Проклятый и кровавый XVI век для России был веком кровопролитной борьбы русского народа, отстоявшего своё право на существование, и государственную независимость в ходе многочисленных войн.
Основными проблемами, вставшие перед Россией в XVI веке, были проблемы балтийская, польско-литовская, а так же проблема Турция, Казани, Астрахани и Крыма. Решение этих глобальных проблем требовало много денег, сильного войска, развитых ремесел и неимоверного напряжения сил. Именно в этот непростой для Руси период появилось казачество, была создана русская регулярная армия, была отлажена её организация, стратегия и тактика, создано новое вооружение.
Основными стратегическими задачами русского войска на тот период были активная оборона границ страны от вражеских нападений, обеспечение возврата исконно русских земель, захваченных Литвой, Ливонией и Швецией, завоевание выходов к берегам Балтийского и Каспийского морей.
Взятие Казани и Астрахани Иваном IV в 1552-1554 году ознаменовало собой наступление нового этапа в развитии международных отношений в Восточной Европе. Успехи Московского государства на Востоке вызвали немедленную реакцию на Западе и Востоке. Дальнейшее усиление Москвы обеспокоило не только Турцию и Крымское ханство, но также Польшу и Литву, Ливонию и Швецию. Встревожились также Рим и Габсбурги, хотя до недавнего времени они, по существу, сотрудничали с Иваном IV.
Агрессивная политика Московского государства во второй половине XVI века, предпринятая Москвой на волне послеказанской эйфории, напрямую намекала правителям Крымской Орды, что и их, ждёт та же участь, что и казанцев и астраханцев. Это событие в свою очередь не могло не вылиться в масштабное, не имеющее аналогов в прошлом противостояние Москвы и Крыма. Девлет Гирей в ходе этой кровавой и ожесточённой войны определил дальнейшую судьбу не только России и Крыма, но но и всей Восточной Европы. Так как не война на Западных границах Московской Руси, а именно война разгоревшееся на бескрайних просторах «Дикого Поля» стала главной войной русского царя Ивана Васильевича Грозного.
Именно сюда, как гигантским пылесосом, втягивались все ресурсы Московской Руси, и здесь, на степной границе решалась судьба России как влиятельного игрока за столом европейской большой политике. Так как от поражения царских ратей в болотах Ливонии и в непроходимых лесах Белоруссии будущие молодого русского государство никак не менялось. А вот если бы крымский хан смог отнять у русских территорию всего Поволжья с городами Астраханью и Казанью, и при этом принудив к подчинению нагаев, то будущие Восточной Европы было бы совершенно трагично и не однозначно. Понятно, что при таких сложившихся обстоятельствах, борьба для обоих правителей приобретала бескомпромиссный характер. Она стала не просто повседневной реальностью, а подлинным кошмаром.
Именно с этого времени Девлет-Гирей осуществлял политику создания выгодной для Крыма и Порты расстановки сил в Восточной Европе. Эта политика предполагала как прямые атаки крымцев против Москвы, так и провоцирование выступлений против России её западных соседей. Так, если в начале 50 годов XVI века, в период максимальных успехов Ивана IV в Поволжье, Девлет-Гирей поддерживал союзные отношения с польским королем, то в 1557 году крымский хан изменил свои внешнеполитические установки в Восточной Европе. Тем самым Крым и Порта старались активизировать западную политику Ивана IV, пытались внушить ему мысль о том, что создалась выгодная международная обстановка для включения России в борьбу за Ливонию.
Однако этот зигзаг крымской политики был весьма кратковременным. Уже в конце 1558 года у границ Московского государства появилась стотысячная татарская орда во главе с царевичем Мухаммед-Гиреем, угрожая Рязани, Туле и Кашире. А весной 1560 года не только Крым, но и сама Османская империя демонстративно готовились к большой кампании против Русского государства.
С продолжением Ливонской войны международное положение России все более осложнялось и запутывалось. Попытка царя осенью 1567 года решительным ударом изменить ход войны в свою пользу закончилась безрезультатно. К тому же не удалось осуществить и планы русско-шведского союза.
К началу 70 годов XVI века, положение Русского государства на международной арене, становилось все более сложным. Ситуация коренным образом изменилась в худшую сторону после того, как Россия вступила в Ливонскую войну, целью которой было закрепление за Московской Русью выхода к Балтийскому морю. Хотя война, изначально складывавшаяся для русских успешно, в итоге вылилась в затяжной конфликт, с неясными для России результатами. На севере все сильнее ухудшались отношения со Швецией, а на юге активизировались турки и крымские татары.
Ко всем внутриполитическим перипетиям в государстве, связанными с тяжёлой и разорительной войной в Прибалтике, сюда ещё прибавилось и другие катастрофические катаклизмы обрушившиеся на русскую землю. В конце шестидесятых годов XVI века Россия пережила большой неурожай. Народ массово умирал от голода. Следом за голодом страну стала опустошать чума, что в свою очередь значительно повлияло на военно-экономическое могущество государства. Разногласия между царем Иваном IV и правящей элитой царства, за которые сам царь был более ответственен, чем кто-либо другой, стали особенно опасными для России, поскольку они имели место в период участия Москвы в войне с могущественным противником Великим княжеством Литовским, поддерживаемым Крымом.
На протяжении второй половины XVI века Московское государство и Крым противостояли друг другу, как противники, находившиеся между собой в открытой борьбе, лишь по временам затихавшей. Но, начиная с 1567 года нашествия крымских татар стали следовать одно за другим. Так как у крымского хана было политико-комерческое соглашение с королем Сигизмундом. Оно предусматривало выплату королем значительных сумм в обмен на удары орды по территории общего врага, московского царя. О походе крымского хана знали сторонники внешнего вмешательства в Москве и сделали все, чтобы крымчаки нанесли максимальной ущерб России. Но три предыдущих года, ознаменовавшиеся постепенным нарастанием военного давления на Москву со стороны татар, тем не менее не привели к достижению желаемой для крымского хана цели.
Но в начале 1571 года польский король Сигизмунд-Август своими богатыми подарками сумел окончательно склонить Девлет-Гирея к большому походу на Московскую Русь. Тем более, что он сам постоянно подвергался колоссальному давлению со стороны «казанской партии» при своем дворе, а так же «партии войны» при дворе Селима III, опасаясь утратить авторитет среди ногайских мурз, не говоря уже о черкесских князьях и мятежных «казанских людей», которые возлагали свои надежды на освобождение из-под власти московского царя именно с Девлет-Гиреемь. Крымский хан все больше и больше склонялся к тому, чтобы прервать дипломатические контакты с русскими выступить в поход. Только так, одним решительным ударом он мог разрубить запутавшийся до предела клубок неразрешимых противоречий с Московской Русью.
Тем более, что основная часть русских сил в это время была задействована в Ливонской войне с теми же поляками. Видимо, помимо этого, у крымского хана появилась и другая причина поторопиться. Так как в это же время царь и его советники решили реформировать систему обороны южных границ и создать новую засечную черту с рядом крепостей. Что существенно могло осложнить существование самого Крымского ханства.
Московское государство защищалось от крымско-татарских и ногайских набегов укрепленными линиями, образованными цепочками больших и малых городов-крепостей-"засечными чертами". Обычно это были стометровые полосы поваленных верхушками на юг деревьев, укрепленных валами. По всей черте находились дозорные вышки и укрепленные пункты-остроги. В опасных местах укрепленные крепости были построены в несколько линий между Тулой и Веневом, между Белевом и Лихвином, между Белевом и Перемышлем. Укрепления были обращены на восток, юг и запад.
Эти пограничные крепости с военными поселениями детей боярских, переведенных туда из центральных областей страны, стали опорными пунктами при борьбе с татарскими набегами. Постепенно города-крепости становились промышленными и земледельческими центрами, вокруг которых расселялось русское население, приходящее из центральных областей России.
Но не имея возможности уничтожить Крымское ханство, московское правительство, организует все новые и новые пограничные линии, значительно сокращая районы татарских набегов. Тем самым постепенно занимая южные степи, что подготавливало в недалёком будущем окончательное покорение Крыма. Однако все эти укрепления будут бесполезны, если они не будут заняты войсками. А этого в 1571 году не произошло в виду отсутствия войск на южных окраинах Московского государства. Основная масса войск была в это время в Ливонии. Потому важнейшей задачей, которую должно было решить русское командование, это правильное распределение тех мизерных сил, которыми располагало Русское государство накануне набега крымской орды под командованием Девлет-Гирея..
Но созданная в предыдущие десятилетия достаточно эффективная система обороны южных рубежей, оказалась в значительной степени ослаблена отсутствием больших масс войск, чем естественно воспользовался крымский хан. Так как страна была истощена многолетней войной, по существу, с того момента, как Иван IV начал свою казанскую эпопею, Россия мира не знала. Надо было срочно изыскать людей, лошадей, деньги, провиант, фураж, всё, что необходимо для ведения войны. Но с с каждым годом это становилось осуществить становилось все сложнее и сложнее. К этому необходимо добавить еще и последствия не только вторжения татар, но также голода, засухи и чумы, что опустошало Русскую землю в предыдущие годы. В начале 1570 года татары напали на окраины Рязанской земли, но были отогнаны воеводой Дмитрием Хворостининым. А в конце того же года татарва совершили набег на Новосиль.
Иван Грозный полагал, что, продолжая дипломатическую игру, у него появится есть шанс избежать большого турецко-татарского похода на Русь. Определенные надежды возлагались им на новое посольство в Стамбул, отправленное в начале апреля 1571 года. Не стал Иван Грозный и задерживаться с отправкой своего гонца в Крым, рассчитывая продолжением дипломатической переписки оттянуть наступление «момента истины».
Но, возлагая надежды на возможность дипломатического урегулирования конфликта, в Москве все же осознавали, что вероятность неприятельского вторжения все равно остается весьма высокой, и потому интенсивно готовились к новой, весенне-летней кампании 1571 года.
Наконец, в том же 1569 году произошло еще оно событие, неблагоприятно отразившееся на международных позициях России. 1 июля в Люблине было заключено соглашение об объединении Польши и Великого княжества Литовского в одно государство, Речь Посполитую двух народов. Это означало, что в попытки решения балтийского вопроса в прямой конфронтации с этим государством терялся всякий смысл продолжения этой войны.
После образования польско-литовского государства резко обострилась военно-политическая ситуация в Восточной Европе, где на долгие годы происходит процесс доминирования этого мерзлотного государства в славянском мире. Если посмотреть на многовековые изменения политической карты Европы, то мы увидим не прекращающие переползание Польши, как огромного слизня, с запада на восток. По сравнению с польским, немецкий «натиск на восток» выглядит гораздо бледнее, тем более, что он зачастую проходил при прямом содействии польских властителей.
На протяжении столетий Польша поглощала земли своего русского соседа на востоке, пользуясь резким ослаблением государственной власти или внешней агрессией кровожадных степняков. При этом, как правило мирно сдавая свои собственные земли немецким соседям на западе, севере и юге. Выдавливаемая или ассимилируемая немцами польская народность, постепенно перетекала вслед за польской шляхтой на восток, на земли восточных славян, растоптанных походами азиатских кочевников и литовцев-язычников.
Политические интересы польской короны и экономические интересы спесивой шляхты определяли русское направление польской экспансии. В экспансии были заинтересованы и «божьи слуги», упёртые и фанатичные ксендзы, получавшие богатые имения в каждом новом епископстве, созданном на востоке. Тем более, что их продвижение активно стимулировал Ватикан, ведущий не прекращающуюся борьбу с православием.
По мнению поляков, Запад, это был центр мирового культурного круга, а Польша является форпостом, который век за веком борется против восточной тирании, выползающего из лесов и степей Евразии.
Тем более, что польско-литовская элита видела в стремление русского царя возвратить русских земель под власть московских рюриковичей, смертельную опасность для себя и всеми силами пытались остановить это. Наврятли это могло понравиться русскому царю стремящемуся восстановить сильное русское государства за счёт территорий Польши и Литвы. Ведь их территории включали в себя большую часть земель древнерусского государства, причем наиболее теплых, плодородных, с отличными естественными коммуникациями.
Польско-литолвские правящие круги прилагали неимоверные усилия, выраженные в огромных средствах выделяемых на подкуп, чтобы наладить союзническим отношения с Крымом и Турцией ради высвобождения рук для борьбы с Московским государством. Их не волнует, что вектор турецкой агрессии все более разворачивается от Балкан и Ближнего востока в сторону Восточной Европы. Даже учитывая отдельные антитатарские вылазки, католическая Польша в течение всего XVI века старается поддерживать мирные отношения с Османской империей и Крымским ханством.
Результатом такого мира была постоянная выплата крымской дани и слабая неорганизованная оборона против крымских татар, которые продолжали разорять польско-литовские земли при любой политике. Примером том услужат события происшедшие в феврале 1558 года, когда двадцатитысячное крымско-татарское войско, во главе с калгой, прошлось по Брацлавскому воеводству, Волыни и Подолии, захватив там, не много не мало, сорок тысяч пленников. Но это никак не волновало правящие круги в Варшаве и Вильно. так как там проживали русские. А это быдло поляки никогда не жалели
Иван Грозный, прервав отношения с Крымом, послал грамоту и послов польскому королю Сигизмунду II Августу. Послы предложили полякам вечный мир и союз против Крымского ханства, а также сообщили, что собрано большое московское войско для похода на Крым. Однако в Москве в этот раз не учли одну маленькую деталь. Польский король хотел войны с Москвой, а не с Крымом. Сигизмунд II Август отверг договор с царем Иваном IV и возобновил союз с Крымом, направленный против Москвы. Стало ясно, что для польского короля борьба против московитов гораздо важнее, чем защиты подданных от татарского разорение и плена.
Своего рода высшей точкой польско-турецко-крымской «дружбы» в XVI столетии будет восшествие на католический престол дичайшего русофоба и врага всего православия Стефана Батория, турецкого ставленника из османской Трансильвании. Новый король начнет свое правление с казни казацкого атамана Ивана Подковы, сильно доставшего турок. Достаточно симптоматично, что при власти турецкого ставленника, в Польше на полный ход пойдет католическая реакция. Баторий станет покровительствовать иезуитам, а иезуиты, получившие громадные имения, поддержат теорию шляхетской «золотой вольности». Получив карт-бланш от короля и шляхты, иезуиты будут захватывать университеты, сжигать неугодные им православные книги, уничтожать религиозных врагов, раздувать антисемитизм и захватывать православные церкви, затем начнется настоящий крестовый похода на западнорусское православие, которое приведут под конвоем к унии с католичеством в 1596 году. Предав веру предков эти иуды «западенцы» лягут под паскудных пшеков, став на веки вечная врагами всего православия.
Стремясь обезопасить себя в преддверии крупномасштабных набегов татар на Русское царство, в 1570 году Иван IV посадил в Ливонии в качестве своего вассала датского принца Магнуса, который с помощью русского войска совершил поход под Ревель. После чего с Речью Посполитой было заключено трехлетнее перемирие. Однако король польский, заключив перемирие с Иваном IV, по прежнему неустанно побуждает Девлет-Гирея к совершению нападения на Москву. Тем самым преследуя одну единственную цель, это резко ослабить военного могущества Московского царства, а через три года он мечтал возобновить войны за Ливонское наследство.
Мирный договор между Польшей и Крымским ханством последовал за чередой крымских набегов на польские земли в 1566–1568 году, которые польский король также простил со всем великодушием. Других врагов, кроме Москвы, польский король иметь не желал. Ну, а это была плата ненасытным кочевникам за право быть другом и союзником кровавым крымским ханам.
Но со своей стороны, Великое княжество Литовское тяжело страдавшее от длительной войны и морового поветрия, тоже желало мира. В итоге в начале июля 1570 года в Москве был заключен договор о трехлетнем перемирии между Россией и Речью Посполитой. Хотя по этому договору земли в Ливонии, в частности, в нижнем течении Западной Двины, занятые литовскими войсками, оставались на время действия договора за Речью Посполитой. Благодаря этому перемирию русские власти получали запас времени, чтобы переломить создавшуюся неблагоприятную военно-политическую ситуацию как в Прибалтике и особенно на юге, где резко возросла опасность крупномасштабной военной экспансии со стороны крымско-турецкого союза.
Теперь когда главная опасность стала грозить Московской Руси из Константинополя, так как было тяжело при войне с Ливонским орденом, и при отсутствии постоянного войска, держать рать на берегах Оки против хана, то еще тяжелее было держать другие многочисленные полки в отдаленной Астрахани. Причем малейший успех турок в низовьях Волги служил знаком к восстанию недовольных русскими, во всём Поволжье.
Соглашаясь давать Крымской Орде поминки, царь в 1570 году отправил посла Новосильцева в Константинополь под предлогом поздравления Селима с восшествием на престол. Русский посол должен был напомнить султану о прежних приятельских отношениях предшественников его к предшественникам Иоанновым и, главное, внушить, что магометанство не терпит никакого притеснения в новых владениях московских, завоеванных у татар. Рассказавшие о казанских делах при Иване III, Василии, Иване IV, русский посол, говорил султану: "Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил.
Но благоприятного ответа из Стамбула так и не было, так как султан так же требовал Казани, Астрахани. Между тем вести о неприязненных намерениях султана и хана продолжали приходить в Москву, от их агентов. А в Стамбуле дипломаты и агенты Сигизмунда, папы, императора действовали через подкупленных вельмож. Султана убеждали, что самое время напасть на русских, увязших на западе. Так как уничтожение Москвы воспринималось в Стамбуле как месть московскому царю Ивану Грозному за уничтожение Казани и Астрахани.
В отличие от событий полувековой давности, когда Мухаммед-Гирей точно так же собирался в поход на Москву, Селим II, не дав прямого разрешения относительно похода крымского хана против русских, отметил, что он не возражает против такого мероприятия. Таким образом турецкий султан давал Девлет Гирею карт-бланш на любые действия направленные на защиту ислама в Восточной Европе. Между тем продолжение контактов Москвы со Стамбулом через голову Девлет-Гирея, вызывало у него крайнее раздражение и большое недовольство, что только углубило пропасть в отношениях между Иваном Грозным и крымским ханом.
В свою очередь, в Стамбуле были прекрасно осведомлены о планах Римской империи, что была в союзе с Папой, привлечь к своей антиисламской коалиции могущественное Московское государство. Исходя из этого, османскому падишаху было совершенно не безразлично предполагаемое Крымским ханством мероприятие против Москвы. Оно нашло у него самое благоприятное одобрение.
Тем более, что «истинные католики» Сигизмунд II и его советник Миколай Радзивилл Чёрный небыли сторонниками предполагаемого антитатарского союза. Напротив, польско-литовские короли исходили из того, что отношения с Крымом на данном этапе времени, надо всячески укреплять и развивать. Исходя из этого, Крым и Речь Посполита усердно раздували пожар новой войны в Восточной Европе. И сдержать её было некому.
Именно это преподлючие государство, претендовавшее на захват всех русских земель и уже к тому времени нагло оттяпавшая у русских то, что теперь стало Украиной и Белоруссией, стремилась подчинить себе не только Малую и Белую Русь, но и Великую Русь А объединившись за два года до этого с Польшей, Литва как часть Речи Посполитой стала частью самого мощного государства в тогдашней Европе.
Угроза, нависшая над страной, вынудила московских бояр принять экстренные меры. Казалось, что в Москве всё было предусмотрено и подготовлено для встречи с погаными на “Окских рубежах”. Русская армия имела неоспоримые козыри, такие как многочисленная и хорошо обученная пехота, вооружённая артиллерией и пищалями. Царские воеводы могли быть достаточно уверенными на успех в предстоящей войне.
Но русская армия готовясь к очередному сражению, пребывала к сожалению в раздробленном состоянии. Значительная часть русских войск в это время занята была войной в Ливонии, да и поредели полки Ивана IV после многолетней войны на два фронта. К тому же командование вооруженными силами Московского государства децентрализовано: отдельные воеводы у опричного корпуса, отдельные у земской рати. Координация действий земской и опричной половин армии была совершенно затруднена. К тому же Московское государство было ослаблено, так как страну вот уже несколько лет терзает моровая чума, а два года засухи привели к массовому голоду. Людей, которых можно поставить в строй, катастрофически стало не хватать.
Одновременно на «берегу» разворачивался «большой» 5 полковый разряд, численностью в 50 тысяч человек, во главе которого был поставлен воевода князь И. Бельский, человек в русской военной иерархии того времени первый. Полк правой руки возглавлял не менее знатный и родовитый воевода, князь И. Мстиславский, тогда как полк передовой, ветеран степных кампаний князь М. Воротынский. Причем воеводам было дано указание царём, держаться оборонительных планов и в случае прихода татар в окраинные города «за реку не ходить». Царь выступил с 6 тысячным отрядом опричниками в Серпухов. На тот момент Русское государство сколько-нибудь значительного численного преимущества над русскими татары не имело.
Главными опорными пунктами-крепостями на укрепленной засечной черте, защищавшей южные границы Московского государства и охранявшей почти все переправы через Оку, были Таруса, Серпухов, Кашира и Коломна. Крепости имели постоянные военные гарнизоны. Передовой полк постоянно находился в Калуге. Большой гарнизон находился и в Тарусской крепости, выстроенной в виде земляного укрепления с деревянными башнями. Глубокий ров с водой соединял под крепостью реки Тарусу и Оку. В Кашире стоял и татарский гарнизон "московских служебников", хорошо знавших тактику татарских набегов, что позволяло уверенно защищать пограничные земли и город.
Провал Астраханского похода и набегов на русское порубежье в 70 году не смутил крымского хана. Девлет-Гирей очень сильно мечтал о восстановлении Казанского и Астраханского юрта и славе покорителя Русского государства. Он люто ненавидел русского царя, так как периодически подвергаясь активному воздействию со стороны «партии войны», тем более опасаясь утратить авторитет среди своих алчных и кровожадных мурз и князей, не говоря уже о основной массе простых кочевников, вечно голодных. Он не имел иного выхода, кроме как предпринять большой поход на Русь и привести домой большую добычу.
Отправленное в конце 1570 года с гонцом в Москву ханское послание выглядело несколько необычно. Хан предлагал немедленно осуществить размен послов. Вопрос о присылке новых послов не ставился. Все спорные вопросы, в том числе о «поминках» и даже об Астрахани обходились молчанием. Отсутствие в грамоте всякого упоминания о крымских притязаниях показывало, что хан не счел нужным говорить о старых притязаниях. В случае успеха своего предприятия он намеревался предъявить новые.
В глазах опытных политиков в Москве, главную угрозу для России по прежнему представляли степные кочевники. Многовековой опыт подтверждал такую оценку. В России не забыли о крымском нападении на Москву в 1521 году, когда Василий III обязался возобновить выплату дани Орде. Обе стороны готовились к решающему столкновению. Но походе крымского хана знали многочисленные сторонники внешнего вмешательства в Москве и сделали всё, чтобы крымчаки нанесли максимальной ущерб Московской Руси.
Иван Грозный, демонстрируя видимость пойти на уступки, тянул время, пока его дипломаты искали способы эффективно воздействовать на Девлет-Гирея. Сам же крымский хан к концу 1570 года все больше и больше склонялся к тому, чтобы прервать дипломатические контакты с московским царём, так как он был достаточно информирован от своих агентов и многочисленных перебежчиков о реально бедственном положение дел в Московском княжестве.
Хану было достаточно хорошо известно, что в стране наступил голод и свирепствует чума, что царь Иван безжалостно расправляется с самыми толковыми воеводами. Наглядным примером здесь служила судьба Данилы Адашева, поскольку гроза крымских татар сложил свою голову на плахе. Да и внешнеполитическая обстановка складывалась для Девлет-Гирея очень удачно. Ливонская война была в самом разгаре, лучшие русские полки воевали на западе, и крымские военачальники понимали, что лучшего момента для вторжения может и не быть.
В конечном итоге, крымский хан, убедившись в том, что все прежние попытки вынудить Ивана пойти на желаемые Крыму уступки оказались безуспешными, решил продемонстрировать своему партнеру свою силу и после чего вновь вернуться к обсуждению интересующих Бахчисарай проблем. В этот раз Девлет-Гирей заручившись поддержкой турецкого султана Селима II и нейтралитетом Речи Посполитой, принимает решение совершить широкомасштабный поход на Московскую Русь. Так как татарам на пути к Москве предстояло преодолеть две линии русской обороны, занятых большой ратью, то сам поход на первых порах не носил характера решающего удара, долженствовавшего раз и навсегда расставить все точки в русско-крымских отношениях.
В его планах предполагалось не двигать всю Орду на Москву, на встречу изготовившиеся к бою царскими полками, а обойти их неприступные позиции с Запада, и нанести удар по столице Русского государства. При этом он предполагал совершить перехват отступающих от береговой линии к Москве русских полков и разгромить их на марше.
Весной 1571 года, на реке Альма, Девлет-Гирей собрал военный совет, на котором было принято окончательное решение идти походом на московского царя. 5 апреля хан двинулся с Альмы к Перекопу, выйдя за который, он присоединил к своему войску ногаев, кочевавших в таврических степях. В начале мае 1571 года хан вышел в степь за Перекоп, где к нему присоединились Большями Малая Ногайские орды, признавшие его власть. На стороне крымчаков выступили и отряды черкесов князя Темрюк, отца умершей в 1569 году царицы Марьи Темрюковны. Численность собранной для набега орды в 1571 году, примерно соответствовало прошлогодним прогнозам пограничной стражи, в 40 тысяч сабель. Это дало основание крымскому хану объявить священную войну против русских.
Крымский хан знал о немногочисленности русских полков, которые были сосредоточены на «перелазах» через реку Оку у Коломны и Серпухова. Девлет-Гирей рассчитывал прежде всего, не вступая в бой с главными силами русского войска, ополониться и компенсировать тем самым долгое отсутствие в Крыму «поминок» как из Москвы, так и из Вильно. Первоначально крымский хан собирался ограничиться разорением козельской земли, но потом решил изменить ранее разработанный план и ударить по Москве. При этом основательно разграбить многолюдные московские окрестности, взять большой полон и несметные сокровища московского боярства. Это стало возможным после того, как в его лагере объявился перебежчик с очень важными вестями.
У Молочных Вод Девлет-Гирей встретил несколько перебежчиков, в том числе некоего предателя-иуду Башуя Сумарокова, бежавшего из Галича в турецкий Азов. Очевидно, Сумароков был помещиком, насильно переселенным из взятого в опричнину Галича на земские земли в верховьях Дона, да и не смог прижился там, уйдя в последствии к татарам. Этот человек сообщил хану, что «на Москве и во всех городах по два года была великая засуха приведшая к неурожаю, и связанной с этим эпидемии чумы. В ходе этих катаклизмов умерло много людей и особенно ратников, находящихся на службе полках, а многих людей государь казнил в своей опале, а государь де живет в слободе, покинув Москву. Было видно, что перебежчик выбрал удачное время для приглашения московского хана в Москву, так как большая часть русского войска воевала в это время вместе с Магнусом в Ливонии.
Крымские татары перешли границу южнее Болхова и сделали остановку на Злынском поле, что вблизи Орла. Здесь к хану, запыхиваясь от бега и задыхаясь от пыли, явилась уже целая группа высокопоставленных русских перебежчиков, во главе с иудой, Кудеяром Тишенковым. Он, как и Сумароков, убеждали хана, что основные военные силы находятся в Ливонии, а сам царь на данный момент прибывает в Серпухове с небольшим опричным войском, и надо идти татарам срочно на Москву, где «по два года была меженина великая и мор великой… многие люди вымерли, а иных многих людей государь в своей опале побил».
Сын боярский из севрюков, Тишенков, обещал хану провести крымское войско через неохраняемые «перелазы» в верховьях реки Жиздры, там, где еще не ходило крымское войско. По таким дорогам, на которых не будет русских войск: «А будет-де, государь, тебе до Москвы встреча… и ты-де, государь, вели меня казнить». Столь дружный хор изменнических голосов придал Дeвлет-Гирею смелости. Впервые за всю историю разбойных набегов крымцев на русские земли орда устремилась прямо на столицу Московского государства.
Междоусобная борьба и последовавший за ней произвол посеяли семена раздора и ненависти среди всех слоёв населения, давшие обильные всходы. Ни одна военная кампания не знала такого числа перебежчиков, как кампания, последовавшая за новгородским погромом и московскими казнями. Она привела не только к хозяйственному, но и глубокому нравственному кризису общества. Русский царь своими поступками научил народ не останавливаться в выборе средств для достижения своих целей. Теперь они были готовы отдать на растерзание своих соотечественников, население большинства русских городов, да и даже страну в надежде, что татары уничтожат Ивана и его ненавистный режим, что даст им возможность поставить у власти своего человека. Ни одна военная кампания не знала такого числа перебежчиков, как кампания 1571 года.
По их поганому мнению, татары должны были способствовать гибели Ивана Грозного и прекращению опричного кошмара. Во всяком случае, ими двигали не страх, они сами являлись к хану, ненависть и боль толкали их на предательство. «..Каково тем, у кого мужей и отцов различной смертью побили неправедно», гневно восклицал сбежавший в Литву пятью годами ранее стрелецкий голова Тимофей Тетерин.
Девлет-Гирей сумел поднять всю крымскую орду, к которой присоединились ногайцы, черкесы и вскоре массы всадников покатились в набег. Перейдя Оку через Быстрый брод, крымская армия двинулась к Болхову и Козельску не встречая русских войск. Не распуская свое войско для загона, не осаждая города, он миновали Козельск, переправился в брод через Жиздру под Перемышлем, а затем форсировал Угру западнее Калуги. Переправившись через Угру, эту последнюю преграду на пути татарских полков на пути к русской столице, Девлет-Гирей бросил часть своей конницы на Серпухов, рассчитывая нанести удар во фланг и тыл русским полкам стоявшим здесь, и попытаться захватить в плен царя, а сам с главными силами устремился на северо-восток, к Москве.
Подлые предатели вывели крымцев к Кромам. Достигнув района Кром, хан форсировал здесь Оку, и оттуда он со своей ордой стремительно двинулся по Пахнутцевой дороге на север, к Волхову. Под продолжительный свист, на русскую землю вырвалась большой орда конных татар, размахивая кривыми саблями и дико вопя. Повсюду ударили в набат. Призывный звон колокола прокатился над нивами над русской равниной. Но колокола звонили недолго. Вскоре запылали многочисленные сёла, подожженное татарвой со всех сторон. Никто не мог ни убежать, ни спрятаться. Оставшихся в избах выкуривали дымом. Мужиков, женщин и детей со скрученными назад руками татары согнали в огромные кучи. Дряхлых стариков и старух татары не брали, так как их просто убивали. Вскоре русских невольников под охраной небольших отрядов всадников погнали в Крым.
Обычно эффективная московская разведка, на сей раз преступно бездействовала. Разведку должен был вести передовой полк, воеводами в нем были Михаил Темрюкович и Темкин-Ростовский. Но они своими обязанностями пренебрегли. Михаил Темрюкович, глава опричной Думы, вел себя высокомерно, главнокомандующий Бельский был ему не указ.
К большому сожалению, чрезвычайная бдительность пограничной стражи в течение многих лет, вызвала раздражение русского царя, так как те по его мнению она преувеличили размер опасности. Теперь сторожевые разъезды боялись проявлять служебное рвение и несли службу спустя рукава. Потом Иван примется наказывать воевод за то, что они не смоли выяснить расположение и численность татарской орды, но будет поздно. Увы, ему было трудно угодить, так как в этот период ему всюду мерещилось предательство и измена.
По пути в Серпухов, разгневанный этим обстоятельством царь приказал казнить воеводу Передового полка князя Михаила Черкасского, сына князя Темрюка. Вряд ли это убийство было просто местью или мерой предосторожности. Участник похода немец-опричник Генрих Штаден определенно говорит о том, что князь Михаил Черкасский вошел в изменнические сношения с ханом.
Этот обходной манёвр стал для русского командования полной неожиданностью, он застал русских воевод на берегу врасплох. Предатели, которые вели ханское войско, явно имели сведения о новой организации станичной и сторожевой службы с самых московских верхов. Так как до недавней реорганизации в этом районе было пять сторожевых станиц, после неё осталась одна. Когда внезапной атакой противник разгромил отряд царских опричников воеводы Я. Волынского. Только тогда Иван IV узнал об опасном прорыве вражеского войска и приближении татар к его стану.
Когда первые известия о начале похода Девлет-Гирея были получены в русской столице, они привели в действие московскую военную машину. 16 мая Иван Грозный выступил с опричным войском, насчитывавшим, по его словам, 6 тысяч воинов, на «берег». В свою очередь полки численностью в 50 тысяч человек на берегу и на «окрайне» были приведены в готовность. Казалось, русским командованием были предприняты все необходимые меры для того, чтобы планы крымского хана были сорваны и сил для этого было выделено предостаточно. Но к сожалению, всё это пошло прахом и подвело страну к катастрофе.
В мае земские воеводы князья Бельский, Мстиславский, Воротынский, бояре Морозов и Шереметев заняли, по обыкновению, берега Оки. Иван прибыл к ним на помощь с опричным войском. Русский царь и его ратники ждали врага под Серпуховом и Коломной, где были самые удобные переправы, прикрывая Москву с юга. Но орда всё не появлялась. Этот шаг Девлет- Гирея застал русских воевод на берегу врасплох. Судя по всему, они полагали, что он будет идти, как обычно, Муравским шляхом и выйдет к Оке где-то между Серпуховым и Коломной. А в то время крымский хан, по совету предателя Тишенкова, начал форсировать Оку западнее, пытаясь обойти русских с фланга. Татары сумели беспрепятственно переправится через Оку по многим бродам и переправам.
Не распуская свое войско для захвата ясыря, Девлет-Гирей миновал Козельск, переправился через указанные предателями броды реки Жиздры под Перемышлем, а затем форсировал Угру западнее Калуги. Переправившись через Угру, эту последнюю преграду на пути татарских полков на пути к русской столице, Девлет-Гирей бросил часть своей конницы на Серпухов, рассчитывая нанести удар во фланг русским полкам, стоявшим здесь, а сам с главными силами устремился на северо-восток, к Москве.
И когда хан свернул на пахнутцову дорогу, русское командование его на время потеряли из виду. В русском стане даже распространились слухи о том, что он, как и осенью минувшего года, ушел обратно в Поле. Но татары появились под Калугой. Эта новость прогремела, словно гром среди ясного неба для царя и воевод. Еще хуже было то, что опричное и земское войска оказались отрезанными друг от друга. Неприятель преодолел «пояс Пречистой Богородицы» и обходил русские полки с тыла, эта весть вызвала смятение и растерянность среди русского командования.
Девлелет-Гирей отдал приказ выдвинутся северу от Серпухова и отрезать русское войско от Москвы. Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей успели-таки, соединившись у Коломны, сесть на хвост русской рати. Впору русскимнадо было останавливаться и принимать бой. Но князь Бельский приказал обозу уходить по лесным дорогам к Ярославлю и далее к Вологде, сам с конниками же понесся к Москве. Одна мысль владела им, это успеть поджечь посад, чтобы не смогли татары с ходу ворваться в Кремль.
Судя по всему, татары существенно опережали русских в развертывании и скорости передвижения. В отличие от русских, Девлет-Гирей держал свое войско в кулаке, тогда как русская рать оказалась, как и в 1521 году, растянута вдоль Оки от Серпухова до Коломны и не успевала сконцентрироваться для сражения на «берегу». Так неудачные действия русских полков на степной границе на начальном этапе, в дальнейшем обернулись настоящей катастрофой.
Появившись как всегда внезапно, и с неожиданного направления, татарва обошла серпуховские и приокские укрепления, где находилось опричное войско, с запада и оказались в тылу земской армии, стоявшей на берегу Оки и стремительно выйдя на Серпуховской тракт двинулись на Москву. В это время столица осталась без войска, без воевод и вообще без какой-либо защиты, а Девлет-Гирей находился уже всего то в тридцати верстах от неё. А это намного меньше чем дневной переход татарской коннице. А в случае разгрома татарами серпуховской группы царь и его старший сын и наследник вполне могли попасть в плен к неприятелю со всеми вытекающими отсюда последствиями для государства.
Настоящее нашествие, ставшее неприятной неожиданностью для русского правительства, обрушилось на царя, как снег на голову. Он сделал единственное, что ему оставалось, срочно выслал в Москву все силы, имевшиеся под рукой, опричный конвой во главе с М.И. Вороным-Волынским. Поручил ему вооружать горожан, организовывать оборону. А сам, так же, как поступали в подобных случаях Дмитрий Донской или Василий III, выехал в Ростов и Ярославль собирать местных дворян, поднимать народ, отзывать полки с запада. Он предполагал, что оборона Москвы хотя бы остановит татар, а угроза подхода царских войск заставила бы их снять осаду.
Командовавший земским войском воевода И. Бельский быстро поняв всю опасность создавшегося положения, начал быстрое отступление на север, сняв армию с позиций на Оке и погнав её к Москве. Отряд опричников Волынского получил приказ любыми средствами задержать татарву. Перед ними был враг смертельный, беспощадный, настроенный на уничтожение русских, и они бились против русских ратников с отчаянием обречённых. Тем более, что впереди была беззащитная Москва с её сказочными богатствами и бесчисленными рабами.
Опричники укрывшись за ограждение из телег встретил дружными залпами из пищалей атакующих их татар, Вспыхнул яростный бой, в результате которого крымский передовой отряд был практически уничтожен. Узнав о разгроме арьергарда, обозлённый неудачей Девлет-Гирей приказал истребить строптивых русских воинов. К великому сожалению, 3 тысячи опричников были уничтожены многотысячной лавиной степняков. Но они ценой своей жизни выполнили поставленную перед ними задачу, сумев сдержать неприятеля на сутки, и дать возможность основным силам русской армии отступить в порядке от «Берега» на Москву. Татары в ходе ожесточённого боя так же понесли большие потери.
Это был для русских труднейший поход, так как предстояло сделать невозможное. Войска мчались без отдыха, под палящем солнцем, напрягая все силы к Москве. Так как надо было успеть раньше татарвы к беззащитной столице. И они не смотря на все трудности успели, опередили крымского хана на один день. В отсутствие опричного корпуса, земские воеводы попытались организовать оборону столицы. Им удалось собрать полки под Москвой незадолго до подхода Девлет-Гирея. Во главе земской рати стояли опытные и храбрые военачальники: князь И. Бельский, князь И. Мстиславский и князь Михаил Иванович Воротынский. Остатками опричного корпуса под Москвой руководил второй воевода передового полка князь В. Темкин. К тому же, земская рать изготовилась драться до последнего.
Но к сожалению русское командование допустили роковую ошибку, ставшей в последствии роковой. Русские войска укрылись в городе, даже не попытавшись дать серьезный бой татарам в поле. Им казалось, что укрывшись в городе, где татарская конница теряла своё преимущество, они легко отразят все атаки степняков, а затем разгромят обескровленню орду. В свою очередь царь, отрезанный от основных сил с опричниками в Серпухове, в последствие отступил на Бронницы, а затем к Александровой слободе, едва не попав в плен к степнякам.
Большой полк занял оборону на Варлаамовской улице, полк правой руки, на Якиманке. Лишь Воротынский расположил полк левой руки на открытом месте, Таганском лугу, а передовой полк встал на пустыре за Неглинкой. Таким образом русские войска войдя в город оказались в ловушке, куда они сами себя загнали. Но этого ещё никто не понимал.
Тем временем крымчаки стремительно двигавшиеся по Серпуховскому тракту, неумолимо подходили к Москве. Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей успели-таки, соединившись у Коломны, сесть на хвост русской рати. Русской рати впору надо было останавливаться и принимать бой. Но стремительный фланговый манёвр татар оказался успешен из-за невозможности для русской армии создать сплошной фронт длиною свыше сотни километров, а так же прикрыть все переправы. К тому же разбросанные русские полки на огромном расстояние в сотню километров, не имели возможности действовать как единый монолит, обрекая себя на погибель по одному.
Придерживаясь тактики пассивной обороны, русские воеводы всецело предоставили инициативу Девлет-Гирею выбирать место главного удара. Хан ею воспользовался в полной мере. При появлении татар окрестное население охваченное паническим страхом сбежалось в столицу под защиту крепостных стен, или пряталось под сенью непроходимых подмосковных лесов. Вскоре вся территория Подмосковья была затянута дымом от многочисленных пожаров. На русскую землю вновь как и сотни лет назад пришло безумие и кровавый ужас татарского нашествия.
Народу, была тьма-тьмущая. Ни одна ярмарка таким многолюдьем не могла похвастаться. И при этом каждый норовил устроиться основательно, понимая, что не на один день. Только не получалось, привычная русская основательность сдала сбой. А испуганный татарским нашествием народ все прибывал и прибывал, не только с посадов, но и из ближних сел и деревень Так как они устрашились порабощения, уступая безропотно места новым, и, казалось, вскоре не будет возможности людям даже сесть.
Только площадь перед царевыми палатами, меж храмов, была не так многолюдна. В это же время у Архангельского собора стрелецкие головы, бояре думные да дьяки совет держали, кому главным воеводой быть в Кремле. Спор был жёстким и долгим. Даже в это страшное для страны время несколько убогих бояр сразу на главенство, по роду своему претендовали, глубоко наплевав на страну и народ. До самых корней родословных докапывались с пеной у рта, доказывая свое верховенство.
Ночью под Москву вышли татарские полки, перед этим разграбив русский военный лагерь под Коломенским. Но это было это уже позже на день, после того как земские воеводы прикрыли столицу. Остановившийся в Коломенском, хан послал к городу 20 тысячное войско и приказал захватить русскую столицу. С наступлением утра следующего дня в пригороде завязалось жестокое сражение. Так же крымские всадники, по приказу хана, разошлись по сторонам, опустошая окрестности и собирая добычу. Сам Девлет-Гирей поставил свой шатер близ царской резиденции в Коломенском, а его сыновья Мехмед и Адиль Гиреи, сопровождавшие отца, расположились возле Воробьевых Гор. Село Остров, которое любил государь Василий Иванович, крымцы спалили. В Воробьеве они бражничают медом из великокняжеских погребов. Грабят по всей округе, захватывая в полон большие массы людей, сгоняя их к Коломенскому.
Сама Москва представляла собой мощную каменную крепость, взять которую татарам было не под силу, так как под её стенами встали на позиции главные силы русского войска, и степняки нашли бы здесь свою могилу. Земские полки стояли в Замоскворечье, широким полукругом от Якиманки до Таганки и Крутиц. Опричники встали севернее, за Неглинной. Острие татарских атак приходилось на полки Бельского и Мстиславского. С горем пополам установили на стенах пушки, поднесли к ним ядра и порох, а царев полк со стрельцами и городовыми казаками разместился по стенам, готовый встречать кровожадных татар, если они полезут на штурм.
Русские войска возглавляемые русскими воеводами дрались отчаянно, так как отступать им было некуда, позади была Москва. Конные сотни русских раз за разом, одна за за другой, выезжали с московских улиц и бились с татарами лучным и копейным боем, безжалостно рубились саблями с наседающими неприятелем, одуревшим от запаха долгожданной добычи. О степени ожесточенности битвы свидетельствует тот факт, что в схватке с степняками получил тяжелые ранения главнокомандующий русским войском боярин И. Бельский. Татары прорвались к ставке большого воеводы и, опрокинув его телохранителей, изранив боярина. Он был вывезен верными людьми на свое подворье в Москве.
Но хитрый правитель Крыма вновь опрокинул расчеты русского командования. Он не стал втягиваться в гибельные для него бои внутри города с крупными воинскими подразделениями русских. Девлет-Гирей сам собирался уничтожить находившиеся там русские войска методом применённым Менгли-Гиреем при взятии Киева 1482 года. Он устроил защитникам Москвы огненную ловушку, запалив город и сжёг всё и всех.
Когда ранение большого воеводы смешало ряды русских и внесло в их ряды панику, чем не преминули воспользоваться враги. В десятом часу утра часть татарской конницы прорвалась к московской окраине и подступили к острогу «за Неглинною от Ваганкова». Они сумели подпалить предместья и огонь быстро стал распространятся по городу. Русская рать оказалось в огненной ловушке. О сопротивлении врагу не было и речи, все, от воевод и до простых ратников, думали лишь о собственном спасении. Воины перемешались с одуревшими от ужаса жителями посада, неуправляемая толпа всей массой рванула в Кремль и Китай-город спасаться от огня. Раненный князь Бельский утратил командование над войсками, и был отнесён себе на подворье где в подвале в дальнейшем и задохнулся. Лишь на Таганском лугу, где стоял полк князя Воротынского, гремела пушечная и пищальная пальба, там русские воины отбивали яростные атаки крымчаков. Через три часа, за исключением Кремля, город выгорел полностью.
В это время года повсюду стояла сушь, жара, и дерево заполыхало со всей силы. Ветер быстро понёс пламя. Организовывать борьбу с огнём оказалось некому. Земское войско, вместо того, чтобы дать бой крымцам хотя бы на окраинах города, и боротся с огнём стало уходить к центру Москвы и, смешавшись с беженцами и вскоре утратило порядок. Он превратился в один огромный костер, став могилой для его обитателей. Боясь покинуть Москву, окруженную массами крымской конницы, люди бросились спасаться в Кремль.
Да и как можно было организовать его в тесноте, дичайшей панике и неразберихе. Возникла чудовищная паника, толпы людей ринулись к центру, в Кремль. Вскоре полыхала вся Москва. От жара рванули пороховые погреба, взлетели на воздух две башни, в Китай-городе и Кремле. Люди сгорали, набивались в каменные церкви и задыхались от дыма, лезли в реку и погибали в давке, тонули. Помимо задохнувшегося Бельского, спрятавшегося в погребе на своем дворе, погиб комендант Москвы Вороной-Волынский, пытаясь собрать людей и противостоять пламени. Даже осаждавшие город татарва не смогла воспользоваться столь удачным для неё поворотом событий. Но особенно алчные до безумия татары попадая в горящий город, так же как и жители гибли от огня, дыма и великой тесноты тысячами.
Вскоре ханские воины, бросившиеся было грабить дома москвичей, в спешке стали покидать город, а конница окружив эту адскую топку, захватывая в плен тысячи обезумевших от пожара горожан, бежавших прочь из Москвы. Ветер усиливался, бешеный вихрь жара и пепла заставил даже хана отступить чуть подальше. Тем временем в городе плавились и стекали со звонниц в землю колокола, лопались решетки на окнах царских хором, одно за другим рушились горящие здания, а москвичи, рвавшиеся в запертый изнутри Кремль, во множестве гибли от огня и давки. Время от времени, сотрясая землю, над городом поднимались громовые облака взрывов, это взлетали на воздух пороховые погреба вместе с окружавшими их постройками и находящимися рядом людьми.
Спустя несколько часов все было кончено, Москвы не стало. Лишь черные стены Кремля высились над дымящимся пепелищем. «Зажгли посады и город на пятом часу дни, до девятого часу городы и церкви и посады — все выгорело…», писал летописец.
3 июня 1571 года, Девлет Герай стоял на возвышенности над городом, откуда открывался широкий вид на Москву. Великий из великих сидел в роскошном шатре среди шелковых подушек. Шатер был окружен невысоким забором. Над шатром развевалось турецкое знамя, зеленое с красным и ханский знак.хвост белой лошади, перевитый золотыми нитями и привязанный к палке. Отсюда он видел как 20 тысячный рой татарской конницы рассыпался вокруг города, и над крышами деревянных зданий плясали адские языки пламени. Среди окруживших его князей и мурз царило оживление. На завтра хан назначил дележ русских пленников.
Несмотря на все свои старания и безумное желание, Девлет-Гирей так и не смог занять город. После начала пожара начала меняться погода. В небе стали собирались тучи, между ними порой проблескивали молнии, доносились раскаты грома, но ни капли дождя не падали на землю. Ужаснувшись зрелищем разбушевавшейся стихии, понеся значительные потери, татары отошли прочь, прихватив с собой трофеи и полон. К тому времени в русской столице армии уже не было, лишь несколько сотен чудом уцелевших дворян. Город выгорел практически полностью, за исключением Кремля, который, однако, претерпел сильные повреждения от взрывов пороховых складов. Источники доносят до нас те страшные цифры этой катастрофы. Ливонский хронист, С. Генниг, сообщает о 40 тысячах сгоревших церквей, домов и усадеб, а также, что в огне погибло более 20 тысяч человек. К тому же русское войско было полностью разгромлено и большей частью погибло под стенами Москвы и в пожаре.
После своей грандиозной победы под Москвой Девлет Гирей к всеобщему удивлению не стал развивать свой колоссальный успех. Боязнь мифического «магнусова» войска, или формируемых Иваном Грозным новых полков, которое вроде бы как уже были посланы на помощь Москве, повлияли на дальнейшие планы крымского хана. После погрома Москвы и земель вокруг столицы, хан Девлет-Гирей со своей ордой повернул в Рязанскую землю, превратив цветущий край в пустыню. «Большая часть дворов и острогов стоят в ней пустыми, остальные сожжены», пишет иностранец, посетивший рязанскую землю вскоре после набега крымцев. Подобного разорения здесь не помнили со времен Батыя.
Вскоре отягощённая огромным полоном, до 60 тысяч человек, стадами скота и захваченным добром, татарская орда двинулась назад. На обратном пути татарами было разорено 36 русских городов, и уничтожена Кашира, где восстал гарнизон состоящий из касимовских татар. Татарский хан приказал поджечь и весь тот хлеб, который еще не обмолоченный стоял по селам великого князя. Из всех стоявших под Москвой войск преследовать татар оказался способен лишь передовой полк князя Михаила Ивановича Воротынского. Однако этот сравнительно небольшой отряд не мог помешать татарам разорить Русскую землю и увести в Крым огромное количество пленных.
В последствие хвастаясь перед Сигизмундом, он писал, что угнал 60 до 150 тысяч пленных, и от 60 до 80 тысяч человек было степняками убито. Учитывая общую численность населения Московского государства в XVI веке, это число представляется чудовищно огромным, однако, как бы то ни было, ущерб без сомнения был огромен.
Царь приехал в Москву 15 июня. Причем оказалось, что начать без него ликвидацию последствий страшной беды тоже никто не удосужился. Более-менее уцелел лишь Кремль, остальной город превратился в пепелище, был завален трупами, мертвые тела запрудили Москву-реку, три недели разлагались на жаре. Хоронить их было некому. Чтобы расчищать город и организовать погребение, Ивану Грозному пришлось наряжать «посоху», мобилизовать по разнарядке крестьян. Иностранные источники называли разное количество жертв, вплоть до 800 тыс. Разумеется, эта фантастическая цифра не имеют ничего общего с действительностью.
С подлинными виновниками царь обошелся очень сурово. Он считал главными виновниками московского разгрома именно опричных воевод передового и сторожевого полков, обвиняя их в том, что они не сумели наладить сторожевую и разведывательную службу. Во главе передового полка стоял крещеный кабардинский царевич М.Т. Черкасский, поставленный на эту должность в большей степени по знатности рода и родству с самим царем, чем по способностям и боевым заслугам. Его и подвергли казни вместе со вторым воеводой, князем В.И. Темкиным-Ростовским, а также вторым воеводой сторожевого полка боярином В.П. Яковлевым.
Для Девлет-Гирея наступил звездный час. Теперь никто не смел назвать его потомка великого Чингиз-хана «несчастливым» ханом, который после двадцати лет выжидания нанес врагу удар в самое сердце. Хана, который повторил поход великого Тохтамыша, в 1382 году тоже превратившего Москву в руины. Испытывая распирающие его чувство гордости, крымский хан сообщил о своей победе турецкому султану, но к великому его разочарованию он удостоился от него лишь немногословной сдержанной похвалы.
Но в Стамбуле заносчивые и гордые турки не знали как реагировать на эту неожиданную и сказочную удачу. Так как самолюбивый падишах Селим II, похоже, был очень уязвлен этой новостью. Ведь крымский хан хан за один день, без огневой поддержки янычар, блестяще справился с русскими войсками и с самой Москвой. Тогда как Касым-паша с вдвое большим войском две недели бесполезно простоял под Астраханью и позорно отступил назад, усеяв трупами янычар своё отступление. Падишах тоже послал царю надменное и дерзкое требова6ие очистить Волгу, но внёс туда свои коррективы: во-первых, оставляя Казань Девлет-Гирею, Селим оставил Хаджи-Тархан для себя. Во-вторых, хан упоминался в письме к Ивану не под своим обычным титулом, а под неопределенным термином «эмир», под которым можно было разуметь как суверенного правителя, так и всего лишь провинциального наместника. Скрытый спор хана и султана о том, чей титул выше, явно продолжался.
Обозревая из Коломенского пылающую российскую столицу, Девлет-Гирей, скорее всего, испытывал законную гордость. Но в пламени московского пожара увидеть руины Бахчисарая он не смог, так как он был не мудрец или провидец, а просто очередной алчный крымский хан пришедший на русскую землю за поживой.
Но спустя всего 165 лет запылает подожженный солдатами генерал-фельдмаршала Б. Миниха Бахчисарай. Поэтому все желающие повоевать в России должны запомнить как аксиому, как одну прописную истину. Русские рано или поздно придут в столицу государства, чья армия пыталась разрушить их национальный центр, а так же убивало её граждан и предъявят счёт. И каждый, независимо от возраста и пола, заплатит за эти зверства по полной. Пощады никому не будет.
Нанеся своему противнику сильнейший удар и обеспечив себе отличные позиции на случай продолжения переговоров, Девлет-Гирей, стремясь выжать из сложившейся ситуации максимум возможного, ещё на обратном пути в Крым, Одуревший от победы, но ещё больше от безнаказанности, отправил к Ивану IV свое посольство. 15 июня в старинном дворцовом селе Братошино, что к северо-востоку от Москвы, в Дмитровском уезде, на Троицкой дороге, оно было принято русским царем. Иван же, по словам летописца, принимая послов, «…нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря», Поигравшие и духовно сломленные люди так себя не ведут.
В свою очередь крымский посол, приведенный к царю, заявил, что он послан своим господином «…узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление грязный острый нож, этим ножом пусть царь перережет себе горло». В ханском послании и вовсе содержалось прямое оскорбление. Девлет-Гирей писал Ивану, что де он искал встречи с московским царем, «…и было б в тебе срам и дородство, и ты б пришел против нас и стоял», ну а раз Иван не решился встать на «прямое дело» с ханом, то у него, у Ивана, нет ни чести, ни достоинства- «дородства».
Подавленный позорным разгромом, Иван Грозный в переписке с Крымом принял смиренный тон вассала, употребляя униженное выражение «бить челом», обычное когда-то в обращении московских князей к ордынским владыкам. Если поражение и сбило с царя спесь, то отнюдь не лишило его хитрости. Покладистость в вопросе о Хаджи-Тархане тоже была не случайна: ведь, помимо Девлета, на Тахт-Эли претендовал и Селим, что порождало надежду сыграть на противоречиях Бахчисарая и Стамбула.
Иван желал подольше протянуть время в переговорах ведь посольства можно было готовить и год, и более, чтобы успеть оправиться от удара и собрать силы. Вместе с тем Иван Грозный, пытаясь выиграть время, выразил готовность уступить хану Астрахань при условии заключения военного союза или, в крайнем случае, совместном посажении ханов на астраханский трон. Естественно, что эти уступки у крымчаков вызвали стойкую изжогу. Они должны быть признаны ханом недостаточными, и в Москве это прекрасно осознавали. Судя по всему, все эти переговоры были затеяны Иваном Грозным с одной целью, потянуть время, подготовиться к неизбежному второму акту драмы, который, по всем признакам, и должен был стать решающим и страшным.
Русским и татарам в ходе переговоров стало понятно, что война вовсе не закончена, тем более и требования Девлет-Гирея, которые были переданы Ивану, были таковы, что московский государь не мог их удовлетворить полностью. Хан требовал не только выплаты ему ежегодной дани, подобной той, что обязался платить Василий III Мухаммед-Гирею после катастрофы 1521 года, но и прежде всего передачи ему Астрахани и Казани, ради которых хан был даже готов отказаться от обязательных «поминков». Хрен вам, был ответ из Руси.
Девлет Герай сразу понял уловку Ивана IV и не дал втянуть себя ни в денежный торг, ни в дипломатическую волокиту. Хан стал готовить на следующий год новый поход на Москву, надеясь навсегда закрыть русский вопрос. Он считал, что Россия основательно обессилена и больше не сможет сопротивляться, тем более, что казанские и астраханские татары подняли восстание. Поверив в то, что Россия зашаталась, что это лишь колосс на глиняных ногах, Турция, на следующий же год, прислала свою армию и пушки для ее окончательного покорения.
Итоги 1571 года оказались для Ивана IV плачевными во всех отношениях. Он понес жестокое поражение в борьбе с татарами, подвергся неслыханному унижению со стороны крымского хана. Наконец, его надежды найти покой и безопасность в кругу опричников оказались ложными, так как в рядах его ближайшего окружения обнаруживались все новые изменники.
В отличие от него, Девлет Гирей после сожжения Москвы в 1571 году надеялся захватить и отделить от Московского царства среднее и нижнее Поволжье, забрать бывшие Казанское и Астраханские ханства и восстановить зависимость Москвы от татар, теперь уже крымских.
Оценили 17 человек
29 кармы