НервАНА

Поразительно интересно наблюдать и даже общаться с живою тварью, - в данном случае с собой.

Понимаешь вдохновение павловых или сеченовых, десятками, а может, и сотнями жертвовавших ради подобного слежения собаками и лягушками.

Ради науки, в конечном итоге – ради жизни на земле пылало их вдохновение, и несказанный восторг открытий становился вожделенной наградой их круглосуточным трудам, лишь со стороны могущим казаться кому-то муторными и однообразными.

Вдруг стало очевидно, что твоё горе, казавшееся поначалу чуть не всеобъемлющим – это лишь капля в океане Великого Горя, в котором пребывает твоя родина, твой многострадальный народ – самый крупный из разделённых и обделённых народов – русские.

Только счастливый характер, исполненный природного оптимизма, и «сон золотой», для которого используются все поводы – от футбола и водки до параноидального автолюбительства и экзотических видов хобби, - только это, да ещё, пожалуй, врождённое чувство философичного юмора и глубинное горделивое презрение к убогим, хоть внешне величавым, паразитам, всепланетным и доморощенным, позволяют встречать очередные последние времена с насмешливой улыбкой.

Так пляшет на дискотеке человек, еще не знающий о крохотной злокачественной опухоли, возникшей в его мозгу; так радуется пополнению банковского счета румяный весельчак, не ведая о том, что холестериновый сговор вскоре приведет к тромбовой стачке, и сплоченный воедино конгломерат отправится в первую и последнюю прогулку по его артериям…

Утратились иллюзии, коими питаются оптимистично настроенные писатели, политики и общественные деятели. Дай им Дажьбог здоровья, а их оптимизму – неугасимости!

Но седин больше не прибавляется.

Обломанные о железные двери ногти вновь обретают привычную форму, - как у Гоголя в могиле.

То есть инстинкт самосохранения и даже регенерации – работает. Азъ – наблюдаемая живая тварь – воспринимает окружающий мир чуть не восторженными глазами.

Люди в «фашистских» формах милы и предупредительны, ибо могли-то быть совсем другими!

Собратья в чёрных робах спрашивают не только Донцову и Винни-Пуха, но и Фейхтвангера с Мельниковым-Печерским.

И сами робы с серебряными полосками на плечах больше не напоминают первичные эскизы эсэсовской формы. Скорее это форма некой команды-экспедиции по изучению жизни как таковой. Или группы подопытных. В данном случае это почти безразлично, - все ради науки, так сказать!

Искорки снежинок на спиралях Бруно радуют глаз, вызывают полузабытое детское предновогоднее волнение.

Ощущение сказочности окружающему придает гигантский котёл-цистерна с дымящейся баландой; струйки полутёплой воды из обновленного кое-как по случаю приезда-наезда начальства душа; ставший дряблым, в «пролежнях» от ночёвки на углях в котельной, рыжий в принципе, кот; звездочки – «старые» на небе нашего «полусевера» и новые – на погонах конвоиров.

Даже в «историческом» уголке, посвящённом основанному в год полета Гагарина лагерю (мне было три года), расцвет которого пришелся на начало 80-х (он как бы ждал меня, «готовился» к встрече с ещё ничего не подозревающим, беспечным и готовым обнять весь мир выпускником журфака), - даже в этом микромузее макростраданий – уже не тоскливо, а… уютно.

Если, глядя на чёрно-белое фото залитого цементом фундамента церкви, прищуриться, то не о бесполезном сизифовом труде во благо рабовладельческого фарисейства подумаешь, а о морском побережье Геленджика.

А портрет Дориана… то есть Президента?

Он стал чуть ли не светиться: во взгляде ушлый официоз, строгость, и без того напускная, сменилась доброжелательностью и состраданием. Человек даже заулыбался!

Просто другой человек!

Хорошо-то как!

Чудны дела твои, Господи!

И каким далеким диссонансом звучат слова язвительной Зинаиды Гиппиус: «Это наука, это Европа, это культура – скучны нашему оголтелому матросью, нашим доморощенным гориллам на цепочке у мошенников – у шайки, нами, дураками, завладевшей и «правящей».

На всё изложенное нами –

Один-единственный ответ:

Любить «обглоданный жидами»*

Любимой родины скелет!

«Но не тем холодным сном могилы…» - вот это по праву лучшее русское произведение песенного жанра.

В нём – дух русский, свободный, родственный всей Вселенной, напряжённое умное созерцание, сопричастность мирозданию, мучительное, но и сладостное сознание недостижимости целокупного знания (ведического?) и в то же время упрямая в нём потребность, инстинктивное, сродни движению рыбы на нерест, движение к нему.

И все это – без «бытовухи», борьбы с врагами и стихией природы, - представлено в чистом виде!

Заветнейшая мечта творческого начала, в коем сконцентрировано Богоподобие!

И теперь – странное бытие на зоне.

Ведь легко отбрасываются мелочи типа нежеланного общения и бытовых неудобств; моменты, когда может встрепенуться твоя гордыня.

А остаётся? Что остается, если к нему, этому «что-то», отнестись рачительно и с умом?

То самое вожделенное Лермонтовым состояние сознательной летаргии. «Большая перемена». «Большой бекар» - отмена условностей. «Нежданные каникулы»… как подарок судьбы.

Да и к самой смерти возникает спокойное, без истеричности, без клокотания той же гордыни, отношение как к неизбежному сну: «как ни пляши на дискотеке, а спать завалишься, как убитый».

Чтоб всю ночь, весь день, мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Тёмный дуб склонялся и шумел.

И Одиночество.

Неизбежное Одиночество покоя, втайне желаемого помимо воли.

5 декабря 2017 г.