теперь не спешил в бой. Памятуя об унизительном провале прошлых походов, он вернулся к тому плану, что уже пытался осуществить вначале своего правления. Прежде всего крымский хан стремится собрать коалицию соседних правителей, объединённых общей идеей. А эта идея была проста и незатейлива, так как она базировалась на дикой ненависть к Москве и её народу.

Но военного союза с ногайцами у крымчаков пока, что не получалось из за взаимной вражды. Зато стали налаживаться добрые отношения с Польшей и Великим княжеством Литовским, чей правитель, напуганный погромом в Казани и Астрахани переменил своё отношение к Крыму. В Крымской столице стали всё чаще появляться послы этого государства, от которых Девлет-Гирей получил в подарок много золота, чтобы в случае надобности он защитил их от злобных русских и нанёс им смертельный удар.

В свою очередь, громкие успехи русских войск в Поволжье, удачные походы русских отрядов на Крым, вскружила головы ряду государственных деятелей из числа «Избранной Рады», имевших большое влияние на русского царя. Тем более, что Взятие Казани и Астрахани русскими войскам знаменовало собой наступление нового этапа в развитии международных отношений в Восточной Европе. Соотношение сил в системе восточноевропейских государств изменилось в пользу России. Они пытались убедить русского царя продолжить войну с крымским ханством вплоть до полного его разгрома и присоединения Крыма к территории Московской Руси.

Москва, как казалось, получила исключительно выгодные условия для успешного наступления на Крым. Так как у неё появились сильные союзники в борьбе с Крымской Ордой. А это был предводитель днепровских казаков, потомок Гедимина, князь Димитрий Вишневецкий. Он предлагал московскому царю свою службу со всеми казаками, с городами Черкассами, Каневом, с казацкой Украиной на правом её берегу Днепра. Таким образом, Москва получала ещё и шанс играть ведущую роль в украинских делах. Готовы были выступить против Крыма и черкесские князья, люто ненавидящие татар. Крымское ханство оказывалось под угрозой бы удара с двух сторон, с запада и востока.

Обе стороны готовились к решающему столкновению. Планы военного разгрома Крыма вступили в фазу практического осуществления. Подобно Дмитрию Донскому, Иван должен был отправиться в степи и разгромить Орду в большом сражении. В 1559 году слуга и боярин князь Михаил Воротынский получил приказ идти из пограничной крепости Дедилова на поле «мест смотрити, где государю и великому князю полком стояти».

Но для того чтобы добиться победы, надо было полностью отказаться от экспансии на других направлениях и сосредоточиться на борьбе с Крымом, а в перспективе и с Османской империей, направив сюда все ресурсы, людские, материальные, финансовые. Поэтому готовясь к решительному столкновению на южной границе, русское правительство собиралось заключить перемирие на западных рубежах. В преддверии крымского похода Адашев и Висковатый провели мирные переговоры с Орденом, используя посредничество Дании. Россия предоставила магистру Ордена перемирие на полгода. Характерны сроки перемирия, с мая по ноябрь. Именно на эти месяцы приходились опустошительные татарские набеги.

К то муже, этому способствовала и череда катаклизмов обрушившиеся на Крым, что благоприятствовали планам Москвы. Жестокие морозы и наступившая летом засуха вызвавшая неурожай, а так же эпидемия мора среди жителей полуострова и массовый падёж скота, основательно подорвали экономическое и военное могущество ханства. Вдобавок ко всему в ханстве началась междоусобица. Царь Иван Грозный как казалось тогда имел тогда реальную возможность уничтожить Девлет-Гирея и поставить на крымский престол своего человека.

Но вопреки настойчивым советам своих сподвижников Ивана IV продолжал с крымским ханом осторожничать, упорно кормя обещаниями Девлет-Гирея, если он прекратит набеги. Причина, почему русские царь не боролся с Крымом, решительно заключалась в следующем. Он прекрасно понимал, что в этих условиях попытки России вступать в открытую борьбу с Крымом могли рассматриваться Турцией как угроза её интересам в Северном Причерноморье. Могущественный турецкий султан неоднократно подтверждал это своими грамотами: нападение на Крым будет расценено как объявление войны империи. А пока русские терпят, османы тоже не начинают активных военных действий, продолжая уже начатые в Европе, Африке и Азии войны. К тому же руки у Москвы были связаны начавшейся войной за Ливонское наследство. Уж очень не хотелось русскому царю отказываться от созревшего в Прибалтике плода, падавшего само ему в руки.

Однако оглушительный провал в Поволжье не смутил крымского хана. Упёртый и не глупый Девлет-Гирей мечтал о восстановлении Казанского и Астраханского юрта, но уже под его чутким руководствам, с последующим покорение мятежного и дерзкого Русского княжества, посмевшего бросить вызов великим предкам Чингиз-Хана. Он думал, что теперь когда сбудутся все мечты он будет находится в ореоле славы великого хана Золотой Орды, им же возрождённой, и будет править вечно и беззаботно. Тем более, что он сам поклялся на Коране, что освободит от власти русских гяуров Казанский и Астраханский юрт.

Но похоже в эти года, в Крыму росло только разочарование новым ханом, который за считанные годы выпустил из рук всю волжскую часть Великого Улуса и бесславно вернулся уже из второго похода на Москву. Исмаил хан уверял царя, что крымская знать готова свергнуть своего правителя. Он знал, о чем говорил, так как против Девлет-Гирея в Бахчисарае был составлен заговор, во главе которого стоял Тохтамыш, живший в Крыму брат небезызвестного Шах-Али. Покушение сорвалось, так как хан смог узнать о его подготовке и Тохтамышу пришлось поспешно бежать из Крыма.

К середине XVI века для большой части московских государственных деятелей и прежде всего Ивану Грозному, было ясно, что формальная политическая независимость Московии от татарских царей не могла обеспечить и не обеспечивала полной безопасности русских людей. Тем более союз крымских татар с Польшей стал реально угрожать самому существованию Московского государства.

К тому же османский падишах очень недовольный разгромом турецкой армии под Астраханью отпускает крымские тысячи, которые использовались им в Молдавии и Венгрии, и указывает крымскому хану Девлет-Гирею нового врага, которого ему предстоит сокрушить, а это Россию. При поддержке Турции и новообразованной Речи Посполитой крымский хан начинает совершать ежегодные набеги на русские земли, пытаясь прорваться в сторону Москвы. В свою очередь, русские отгораживаются многосотверстовой Засечной Чертой из лесных буреломов, крепостей и земляных валов с вкопанными в них кольями. На защиту этой гигантской стены ежегодно заступает 60–70 тысяч воинов.

В 60 годах Московская Русь окончательно отказывается от продолжения походов на Крым, начав войну за выход к Балтике, бросая основные свои силы на западное направление. Отказ от наступательных действий против Крымского ханства, а также отвлечение значительных сил для участия в Ливонской войне, серьёзно осложняет ситуацию на южных границах государства. Для успеха на западном направлении требовалось хотя бы нейтрализовать угрозу с юга.

Тем более, что в течение всей Ливонской войны польское правительство три раза возобновляло союз с Крымом, охотно забывая о нарушении им ранее заключённых соглашений. Выгода от союза с татарами, в глазах польского правительства сторицей окупали ущерб, который причиняли польским владениям татарские набеги.

Но надо заметить, что отношение польского и московского правительств к ущербу, который причиняли татарские набеги, существенно между собой различалось. Нападения татар не угрожали политическим центрам Польши и почти не затрагивали коренных польских земель, хотя бедствия Украины уж болезненно задевали польскую спесь. Совсем иное значение имели нападения татар для Московского государства. Татары полонили коренное русское население , они проникали в центральные области и достигали временами Москвы. Уже по одним этим соображениям шляхетской Польше было легче идти на соглашение с татарами.

Со своей стороны, русское правительство пыталось любыми средствами ослабить сотрудничество Крыма с Польско-Литовским государством, а по возможности внести раздор между ними, что позволило бы оттянуть силы Литвы и Польши на юг, что затрудняло бы их продвижение в Ливонии. Поскольку польско-литовское правительство, в свою очередь, планировало столкнуть Крым и Россию друг с другом ради отвлечения Ивана Грозного от Ливонии.

Негативный исход русско-литовских переговоров определил дальнейшее развитие событий на юге. Поход Ивана IV на Крым был отменен, действия одних русских отрядов не могли привести к решающему перелому в борьбе с татарами. Под вопросом оказалась и возможность реализации «южных» планов русского правительства.

Тем более, что сражаться одновременно на два фронта русский царь не мог и ему, вопреки настойчивым просьбам его соратников, пришлось очень быстро выбирать между завоеванием Крыма и Прибалтикой. Иван выбрал Ливонию, так как она лежала ближе и выглядела более легкой добычей. А покорение Крыма, как показал горький опыт, оказалось далеко не столь простым делом, каким виделось поначалу. «Дикое Поле», это было поистине безбрежная степь, которая оказалось для крымских татар крепостью понадежнее, чем самые мощные валы и стен.

Конечно, военный потенциал Крымского ханства, безусловно, уступал русскому. Москва, своевременно подключившись к военной революции и обладая более развитой и мощной экономикой, получила неоспоримое военно-техническое преимущество над крымчаками. Крымско-татарской коннице пока, что не удавалось дотянуться до царской столицы, хотя её непрестанные удары наносили сильный ущерб окраинам Московского царства. Поэтому русские войскам прикрывавшим столицу были вынуждены неотлучно стоять на страже своих южных границ, направляя но южный рубеж ежегодно многотысячную армию. Но война в Прибалтике с каждым годом требовало всё больше ресурсов и людских сил. Потому, продолжая войну на западе, московский правитель нуждался в прочном мире с ханом.

Добиваясь мира, Иван Грозный в марте 1563 году наказал послу в Крыму Афанасию Нагому объявить татарам, что с ханом его, царя, ссорили «ближние люди», Алексей Адашев, Иван Большой Шереметев и дьяк Иван Висковатый, за что изменники ныне наказаны. 25 июня этого года, А. Нагой был принят Девлет-Гиреем и начал переговоры о мире и антилитовском союзе. Но хан воспринял предложения Москвы настороженно. Он опасался, что сегодня русские воюют с литовцами, а завтра они помирятся и объединяться против татар, так что лучше не связывать себя никакими соглашениями.

Тем более, что по старому обычаю, мирный договор должна была утвердить своей присягой и крымская знать. Но Девлет-Гирея регулярно «поторапливали» не только польские послы, но и в Стамбуле, так как Турецкая империя также выступила противником русских. Помимо этого, крымский хан столкнулся у себя в Бахчисарае с упорным отказом татарской знати, не желавшей идти на примирение с Москвой, а так же на какие либо соглашения с русскими. А как могло быть иначе, когда алчные татары почуяли запах большого золота идущего в Бахчисарай отовсюду.

При крымском дворе в Бахчисарае начался своеобразный аукцион. Польское и русское посольства старались из последних сил перещеголять друг друга в неимоверной щедрости и словоблудию, на потеху татарве, предлагая Девлет-Гирею огромные суммы и все неземные блага. Но при этом, поляки упорно настаивали на том, что бы Крымская Орда открыто вступила в войну, русские же, наоборот, просили сохранять нейтралитет в войне с Речью Посполитой.

В этот же 1563 год, между 4 апреля и 12 мая, в то время как царь Иван IV совершал объезд городов Перемышля, Одоева и Белова, татары во главе с царевичами Магмет Гиреем и Алды Гиреем, в числе до 10 тысяч сабель, вторглись на русскую территорию и приходили к Михайлову. Польский король поздравлял Девлет Гирея с удачным походом, с «фортуной».

В ноябре Девлет-Гирей с царевичами вернулся в Крым, где его с конца сентября ожидал русский гонец А. Мясной с грамотой Ивана IV, написанной еще до набега и с “поминками”, судьба которых в период отсутствия хана в Бахчисарае уже длительное время являлась предметом торга между русскими дипломатами и князем Сулешем. Последний хотел добиться получения “поминок" еще до возвращения хана.

После возвращения хана в положении русского посольства произошли позитивные перемены. Его члены были освобождены из-под фактического ареста, под которым они находились с августа месяца. В дальнейшем в деятельности русских дипломатов наступил длительный период ожидания возобновления переговоров о судьбе мирного соглашения 1564 года. До лета 1566 года дипломатические контакты между Москвой и Бахчисараем отсутствовали.

А. Нагой и Ф. Писемский, лишенные возможности видеть хана, с большей энергией взялись за сбор информации о деятельности в Крыму и в Стамбуле польско-литовской дипломатии, которая вновь резко возросла после неудачного похода на Полоцк осенью 1564 года. Сигизмунд II Август был явно недоволен недостаточной, на его взгляд, помощью Девлет-Гирея I во время осенней кампании.

В целом, Иван Грозный был постановлен перед необходимостью признать провал своих попыток достигнуть соглашения с Крымом. Но царь упрямо не хотел признаваться в своей внешнеполитической неудаче. Упорное стремление Ивана IV требовать от А. Нагого продолжения прежней линию в Крыму уже не отвечало изменившейся обстановке. Однако для осознания этих изменений Ивану IV понадобилась дальнейшая эскалация крымских требований в 1565 году. Пока же основной гнев Грозного обрушился на “изменников”.

Одновременно польско-литовская дипломатия усилила деятельность в Крыму в с тем, чтобы вновь склонить Девлет-Гирея I к нападению на южные области Русского государства. В январе 1565 года А. Ф. Нагой узнал о о скором прибытии к Девлет-Гирею I огромной казны, причем хану было обещано 4000 золотых, калге 1000 золотых, и наконец, царевичу Адыл-Гирею 500 золотых. Кроме того, были получены тревожные сведения о предстоящем новом походе Сигизмунда II Августа на Полоцк, причем король вновь предложил хану в случае, если “московский" двинется на выручку Полоцку, напасть на него “со своей стороны.

Девлет Гирей начал переговоры с королем о мире и союзе против Москвы, завершившиеся заключением такового. Вскоре в эту борьбу вступила Турция, договорившаяся в 1568 году с Польшей о мире и созе. Стараниями крымских татар, всё таки была организована антирусская коалиция из Турции, Крымского ханства, Польско-Литовского государства и Швеции. Ненавистная для них Россия должна была быть атакована с запада, юга и востока. Первый приказ турецкого султана о подготовке похода на Астрахань Девлет Гирей получил в сентябре 1563 года. Русский посол в Крыму Афанасий Нагой имел все интересующие Россию сведения от своей сети конфидентов на Крымском полуострове и в Северном Причерноморье. Один из командиров янычар при крымском хане Девлет Гирее, за золотые постоянно информировал Нагого о планах султана.

Держать Русское государство в окружении своих вассалов представлялось крайне заманчивым для султанской Турции в период ее наивысшего военного расцвета в XVI веке. Вот почему султан и решил путем вооруженной борьбы вытеснить русских с устья Волги. Таким путем он мог нанести удар сразу двум государствам: России и Ирану. Ведь в планы султана входило не только завоевание Поволжья, но и изоляция Ирана от России путем окружения империи Сефевидов со стороны Северного Кавказа и Астрахани. С военной точки зрения Астрахань, как место удара, была выбрана совершенно правильно.

Первая русско-турецкая война закончилась провалом захватнических планов турецкой империи и полным поражением турецко-крымской армии. Расчет Турции и Крыма использовать затруднения Русского государства был сорван. Несмотря на крайне тяжелую обстановку и сосредоточение значительных турецко-крымских сил против Астрахани, Русское государство нашло достаточно сил для разгрома турок и татар даже в таком отдаленном пункте. Астрахань и устье Волги остались русскими.

За русско-турецкой войной с огромным вниманием следил политический мир Европы и Азии. Об этой войне и её результатах знали в Польско-Литовском государстве, на Кавказе, в итальянских государствах, во Франции, Англии, Иране, Священной Римской империи, Сербии, Дании, не говоря уже о тех, кто в той или иной степени принимал участие в войне или имел к ней отношение, а это Ногайская орда, Молдавия, Валахия.

Провал крымско-турецкой агрессии в Поволжье позволил в начале 1570 года возобновить дипломатические контакты между Россией и Крымом. Причины этого виделась в затруднительном положении хана после провального Астраханского похода, а так же в нереальности создания широкой антимосковской коалиции Крыма и Речи Посполитой под эгидой Порты.

Царь написал хану письмо, где ностальгически вспоминал времена Ивана III и Менгли Герая, когда Москва и Крым были союзниками и громили общих врагов. Крымский хан выражаясь весьма сдержанно, очень желал примириться с Московией, поскольку затянувшаяся полоса неудач уже начинала угрожать ему потерей власти.

Череда постоянных провалов и бедствий могла привести подданных к подозрению, что это вовсе не случайность, а знак чёрной неудачи Всевышнего. Что над ханом постоянно тяготеет какое-то проклятие, что у него дурной глаз и дурное предначертание судьбы, и объяснение этому тотчас нашлось бы в обстоятельствах прихода Девлета Герая к власти. А заработав в народе репутацию «несчастливого хана», можно было навсегда забыть о какой-либо поддержке подданных. Поэтому в своём ответе русскому царю, Девлет Гирей не стал затрагивать щекотливые темы межгосударственных отношений, а лишь проницательно отметил, что дружба Менгли Гирея с Москвой помогла Ивану III изрядно расширить свое государство, а Крыму не принесла ничего, кроме бесполезных подарков.

Хотя Девлет-Гирей отнюдь не считал бессмыслицей подарки московского двора, вопрос был лишь в том, сколько их будет прислано. Так как именно сейчас появилась надежда, что прислано будет очень много, за Ливонию вступилась Польша, начался очередной русско-польский конфликт, и правители обеих держав пытались склонить его каждый на свою сторону. Теперь в торопях, то царь, то король попеременно предлагали хану все более и более высокое вознаграждение за заключение союза, и Девлет Герай чувствовал себя хозяином положения.

Провал кампании 1569 года не изменил агрессивных замыслов Девлет-Гирея. В этой обстановке хан мог всерьез опасаться непосредственного обращения как части ногайских мурз, так и враждебных Москве представителей крымской знати непосредственно к султану с предложением нового похода на Астрахань. Беспокойство хана усиливалось и от получаемых им сведений о возможной повторной присылке турецких войск в Кафу. Весной 1570 году в Крыму действительно ходили такие слухи, что нашло отражение в «отписках» А.Ф. Нагого.

Таким образом, к осени 1570 года о походе на Астрахань говорили как о вполне решенном деле. Вероятность участия крымчаков в новом походе была очень велика. Она являлась для хана одним из возможных выходов из той сложной внешнеполитической ситуации, в которой он оказался. Несомненно, что решение о начале похода обсуждалась в крымских верхах в середине лета, причем одновременно шли переговоры с посольством А. Нагого. Однако в мае 1570 года стало известно, что начавшаяся было в Стамбуле подготовка к новой экспедиции прервана по распоряжению султана.

Теперь со стороны Порты речь могла идти только об организации осенью набега непосредственно на южные области Русского государства. Но здесь у хана появлялись традиционные возможности для политических маневров. Хан предпочел дождаться возвращения русского гонца из Стамбула. Наконец, известия о переговорах польских и литовских послов в Москве также не располагали хана к активизации антимосковской политики.

Неудивительно, поэтому, что хан, вновь, в который уже раз обратил свой взор к русскому посольству в Крыму. Переговоры с русскими дипломатами возобновились в середине июня. Но поход крымских царевичей против князя Темрюка не способствовал восстановлению связей с Москвой, усиливая позиции антимосковских кругов крымской знати. Тем более хан не мог игнорировать твердо выраженного желания ногайских мурз как князя Тинехмата, так и Казы-мурзы к новому походу на Московскую Русь и Поволжье.

Антирусские тенденции в политики Крыма неуклонно нарастали в течении всего 1570 года. Крымская агрессия была вызвана рядом причин, зачастую долговременного характера. Вместе с тем она была в определенной степени и следствием просчетов русской дипломатии, не сумевшей воспользоваться благоприятными обстоятельствами для возобновления переговоров с ханом после провала Астраханского похода 1569 года. Кроме того, Девлет-Гирей был раздражен попытками Москвы обратиться за его спиной к Порте и нежеланием России активизировать дипломатические контакты с Крымом в ожидании результатов посольства в Стамбул.

Большую роль в разжигание непримиримой вражды по прежнему играла Речь Посполита, люто ненавидящая Русское государство. У крымского хана было политико-комерческое соглашение с королем Сигизмундом. Он всё настойчивее призывал Девлет Гирея к решительным действиям, упрекая его в том, что в течение трех последних лет он не причинил великому князю московскому «никакой шкоты», «в земле московской замку ни одного не взял и ему не отдал», а требует уплаты поминок. Хотя Московское государство было врагом крымского ханства, но безопаснее для татар было грабить Речь Посполитую, где не существовало никакой оборонительной системы. Поэтому крымский хан подстраховывал московские риски польскими деньгами.

Противники соглашения с Москвой при ханском дворе, среди которых было немало озлобленных казанских и астраханских аристократов, при поддержке польско-литовских дипломатов делали все возможное, чтобы сорвать окончательное утверждение договора между Иваном и Девлет-Гиреем. До самого конца июля вокруг ханского стола шла глухая, но от того не менее ожесточенная борьба между сторонниками и противниками мира с Русским государством. Расчеты Ивана Грозного и его советников не оправдались. Русский посол никак не мог повлиять на исход этой борьбы, так как литовским властям удалось создать серьезные проблемы в сношениях между Москвой и Бахчисараем. Переговоры-переговорами, посылки-посылками, но береженого Бог бережет решили русские, поэтому в Москве с началом весны на берегу снова расставили полки на случай прихода «крымских людей».

Девлет-Гирей, поначалу изъявивший желание продолжить переговоры с Москвой на основе её последних предложений, вынужден был радикально переменить свою точку зрения. Решение высшего совета в Бахчисарае стало сильнейшим ударом по надеждам русского царя. Мало того, что противники Москвы сумели добиться одобрения требования выплаты «Магмет-Киреевой дани», но они еще захотели, чтобы Иван отказался от владения Казанью и Астраханью. Большую роль в отрицательном для русских решение крымчаков сыграл Сигизмунд II, приславший как раз к этому времени гонца с известием, что он высылает хану двойную против прежнего «казну» и обещает еще выплатить все задержанные ранее «поминки». И хан не устоял, сказалось влияние на разум золота!!! К тому же в этот увлекательный аттракцион включился новый игрок, и крымскому «царю» пришлось уступить. Речь идет об могущественной Османской империи, не простившей Московской Руси позорного поражения под Астраханью.

Теперь главная опасность для Московской Руси исходила из Константинополя, именно там решалась судьба России. Если тяжело было русским при войне в Ливонии и при отсутствии постоянного войска, держать рать на берегах Оки против хана, то еще тяжелее было держать другие многочисленные полки в отдаленной Астрахани. Причем малейший успех турок в низовьях Волги послужил бы знаком к восстанию недовольных татар во всём Поволжье. Так как будучи прикованный вниманием к делам в Прибалтике, готовясь к важным событиям в Литве и Польше, осознавая нависшую над ним угрозу внутри государства, русский царь должен был употребить все средства и решиться на важные пожертвования, чтоб только склонить к миру хана и султана. Это прекрасно понимали не только в Москве, но и в Бахчисарае, а так же и в Стамбуле.

Соглашаясь давать Крымской Орде поминки, царь в 1570 году отправил посла Новосильцева в Константинополь под предлогом поздравления Селима с восшествием на престол. Русский посол должен был напомнить султану о прежних приятельских отношениях предшественников его к предшественникам Иоанновым и, главное, внушить, что магометанство не терпит никакого притеснения в новых владениях московских, завоеванных у татар. Рассказавшие о казанских делах при Иване III, Василии, Иване IV, Новосильцев говорил султану: «Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил».

Но благоприятного ответа из Стамбула не было, так как султан так же стал требовать Казани, Астрахани. Между тем вести о неприязненных намерениях султана и крымского хана продолжали приходить в Москву. Всё лето 1570 года прошло в тревогах, в ожиданиях татарского нашествия и 50 тысячное русское войско стояло на Оке. Сам Иван Грозный два раза выезжал к нему по вестям о приближении татарвы, но к счастью вести оказались ложными. Но на русских окраинах постоянно появлялись малочисленные отряды татар жаждавших наживы, а может быть и производящие разведку, которые легко были прогоняемы русскими.

В середине июля 1570 года выдвинутые далеко в Поле русские сторожи сообщили большим воеводам на «берегу» о появлении татар. Речь шла о посланных Девлет-Гиреем в набег «царевичах». Навстречу им была послана небольшая 3 полковая рать численностью в 4 тысячи всадников во главе с боярином И. Яковлевым-Хироном. Но татары не вступая в бой отступили в степь. По всем признакам в Поле собиралась большая гроза, и в Москве отнеслись ко всем этим известиям чрезвычайно серьезно. Начавшееся в начале 1571 года восстание в Казанской земле и возобновление ногайских нападений на русские границы значительно ухудшили положение Московского государства и ослабили его войско.

Вторым фактором кардинально влияющим на военно-политическую ситуацию сложившуюся к концу первой половине XVI века вокруг Московской Руси, была война в Прибалтике. XVI век ознаменовал собой постепенный закат орденской государственности в Прибалтике. Прогнившая насквозь Ливонская конфедерация, включавшая в себя земли Ливонского ордена и четырех епископств, представляла собой слабое в политическом и военном отношении государственное образование. На эти земли уже давно и с с вожделением посматривали соседние Швеция, Дания, Польша и набиравшее силу Русское царство.

Отличительной чертой всей внешней политики России в эпоху Ивана Грозного была её тесная связь с постоянно меняющейся международной конъюнктурой, способность намечать новые направления своей активности в зависимости от складывавшейся расстановки сил в данной части европейского континента. Период подготовки Ливонской войны, а также начальные её годы не были в этом отношении исключением. Следя за всем ходом тогдашней международной жизни в Европе, и в частности, за попытками Сигизмунда Августа использовать союзные отношения с Портой и Крымом для утверждения позиций Ягеллонов не только в Венгрии, но и в Прибалтике, Иван Грозный вел весьма осторожную и гибкую политику в отношении своих соседей, имея в виду создание выгодного для себя общего соотношения сил в регионе.

После покорения Казани и Астрахани, а так же присоединение Башкирии и Большой Ногайской Орды, Россия обратила свои взоры на Запад. Она очень удачно испробовала силу своего оружия в короткой войне со шведами в 1554-1557 году и под влиянием первого успеха выдвинула планы покорения Ливонии и утверждение своего господства в Прибалтике.

Главной же целью русского правительства здесь, стало присоединение Прибалтики и получение удобного выхода к Балтийскому морю, для более активных экономических отношений с Европой. Хотя и до Ливонской войны Московская Русь обладала значительным участком балтийского побережья, включая невское устье, и могла беспрепятственно торговать с Западом. Тем более, что потребность в собственной удобной гавани была решена основанием в устье Нарвы Ивангорода.

Но политика экономического блокирования Русского государства со стороны Западно Европейских стран наносила Москве чудовищно финансовые потери. Страны Ганзейского союза по единому сговору отказались на прямую торговать с Русью, ведя дела строго через посредников. И ничего с этим безобразием, мирным путём нельзя было сделать. Две растущие силы, Запад и Россия, стали антагонистами исходя из своей глубинной сути. Христос и Россия с одной стороны, антихрист и Запад, с другой.

К тому же Ливония отделяла Русь от моря. По всей видимости время звало Москву на Запад, к морским берегам, и Иван Грозный не упустил момента предъявить свои притязания на часть Ливонского наследства, имевшего стать выморочным право сводной торговли. Однако перенос военных действий на юг Прибалтики никоим образом не способствовал решению тех задач, которые ставил перед собой царь Иван в Северном Причерноморье. Вступая в войну, Иван Грозный, похоже, откликнулся не только на зов времени, но и на заурядную жажду наживы. Увы, время было такое. Сильнейший получал всё, тогда как последний подбирал крохи с пола.

Располагавшиеся на современной территории Латвии и Эстонии земли Ливонского ордена, к тому времени окончательно растерявшего свой военный потенциал, представлялись, на первый взгляд, оставшимся без хозяйского надзора весьма привлекательным богатством. Но для русского царя вкусившего прелесть побед, и с его неимоверной страстью к безнаказанному грабежу, Ливония являла собой непреодолимое искушение. Тем более, что начало войны ускорило заключение военного агрессивного союза Ордена с королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом в сентябре 1557 года.

Русские не просто вторглись в Ливонию и тем самым затронули кровные интересы целой группы могущественных держав, так как долгое время военные действия и дипломатические шаги, предпринимаемые Иваном Грозным, недвусмысленно показывали всем, что русский царь не собирается ни с кем делиться, что ни о каком разделе сфер влияния не может быть и речи.

Выступление войск Ивана Грозного в борьбе за Балтийское поморье, появление русских войск у Рижского и Финского заливов и наемных московских каперов на Балтийском море поразило среднюю Европу. В Германии “московиты” представлялись страшным врагом; опасность их нашествия расписывалась не только в официальных сношениях властей, но и в обширной летучей литературе листовок и брошюр.

Но в Москве никто не мог тогда представить себе, что против Москвы встанут все претенденты на ливонское наследство. Очевидно русское правительство и сам Иван Грозный посчитали, что алчные и кровожадные соседи будут равнодушно наблюдать за тем, как дикие северные варвары забирают у них из-под носа столь лакомый кусок. Но это был крупный и грубейший просчёт. Так как нападение на Ливонию, означало только одно, это бросить открытый вызов Европе и могущественным региональным державам, таким как Великое княжество Литовское, Польша, Швеция, Дания, Ганзейским городам и стоявшей за ними Германской империи. В условиях XVI века это означало только одно, мировая война с весьма непонятными перспективами.

Против Москвы из-за войны с Ливонской конфедерацией ополчилась практически вся Европа. Это был вопрос идеологический, цивилизационный, так как в отличие от православного Русского царства, Ливонская конфедерация относилась к миру западной, католической культуры. На её стороне была моральная, политическая и военная поддержка практически всей Западной, Центральной, Северной Европы. Именно во время боевых действий в Ливонии, в Европе началась демонизации русского государства и русского народа.

Это отношение к России стало определяющим для европейской политики на последующие столетия. Европа возненавидела и убоялась русское государство, возникшего из ниоткуда и посмевшего бросить им вызов. Завоёвывать и карать по их мнению, было эксклюзивным правом цивилизованной и просвящённой Европы. Для этих просвящённых людоедов погрязших в разврате, грязи и вшах, славянские недочеловеки исповедовавшие культ духовности и телесной чистоты, вдруг стали лютыми врагами и схизматиками.

К концу 60 годов выгодное для Москвы военно-политическое положение нарушилось. В Швеции свержение Эрика XIV и вступление его брата, Иоанна III, женатого на Ягеллонке, сестре Сигизмунда II, наметило союз скандинавского государства с Польшей. Так, на севере вырастает неожиданно упоротый противник, запирающий Москве морские выходы, противник который не мог воспользоваться сам промышленной и торговой выгодой, ибо не имел собственной индустрии и не занимался транзитом, но который с успехом исполнял роль тормоза в отношении Москвы, задерживая столь опасный в глазах Польши и Германии культурный рост многочисленного и способного русского народа.

России пришлось продолжать Ливонскую войну без союзников и в самых неблагоприятных внешнеполитических условиях. Тем более, что русское командование не могло выделить крупных сил для завершения борьбы в Прибалтике ввиду осложнившейся ситуации, сложившейся на южных границах. Опасность объединения татарских сил под властью Османской империи, существовавшая как призрак в начале Казанской войны, приобрела впервые реальные контуры.

После того как в 1564 году, русское войско под командованием князя Петра Шуйского потерпело поражение в битве при Чашниках от литовской армии, а русский воевода князь Петр Шуйский погиб во время сражения, на сторону Великого княжества Литовского перешел князь Андрей Курбский, командовавший русскими войсками в Прибалтике.

Но он перешёл на сторону неприятеля ещё задолго до бегства. По крайней мере, уже с 1562 года он состоял в тайной переписке с Радзивиллом, подканцлером Воловичем и польским королем. Для Русского царства это был серьезный удар, поскольку Курбский был доверенным лицом Ивана Грозного и владел информацией о русских агентах в Ливонии и Литве и военных планах.

При этом, Курбский убегая, не забыл захватить золото и серебро, бросив на произвол судьбы жену и сына. Родных Курбского великий государь и пальцем не тронул. Более того, он отпустил их в Литву к главе семьи. Последовавшие за этим неудачи в войне заставили многих влиятельных бояр просить о прекращении боевых действий, однако Иван Грозный ответил на эти просьбы ужесточением политики в отношении боярства.

Другой ряд неудач для Москвы наметился благодаря искусной политике последнего Ягеллона. Сигизмунду II удалось победить предубеждения литовского и западнорусского шляхетства против уний с Польшей, и решение Люблинского сейма 1569 года предотвратило опасность отторжения Литвы от Польши. С подписанием Люблинской унии в 1569 году Польша и Литва объединились в единое государство, Речь Посполитую. Мирный договор между Польшей и Турцией создал опасность образования широкой антирусской коалиции. Сигизмунд сумел расстроить в Крыму московское влияние и направить хана на продолжение войны с русскими.

Однако и Речь Посполитая, и Россия одинаково нуждались в мире. Но к сожалению послы о вечном мире не сговорились, а начали обсуждать о перемирии. Поляк и литовцы стремясь добиться перемирия уступали Полоцк и в Ливонии все земли, занятые московским войском. Но русский царь проявив упёртость не согласился на эти выгодные предложения, требуя Риги и другие города. Послы не согласились и объявили, что всего легче мир может быть заключен при личном свидании государя с королем на границах.

Согласие короля на уступку всех городов и земель, занятых московскими войсками, заставило Ивана Грозного задуматься, так как ему, естественно, представлялся вопрос, следует ли продолжать тяжелую войну, успехи которой были очень сомнительны. Поражение русских войск под Оршей, отъезд Курбского подавали мало надежды, на безоговорочную и полную победу в этой войне. В то же время как перемирие с удержанием всех завоеваний, являлось бы крупной удачей для Московской Руси. Тем более, что литовский король был слаб здоровьем, к тому же бездетен, и вся Литва без войны могла соединиться с Москвою.

Но с другой стороны, отказаться от морских берегов, отказаться, следовательно, от главной цели войны, позволить литовскому королю удержать за собою Ригу и другие важные города ливонские, взятые даром благодаря русскому же оружию, было тяжело, досадно для русского царя. Но на большом совете в Москве было принято решение продолжить войну и не заключать перемирия. Однако перемирие с Орденом в 1559 году стало последней крупной политической акцией, осуществленной по инициативе и при непосредственном руководстве Алексея Адашева.

Стоит обратить внимание и на то обстоятельство, что Адашев и Висковатый заключили договор не с Орденом, а с датской делегацией, которая взяла на себя обязательство передать ливонцам требование прибыть в Москву для переговоров. Датчане уверили русских в скором приезде послов Ордена. В итоге никаких представителей Ливонии в Москве так и не увидели, зато военные действия русских войск были свернуты на целый год. Тем более, что этот договор ставил Москву в двусмысленное и рискованное положение. Кроме русских, от него выигрывали все. И в первую очередь ливонцы, которые получили передышку для собирания военных сил и переговоров с соседями о союзе против восточного агрессора.

Но при этом, перемирие позволяло сосредоточить силы для решительного удара по Крыму. Ханство являлось не только опаснейшим противником Москвы, но и потенциальным союзником Литвы. В следующем 1560 году, уже после удаления Сильвестра и Адашева, кампания против Крыма протекала по прежнему сценарию, включавшему активные операции на Днепре и Дону. И в 1561 и в 1562 годах по царскому указанию Дмитрий Вишневецкий осуществлял вылазки против Крыма.

Во время перемирия ливонский орден заключил в Вильне с литовским великим князем Сигизмундом II соглашение, по которому земли ордена и владения рижского архиепископа переходили под протекторат Великого княжества Литовсккого, а Польша и Швеция начали требовать отвода русских войск из Ливонии. Иван Грозный не только не стал выполнять это требование, но и вторгся в конце 1562 года на территорию союзной Польше Литвы.

В ответ на эти действия русских, 26 ноября 1561 года германский император Фердинанд I запретил снабжение русских через порт Нарвы, а король шведский, блокировал нарвский порт и послал шведских каперов на перехват торговых судов, плывущих в Нарву. В 1562 году произошёл набег литовских отрядов на Смолещину и Велиж. Ну, а летом того же года обострилась ситуация на южных границах Русского царства, что передвинуло сроки русского наступления в Ливонии на осень.

На предложение германского императора заключить союз и объединить усилия в борьбе с турками царь высокомерно заявил, что он воюет в Ливонии практически за его же интересы, против лютеран и этого достаточно. Тем более, что Иван Грозный прекрасно знал, какое место занимала в политике Габсбургов идея католической контрреформации. Выступая против учения Лютера, Иван Грозный задевал весьма чувствительную струну габсбургской политики.

Но уже в 1564 году русские потерпели ряд поражений. На сторону Литвы перешёл боярин и крупный военачальник, фактически командовавший русскими войсками на Западе, князь Курбский, он выдал королю царских агентов в Прибалтике и вскоре участвовал в литовском набеге на Великие Луки. Надо было отрабатывать право лизнуть королевский сапог. На военные неудачи и нежелание именитых бояр вести борьбу против Литвы царь Иван Грозный ответил жестокими репрессиями против боярства.

В 1566 году в Москву прибыло литовское посольство во главе с Ю. Ходкевичем. Посланники короля Сигизмунда предложили Грозному произвести раздел Ливонии, который предусматривал сохранение за сторонами занятых ими к данному моменту территорий. Царь и его советники совершив ошибку, расценили этот демарш как признак слабости Литвы и принялись в грубой форме требовать признания прав Москвы на двинские крепости, включая Ригу, что было совершенно неприемлемо для Вильно.

В свою очередь, участники собранного царём Земского собора проявили не больше дальновидности, чем кремлевские дипломаты, и высказались за продолжение войны. Впрочем, к тому времени переговоры и так уже зашли в тупик, и на их ход мнение Земского собора никак не повлияло. Теперь Ивану Грозному войну можно было продолжать лишь в условиях опричнины, тем более что боярство было против продолжения боевых действий.

Созванный в это время Земский собор поддержал намерение правительства Ивана Грозного вести борьбу в Прибалтике вплоть до захвата Риги. В то время переговоры уже и так зашли в тупик, и на их ход мнение Земского собора никак не повлияло. Тем самым Москва упустила возможность закрепить за собой ранее завоёванные территории и провести перегруппировку своих сил. При этом обратить своё внимание на ухудшающиеся военно-политическое положение на южных окраинах государства, где подготавливался крымско-турецкой коалиции поход на Астрахань.

В 1570 году приехали большие послы литовские Ян Кротошевский и Николай Тавлош. При переговорах начались опять споры о полоцких границах, насчет которых никак не могли согласиться. Тогда послы, чтоб облегчить дело, попросили позволения переговорить с самим царем и объявили, что ему особенно выгодно заключить мир. По решению русского царя было заключено перемирие на три года с оставлением всего, как было, с тем чтоб в эти три года окончательно решить вопрос о мире. Поэтому обе страны заключили в 1570 году трехлетнее перемирие. Для России это было несомненно большая удача в преддверии надвигавшихся на юге катастрофических событий.

Большое влияние на развитие Московского государства во второй половине XVI века стало оказывать резко усложнившееся внутриполитическая ситуация внутри страны. Прежде всего это было связано с началом ожесточённой междоусобицы. Этим страшным разрушительным бичём русского народа и особенно правящего класса русского государства.

Безудержное стремление, которое испытывал Иван Грозный к усилению личной власти и его методы борьбы с политическими противниками накладывали на все мероприятия в течение последних пяти лет, начиная с 1565 года, носили отпечаток деспотизма. Тем самым усиливалась и само самодержавие, и его деспотичные черты. Свою слабость, обусловленную неразвитостью государственного аппарата, власть пыталась компенсировать жестокостью.

И в то время, когда Иван Васильевич старался укреплять самодержавие, «избранная рада» проводила совершенно в другую политику. Конечно, государь не был слепым. Он чувствовал, что на Руси происходит, что то не ладное. Он замечал, что его политика искажается, преобразования тормозятся, благие начинания оборачиваются совсем не теми результатам. Многие его мероприятия встречали скрытое противодействие даже среди ближайшего окружения. Начатые дела силами боярства и чиновничества на разных уровнях просто саботировались и сводились на нет. Появились сомнения в искренности и компетентности приближенных.

Многим могущественным людям, обладавшим большой властью и богатствами не нравилась централизация России, курс на ликвидацию старых вольностей. Естественно, что у них были сильные союзники за границей, особенно в Польше, Бахчисарае и Риме. Царь имел данные и о том, что изменники есть в армии и в государственном аппарате, и они мешают развитию России, передают секретные данные противнику, саботируют важные начинания. Видимо, благодаря предателям польские войска смогли разгромить 26 января 1564 года в сражении при Уле армию Петра Шуйского, которая выступила из Полоцка.

Боярская оппозиция делала свои ходы. Опять же, исподволь. Она постепенно усиливалась, продвигая «своих» людей в Думу, ко двору. Под шумок реформ протаскивала законы, если не прямо, то косвенно урезающие власть государя. Постепенно политика «избранной рады» стала очень хорошо совпадать с западными пожеланиями. Но Иван Васильевич был уже не тем перепуганным, податливым отроком, как после московского пожара.

Царь получал информацию об их измене, но не мог покарать их законными методами, руки были связаны старыми порядками. Боярская дума своих не выдаст, прикроет. Царь начал предпринимать собственные меры, чтобы выправить такое положение, что и проявилось во второй полосе его преобразований. Поэтому пришлось отдать тайный приказ о ликвидации изменников. На руку временщикам сыграла и война, русский царь нуждался в поддержке бояр-военачальников, должен был прислушиваться к их мнениям. А на командные посты опять назначались ставленники «избранной рады», приобретая популярность в войсках.

В своём большинстве, находясь в различной степени родства с Рюриковичами или Гедеминовичами, московские бояре не могли признать и не признавали самодержавия. Царь Иван Грозный всё больше приходил к мнению, что на Руси будущая система управления в государстве должна основываться на установлении абсолютизма. Так как он прекрасно понимал, что время удельщины прошло вместе с его национальным государством, в некоторой степени похожим на западные королевства. Русское государство устремилось на всех скоростях к созданию многонациональной страны. И в нем решающее слово должно оставаться за верховным правителем.

При этом многие бояре имели крупные вотчины, а так же удельные многотысячные армии, сохраняя свою экономическую независимость. Тем самым представляя смертельную угрозу неограниченной власти царя. В этой непростой ситуации Иван Грозный стал тяготится относительной самостоятельностью удельных князей, в числе которых были его дяди: Юрий Иванович, Андрей Иванович, а также князья Воротынские, Бельские, Мстиславские.

Царь понимал острую необходимость в укреплении сильной самодержавной власти. Бояре со времен Древней Руси всегда служили помощниками князю в управлении государством, на войне и в хозяйственных вопросах. Они считалось главной опорой царя в принятии важных решений. Под руководством бояр создавался строй государства, его внутренние механизмы.

Но столкнувшись с неповиновением высшей знати, Иван IV пришел к мысли, что ему не одолеть их, пока они владеют огромными земельными богатствами. Он был намерен ограничить княжеское землевладение по примеру деда и отца. Новое Уложение категорически воспрещало молодым наследникам из княжеской среды продавать и менять старинные родовые земли. Выморочные княжеские владения, которые доставались прежде монастырям, теперь объявлены были исключительной собственностью казны. Братья и племянники умершего князя-вотчинника могли наследовать его земли лишь с разрешения царя.

Все княжеские вотчины, перешедшие в руки «иногородцев», подлежали теперь отчуждению в казну с известной компенсацией либо безвозмездно. Уложение четко очертило круг семей, на которые распространялось действие нового земельного закона. В этот круг входили некоторые удельные фамилии и вся суздальская знать. Ограничения не распространялись, однако, на крупнейших удельных владык, князей Старицких, Глинских, Бельских, Мстиславских, из чего следует, что земельная политика начала 60 годов не приобрела последовательного антиудельного характера.

Вполне естественно, что княжеская аристократия отнеслась к новым земельным законам резко враждебно. Они обвинили Грозного в истреблении суздальской знати и разграблении её богатств и недвижного имущества. Их гневные жалобы с очевидностью показали, сколь глубоко меры против княжеско-вотчинного землевладения задели интересы родовой знати. Бояре громко жаловались на нарушение старинных привилегий думы. Все это способствовало накалу страстей в высших эшелонах власти.

В ином положении оказались наследники родовой вотчины, не связанных родством с династией. При разделе княжества лучшую треть получил старший из наследников. Одновременно с удельными владыками гонениям подверглись великие бояре, которые были подлинными вершителями дел при Адашеве. Власти объявили опалу бывшему ближнему боярину князю Дмитрию Курлятеву, главному покровителю Сильвестра.

Адашев, Сильвестр, Курбский, хорошо изучившие нрав царя, не питали иллюзий относительно устойчивости своего положения. Временщики с возрастающей тревогой чувствовали, как под застывшей лавовой коркой малодушного страха закипает дикая ненависть к укротителям царской воли. Раз подчинив себе молодого царя Ивана с помощью страха, они уже не могли изменить модель воздействия на царя путем устрашения, даже вполне сознавая пагубность ее дальнейшей эксплуатации для своего будущего. Власть в их руках стала еще более весомой, но это обстоятельство только подстегивало недоверие царя, его болезненную ревность.

Участники Избранной рады сами дали повод государю усомниться в своей верности во время мартовских событий 1553 года. Царские советники извлекли максимум выгод из трагической смерти Димитрия. Но подобные «удачи» не могли подворачиваться бесконечно. Потому Сильвестр и Адашев так старались заполучить союзника в лице митрополита Макария. Макарий и царские советники оказались со временем повязаны друг с другом. Но разница их положения в том, что в то время как участники Избранной рады держатся на плаву за счет эксплуатации комплексов Ивана, митрополит, предстоятель церкви и лидер сплоченной иосифлянской партии. Тем более, что он был способен доходчиво донести до государя мысль о губительном самовластии советников. В союзе более нуждаются Сильвестр и Адашев, нежели Макарий, они зависят от митрополита, они вынуждены идти на уступки, и цена этих уступок очень велика.

Деятели Избранной рады слишком легко находили компромисс между убеждениями и целесообразностью, слишком легко выбирали между единомышленниками и теми, с кем выгодно было сотрудничать в данный момент. В конце концов, беспринципность обернулась прямым предательством. Согласившись на союз с иосифлянами, закрыв глаза на разгром нестяжательства, Адашев и его соратники выиграли для себя несколько лет политической активности, но их деятельность лишилась всякого позитивного смысла, превратившись в искусное, но бесцельное лавирование между Сциллой и Харибдой.

Избранная рада была обречена. Несколько лет спустя Макарий дождётся своего часа и с удовольствием подтолкнет в пропасть пошатнувшихся Адашева и Сильвестра. Но он успеет еще ужаснуться опричнине, учиненной его верным учеником Иоанном Васильевичем. Митрополит и Досифей Топорков на пороге смерти постараются образумить царя, когда-то внявшего их льстивым речам. Но всё было уже слишком поздно, машина смерти была запущена.

Отстранение от власти наиболее влиятельных лиц в государстве фактически привело к образованию боярской оппозиции. Лишенная возможности противодействовать произволу царя, аристократия все чаще обращала взоры в сторону Польско-Литовского государства и Крымского ханства, где шляхетские вольности были ограждены законами. Магнаты в Польше обладали могуществом, а королевская власть была выборной. Король не мог занять трон без согласия вельмож. Ну а крымский хан никогда не обладал полной и абсолютной властью.

Теперь сверхзадачей боярской оппозиции было свержение с престола Ивана IV и не допустить передачи царской власти по наследству. Наступление на “самодержавство” повела Избранная Рада, а также примыкавшее к ней часть боярства и связанное с ним дворянство. Удары по Апостольской Церкви и Православной вере наносили вновь ожившие еретики, в том числе и отдельные представители духовенства. Деятельность этих антирусских сил вдохновлял и стимулировал католический Запад и гнездившиеся в нем всевозможные секты.

Ради решения её враги самодержавного трона готовы были пойти на открытый мятеж. Российская аристократия как всегда рассчитывала на помощь западных соседей. Но ещё в большей мере ей приходилось полагаться на внутренние силы. Опалы ожесточали знать. Единственным выходом для нее была замена монарха. В качестве преемника царя все чаще называли его двоюродного брата князя Владимира Старицкого.

Тем более, что в течение многих лет главными соперниками Старицких при дворе были Захарьины. С удалением из столицы Сильвестра князь Владимир лишился самого влиятельного доброхота при дворе брата. Приход к власти Захарьиных знаменовал полное поражение Старицких. Захарьины были заклятыми врагами удельного князя. Теперь они были готовы возобновить интригу, неудачно кончившуюся во время династического кризиса в 1553 году.

Тем более, что армия мятежников росла и крепла не только внутри Московской Руси но и за её пределами. Многие знатные вельможи собрали в Литве и Польше немалую партию и хотели с оружием идти против своего царя. В организацию и подготовку этого государственного мятежа внесли свой вклад и западные соседи Руси, испытывавшие по отношению к русским и её Самодержцу великий страх и жгучую ненависть. Нити приготовляемого мятежа не обрывались в боярских дворах, а тянулись дальше, на запад, сходясь в Ватикане, во дворцах правителей западноевропейских государств и в руководящих центрах тайных обществ стран Западной Европы.

Помимо предательства среди приближённых к царю бояр, большое негативное воздействие на саму систему государственного развития страны оказывал как явный, так и скрытый саботаж основной массы высокопоставленных князей и бояр. Плотный строй родовой аристократии выстроившейся у царского трона и теснившейся к должностям, мешал государю выдвигать способных и талантливых людей низшего звания. Иван Грозный во второй половине XVI века был намерен опереться на «низы» служилого класса, собираясь создать кадровый резерв, расширить круг людей, годных для придворной службы из «тысячников». Но и из тех, кто уже занимал различные должности или имел возможности сделать себе карьеру предполагалось привлекать к государевой службе наиболее продвинутых и способных.

Ливонская война имела затяжной характер, что значительно осложнило внутриполитическую обстановку в России. Многие представители боярской знати были против неё. В среде бояр и дворян стало расти недовольство политикой Ивана IV, продолжением войны. Они в открытую высказывали свое недовольство. К ним присоединились и некоторые люди из ближайшего окружения царя. Но их происки мало что значили сами по себе. Трон Грозного зашатался вследствие внутреннего политического кризиса. Ситуацию усугубило то обстоятельство, что оппозиция рассчитывала получить военную помощь извне. Тем более, что измена высокопоставленных вельможей уже не дала Ивану Грозному быстро одолеть Ливонский орден и завершить эту кампанию, не дав вступить в боевые действия возможным союзникам неприятеля.

Так война с одним противником переросла в войну с рядом европейских государств, а по существу с Западной Европой, “а за ними император и вообще Германия”. Это произошло опять-таки по вине Избранной Рады и ее лидеров, Сильвестра и Адашева, предоставивших возможность Западу произвести, пользуясь перемирием, перегруппировку сил и поставить Россию перед необходимостью вести войну на несколько фронтов». Следует подчеркнуть, что “перемирие 1559 года было невыгодно для Русского государства. Ливонские феодалы получили совершенно необходимую им передышку.

В 1567 году царскими людьми были перехвачены «листы», отправленные польским королем Сигизмундом II Августом и «панами-радою» к знатнейшим московским боярам, возглавлявшим Боярскую думу, княэю И. Д. Бельскому, князю И. Ф. Мстиславскому, князю М. И. Воротынскому и И. П. Федорову. Последним предлагалось перейти на сторону литовского короля со всеми своими вотчинами и уговорить сделать то же самое других московских бояр. Для полного успеха Сигизмунд обещал помочь московским боярам и военными силами. Заговорщики решили использовать предстоящей осенью поход Ивана IV против Литвы и известили Сигизмунда, что, как только русские войска войдут в соприкосновение с литовскими, царь Иван будет схвачен и выдан королю. Главой заговора был виднейший боярин земщины И. П. Федоров, пользовавшийся большим влиянием. По возвращении из похода Иван IV энергично принялся за искоренение измены. Был казнен, прежде всего, глава заговора И. П. Федоров.

На допросе другой подозреваемый в заговоре, Бельский, во всем повинился и признал, что изменил государю. Несмотря на признание, следствие по делу Бельского скоро зашло в тупик. Слишком много высокопоставленных лиц оказались замешанными в заговоре. Нити измены тянулись в Белевское удельное княжество и, возможно, в другие более крупные уделы. В такой ситуации правительство сочло благоразумным вовсе прервать расследование.

Со временем измены уже представляли собой не только тайный, но и явный вид ведения войны против Ивана Грозного. И если Адашев и Сильвестр были уличены и посажены в темницы, то третий видный деятель Избранной Рады, князь Курбский, например, бежал за границу.

Это бегство вызвало особый резонанс в Московском государстве, так как предательство ближайшего друга царя и сподвижника, князя Курбского было отнюдь не рядовым событием. Князь бежал в апреле 1564 года к врагу, оставив в руках «тирана» жену и девятилетнего сына. Ему пришлось бежать из России из-за того, что он боялся царской опалы. В каком-то отношении это верно, только скорее не опалы, а разоблачения, поскольку Курбскому было, чего опасаться.

Ещё в январе 1563 года он установил тайную связь с литовской разведкой. Перед переходом на территорию неприятеля Курбский обменивается письмами с Радзивиллом, договаривается о получении им финансовой компенсации за предательство. Причем, напоследок выдает врагу секреты предстоящего русского наступления. Андрей Курбский оказывает услуги врагам России уже во время переговоров с ними, причем не бесплатно. Он продал свое Отечество, получив за предательство немалые деньги. Русско-литовскую границу беглец перешел с мешком золота, в котором звенели 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля.

Русского царя до основания потрясло бегство, заранее и долго планируемого, к Сигизмунду II Августу князя Андрея Курбского, близкого его друга и одного из лучших военачальников Московской Руси. Теперь крамолу на Руси Иван Грозный решает выжигать каленым железом. Потому как предупреждения уже не действовали и самый, казалось бы, верный и надежный друг, что вскрывало дознание, уже изначально являлся предателем. То же касается и всех иных членов Избранной Рады.

Перед нами предстаёт продавший душу дьяволу первый феодальный демократ на Руси, исторический предтеча нынешних российских демократов. Род Курбских выделился из ветви ярославских князей и всегда помнивший о своём славном прошлом. Курбские поддерживали в борьбе за престол не Василия III, а Дмитрия-внука, чем заслужили ещё большую нелюбовь московских правителей. Такое положение, безусловно, не соответствовало самому имени ярославского князя и сидело в его душе огромной занозой.

Но оставшиеся при власти члены упраздненной Избранной Рады вынуждены были перейти от легальной борьбы к борьбе нелегальной, воплотившейся в разного рода изменах. Так как жестокость наказания предателей была, вероятно, обусловлена не только родственными связями казненных, но и тем, что измены приобрели к середине 60 годов XVI столетия катастрофический для Русского царства характер.

Но последней каплей, переполнившей просто удивительнейшее многолетнее терпенье Ивана Грозного, явилось предательство именно им самим и поставленного, после смерти Макария, нового Митрополита Московского и всея Руси. Он был потрясён поведением митрополита, на верность которого рассчитывал. Да и как не рассчитывать на человека, которому много лет доверял как своему духовнику, которого долгие годы поддерживал и сделал, наконец, Митрополитом.

Ему стало понятно, что в церкви тоже было неладно. Некоторые иерархи вели какие-то закулисные дела с боярской оппозицией, выступали с ней единым фронтом. Оппозиция, таким образом, заметно усиливалась и приобретала новое качество наивысшей опасности. Иван Грозный окончательно понял, что без чрезвычайных мер ему не обойтись.

На публичное обличение со стороны митрополита Филиппа в связи с опричниной, царь ответил репрессиями в отношении митрополичьих бояр и слуг. Резкими нападками Филипп возбудил против себя многих опричников. Произошел раскол и среди высшего духовенства. Выяснилось, что на главенство в Церкви претендует архиепископ Новгородский Пимен. Имеются данные, что Пимен был близок к Владимиру Старицкому, близкому родственнику царя.

В конечном итоге подавляющее большинство высших иерархов, спасая свои вотчины, власть и жизнь, всё же встало на сторону царя. Филипп был осужден «собором» и Боярской думой, сослан в заточение в тверской Отрочь монастырь, а позднее умерщвлен. Через два дня после заседания собора, осудившего Филиппа Колычева, был казнен и Герман Полев, единственный из церковных иерархов, осмелившийся выступить в защиту низложенного митрополита.

Русская церковь в XV веке окончательно стала самостоятельной и на её отношения со светской властью извне никто уже не мог воздействовать. Наиболее дальновидные иерархи православной церкви стремились к укреплению великокняжеской власти и централизации государства как оплота самодержавия. Вместе с тем внутри страны авторитет церкви был значительно поколеблен из-за обострения социальных противоречий. Протест социальных низов общества чаще всего выражался в религиозной форме. Всегда в тяжёлые времена на Руси обездоленный и гонимый народ шёл в церковь, ища здесь защиты от произвола.

В годы опричнины остро встал вопрос о взаимоотношении государства и церкви. Среди духовенства продолжали соперничать между собой две группировки, это нестяжатели-заволжские старцы и осифляне. Если первые, объективно отражая интересы боярской оппозиции, резко выступали против опричнины, то вторые в целом поддерживали централизаторскую политику Ивана Грозного.

Ситуация усугублялась ещё и тем, что Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена опаснейшей ереси, подрывающей основы православной веры, Апостольской Церкви и, стало быть, зарождающегося самодержавия. Новый подъем еретического движения произошел в конце XV века в Новгороде и был связан с деятельностью приехавшего из Литвы еврея Скария. Эта ересь получила широкое распространение среди низшего новгородского духовенства. Самыми упорными гонителями еретиков стали архиепископ Новгорода Геннадий и видный церковный деятель, игумен и основатель Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий.

Так, в жарких спорах о жидовствующей ериси оппонентами иосифлян выступали так называемые нестяжатели во главе со старцем Кирилло-Белозерского монастыря Нилом Сорским. Нестяжатели считали, что с еретиками следует полемизировать, а не расправляться, и что подлинное служение церкви надо исполнять через аскетический образ жизни.

В церковной среде не было полного единства по отношению к еретикам. Эта война, продолжавшаяся почти целый век, создала в стране такую религиозно-политическую неустойчивость, которая угрожала самому существованию Русского государства. Сторонники ереси жидовствующих были высланы из Москвы, а в Новгороде их подвергли унизительной расправе.

Впрочем, и сама поддержка духовенством мероприятий правительства, направленных к укреплению централизованного государства, не была безоговорочна: осифляне оставались противниками всяких попыток ограничения роста монастырских земельных богатств. Опричнина стала своеобразной формой его защиты в церковных делах.

В мае 1566 года «за немощью велию» оставил свою перво святительскую кафедру и удалился в Чудов монастырь митрополит Афанасий. Те, кто обязан был повиноваться царю, приходят к нему с недовольством и неодобрением его политики, а во главе оппозиционных бояр оказывается Митрополит, пользующийся расположением и доверием государя. Вскоре он покинул перво святительский пост, добиваясь упразднения опричных порядков и для противодействия губительным деяниям государя с той твердостью, которую он продемонстрировал в дни утверждения опричнины. Каковы бы ни были истинные причины отставки митрополита, его уход выглядел как демонстративный шаг.

Летом 1569 года царь получил донос, что Новгород Великий, город, который всегда был под подозрением, задумал изменить, истинного царя извести, на его место посадить старицкого князя Владимира Андреевича и передаться под власть короля польского. Ведь в Новгороде сам воздух был пронизан воспоминаниями о былой независимости. Да и в политической структуре города сохранялись следы его прежнего самостоятельного положения. Донос, вероятно, исходил от близкого к старицкому двору новгородского помещика Петра Ивановича Волынского.

Страх перед боярским заговором не давал царю покоя. Тем более,что испытав на себе самодурство и властолюбие своих бояр, царь Иван счел их всех «изменниками» и, не довольствуясь опалами на отдельных лиц, задумал обезвредить все боярство. И тогда он решил опередить врагов. Так как введением опричнины преследовал цель уничтожить сепаратизм феодальной знати и стремился отнять всякую силу и значение у той княжеской аристократии, которая образовалась в Москве из потомства удельных князей и считала себя как бы соправительницей государя. Он осуществлял опричную политику, не останавливаясь ни перед какими мерами.

Не дожидаясь оправданий и каких либо опровержений, осенью 1569 года царь выступил в поход против русского города. По дороге к Новгороду опричники устроили кровавые погромы в Твери, Торжке. Погибло множество жителей, были уничтожены содержавшиеся там ливонские и литовские пленные. В январе 1570 года начался погром в Новгороде, продолжавшийся больше месяца. Погибло от трех-четырех тысяч человек.

В своем новом «дворе», куда он не пустил изменников-бояр, он получил силы и средства для действий против них. Он брал к себе в опричнину один за другим те города и уезды, в которых были старые удельные вотчины бояр-княжат, и применял к ним тот порядок, какой применялся Москвою в завоеванных областях, Новгороде, Пскове, Рязани. Опричнина была жестокою мерою, разорившей не только княжат, но и многих других людей, всех тех, кого насильственно переселяли с места на место, у кого отнимали вотчины и хозяйство. Сама по себе опричнина возбудила ненависть гонимых. Так как действия опричнины сопровождались ещё и чрезвычайными зверствами. В конечном итоге княжеская аристократия была разгромлена и унижена. Старые удельные вотчины бояр перешли к государю и были обменены на другие земли.

В ходе проведения опричнины 1565-1572 годов, русский царь старался укрепить собственную власть, авторитет которой был в весьма шатком положении. Связано это было с участившимися случаями измены, а также настроенности большинства бояр против действующего царя. Так как по мере усиления давления на бояр, не желавших покорно склонять головы перед царской волей, некоторые князья начали уезжать за границу и массово переходить на сторону врага.

Большую роль в начале в стране опричнины послужил проведённый в мае 1566 года Земский собор. Участники собора проявили не больше дальновидности, чем кремлевские чиновники, и высказались за продолжение междоусобной конфронтации. Созыв собора дал возможность представителям дворян и детей боярских встретиться и обнаружить общее негодование насилием, творимым над земщиной. Они решили воспользоваться случаем, чтобы потребовать от царя отмены опричнины, ссылаясь на свои заслуги перед государем. Более трехсот представителей земщины, в том числе и придворные царя, явились во дворец с протестом против бесчинств и злоупотреблений. Они демонстративно обратилась к Ивану Грозному с просьбой прекратить насилие опричников. Ответом русского царя и его окружения явились разные кары, от смертной казни до наказания кнутом.

Но антиправительственное выступление дворян в Москве произвело столь внушительное впечатление на руководство страны и иноземных послов, что царские дипломаты вынуждены были выступить со специальными разъяснениями за рубежом. И это тогда, когда на территории Западной Европы оппозицию, будь то религиозную или политическую, истребляли десятками тысяч, в течение одного дня. Двуличие этих правителей просто зашкаливает.

В феврале 1570 года Иван Грозный с своим опричным карательным отрядом прибыл в Москву. Следствие по делам об измене кончилось лишь к началу июля, захватив не только «земских», но и некоторых из опричных людей. Среди последних оказались такие близкие Грозному люди, как князь А. И. Вяземский и Басмановы. Их подвергли пыткам, публичному наказанию кнутом, затем сослали. В том же году они умерли. Их место заняли Малюта Скуратов и Василий Грязной. Казни продолжались весь 1570 год.

15 июля 1570 году состоялась публичная казнь более ста человек на Красной площади в Москве. Перед смертью людей подвергали нечеловеческим мучениям. Царские палачи их резали живьем на куски, варили в котлах. В качестве палачей орудовали и сам царь, и его двадцатишестилетний сын царевич Иван, и опричные бояре и воеводы. Но по злой иронии судьбы кое-кому из них через год-два пришлось тоже сложить головы на плахе. В этом же году были казнены глава Посольского приказа И. М. Висковатый, дьяки ряда важнейших земских приказов, Посольского, Поместного, Большого прихода и других, а также привезенные из Новгорода «опальные».

Иван, который прежде притворно обличал мнимые измены и угрозы, теперь в полной мере осознал масштаб недовольства своей политикой. Он начинает задумывается о том, на, что он может рассчитывать в случае, если события примут неблагоприятный оборот. Между тем в воздухе зримо сгущалась грозовая атмосфера. Весной литовцы попытались переманить на свою сторону могущественных бояр: конюшего Федорова и потомков литовских перебежчиков, Мстиславского, Воротынского, Бельского. Многие служилые москвичи бежали в Литву, где рассказывали им, что многие готовы последовать их примеру, так как «горей татар опритщина, што дей свою земля з собою режется, и тая деи опритщина бардзо землю Московскую пусту чинит…»

Хотя кандидаты в перебежчики сами сообщили государю о содержании присланных им писем, Иван грозный понимал, что литовцы небезосновательно полагали, что тирания государя способно подтолкнуть его подданных к измене. Сегодня бояре доложили о литовских предложениях ему и даже выдали гонца, но как поступят они завтра. Этот ответ для русского царя увы, остался без ответа. В конце концов, численность опричников возрастает до 6000.

Озлобление царя на неповиновения земского дворянства и высших кругов правящей элиты достигла к концу 70 годов наивысшей точки кипения. Москву ждала участь Новгорода, но разгром столицы совершенно подрывал бы экономику и безопасность страны, а значит, угрожал будущности самого царствования Ивана Грозного. Скорее всего, именно это соображение остановило царя и спасло столицу от опричной вакханалии.

Введение опричнины было обусловлено тем, что русскому царю пришлось бороться против разветвленного заговора, который пустил корни во многие поры русского общества. Особенно вовлечена в него была боярская верхушка и высшая московская служилая бюрократия. В этих условиях Царю Ивану требовался охранный корпус, не зараженный ересью. Именно опричнина становится в руках Царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад.

Но кровавая по своей сути опричнина, способствовала централизации государевой власти в крайне деспотической форме, но и покончила с остатками удельной системы и независимостью церкви. К великому сожалению опричные грабежи, убийства привели к полному разорению и обезлюдению Московской Руси, зафиксированному в переписных книгах и сравнимому с последствиями вражеского нашествия. Русь потеряла военное и экономическое могущество по сравнению с многочисленными алчными её соседями.

Сам того не осознавая Иван Грозный выводя крамолу из общества, вводил туда анархию, с её безнаказанностью и вседозволенностью. Оберегая себя от подлой измены со стороны близких соратников и военных, он основательно колебала самые основы государства. Репрессии направленные против воображаемой крамолы, к большому сожалению подготовляла действительную. А разорение и террор опричных лет захлестнувший страну, стали одними из главных причин того глубокого кризиса, который переживала Россия во второй половине XVI и начале XVII века, при этом усиливая социальную нестабильностью.

К сожалению приходится констатировать, что на территории Русского царства к 70 году XVI века сложились благоприятные условия для осуществления столь грандиозного похода крымской орды на Москву и её последующей разгром. Закат Рюриковичей ознаменовался глубочайшим политическим, хозяйственным и нравственным кризисом, потрясшим основы Русского государства и приведший в конечном итоге к катастрофе. Будучи неглупым политиком, Девлет-Гирей по полной воспользовался сложившейся удачной для себя ситуацией на Руси.

К великому сожалению каждая русская Смута всегда порождала следующую, передавая своеобразную эстафету до наших дней. Боярство, как и современная российская буржуазия, без зазрения совести продаст Родину и пойдёт на все преступления, лишь бы отстоять свою власть над народом и сохранить свои баснословные доходы.