1 июня 2021 года вступил в силу Закон о просветительской деятельности (так назвали в СМИ изменения в Федеральный закон "Об образовании в Российской Федерации").
Этот закон вызвал бурную дискуссию в обществе ещё на этапе обсуждения его Госдуме. Реакция была в основном остро негативная. Против принятия закона была организована петиция, набравшая 248 тысяч голосов, против выступили видные учёные и общественные деятели, представители искусства и бизнеса, творческих и научных сообществ. В ходе обсуждения прошла пресс-конференция, в ходе которой было высказано мнение, что этот закон станет «цензурой для всех – от академиков до ведьм». Вспоминали предложение Козьмы Пруткова о введении единомыслия в России и запрета на любую иную мысль, которая не идёт от чиновников, государства и бюрократов. Опасались, что, что этот шаг убьёт инициативу студентов и преподавателей, затормозит образовательную и научную деятельность, а также деятельность в сфере культуры.
Заслуженный профессор МГУ имени Ломоносова, член СПЧ Александр Асмолов высказался наиболее резко: «Этот закон — удар по всем установкам президента РФ, связанный с амбициями, чтобы Россия играла ключевую роль в вопросах образования и науки. Введение закона отбросит нашу страну далеко назад. И слово “мракобесие” станет не каким-то признаком прошлых жизней, а нашей реальностью. У меня боль за наших школьников, студентов, академиков, которым этим законом пытаются набросить паранджу на сознание и превратить его в сознание фанатиков».
Мнение другой группы экспертов выразил Сергей Марков – генеральный директор Института политических исследований. По его мнению, поправки о просветительской деятельности «не очень хорошие, но абсолютно необходимы», поскольку под видом просветителей часто орудуют русофобы.
Он обосновал принятие закона невозможностью заранее определить, «что является лекцией добра, а что зла». Заранее определить это юридическими методами нереально, поэтому в этих условиях государство вынуждено «все просветительские формы записать в подозрительные, а решать будет уже по факту».
Третью группу составили те, которые не увидели в законе никакой угрозы ни самому просвещению, ни его участникам, находящимся за рамками официального образовательного процесса. Они полагают, что закон касается только организаций, осуществляющих образовательную деятельность, и не затронет независимых блогеров, ютуберов, а также многочисленные частные школы, действующие в интернете.
Перечитав десятки статей на эту тему, я отметил одну объединяющую их особенность: никто из авторов и процитированных ими экспертов даже не попытался рассмотреть этот вопрос с позиций исторического опыта (возможно, что такие статьи всё же были, а я просто их не заметил). Все обсуждения сводились к попыткам трактовать те или иные положения закона и возможное их влияние на работу по распространению знаний.
Однако, для того, чтобы понять истинное значение любого события и правильно оценить его перспективы, надо обязательно рассмотреть его в исторической ретроспективе и в контексте глобальных событий, происходящих в стране и в мире.
Рассвет НИПа
В 1987 году я работал в газете «Ленинградская правда» (ныне «Санкт-Петербургские ведомости») и вместе с тысячами своих коллег из разных СМИ, оказался на гребне волны перемен, охвативших тогда Советский Союз под флагом горбачёвской перестройки.
Нам, журналистам, чьё каждое печатное слово подвергалось жёсткой цензуре, вдруг разрешили писать на табуированные темы!
Я стал одним из первых, кто воспользовался благами НИПа, и опубликовал в «Ленправде» (органе Обкома КПСС, между прочим) статью о проституции в нашей стране. Статья вызвала шок в народе – ведь по всем официальным канонам в Советском Союзе проституции не существовало! Но те, кто сталкивался с ней в силу профессии или других обстоятельств, очень хорошо представляли размах этого явления. До журналистики я сам был «глубоко в теме» (служил в правоохранительных органах), поэтому легко написал острую статью.
Нынешнему поколению журналистов трудно представить, в каких условия мы работали до начала перестройки. Как изощрялись, используя эзопов язык, чтобы передать читателям правдивую информацию, скрыв при этом её от цензоров. И вдруг плотину, надёжно защищавшую народ даже от малейших ручейков правды, прорвало, и на людей обрушились огромные потоки информации.
Газеты, журналы, телевидение, радио (интернета в СССР тогда не было), словно соревнуясь друг с другом, наперебой предлагали «жареные факты и «секретные материалы».
Киностудии тоже не остались в стороне. Практически сразу после выхода статьи о «ночных бабочках» мне позвонили с Ленинградской студии научно-популярных фильмов и предложили написать на эту же тему сценарий для полнометражного документального фильма. Фильм под названием «На дне. Сколько стоит любовь» вышел в свет в 1988 году и обошёл все кинотеатры города, собирая полные залы возбуждённых зрителей (в съёмках участвовали, причём с удовольствием, элитные валютные проститутки). Спустя год с такой же помпой по экранам страны прошёл фильм Петра Тодоровского «Интердевочка», созданный по материалам одноимённой повести Владимира Кунина.
По вечерам миллионы людей буквально прилипали к экранам телевизоров, чтобы посмотреть очередной выпуск программы «Взгляд», в которой четверо молодых ведущих открыто обсуждали то, что совсем недавно было надёжно укрыто «за семью печатями».
Водоворот страстей бушевал на страницах «Литературной газеты», еженедельника «Куранты», «Аргументов и фактов», «Независимой газеты» и сотен других СМИ, развернувшихся в полную силу под флагом гласности во второй половине 80-х.
В начале 1991 г. образовалась Российская независимая телерадиокомпания, в составе которой стало функционировать «Радио России».
Даже любители «летающих тарелок» и прочих чудес обрели свой печатный орган – газету «Аномалия», посвящённую всему непознанному и малообъяснимому.
В 1989 году в стране прошли первые свободные демократические выборы народных депутатов СССР, и мандаты народных избранников получили многие известные общественные деятели, среди которых были и журналисты.
В те времена, которые мы в шутку называли «разгулом демократии», нам, журналистам, казалось, что это теперь навсегда и мы взахлёб писали, боясь упустить что-то новое и важное, возникавшее почти ежедневно. И мы не создавали «фейков» - сама жизнь была богаче любых фантазий и в избытке предоставляла нам пищу для творческой переработки.
И мало кто тогда понимал, что вся эта перестройка с её гласностью имеет и второе дно – развал СССР.
В этом месте сделаю короткое отступление от темы, чтобы обозначить свою авторскую позицию. В этой статье, как, впрочем, и в своих книгах, я описываю только факты и события без выражения к ним своего отношения. По моему убеждению, формировать отношение – дело самих читателей, и на этот процесс я влиять не хочу.
Исторически так сложилось, что литература, а журналистика в особенности, в основном занимается именно этим – навязыванием читателям определённого отношения к событиям и персонажам. И все описываемые факты служат лишь аргументами в пользу взглядов автора. Крайним выражением такой позиции является фраза знаменитого революционного поэта-футуриста Владимира Маяковского «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо». В той же поэме «Домой!» есть ещё и такое его заявление: «Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье».
В те уже далёкие времена моей молодости, пришедшееся на годы перестройки, я тоже изображал из себя пламенного трибуна и несгибаемого борца за правду и справедливость (разумеется, как я сам их тогда представлял). Сегодня я себя заводом не ощущаю, а своё перо считаю только пером для написания текстов. Поэтому продолжу бесстрастно описывать цепочку событий, одним из звеньев которой стал сегодняшний закон о просветительской деятельности.
В своём повествовании я дошёл до 1991 года – последнего года существования советской империи. До принятия закона, ставшего крупной вехой на пути к закату НИПа, было ещё 30 лет, и надо хотя бы бегло пройтись по ним, чтобы понять причинно-следственные связи между прошлым и настоящим.
Продолжение следует
Оценили 32 человека
46 кармы