Судьба третьего дома

За сорок третьим домом уже лес начинается, пригород. И даже какой-то пруд, пока не заваленный мусором, плещется. Ну, не то, чтобы уж прям плещется, но - наличествует. Может, кстати, его и не завалят: по Жилкомхозу слухи ходят, что скоро раздельный сбор мусора введут - заблестит государство, заиграет. Ну, я-то думаю, что несознательные как выкидывали в мешках вечерами под кусты свои продукты жизнедеятельности, так выкидывать и будут. Природа человеческая, за две тысячи лет не исправили, так и мы не исправим. А пока, в общем - пруд!

Сижу вот, на пруду, намедни, кефиру выпил с булкой, цыгарку засмолил, на травке развалился, и вижу - шкандыбает начальник нашего ЖЭКа, Павел Петрович Толстиков, в народном просторечии - Адольф. Усики у него, как у вождя немецкого народа, хотя он, конечно, скорее на Анастаса Ивановича Микояна усами намекает. Мол, я - как Микоян, от Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича, и хрена лысого вы меня с моей должности сковырнёте!

Свернуть

Но народ у нас, сами понимаете, на язык несдержан. Слесаря да дворники, из образованных - только паспортистка, и та из декретов не вылазит. Так что прозвали его не Анастас. Да и характер у него… Скажу прямо - склочный характер. Нервный. Жалобы от жильцов плохо переносит. Как заведётся на собрании, как пойдёт, как пойдёт! Руки то в кулаки сожмёт, то пальцами скрюченными воздух когтит, то к лампочке вскинет - думаю, что это он неосознанно фильм Ромма копирует, “Обыкновенный фашизм”. Насмотрелся, и через усы свои прикипел к образу энергичного австрийского Цицерона.

Так и знал, что мимо не пройдёт, зацепит.

- Здорово, Афанасий! - это он мне, значит, - отдыхаешь?

- Так обед у меня, Пал Петрович. Три утечки с утра уже устранил.

- Смотри у меня! Опять с жалобами прибегут! - вот манера у него какая.

- Да нет никаких жалоб! Всё спокойно, может, благодарность даже напишут…

- Благодарность, говоришь? Главное чтобы из милиции благодарность на тебя не пришла очередная! Последний раз еле отбили тебя, загремел бы на годик, за ту витрину!

- Петрович, ну чё ты? Встал что ли не с той ноги? Поминаешь старое… Я, кстати, в том месяце уже с зарплаты последний вычет за неё отдал, так что всё, вопрос закрыт и забыт. И не витрина, а дверь, да и то - не дверь, а половинка только, - было дело, поскользнулся я зимой, уставший после смены, и чемоданчиком своим железным въехал в стеклянную дверь гастронома. А рядом, как назло, участковый проходил, оформили как хулиганство по пьянке, хотя я там выпить-то успел ерунду, двести всего, или триста. Точно не поллитру. Это вот прям точно. Но, дура лекс, выговор впаяли, из зарплаты вычет сделали, да такой, будто я в Елисеевском весь фасад расколотил.

- Ну, общественность может тебя, Афанасий, и забыла, да вот я не забыл. Иди работай. Зарабатывай на будущие витрины. Зима не за горами.

- А вы не мне про зиму напоминайте! А вот ему! - я кивнул в сторону сорок третьего дома, - у меня зимой будет отопление. А вот у него непонятно, что будет, - я решил переключить внимание Адольфа на другой объект. Со стороны массива по тропинке, срезая через пруд, шёл управдом с третьего дома.

Дом этот стоит на границе участков двух ЖЭКов: нашего первого и соседнего четырнадцатого. Уж не знаю, что там произошло, но как-то так вышло с этим домом, что энергосети его былы изначально подключены к нашему участку. Отопление тоже с нашей трубы магистральной заходило. А вот подъездная дорога с нового окружного шоссе шла с другого участка через двор третьего дома в наш жилмассив. Подъездами дом был обращён к соседнему микрорайону, и многие дети ходили туда в детсады и школу. И вообще, весь этот дом был каким-то сплошным недоразумением. Стоял как-то углом, неровно, часть как-будто на нашей земле, а часть — будто и в другом микрорайоне.

Управдомом при нём уже третий десяток лет был здоровенный мужик, скандалист и хитрец — Александр Григорьевич Лешенко. Прозвищем его народ наградил получше, чем моего начальника: «Тракторист». Управдомом он был неплохим. Постоянно что-то выбивал и выкручивал, причём сразу с двух ЖЭКов. То песка откуда-то навезёт в песочницы, то чернозёма для клумб. С нашего ЖЭКа, значит, внеплановый ремонт энергосетей, а с их — заплатки на дорогу. И туда, значит, и сюда. А наш Толстиков всё понять не может, имеет право Тракторист с него требовать ремонта или нет? Документов тот накопил — в три года не разобрать. И на всё у него справки, а на справки — другие справки, и на каждую печать — подтверждение подлинности печати и подписи, а на те подписи и печати — другие подтверждения и справки. Как начнёт грохотать со своим южным говором, гыгыкает и хыхыкает, и юлит, и льстит, и то грозит дойти до Главного Управления Жилкомхоза, то приобнимает и в друзья набивается. Усы у него — ну не Будённый конечно, но и не щёточка как у Адольфа нашего. Выдающийся, в общем, человек. В некотором роде.

Толстиков уже и в центр звонил, ругался. Предложил несколько лет назад дом переподключить, всё на четырнадцатый участок перевести. Устал от Григорьича. Но сверху отказ пришёл, а частным образом нашему начальнику было сказано, в коридоре, мягким голосом, наклоняясь к уху: «Организация у вас хозрасчётная, в ваших же, Павел Петрович, интересах, чтобы на вашем участке было больше домов, и проживало больше жильцов — вы таким образом приобретаете больший аппаратный вес, и ресурсы, понимаете, распределяются в первую очередь в крупные ЖЭУ». Это мне паспортистка рассказала, Ниночка, в один из кратких перерывов между своими декретами.

Как-то раз в третьем доме, кажется, в седьмом подъезде, прорвало отопление. И как назло — в мою смену! Аварийка приехала, течь залатали. Но мне потом пришлось по всем стоякам ходить, проверять, чтобы гидроударом где периферийные трубы не рвануло. Всё оказалось в порядке, и Григорьич пригласил меня, балагуря и хэкая, к себе в квартиру «на пару слоу, букуально на пару, максымум на тры!» По обстановке в квартире было ясно — куркуль, и жить умеет. Стены в коридоре деревянной планкой обделаны. В углу два мешка картошки, сверху сеточки с луком свисают. Везде салфеточки кружевные на мебели, тюль за шторами. На холодильнике в кухне — небольшой «Шилялис» стоит. Краем глаза в комнате увидел радиолу «Дайну», литовскую. Конечно, тоже накрытую кружевом, на котором лежала стопка польских журналов «Урода». В общем, зажиточная квартира.

- Шилялис, - я полуспросил-полусказал, надо же было как-то похвалить хозяина за достаток.

- Да-да, с Литуы, свояк приуёз. Усё в гости зауёт да зауёт. Но мы Родину не бросим, уерно?! - Григорьич густо засмеялся в свои усища, приобнимая меня и присаживая за стол, - щас быстренько соорудим, соорудим!

Из холодильника появилась негабаритная бутыль с прозрачным содержимым, литра на три, шматочек сала на тарелке, к которому прилипла половинка лаврового листа. Чудесным образом материализовались два даже на вид хрустящих огурца, лежащих на небольшом блюдце, которое, конечно же, было поставлено на аккуратную кружевную салфетку.

- Кум! Кум с Черныгова заезжал! Самогонка там — блеск! С пшеныци, с чистага зерна гонят! Хряпнем по соточке, да?! - разливая из бутыли в крупно-гранёные полурюмки-полустаканы, не давая мне опомнится, напирал Григорьич.

Почему-то я тогда ещё подумал, что гонит самогонку он сам, где-нибудь на даче, или даже непосредственно на балконе. Хотя может, и кум... Было ясно, что хозяин любит самогон, лук, верит в целительную силу физического труда и работает где-то начальником средней руки. Бывший председатель колхоза — вот такой вот типаж. Как я понял в течение следующего разговора, он принял меня за слесаря с четырнадцатого ЖЭКа, и намеревался подбить клинья насчёт новых замков на чердачные проходы, якобы старые заедают. Выпили по две. Узнав, что я с первого, он буквально на секунду неловко замешкался, пробормотал, что «У Петровича замков нет, он и на свои-то дома достать не может», и убрал самогон в холодильник. Из чего я сделал вывод, что свой третий дом он если и считает некоторым образом прикреплённым за нашим ЖЭКом, но всё же не вполне прикреплённым. И наш ЖЭК не вполне своим. Не уверен, впрочем, что своим он считал и четырнадцатый ЖЭК. Григорьич был, как и многие бывшие председатели колхоза (ну типаж такой), уверен, что всё вокруг хоть и народное, но всё-таки немного моё. То есть — его. И если в дни наезда проверяющих из района — совсем немножко его, то в те дни, когда никаких проверяющих на горизонте не отсвечивает — даже множко его. Может быть, совсем всё его.

В общем, как известно, ласковый телёнок двух маток сосёт. К одной из таких маток, стремительно шагая, Александр Григорьевич в данный момент и приближался.

- Пэтроуич! - Загрохотал он средним, пристрелочным калибром из отдаления. Какие люди, и до сих пор не у ОБэХээСэС!

- Всё шутишь, Григорьич? У меня с органами всё в порядке, я замки на бордюр-левак не меняю, и вне очереди эту самую социалистическую собственность не распределяю! - весь подобравшись, парировал Адольф, то ли нападая, то ли готовясь отражать очередные запросы и претензии, которые, я чувствовал, вскорости обязательно воспоследуют.

- Та нехай с нашими органами всё будет хорошо! Какое-такое вне очереди? Это когда это наш народ был вне какой-то очереди? Ты скажи мне, Павел Петрович, почему мне люди передают, что ты нас чуть ли не от газа отключить хочешь?

- Кто говорит? - локоть Павла Петровича оказался зажат в огромных ладонях Тракториста, и они направились по тропинке к виднеющимся за кустами домам.

- Люди, люди говорят, Павел Петрович. Можно даже сказать, чуть ли не докладАють!

- А ты их слушай больше, Григорьич! И вообще, ходишь на собрания в четырнадцатый ЖЭК — ну так и ходи, пусть они тебе магистраль прокидывают, там мощностей-то, мощностей! А у меня к школе спортзал пристраивают, отапливать надо, а кто мне их даст, мощности-то?

- Петрович, давай конструктивнее, спортзал спортзалом, но люди-то! Куда людей денем? Замерзать будут люди, да? До зимы магистраль не протянуть, да и зачем мне их чужая магистраль при моём живом ЖЭКе?! - в бой начинал подключаться на басах главный калибр, поэтому, хоть управдом и начальник ЖЭКа отошли уже порядочно, слышал я всё хорошо. Ну хоть Адольф от меня отстал, подумал я.

Радетели за народное счастье играли в свою сложную политическую игру. Петрович не станет передавать целый многоподъездный дом в другой ЖЭК, мне это ясно как день. И Григорьичу тоже ясно. В Управлении не оценят, и даже рассматривать не будут такую инициативу. Спортзал, конечно, построят, и, конечно, обогреют. На то есть Горгаз, и тамошние инженеры что-нибудь придумают. Может, все эти угрозы были нужны Петровичу лишь для того, чтобы уравновесить какие-то будущие наезды и запросы Григорьича. Политика, да? Не, я лучше трубами буду заниматься. Утечки, опять же. Прокладки. На Волгу не заработаю, но на кусок хлеба с маслом — всегда будет. И на бутылочку пива, которую я накрыл пиджаком от Петровича. А то бы он ещё месяц припоминал, как и чем я обедаю, фюрер местного значения.

Хороший, в общем, был вчера денёк. Спасла меня большая политика от разборок с начальством. Спасибо Григорьичу.

А сегодня иду с утра на смену мимо третьего дома.

Вижу, пожарная машина стоит! И народ собрался. Дым с лоджии валит. Аккурат с квартиры Тракториста! Но уже потушили. Лестницу убирают, шланг скручивают. Народ шумит, но тоже расходится. Подошёл к невысокой женщине, лицо знакомое. Вроде, с соседнего дома.

- А чего тут случилось-то? - спрашиваю.

- Да у управдома, представляете, спирт на лоджии полыхнул, говорят, - затараторила она, - самогон варил, чёрт усатый!

- Да ну!

- Ага! Участковый приходил, увёл объяснительную писать.

Вкусный самогон был. Но довёл до цугундера. С умом надо делать всё! И под присмотром. Верно я говорю?