Военной кампанией 1658 года завершилась война с Шведским королевством. Несмотря на отдельные удачи, России во избежание одновременной войны со своими заклятыми врагами, Швецией и Польшей, пришлось подписать в 1661 году со Швецией Кардисский мирный договор. По которому она отказывалась от всех своих завоеваний 1656-1658 годов и должна была, возвратить Швеции все свои приобретения в Ливонии. В результате этого несправедливого договора, Россия по прежнему оставалась отрезанной от морских берегов.
Однако три года перемирия со Швецией пролетели незаметно, а возобновленная война с Речью Посполитой приняли затяжной и изматывающий характер.
Изнурительная война России с Речью Посполитой вскоре окончательно истощила обе воюющие стороны. В 1661 года они приступили к мирным переговорам, которые оказались весьма трудными. И все же на западных границах России вскоре наступил долгожданный мир.
Появилась реальная возможность уделить приствольное внимание востоку страны. Государь и боярская дума на конец то обратились к сибирским проблемам, прежде всего к Амуру и Шилке. Обстановка там складывалась трагическая, грозящая России катастрофой. Нижний Амур Россией по сути дела был утерян, критическая обстановка складывалась и на Шилке.
Произошедшие перемены не могли не сказаться на политических настроениях коренных племён Приамурья. Они были крайне недовольны самим фактом ясачного обложения, эпизодической реквизицией запасов продуктов русскими отрядами, конфликтами на почве межличностных или групповых отношений. Следует учитывать и ту агитацию, которая, несомненно, велась среди «мирных» дауров имперскими эмиссарами. Использовавшийся ими при этом арсенал средств мог быть очень широк, от стимуляции ухода щедрыми материальными посулами, до физической ликвидации его противников.
К этому времени, те из них, которые некогда играли в регионе ведущую роль, таковую окончательно утратили. Дючеры уже давно переместились с берегов Амура на среднее течение Сунгари, а после казачьего набега 1659 года были эвакуированы в бассейн Янцзы. Тогда же усилились миграционные настроения среди дауров.
Поражение и гибель Степанова вызвали значительный резонанс в Русском царстве. В лице Степанова Россия потеряла тогда в Приамурье талантливого политического деятеля, который за шесть лет мирно привёл в её подданство пять племён, стал одним из активных участников впервые проведённой официальной разметки крайнего юго-восточного рубежа страны.
«Белый Тигр», так его называли маньчжуры, приводил в трепет народы проживающие в Приамурье на берегах рек Сунгари и Уссури. Обстоятельства гибели Степанова стали предметом пристального разбирательства российских властей. Новый якутский воевода П. Бунаков подверг опросу как лично Петриловского и Бекетова, так и всех пришедших с ними людей. Группа Петриловского во главе с ним была направлена в 1659 году Енисейск для дознания куратором всех зауральских владений России воеводой И. Ржевским. Наконец, Петриловский был доставлен в Москву, где в 1660 году дал показания по роковой для Степанова битве на Корчеевской луке специальной комиссии Сибирского приказа.
Поражает та оперативность и уровень правительственной реакции по этому поводу Они не соразмерны с фактом гибели хоть и незаурядного, но, всё же, одного из многих командиров землепроходческих отрядов. Почему его смерть столь взволновала столицу. Это прежде всего было связано с тем, что происходящее в Приамурье напоминало территориально-политическую катастрофу. Региональная стратегическая инициатива переходила к Империи Цин. Москве стало ясно и понятно , что этому району необходима экстренная помощь.
На какое-то время маньчжуры ощутили себя силой, господствующей на данной территории. Это подвинуло их на бессмысленную жестокость. Весной 1659 года отряд имперской кавалерии, пройдя Хинганским «горлом», атаковал на Амуре караван русских беженцев, шедших из Забайкалья к Албазину. Около 300 человек было убито, несколько десятков захвачено в плен, но последующие события показали, что подобные действия будут иметь адекватный ответ.
В сложившейся для них благоприятной военно-политической обстановки на берегах Амура, действия маньчжуров выглядели непоследовательно. У них имелись предпосылки для того, чтобы, развивая успех, начать в конце лета 1658 года наступление на Албазин, но они ограничились разрушением оставленной русскими Кумарской крепости и организацией патрулирования отрезка Амура между устьями Сунгари и Зеи.
Не смотря на то, что уход в Якутск групп Бекетова и Петриловского существенно ослабил российскую сторону, осенью 1659 года воевода Пашков направил вниз по Амуру сотню казаков под командованием своего сына.
Хотя и закончился, наконец, кровавый, полный тревог и житейской неустроенности амурский поход, не смогли казаки смириться с тем, что все труды оказались напрасными и Амур придется уступить маньчжурам. Скорее всего, это были люди из эвакуированного гарнизона Кумарской крепости, Поэтому их действия явно носили характер возмездия.
В целом, этот поход имел вид разведывательного набега, который не преследовал определённых территориально-политических целей. Он уже не мог ни принести новых территориальных приобретений, ни стать причиной удержания прежних рубежей. Столь малый отряд не мог переломить общего хода событий, но и маньчжуры, видимо, были столь уверены в своей безопасности, что не выставили заслоны и пикеты по Амуру и Сунгари.
В результате, казаки беспрепятственно вошли в Сунгари. Здесь удару подверглись поселения эвакуированных дючеров и сожжена стоянка флотилии близ современного Харбина. Конечным пунктом их похода был город Мукдэн.
Казаки, подобно урагану ворвались в коренной маньчжурский домен. Вскоре казачья флотилия появился на дальних подступах к Мукдэну, придав огню и разорению побережье Сунгари. Но по истечению времени, казачий отряд был встречен в верховьях Сунгари, превосходящими силами выдвинутого из «Священной столицы» армии с артиллерией, После упорного боя, русские вынуждены были отступить, но отошли они в полном боевом порядке, после чего двинулись по Сунгари и Амуру на Запад , испепеляя всё на своём пути. Гарнизон крепости Нингута, находясь в тылу у казаков, ничем не помог вступившим с ними в бой войскам из Мукдэна. Бездействовал он и тогда, когда противник спокойно проследовал назад по Сунгари.
Прорыв в коренной маньчжурский домен стал причиной запроса самого императора Фулиня. Представители имперской власти на местах с растерянностью отвечали: «Наши войска не смогли полностью уничтожить русских ... Поэтому русские продолжают появляться в этих местах»
В 1661 году Пашков отправил ещё один отряд, командовал им Бекетов. Крайним пунктом продвижения стали руины оставленной и затем разорённой маньчжурами Кумарской крепости. Скорее всего, цель данного похода состояла в изучении возможности и перспектив восстановления этого стратегического пункта, главного форпоста русских, на дальних подступах к Верхнему Приамурью и Забайкалью. Однако время уже было явно упущено, имевшихся у Нерчинского воеводства сил хватало лишь для обороны Забайкалья.
После неожиданной смерти в 1660 году стольника Дмитрия Зиновьева, намечавшегося на смену воеводе Афанасьеву Пашкову, глава Сибирского приказа князь Трубецкой поручил решение этого вопроса тобольским властям, лишь известив их, что в Нерчинск надлежит послать теперь уж не воеводу, а приказного человека.
20 октября 1659 г. из Москвы в Якутск была отправлена грамота воеводе М. С. Лодыженскому с приказом о замене Пашкова на воеводском посту в Даурской земле тобольским сыном боярским Толбузиным . Первоначально планировалось сделать новым даурским воеводой московского дворянина Д. И. Зиновьева, уже бывавшего на Амуре с проверкой, но потом от этой идеи отказались. Без малого через год царский указ доставили в Якутск. Толбузин застал Пашкова в Иргенском остроге. Уже оттуда, приняв дела, 25 мая 1662 года отправил его с челядью в сопровождении якутских служилых людей за Байкал.
Никакой реальной силы для решения Амурской проблемы несостоявшийся даурский воевода Пашков уже не представлял. Пашков и сам понимал, что недолго осталось ему воеводствовать. А у него были некоторые надежды на новый поход по Амуру , он мыслил разжиться здесь добром, чтобы хватило и себе на всю оставшуюся жизнь, и детям и внукам. Старался не упустить последних оставшихся возможностей. Без жалости обирал и тунгусов, и остававшихся еще в отряде охотников-промышленников, и служилых людей. Повязал всех долгами, кабальными записями.
От полутысячного войска, пришедшего с Пашковым в Забайкалье, осталась едва ли сотня человек. Все остальные погибли в боевых стычках с аборигенами, умерли с голоду и от непосильной работы, позамерзали в студеные зимы или разбежались. Из этого можно сделать вывод о том, что первый воевода контролировал только незначительную часть Забайкалья.
В августе 1661 года воевода послал из Иргенского острога 72 служилых человека и 20 ясачных тунгусов во главе со своим сыном Еремеем «на великого государя непослушников, на тунгусские улусы в поход». Однако целью похода был все тот же грабеж. Об этом вполне определенно писал протопоп Аввакум. НаканунеВторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинский договор 1689 г. // Русско-китайские отношения в XVII в. М., 1972 похода Пашков, мучимый недобрыми предчувствиями, призвал шамана, чтобы узнать, удачен ли будет поход.
В это время не простая ситуация была у Нерченского воеводы Лариона Толбузина, в трёх острогах «в Нерченском да в Ыргенском и в Телембинском» осталось только сорок шесть человек, «и те нужны и бедны, служат вам, великим государем, шесть лет без вашего государева жалованья».
В мае 1662 года и зимой 1663 года он пишет якутскому воеводе И.Ф. Голенищеву-Кутузову, и просит о помощи людьми. С подобной же просьбой обращается к енисейскому воеводе И.И. Ржескому, просит о присылке «мимо Братского острога» хлеба и прибавочных людей. Извещает, что из Якутска через Тунгирский волок это сделать невозможно, и что если ему не поможет Енисейск, то им «всем помереть будет голодною смертию».
Не получив от них поддержки, Толбузин приходит к заключению, что без помощи столицы ему Шилки не удержать. Начинает одного за другим отправлять в Москву гонцов с информацией об обстановке в Забайкалье. 17 марта 1663 года пишет в Сибирский приказ отписку, в которой сообщает о своем прибытии в даурскую землю, сложностях обстановки, малолюдности острогов, голоде, и сдержанно просит помощи.
Информация о критическом состояние дел на Амуре и Забайкалье , судя по всему, были воспринята в Сибирском приказе с должным вниманием. Об этом свидетельствует тот факт, что в 1663 году начальник Сибирского приказа окольничий Р.М. Стрешнев приказал срочно направить в даурские остроги из других сибирских городов «добрых охочих» служилых людей и обеспечить их так, чтобы «никаких нужд не было». Только на «хлебную покупку» ассигновалась огромная по тем временам огромную сумму. Служилым людям, пожелавшим остаться в даурских острогах на постоянную службу, было обещано «прибавочное» жалование.
Еще в 1658 году Пашков по совету своего сына, ходившего на разведку вниз по Амуру, принял решение строить главный Даурский острог на месте Албазинского городище, немного пониже устья речки Албазихи, в которая с другой стороны впадает в Амур.
Место это они выбрали не случайно. Албазинский острог, стоит в широкой долине Амура на высоком береговом мысу. От Албазина по Амуру до Аргунского устья вверх ходу дней десять, а вниз от Аргунского устья шесть дней, а от Албазина вниз до Зейского устья ходу две недели. Еще люди, побывавшие там с Хабаровым, рассказывали, что богато оно и лесом и зверем и рыбой, а земля плодородна и удобна для хлебопашества. Пашков писал об этом в Москву, то есть согласовал место возведения острога с центральными властями, как нового опорного пункта на Амуре.
Этим решалось сразу несколько задач, расширялась территория ясачного сбора, обеспечивалась защита Нерчинского острога с востока, а наличие у Албазина пашенных земель позволяла обеспечить себя хлебом.
Для главного Даурского острога еще по приказу Пашкова на Ингоде срубили 8 башен и 200 саженей городового леса на стены. Плоты с лесом сплавили к Нерче, где их было приказано зачалить к берегу. В 1659 году, во время бури, часть из них разбилась и была унесена течением вниз по Шилке. Однако большая часть леса в плотах сохранилась.
По приказы Толбузина, нерчинские казаки в составе 70 человек пошли к Албазинскому городищу возводить там острог. Они сплавились на этих самых плотах вместе с лошадьми, тем самым сократили время возведения острога и имели возможность весной распахать землю и произвести первые посевы.
Илимские беглецы с Никифором Черниговским во главе пришли в Албазин двумя годами позже. Они, тоже приняли участие в сооружении острога. К 1665 году, в остроге было больше сотни казаков.
Новый, подлинно русский этап в истории развитие Албазина и всего Русского Приамурья начался в 1665-1666 годах и был обеспечен этнической энергией казаков, когда туда переселились из Забайкалья группа из 84 буйных и свободолюбивых казаков и крестьян, во главе с Никифором Черниговским.
Имя Никифора Черниговского стоит в одном ряду с именами Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, Онофрия Степанова-Кузнецова. С этими именами связан выход Русского государства на берега Амура.
Никифор Черниговский был ярчайший представитель казацкого этноса середины XVII века. В составе войска Запорожской Сечи он воевал против Русского государства на стороне поляков в Смоленской войне (1632—1634 годы). Был ранен, попал в русский плен, а в 1638 году сослан в Сибирь, в город Енисейск.
После окончания войны, по условиям мирного договора пленных должны были отпустить на родину. Но не все этого пожелали. В челобитной воеводы Вологды Петра Сабурова от «“Генваря в 7 день” написано про Никифора:
«Взят де он под Новым Городком Северским и сослан на Вологду в тюрьму. И ноне де он в Польшу идти не хочет, а хочет служить государю на Вологды с черкасы. А в роспросе сказался черкашенин Брягильского повету. А хочет служить государю, в Литву идти не хочет».
Помотавшись по всем сибирским острогам, Никифор Черниговский в конце концов оказался в самом дальнем углу русского царства в Илимске на реке Лене. Более точный срок службы Черниговского в Енисейске исчисляется с 1637 по 1649 год, около 12 лет. Затем Никифор попадает на реку Лену.
При образовании Илимского воеводства в 1649 году Никифор был переведён из Енисейска в Илимск. В 1648-1649 году Никифор числился рядовым казаком, а затем был назначен казачьим пятидесятником.
Здесь, гордый и свободолюбивый запорожец, поднял восстание и собственноручно убил илимского воевод Обухова, патологического садиста и мздоимца, а затем ушел, спасаясь от наказания, с товарищами на Амур.
«За невозможное свое терпение, что он, Лаврентей, приезжая к нам в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал, а животы их вымучивала». В числе пострадавших от произвола воеводы был и служилый илимский человек Черниговский, бывший ссыльный, происходивший из Речи Посполитой.
Понимая, что теперь от московского царя ему может быть гарантирован только топор палача, Никифор Черниговский во главе отряда из 84 восставших казаков ушел в Приамурье. Царь Алексей Михайлович заочно приговорил Черниговского с детьми и товарищами, 17 человек к смертной казни, а еще 46 человек к наказанию кнутом и отсечению руки.
Продвижение по Лене отряда Черниговского, сопровождалось грабежом, ясачных людей, пашенных крестьян, приказных, о чём было много отписок. Справедливости ради следует сказать, что это был не чистый грабёж, кое за что люди Черниговского расплачивались.
Миновав Нижне-Киренскую волость, Никифор Черниговской со своими людьми приплыл в Якутское воеводство на Чечуйский волок. В 1666 года отряд казаков во главе с Никифором Черниговским, вышли по реке Олёкме на верхний Амур.
В шестидесятых годах XVII столетия здесь в районе Албазинского острога возникла целая «казачья республика». В Приамурье на добрый десяток лет оставались только беглая вольница да «воровские казаки», которые в течение некоторого времени довольно прочно сумели обосноваться в крае, никому не подчиняясь.
Новые переселенцы на Амур решили восстановить Aлбазинский острог и выполнили эту работу к весне. Толстые бревна крепостных стен, уложенные со всей тщательностью вокруг крепости, составили правильный четырехугольник с башнями на углах. Под одной из башен были сделаны крепкие ворота, а над ними — приказная изба. В остальных башнях оборудовались помещения для жилья. Внутри острога построили склад-погреб для боевых припасов и амбары для продовольствия. Весной вырыли вокруг крепости широкий ров, заполненный водой, и насыпали защитный вал. К воротам построили перевалочный мост.
Талантливый администратор и дипломат, Никифор Черниговский учредил в Албазине казацкую республику по типу Запорожской Сечи, основал вокруг крепости несколько новых русских селений, стал регулярно собирать ясак, совершая грабительские набеги на окрестных аборигенов. В летнее время из Албазина высылались военные экспедиции вниз по Амуру для освоения новых районов и приведения их населения под русское владычество.
В свою очередь непокорные местные народы неоднократно совершали набеги на Албазин. Так, в июне 1669 года отряд казаков численностью 60 человек вышел из острога для сбора дани, в самом Албазине оставался лишь небольшой отряд русских воинов во главе с самим Черниговским. Этим воспользовались местные тунгусы, которые организовали набег на острог и, убив трех человек, захватили большие трофеи, коней и рогатый скот. Однако Албазин оставался в руках русских.
В первую же весну албазинские новоселы распахали близлежащие земли, а затем начали совершать походы в разные стороны и собирать ясак с уцелевшего местного населения. Поток переселенцев в Даурию, и в особенности беглых, был в конце 70-х годов так велик, что сибирская администрация была вынуждена поставить в 1678 г. на р. Лене, в устье Олекмы, заставу, чтобы воспрепятствовать их уходу туда по наиболее удобному пути.
Албазинская крепость росла. Даурские и маньчжурские тайные доглядчики дивились, сколь проворно хозяйствуют на Амуре казаки. Слава прошла далеко о безвоеводской, вольной и сытой жизни на Амуре, потянулся сюда из Сибири босой, рваный люд...
Вскоре близ Албазина стали возникать вольные земледельческие поселения: Солдатово, Покровская, Игнашино, Монастырщина, Андрюшкино, Озерное и Паново. Все эти села не признавали воеводской власти. Управлялись они, как и Албазин, по казацкому обычаю, вершились все дела кругом, казачьим собранием. Во главе каждого села стоял выборный старшина.
Основная масса переселенцев пришедшая на Амур вместе с Черниговским в 60-х годах прежде всего стремилась избавиться от феодального гнёта, но отнюдь не собиралась выйти за границы российского государственности, поскольку район Албазина вошёл в состав владений России ещё во времена похода Хабарова.
Русские переселенцы прибывавшие на Амур, не стремились к быстрой лёгкой наживе, а при поддержки атамана прочно оседали на присоединённых землях, основывая новые поселения и небольшие укреплённые городки. Около Албазина пришлый народ селился вольно. Облюбовав удобное место, пришельцы расчищали его от леса и селились. За тридцать лет существования Албазина его окрестности очень живо обустраивались сибирскими, более всего якутскими казаками, промысловым народом, «соболятниками».
Население Албазина и казаки и крестьянство, сложились из вольных переселенцев, лишь крайне незначительную часть составляли присланные в 1674 - 1677 годах ссыльные. Помимо крестьян там более или менее постоянно находилось несколько сот промышленников и «гулящих людей», занимавшихся пушным промыслом, самостоятельно пахавших пашни, нанимавшихся работать на мельницы и нанимавшихся на уборку урожая. Явились и купцы, обосновались наскоро, лавки поставили и торговлю повели.
Албазин стал настоящей казачьей вольницей. Казаки признавали себя подданными государя, а вот по отношению к администрации в Нерчинске проявляли полную независимость.
Как ни хороша была вольная жизнь, однако перед амурскими поселенцами встали неразрешенные, выражаясь по современному, внешнеполитические вопросы, связанные с угрозой маньчжурского нападения. Неопределенность своего положения, по видимому, хорошо сознавал и Никифор Черниговский. Полому он завязывает переговоры с Нерчинском, посылает туда умеренный ясак для государя, а также обильную мзду воеводе и нерчинским приказным. В 1674 году Никифор Черниговский просил царя о помиловании. Большую роль в судьбе албазинцев и Черниговского сыграл сам воевода Л. Толбузин .
Из отписок Л.Толбузина известно, что уже к осени 1666 года Н.Черниговский со своими людьми отстроили Албазинский острог. обложили ясаком местное население, завели пашню и сняли первый урожай. Но самое интересное, что в то время, как на Лене людей Н.Черниговского называли не иначе как «воры и даурские беглецы», у Л.Толбузина они «служилые люди», а Никифор «приказной человек».
Со стороны Л.Толбузина это, несомненно, был смелый шаг. Видимо непросто далось Л.Толбузину такое решение. Было из чего выбирать. Или получить в подкрепление готовый острожек со служилыми людьми, прикрывающий подступы к Нерческому острогу со стороны Амура, или вступить в борьбу с Н.Черниговским, попытаться схватить его. И это в то время, когда у него людей почти в два раза меньше чем у Черниговского, а среди ясачного населения была «шатость».
Новоявленные албазинцы невидали себя вне России и повели себя не по-сибирски мудро. Вместо того чтобы заняться грабежом аборигенов, как это было принято почти повсеместно, они с 1667 года взяли на себя функции сбора ясака с местного населения. После постройки Албазина переселенцы сразу же вяли на себя выполнение такой важной государственной функции как сбор ясака с перешедшего 50-х годах в российское подданство. Весь собранный ясак албазинцы исправно переправляли через Нерчинск в Москву. От нерченских воевод албазинская казачья вольница требовала не смешивать собранный ими ясак.
Московская администрация вначале сквозь пальцы смотрела на усиление Албазинской казачьей республики, успешно управляемой приговоренным к смертной казни бунтовщиком. Организовать карательный поход на Албазин царские воеводы в Сибири, конечно же, могли, но воевать с казаками ввиду усиления за Амуром китайской империи Цин, не очень хотелось.
По всей видимости, решение этого весьма щепетильного дела решил богатый ясак, который дальновидный запорожец Никифор стал регулярно отправлять в Москву. Впрочем, иного пути, кроме как попытаться замириться с Москвой, у Никифора Черниговского не было, запасы пороха, захваченные в Илимске, подходили к концу, а натиск маньчжуров из Китая все более усиливался. При посредничестве церковников и Толбузина конфликт в конце концов был исчерпан и уже в 1672 году запорожец Никифор был прощен и получил титул приказчика Албазина.
Эти действия были по достоинству оценены приказной администрацией и по новому указу царя в 1672 году Черниговский с товарищами были прощены и поверстаны на службу в Албазинском остроге. Дети Черниговского и товарищи их, сидевшие в тюрьмах в Илимском и Якутском острогах, были отправлены, первые с женами и детьми в Енисейский и Красноярский остроги, а другие, в Томский острог в пешую стрелецкую службу.
Так неожиданно единственный в истории Сибири «воровской» острог стал государственным. Мощь этого города с население в 800 человек была столь ощутимой, что в 1682 году московское правительство, понимая важность закрепления русских на Амуре, учредило в Албазинском остроге воеводство, а первым воеводой назначило сотника Алексея Толбузина.
После этого положение Албазина несколько укрепилось. Нерчинский воевода стал помогать Черниговскому и обратил внимание на устройство Приамурья. Казачья республика на берегах Амура, присягнувшая на верность московскому царю, была официально упразднена.
В конце 1678 года под благовидным предлогом представления царю Федору Алексеевичу запорожца Никифора выманили из Албазина в Москву, где после почти двухлетних мытарств по приказам этого опытнейшего военного и дипломата определили в Красноярск в «дети боярские», то есть на почетное медленное угасание от тоски и безделья.
Наиболее важной точкой русской опоры в Забайкалье явился основанный в 1654 г. Нерчинск. Из Нерчинска начали переселять на Амур крестьянские семьи. После подавления восстания Степана Разина, Албазино становится одним из мест ссылки «бунтовщиков», которым правительство выдавало даже ссуду на обзаведение хозяйством. Этим преследовались две цели: избавить помещиков от неспокойных крестьян и одновременно заселить вновь присоединенные земли. С 1658 он получил статус центра отдельного Нерчинского воеводства, все Приамурские остроги перешли в его подчинение. Окраинная земля Московского государства подпитывалась земледельческими силами, к 80-м годам в Приамурье мирно хозяйствовало более 1500 крестьян. Расположенные в благодатной долине Амура деревни под Албазином кормили своим хлебом не только земские остроги, но и каменистый Нерчинск. В Албазинском уезде засевалось ежегодно свыше тысячи десятин казачьей и крестьянской пахоты и свыше пятидесяти десятин так называемой государевой пашни. Таким образом, в 70-х — начале 80-х годах земледельческие селения крестьян, промышленных людей тянулись по берегам Амура, от устья Аргуни до Албазина и далее, на протяжение почти 400 километров, представляли довольно заселённым, обжитым и энергично хозяйственно осваивавшим русскими районе. Примечательно то, что развитие земледелия в Приамурье происходило без какой либо помощи государства. Согласно письменным источникам по Амуру от устья Аргуни до впадения реки Комары по реке Зее насчитывалось более 20 русских поселений: острожков, слобод, деревень и заимок. У слияния рек Шилки и Аргуни находились Усть-Аргунская слобода, немного ниже по Амуру, Амурская слобода. В устье притока Амура реки Вятки располагалась деревня Вяткина, в устье реки Урки , Перелешина заимка, еще ниже по Амуру, слобода Игнашино, немного выше устья реки Ольдой, деревня Паново и в полутора днях пешего пути до Албазина , Ондокомские заимки. Ниже Албазина находились деревня Чулкова, заимки Большая, Шингаловская, Монастырская, деревни Солдатово, Озерное, Ильинское и Погодаево, одна из крупнейших на Амуре, Покровская слобода и наиболее удаленная от острога , деревня Андрюшкина в устье реки Буринда. В 1677 году албазинские казаки возвели в верховьях р. Зеи Зейский острожек. В 1679 году в устье притока Селемджи реки Быса был основан Селенбинский острог, а в 1680 году в устье притока Зеи, реки Долонец, Доленский острог и, наконец, в 1681 году на Зее, против озера Бабек, новое Зейское зимовье. Крайним на востоке и последним по времени основания в Приамурье было Дукинское зимовье, возведенное албазинскими казаками в начале 80-х годов возле устья впадающей в Амгунь, реки Дуки. В 1665-1689 годах долина самого Амура была освоена русскими лишь примерно до устья Буреи и в верховья Амгуни, албазинцы добирались по реке Бурее, а не по Амуру.
Однако основной и не решаемой проблемой Албазина, являлась катастрофическая нехватка людей, без которых невозможно было ни защитить русские земли по Амуру, ни обеспечить их хозяйственное развитие. Казак Никифор Черниговский как и Алексей Толбузин, очень хорошо понимали всю сложность положения и в меру своих сил пытался его исправить. Последним славным деянием запорожского казака Никифора в Албазине стал его дальний военный рейд в 1675 году по правому берегу Аргуни и Амура, то есть уже по собственным землям китайского императора, с целью освобождения плененных маньчжурами славян и дауров.
Московскую Русь проблемы защиты и заселения огромного по территории края, по видимому, волновали куда меньше, страна быстро шла по пути окончательного всеобщего закрепощения крестьян, после которого никакие значительные переселения русских людей в азиатскую Украину, конечно же, становились невозможны.
В итоге с 1675 по 1680 годы в Албазин пришел только один царский обоз: он вез порох, свинец, немного семенного зерна и только шесть человек новых поселенцев мужского пола. Создавалось впечатление, что царскую администрацию больше заботили не очевидные военные приготовления Цинского Китая, а персональный статус Никифора Черниговского, который на Москве виделся слишком значительным для бывшего бунтовщика.
Сразу после отъезда Никифора Черниговского в Москву на его место был назначен приказчиком Григорий Лоншаков. Опытный горный инженер и неплохой дипломат, Лоншаков вместе с тем не имел сколько-нибудь серьезного военного и административного опыта. Московское правительство, понимая важность закрепления русских на Амуре, учредило в Албазинском остроге воеводство, а первым воеводой назначило сотника Алексея Толбузина.
У нового воеводства появился герб с изображением одноглавого орла с распростертыми крыльями. Воинственная птица в правой лапе держала лук, в левой, стрелу острием вниз. Все важные документы скреплялись серебряной печатью, где изображен тот же орел и сделана круговая надпись: «Печать великих государей Сибирские земли Албазинского острогу». До самых последних дней Албазина, которые по условиям Нерчинского договора завершились его разрушением, печать была в употреблении.
Если усиление влияния Московской Руси в крае зависело в эти годы только от личной инициативы немногочисленных казаков и прихода в край редких обозов с военным снаряжением, то усиление китайской империи Цин на правом берегу Амура носило планомерный, стратегически осмысленный характер.
В начале 1683 г. в рамках мероприятий по увеличению обороноспособности забайкальских и даурских острогов Якутский, Иркутский, Илимский, Нерчинский и Албазинский уезды были объединены в Енисейский разряд и отданы в подчинение енисейского воеводы, князя К.О. Щербатова. Он, осознавая опасность воен-политического положения в Приамурье, предпринял самые срочные меры по усилению даурских острогов людьми и воинскими припасами.
Албазинский острог с каждым годом все больше укреплялся, некоторые даурские и эвенкийские князья переходили на российскую сторону, а это означало, что их уже не обложить данью. С другой стороны, казачья вольница тоже не всегда вела себя мирно, совершая самовольные набеги на маньчжурские территории. Причем обиды на русских были давними. Еще в 1670 году в Нерчинск к сыну боярскому Д. Аршинскому приехали маньчжуры с жалобой на албазинцев за их походы в низовья Амура. Нерчинскому приказчику ничего не оставалось, как запретить казакам самовольные вылазки и доложить об этом в Москву.
«Буйные и своевольные казаки часто выходили из повиновения воеводам: не слушали посылаемых от них грамот и наказов, в которых запрещалось с „китайскими людьми заводить ссоры“, они не стеснялись творить всякие обиды и насилия не только над инородцами и китайцами, но даже и над своими русскими поселенными у Албазина пашенными крестьянами. Но особенно обижали и разоряли казаки китайцев, к которым подчас проявляли даже большую жестокость.
Хозяйственное освоение первопроходцами Приамурья и объясачивание местного населения лишали маньчжуров источников дальнейшего захвата пленных и поступления отсюда ценной пушнины. Кроме того, маньчжуры справедливо опасались, что примеру таких даурских и эвенкийских князей, как Гантимур, Туйдохунь, Баодай и Вэньду, добровольно перешедших со своими людьми к русским, могли последовать и другие племена не только левобережья и Верхнего Амура, но и его правобережья.
Участившиеся набеги маньчжурских отрядов, неопределенность пограничного положения, мешавшего закреплению крестьян на Амуре, диктовали необходимость установления нормальных отношений с Китаем. Русские попытались вести с Пекином дипломатические переговоры, причем этим вопросом озаботилась даже далекая, почти как другая планета, Москва. Однако маньчжуры и китайцы вели переговоры в характерном для них стиле, исходя из концепции Срединного государства, все не китайцы по этой концепции воспринимались как варвары, обязанные платить императору дань, изъявляя полную покорность.
Еще в 1653 году по почину московского правительства в город Пекин был направлен сын боярский Байков. Русское правительство было обеспокоено длительным отсутствием Ф. И. Байкова. Лишь в мае 1657 г. оно получило информацию, что русский посол задержан в Пекине в связи с походами казаков по Амуру.
Официальной целью этого посольства было уведомление богдыхана о здравии царя и получение сведений о ханском здоровье, действительной же задачей являлось установление торговых отношений. Посольство Байкова оказалось неудачным. Строптивый сын боярский, свято охранявший честь своего царя, столкнулся с не менее строптивыми чиновниками богдыхана. Байков полгода спорил о церемониале вручения верительных грамот и подарков. Он требовал, чтобы ему лично позволено было вручить все самому императору, а не через третьи руки. Вельможи богдыхана настаивали на своем, и Байков вынужден был покинуть Китай. Но поведение русского посла произвело на надменных маньчжур большое впечатление.
Непримиримая позиция цинского правительства в области дипломатического церемониала, по видимому, также произвела впечатление в Посольском приказе, наказная память разрешала С. Аблину и И. Перфильеву «государеву грамоту и поминки отдать бугдыхана царя ближним людям». Однако уступки царского правительства, отраженные в грамоте и наказной памяти, так и не были доведены до сведения маньчжурской стороны.
Оценили 8 человек
11 кармы