7 ноября 2017 года я сидел в деревянном откидном кресле на последнем ряду нашего пустого клубного зала.
За зашторенными высокими окнами серел будний лагерный день. Тишина нарушалась только ленивыми возгласами охранников, гулким топотом отрядов, идущих на кормление, да лязгом замков «локалок».
Последние листья берёзы у медчасти напротив опали.
«Опавшие листья…» Розанов. «Русь слиняла в три дня»…
Ровно сто лет прошло. Век.
Где-то в Москве шуршат «опавшие листья» КПРФ. Кто-то вспоминает 50-летие ввода в строй Останкинской башни. Власть натужно треплется о «Дне воинской славы», связывая её с легендарным парадом 1941 года – гениальной инициативой Сталина, кажется, единственный раз согласившегося повторить свою речь в закрытом помещении.
Уже всё расшифровано покойным дешифровальщиком-«предметником» Егурновым на станции метро «Маяковская», где в креслах из концертного зала им. Чайковского сидели участники торжественного заседания, посвящённого 24-й годовщине «Великого Октября».
Зал передо мной пуст. Судя по описи, светло-коричневых кресел со спинками, похожими на гитарные деки, ровно 210.
«210 шагов»,- так называлась поэма Роберта Рождественского. Ровно столько чеканила смена почётного караула от Спасской башни до Мавзолея Ленина, потом Ленина-Сталина, потом снова одного Ленина.
Мне в пустом зале уютно и бездумно.
Уютно, потому что ещё грудничком мои активные родители брали меня с собой на концерты художественной самодеятельности.
Отец читал стихи:
…и продал власть аристократ
Промышленникам и банкирам.
Мать пела:
Я люблю тебя, Россия,
Дорогая моя Русь!..
Я орал у кого-то на руках в артистической.
Бездумно – потому что ощущал вековую усталость, неразрешённость старых вопросов, непримиримость старых правд.
«Тюремные каникулы» по-своему комфортны. Вот в зале на стене – вполне себе художественное панно: одухотворённый пианист, разудалый плясун в косоворотке, лесной прудок без Аленушки, редкий берёзовый лес а ля Куинджи, ну и толстый негр с маленькой трубой – видимо, как память о беспредельном некогда интернационализме.
А ещё – настолько реалистичные пейзажи, что кажется, они созданы в конкретных местах Борисоглебского района Ярославской области: грибной лес под Вощажниково, поля с перелесками и прудком за Георгиевским, где неподалеку стоит одинокий домик профессора Королёва, который в своё время, будучи «корреспондентом» советской разведки, научил в Гималаях «Битлов» пить водку (Леннона не было, он остался с Йоко в Нью-Йорке). В 1993 году в этом домике профессор сочинял, кстати, проект Конституции, которым позже оклеивал туалет.
Сто лет прошло. Пошёл второй век.
ХХ-й окончательно погружается в историю. Такое! – и прошло.
Всё пройдет. «Я оглянулся по сторонам. И это пройдет…»
У Кремлевской стены – всё Завета Сыны,
Закалённые дети Бнай-Брита.
В Мавзолее лежит парвеню Сатаны.
Память эта почти что убита.
Сладострастно косила Россия сынов
Анна Бельц (пулемётчица Анка).
Крыму дали невиданный смерти улов
Бела Кун и Розалия Залкинд.
И – как пули в сердца – так в наш мозг внедрены
Эти квазикультурные тромбы.
Позаботились знатно Завета Сыны
О несметных своих гекатомбах!
Пойду за кулисы. Там пианино. Побарабаню «Azurro», и полегчает. Не дай Бог помрёт Челентано! Тогда уже в Европе, считай, и жалеть некого будет.
У пианино обнаружился посетитель библиотеки. Они, посетители, возникают в любое время в любом месте, так как графика начальство не соблюдает, а из одной локалки-мышеловки в другую попасть трудно, надо ждать доброго мимопроходящего «фашиста», чтобы тебя выпустили. Так что ничего удивительного в появлении позднего, как оказалось, любителя стихов, не было.
Через минуту я уже знал, что он – Федя из Сарапула, 30 лет, отец двух дочек 5 и 9 лет, рабочий-дорожник. Хотел ещё сына, но получил 4 года за обнаруженные у него 1,07 г порошка. Причем «своё» он проглотил, чем раз в месяц баловался, не рискуя травиться официальным наркотиком – водкой. Пакетик с дурью ему любезно подкинули озабоченные планом полицаи.
Так что если и есть у России беда, то это отнюдь не дураки и не дороги, а нечто третье, имя которому – власть…
Я все-таки отбарабанил «Azurro», а потом мы с Федей пошли в библиотеку. Со стенда на нас недоверчиво глядел только Гоголь («и рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую, - ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы»).
Все остальные гении смотрели в сторону: Ломоносов – с задумчивой печалью, Гончаров – с чувством выполненного долга, молодая Ахматова – мужественно, но со скорбной покорностью грядущей судьбе. «Наше всё» - с благородной решимостью бороться до конца.
Под портретами красовалась двусмысленная надпись, то ли завуалированный совет, то ли предупреждение, то ли издевательство:
«Чтение может быть причиной развития мозга».
Мы подошли к сварным стеллажам, помеченным белокрасочной маркировкой.
Я вынул книгу наугад и раскрыл на последней странице. Это был том Льва Ошанина, «Песня о тревожной молодости», написанная в год рождения моих ровесников, в 1958-м.:
Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд!..
Так и помрем – детьми. Своего времени.
Оценили 0 человек
0 кармы