Самым непокорным народом в мире называли русских враги. От полумифических обров до вполне реальных византийцев в прошлом и бжезинских в настоящем.
И для того, чтобы перековать русских в покорных, им приписывали рабскую психологию и ломали через колено. «Свои» и чужие.
Но первым делом стремились лишить нас собственной истории и вообще всех предметов гордости…
Русские этим гнусностям верить не хотели. И не хотят.
Их, как известно, мало убить – надо еще повалить.
Беда Москвы в том, что она со всех сторон окружена Россией, поэтому до деревенского дома – уже в Россию - надо добираться на нескольких электричках...
Попутчиков уже много, несмотря на рань. Описывать или даже упоминать всех нет ни возможности, ни необходимости. Бытописатель позапрошлого века пытался выяснить, как сход общины решит свои проблемы. Так он так и не понял, каким образом только что лаявшиеся, чуть не до дубья, крестьяне вдруг полюбовно разошлись по домам. Оказывается, они все решили. А он, интиль, ничего не успел уловить.
- А вот что значит «Россия»? - вопрошает окружающих один из «мужиков в электричке», отложив в сторону газетку. - Это значит «Ра-сея», светоносная. Ра — бог солнца в Египте, читай — свет. «Сеющая свет», понятно?
И, довольный собой, видимо, слегка «под шафе», попутчик отваливается к мутному окну вагона.
«Расея» же, казалось, была вся тут: каре- и голубоглазая, тайком пьющая и тайком думающая, пересыпанная рюкзаками с рыболовными прибамбасами и теми же газетками, накопленными для внимательного чтения в очередной мутный период политической «непонятки». В который раз она была стронута и втиснута в вагоны. Но люди все шутили, ругались беззлобно, рассказывали «про страшное» (кризис, путаный «тандем», бесчинства «черных» по лондонам и России), да про случаи небывалого везения, ибо здесь, в замызганном вагоне, где нет и не может быть никакого начальства, никакого чужого уха, они отдыхали душой, будто в семье, не совсем благополучной, но родной; громогласно делились житейским опытом и беззаботно «копали»-исследовали все, что на ум приходило, иной раз делая выводы то немыслимо нелепые, то похожие на озарение.
- А «славяне» что значит? - вновь вещал от окна «любитель словесности». - Говорили раньше «словене», то есть знающие слово, умственные, добрые люди.
- А немцы что ж, немые, что ли? — спросил татуированный мужик, сидевший поодаль, и, казалось, совершенно отрешенный от окружающих.
- А точно, «немые»! — ахнул первый. - Славяне весь запад называли немцами - по радио слыхал!
Да, и при Фридрихе Великом, в середине «осьмнадцатого» века, вокруг Берлина народ в основном говорил по-русски.
- А мы - немытые, - хохотнул невесело второй, даже не обернувшись, и взглянул на запястье, где были вытатуированы часы, будто с чем-то сверяя одному ему известное время.
- Отчего ж это немытые? - обиделся первый под всеобщее внимание. - Баньки по всей России каждую неделю дымились.
- Не каждую, а раз в десять дён, - готовно подсказала старушка, из сумки которой, пришпиленный булавками, озирался толстый серый котище.
- Ну, в десять... - согласился «любитель словесности». – У меня зять в Париже был, в музее - видал там богатой работы вшигонялки. Это к ихним высоким прическам приложение, к маркизам-баронессам...
Да, язык наш - чудо-чудное, диво дивное, - подумалось в который раз.
«Аз Буки Веди!» - вспоминался разволновавшийся академик Борис Александрович Рыбаков. - Значит «Я буквы знаю! Я грамотен!»
И продолжал: «Глагол Добро Есть!» - «Слово — добро есть!» - маститый академик был явно восхищен звучащим смыслом старой русской азбуки в свои восемьдесят так же, как и в тот день, когда впервые узнал о нём, в гимназическом детстве.
- Или - «Добро Есть Жизнь» - все равно прекрасно! Или — «Рцы Слово Твердо!» - говори твердо, искренне, отвечай за свои слова, не прячь глаза!
Нет, это само по себе — великая поэма, нами постыдно забытая...
Родина моя иной раз напоминает мне пьяную бабу, холодным рассветом пробудившуюся в придорожной канаве. Изодранную душевно, с побоями по всему телу. В голове шум, обрывки вчерашнего беснования, лица тех, кому беспредельно вдруг поверила-доверилась, - оскалившиеся в глумливой улыбке, со смаком предающие. Мучит ее совесть за оставленных без присмотра деток... Все тело болит, и мысль съеживается до примитивного желания вылезти из канавы. Со стоном нестарая женщина пытается опереться на осклизлые края той канавы, но вновь и вновь срывается. И, может быть, к лучшему: вдали слышится топот ищущих её. Женским звериным чутьем она угадывает - чтобы добить, замести следы, надругаться в остатний, грозный час. И отползает, отползает в придорожные заросли, догадываясь, что где-то там, в стороне, есть ручей с чистой водой, в котором можно омыться, прийти в себя и спастись, все-таки спастись! Успеет ли скрыться? Успеет ли прийти в себя? Успеет ли, мать моя, поруганная родина моя?..
И сегодня, в День России, стучат в висок чеканные строки Максимилиана Волошина, его "Заклятье о русской земле":
Встану я помолясь,
Пойду перекрестясь,
Из дверей в двери,
Из ворот в ворота —
Утренними тропами,
Огненными стопами,
Во чисто поле
На бел-горюч камень.
Стану я на восток лицом,
На запад хребтом,
Оглянусь на все четыре стороны:
На семь морей,
На три океана,
На семьдесят семь племен,
На тридцать три царства —
На всю землю Свято-Русскую.
Не слыхать людей,
Не видать церквей,
Ни белых монастырей, —
Лежит Русь —
Разоренная,
Кровавленная, опаленная
По всему полю —
Дикому — Великому —
Кости сухие — пустые,
Мертвые — желтые,
Саблей сечены,
Пулей мечены,
Коньми топтаны.
Ходит по полю железный Муж,
Бьет по костём
Железным жезлом:
«С четырех сторон,
С четырех ветров
Дохни, Дух!
Оживи кость!»
Не пламя гудит,
Не ветер шуршит,
Не рожь шелестит —
Кости шуршат,
Плоть шелестит,
Жизнь разгорается…
Как с костью кость сходится,
Как плотью кость одевается,
Как жилой плоть зашивается,
Как мышцей плоть собирается,
Так —
встань, Русь! подымись,
Оживи, соберись, срастись —
Царство к царству, племя к племени.
Кует кузнец золотой венец —
Обруч кованный:
Царство Русское
Собирать, сковать, заклепать
Крепко-накрепко,
Туго-натуго,
Чтоб оно — Царство Русское —
Не рассыпалось,
Не расплавилось,
Не расплескалось…
Чтобы мы его — Царство Русское —
В гульбе не разгуляли,
В плясне не расплясали,
В торгах не расторговали,
В словах не разговорили,
В хвастне не расхвастали.
Чтоб оно — Царство Русское —
Рдело-зорилось
Жизнью живых,
Смертью святых,
Муками мученных.
Будьте, слова мои, крепки и лепки,
Сольче соли,
Жгучей пламени…
Слова замкну,
А ключи в Море-Океан опущу.
Оценили 0 человек
0 кармы